Въ Петербургъ возвратился изъ Маниллы одинъ изъ участниковъ Цусимскаго боя, флагманскій штурманъ эскадры адм. Рожественскаго, капитанъ С. Р. де-Ливронъ. Во время боя онъ находился въ крейсерскомъ отрядѣ адм. Энквиста: 14 мая -- на "Олегѣ", а 15 -- на "Аврорѣ". Дѣлясь въ бесѣдѣ съ корреспондентомъ "Нов. Вр." своими впечатлѣніями, вынесенными изъ этого безпримѣрнаго въ исторіи военно-морского похода за 14,000 верстъ, кап. де-Ливронъ высказалъ свой взглядъ на причины нашего пораженія при Цусимѣ. Такими главными причинами, помимо многихъ второстепенныхъ, являются три слѣдующія: 1) преимущество въ скорости хода японскихъ судовъ передъ нашими; 2) большая мѣткость ихъ стрѣльбы и 3) совершенство ихъ снарядовъ, своими свойствами превосходившихъ наши. Эти причины вырисовываются ясно на фонѣ нашей неподготовленности какъ въ отношеніи матеріальной части грандіозной военной экспедиціи, такъ и относительно личнаго состава.
-- Находясь въ штабѣ командующаго,-- говорилъ кап. де-Ливронъ,-- на пути изъ Россіи на Дальній Востокъ мнѣ часто приходилось бывать на разныхъ судахъ нашей эскадры и слышать мнѣнія каютъ-кампаній и командировъ о предстоящемъ боѣ. Мнѣнія эти сводились къ тому, что въ бою нашу эскадру разобьютъ, а если мы и пройдемъ во Владивостокъ, то потеряемъ часть кораблей. Но никто никогда не предполагалъ о такомъ уничтоженіи нашей эскадры, какъ это пришлось видѣть при Цусимѣ.
Преимущество въ ходѣ японскихъ судовъ передъ нашими быстро сказалось: на каждомъ галсѣ японцы обходили нашъ головной флотъ и били всѣми своими кораблями по нашему головному, такъ что и всѣ перелеты ихъ снарядовъ не пропадали даромъ. Постоянный обходъ нашего головного корабля, на которомъ сосредоточивался весь артиллерійскій огонь непріятеля, заставлялъ нашу линію уклоняться въ сторону, но тутъ мѣшали транспорты, находившіеся около броненосцевъ съ противоположной непріятелю стороны. Въ концѣ концовъ страдавшіе отъ снарядовъ транспорты сбились въ кучу, стояли носами въ разныя стороны и двигались по различнымъ направленіямъ. Транспорты мѣшали и движенію и стрѣльбѣ нашихъ крейсеровъ, такъ какъ противникъ, обладая прекраснымъ ходомъ, обходилъ транспорты, которые оказывались такимъ образомъ между непріятелями и нами. Наши концевые корабли, особенно третій броненосный отрядъ, сильно растягивались и отставали. Наша эскадра не могла имѣть большого хода потому, что, во-первыхъ, никогда раньше не учились маневрированію и стрѣльбѣ на большомъ ходу, а, во-вторыхъ, "Адмиралы: Сенявинъ, Ушаковъ, Апраксинъ" могли бы развить не болѣе 14 узловъ, "Наваринъ" и "Сисой" -- не болѣе 13, "Дмитрій Донской" -- 11 1/2, а нѣкоторые транспорты -- только 10 узловъ, и то лишь при условіи нормальной погрузки, а во время боя всѣ суда нашей эскадры были сильно перегружены углемъ, запасами и очень обросли въ подводной части за долгое плаваніе.
