Бѣда.
На другой день Еремѣевъ одѣлся въ мундиръ, и пошелъ къ Князю Каверзеву съ письмомъ отъ Лизы и Надзирателя, въ которомъ они извѣщали его, что завѣщаніе находится въ ихъ рукахъ, просили кончить дѣло миролюбію и объявляли: что они уже помолвлены, въ исполненіе воли покойнаго родителя Лизы.-- Князь не принялъ Еремѣева; но велѣлъ взять у него письмо, и приказавъ сказать ему, что чрезъ недѣлю пославшіе его получатъ отвѣтъ.
Общимъ совѣтомъ положено было подождать.
Пять дней Надзиратель блаженствовалъ въ упоеніи любви, въ надеждахъ; на шестой день вечеромъ его позвали къ Частному Приставу, который встрѣтилъ его съ печальнымъ лицемъ.
-- "Сапермешпъ, сто тысячъ разъ саперментъ!" сказалъ Частный Приставъ: "тебя, братъ, Алексѣй Петровичъ, обвиняютъ въ ужасныхъ преступленіяхъ. Съ перваго слова объявляю тебѣ, что я ничему не вѣрю, зная твою честность, за которую ручался передъ начальствомъ. Но меня не послушали! Нечего дѣлать -- поѣдемъ въ тюрьму...."
-- "Я.... въ тюрьму!" воскликнулъ удивленный Надзиратель.
-- "Да, братецъ, тебя велѣно посадить въ тюрьму, и притомъ подъ строжайшимъ надзоромъ..... Поѣдемъ, братецъ: я долженъ рапортовать объ исполненіи указа, при вечернемъ рапортѣ."
-- "Помилуйте, но въ чемъ же меня обвиняютъ!"
-- "Это, братецъ, тайна. Но я люблю тебя искренно и сожалѣю о тебѣ душевно, и если ты дашь мнѣ слово, что будешь молчать, я открою, въ чемъ тебя обвиняютъ, чтобъ ты могъ сообразиться...."
-- "Даю честное слово и клянусь Богомъ, что не скажу никому того, что услышу отъ васъ"
-- "И такъ тебя обвиняютъ, будто ты укралъ на пожарѣ шкатулку, похитилъ изъ нея сто пятьдесятъ тысячъ рублей наличными деньгами, и, соблазнивъ воспитанницу Князя Каверзева, составилъ фальшивое духовное завѣщаніе въ ея и въ свою пользу, когда всѣмъ извѣстно, что отецъ ея былъ баи крутъ и бѣжалъ отъ тюрьмы за границу...."
-- "Но городовой можетъ засвидѣтельствовать....."
-- "Городовой человѣкъ безграмотный; онъ не знаетъ, было ли то написано, что вы читали да притомъ же онъ вчера получилъ отставку и скрылся, не извѣстно куда.... Повторяю, что я не вѣрю ничему въ этой сказкѣ, и сильно подозрѣваю Князя.... Но, братецъ, плетью обуха не перешибешь а съ сильнымъ не борись.... съ богатымъ не тянись.... Саперментъ!.... бѣда!"
-- "Сущая бѣда," сказалъ Надзиратель. "Но есть Богъ на небеси, а Царь на земли -- не боюсь ничего съ чистою совѣстью!-- Поѣдемъ!-- Прошу объ одномъ -- успокойте моихъ домашнихъ"
-- "Пріятеля твоего Еремѣева велѣно выслать за городъ, по подозрѣнію въ соучастіи и не велѣно принимать отъ него ни какихъ показаній!"
-- "Ужасно!" прошепталъ Надзиратель.
Они отправились въ тюрьму. Надзирателя посадили въ особую комнату и дверь, замкнули снаружи.
-- "О чемъ ты плачешь?" спросилъ Сократъ юнаго ученика своего, будучи заключенъ въ темницