[На розовой бумагѣ].
20 Сентября 1863 г.
Добрые наши Валеріанъ Викторовичъ и Александра Ивановна!
Благодаримъ васъ, друзья наши, за вашу любовь къ намъ, пишу вамъ за себя и за жену мою Анну Сергѣевну, уважающую и любящую васъ съ того времени, какъ только узнала о васъ отъ меня. Бракъ нашъ былъ 16-го Августа; въ Твери мы -- 21-го того же мѣсяца. Путешествіе къ вамъ въ Нижній мы только отложили до времени, когда Богъ дастъ, но будемъ же у васъ. Случай съ братомъ вашимъ я отношу къ несчастію140. Все ли кончилось, извѣстите насъ. Эдакія дѣла у насъ строются отъ неопредѣленности и неуясненности того, чего долженъ держаться человѣкъ Русскій. Дѣлаемъ все какъ будто ощупью, въ ночной темнотѣ. Отъ того и невинные попадаются у насъ въ рядъ виновныхъ или обвиняемыхъ. Долго ли не дастъ намъ Царь небесный ума-разума, чтобы не случались у насъ подобныя несчастія, тяжело ложащіяся на молодую душу? Надобно намъ крѣпко и усильно молиться, чтобы къ намъ пришло царство Отца небеснаго, Отца свѣтовъ, разума, любви, утѣшенія, и чтобы воля Его была и на землѣ, какъ на небеси.
Я живу съ Анной Сергѣевной -- слава Богу! Пишу то или другое, какъ обыкновенно. Мысль работаетъ; дѣла много и въ рукахъ и впереди. Хочется, и нужно, заняться пересмотромъ дѣла объ Апокалипсисѣ и еще начатымъ ужъ дѣломъ о 3-ей книгѣ Ездры. То и другое внутренно связано между собою. Пусть ваша молитва содѣйствуетъ мнѣ въ совершеніи этаго труда, который для меня тоже, что былъ нѣкогда для святителя Димитрія трудъ "Чети-Миней"141. Не знаю, что будетъ угодно Создателю обо мнѣ. Житейской изворотливости, нужной въ отношеніи къ людямъ, у меня не было и нѣтъ, какъ знаете. Здоровье мое, какъ знаете, слабо и обстоятельствами послѣднихъ трехъ лѣтъ особенно истощено; съ наружной стороны я -- безъ средствъ и пособій. Но болѣе всего подсѣкаетъ меня какая-то связанность, стѣсняющая у насъ доброе -- если не болѣе, то по крайней мѣрѣ, не менѣе, чѣмъ худое. Послѣднее еще кое-какъ умѣетъ изворотиться, а доброе, останавливаемое или сдавленное какой-нибудь неразумной силой, по большей части только терпитъ и страдаетъ. Но умершій за насъ и теперь живый во вѣки вѣковъ -- сильнѣе всего и всѣхъ. У меня это -- одна надежда, въ отношеніи и ко мнѣ самому и къ Церкви, и къ Россіи, и къ прочему міру. Анна моя мнѣ сочувствуетъ въ этомъ. Отецъ Валеріанъ! Умоляю васъ -- давать чувствовать и понемножку сознавать вашимъ прихожанамъ, что они живутъ, трудятся, или страдаютъ -- у Своего всевышняго Отца, какъ Его присные, дѣти ради Сына Его возлюбленнаго. Ощущеніе отеческаго духа, осѣняющаго насъ во всемъ, непремѣнно должно быть въ живомъ христіанствѣ. Такъ и что касается науки,-- мы учимся, учимся, думаемъ, сочиняемъ тоже, какъ дѣти у Отца, дающаго намъ узнавать все свое но благодати возлюбленнаго Его Сына -- Господа нашего. И въ этомъ отношеніи нѣсть мужескій полъ и женскій,-- т. е. мущина и женщина равноправны на любовь Отца. Знаетели, что,-- когда я съ вами говорю, то мнѣ обыкновенно представляется мысль о Божіемъ, простирающемся на все земное-человѣческое, и о всемъ человѣческомъ-земномъ, восходящемъ къ Божію: то и другое -- по благодати Богочеловѣка, взявшаго на себя бремя всего худаго человѣческаго и изливающаго отъ своей полноты все доброе людямъ. Это мое и Богословіе и философское міросозерцаніе. Меня восхищаетъ, что дѣло благодати твердо обосновано въ себѣ самомъ. Зло и ложь какъ ни хитри и на бушуй, а только они, какъ подъятыя и вынесенныя вполнѣ на раменахъ Самой Истины и Блага, ужъ схвачены и подорваны въ своихъ основаніяхъ и развитіи. Жизнь и Истина жизни своею смертію упразднитъ имущаго державу смерти, сирѣчь діавола. Будемъ твердо держаться этаго. Если мужъ держится этаго въ началахъ своихъ, то жена поможетъ ему принять эти начала ко всей жизни до ея мѣлочей. Мнѣ радостно думать, что Александра Ивановна для О. Валеріана есть образъ Церкви, слѣдовательно -- и сокращенный, такъ сказать, образчикъ его прихода и школы, составляющихъ Церковь для его служенія. Простите, родные. Ваши соучастники въ Господѣ и Его благодати -- Александръ и Анна.