Японцы не жалѣли снарядовъ. Пристрѣлявшись по черному дыму рвущихся даже при паденіи въ воду своихъ снарядовъ и замѣтивъ, что они уже ложатся близко къ цѣли, японцы начинали громить наши головные корабли настоящимъ градомъ снарядовъ, такъ что вода вокругъ буквально кипѣла. Наша стрѣльба была вялая, стрѣляли рѣдко. Передъ боемъ данъ былъ сигналъ: "не бросать снарядовъ". Дѣйствительно, мы должны были ихъ беречь. Въ Кронштадтѣ, за недостаткомъ, нашу эскадру не могли даже снабдить количествомъ снарядовъ на 20 проц. больше положенія. Разсчитывать на артиллерійскіе запасы во Владивостокѣ было рискованно. А вѣдь мы должны были предвидѣть и выходы эскадры изъ Владивостока въ Японское море для сраженій съ японцами! Бой при Цусимѣ могъ затянуться не на одинъ день, и запаса снарядовъ могло не хватить.
Мѣткость японской стрѣльбы превзошла всякія ожиданія, особенно послѣ толковъ на основаніи извѣстій изъ Портъ-Артура о томъ, что они плохо стрѣляютъ. При этомъ попаданія съ японскихъ крейсеровъ были значительно хуже, чѣмъ съ ихъ броненосцевъ.
-- Наши попаданія едва ли были хороши; по крайней мѣрѣ, ихъ не было видно. Я замѣтилъ,-- разсказывалъ кап. де-Ливронъ,-- только два пожара у нихъ: одинъ на "Миказѣ", другой -- на "Идзуми". Особенной мѣткости стрѣльбы у насъ трудно было и ожидать. Во-первыхъ, нашихъ комендоровъ обучаютъ стрѣльбѣ на разстояніи 10, много 20 кабельтовыхъ, а Цусимскій бой шелъ на разстояніи отъ 25 до 60 кабельтовыхъ. Затѣмъ съ оптическими прицѣлами, поставленными на эскадрѣ передъ самымъ уходомъ изъ Россіи, офицеры и комендоры почти не были знакомы. Въ пути почти ежедневно упражнялись въ наводкѣ орудій съ этими прицѣлами, но были произведены только двѣ практическія стрѣльбы (въ Носси-бэ); именно тамъ стрѣляли въ пловучіе щиты на разстояніи 20--30 кабельтовыхъ при 10-узловомъ ходѣ; результатъ оказался плохой: всѣ щиты остались нетронутыми, какъ это видно изъ приказа командующаго эскадрой. Производству частой практической стрѣльбы мѣшало отсутствіе учебныхъ снарядовъ, запастись же ими въ надлежащемъ количествѣ не позволяло мѣсто. При всемъ томъ не было достаточно и времени заниматься много стрѣльбою: вѣчно шла какая-нибудь погрузка, грузили уголь, матеріалы, провизію. И наряду съ этимъ боевыя вахты. Бывало такъ, что человѣкъ грузитъ весь день уголь, а ночь стоитъ на боевой вахтѣ, требующей полнаго напряженнаго вниманія. Помѣщенія для команды были почти всѣ завалены углемъ, а команда помѣщалась гдѣ попало. Послѣднее время спали у орудій, а коекъ людямъ не давали,-- надѣлали изъ нихъ защиты.
-- Вообще плаваніе было очень трудное, тяжелое. Ко дню боя команда, трудившаяся все время перехода надъ погрузкою, не спавшая ночей на вахтахъ, сидѣвшая на многихъ судахъ за одной солонинѣ и сухаряхъ, была крайне утомлена. Даже въ штабѣ командующаго мы не могли похвалиться питаніемъ: иной разъ посидишь за обѣденнымъ столомъ у вѣчнаго супа съ солониной, не дотронешься до него, и уже потомъ утоляешь свой голодъ чаемъ съ сухарями. Правда, у насъ были консервы въ жестянкахъ, но мы держали ихъ про запасъ, про черный день, такъ какъ разсчитывать на Владивостокъ въ этомъ отношеніи нельзя было. Рефрижераторы для мяса скоро по уходѣ эскадры изъ Россіи почти на всѣхъ судахъ отказались дѣйствовать. Мимоходомъ скажу, что въ черной работѣ съ вѣчными погрузками команды страшно обносились. Когда мы пришли въ Маниллу послѣ боя, американскія газеты набросились на насъ за этотъ оборванный видъ; американцевъ шокировали такіе "посадскіе", какими явились мы туда. Впроченъ, они приняли насъ очень хорошо и любезно и предоставили всѣ возможныя въ тѣхъ условіяхъ удобства. Въ какомъ состояніи была наша экипировка, объ этомъ можетъ разсказать вотъ эта моя морская форменная фуражка. Я ходилъ все время въ шлемѣ, а фуражку хранилъ про запасъ. По приходѣ въ Маниллу эта фуражка оказалась единственной свѣжей на весь нашъ отрядъ, и офицеры, съѣзжая на берегъ съ визитами, брали ее. Такимъ образомъ она служила единственнымъ головнымъ уборомъ на весь нашъ офицерскій составъ въ Маниллѣ...
Но я отвлекся отъ главной темы и возвращаюсь снова въ мѣткости стрѣльбы. Американскіе моряки въ Маниллѣ какъ будто даже мало вѣрили намъ, что бой велся на такихъ большихъ разстояніяхъ. Осматривая пробоины въ нашихъ судахъ, они видимо сомнѣвались. Но послѣ, познакомившись ближе съ нами, они усердно занялись обученіемъ своихъ командъ стрѣльбѣ въ морѣ на большихъ дистанціяхъ. Когда я уѣзжалъ изъ Маниллы, они говорили: "Вотъ мы уже теперь стрѣляемъ за 30 кабельтовыхъ, а мѣсяца черезъ два надѣемся дойти и до 60 кабельтовыхъ". Вообще видно было, что японскій успѣхъ при Цусимѣ серіозно обезпокоилъ ихъ, и они озаботились объ укрѣпленіи Филиппинъ. Я выше сказалъ объ оптическихъ прицѣлахъ. Нужно замѣтить, что эти прицѣлы требуютъ точной установки. Между тѣмъ вѣрность установки ихъ у васъ не была провѣрена стрѣльбой изъ того же орудія на полигонѣ. Кромѣ того наши люди имѣютъ такія руки, что сворачиваютъ цѣлыя желѣзныя полосы, и не привыкли къ обращенію съ такими деликатными приборами, какъ прицѣлы, бинокли, зрительныя трубы. Весьма возможно, что оптическіе прицѣлы ко дню боя лишились своей точности.
Теперь о снарядахъ. Японскіе снаряды рвутся отъ перваго прикосновенія съ чѣмъ-либо и даютъ клубъ чернаго, удушливаго дыма, по которому можно корректировать выстрѣлы; рвутся они на безчисленное множество осколковъ равной величины (начиная отъ размѣра горошины), выводя на большомъ пространствѣ людей изъ строя, портя пушки, приборы и проч. Наши снаряды, пронизывая препятствіе, дѣлаютъ правильную круглую дыру и затѣмъ разрываются. Японскіе производятъ широкую рваную пробоину, а силою взрыва въ водѣ выгибаютъ бортъ. Такъ, во время боя 14 мая въ 10 саженяхъ отъ "Олега" разорвался снарядъ въ водѣ. Послѣ оказалось, что стальной бортъ въ этомъ мѣстѣ на протяженіи болѣе 10 фут. вдался внутрь на 10 дюймовъ и, лишь благодаря великолѣпному качеству стали, не оказалось трещинъ и пробоинъ. На "Олегѣ" нашлось застрявшее цѣлое донышко японскаго снаряда съ неразорвавшейся запальной трубкой. Американскіе артиллерійскіе офицеры признали его частью снаряда американской выдѣлки, въ которомъ неразорвавшаяся трубка составляетъ японскій секретъ. Командиръ "Олега" отказался датъ имъ донышко для изслѣдованія и сохранялъ для представленія въ нашъ Главный Морской Штабъ. Американцы полагаютъ, что именно эта трубка и даетъ клубъ чернаго дыма съ ядовитыми газами, отъ которыхъ запекаются губы и является страшная жажда. Еще черезъ сутки послѣ боя въ рубкѣ "Олега", возлѣ которой разорвался снарядъ, стоялъ сильный острый удушливый запахъ, а вѣдь стеколъ въ окнахъ не было и дверь была открыта все время. Въ ночь послѣ боя свѣча въ этой открытой рубкѣ черезъ полчаса погасла отъ недостатка кислорода!
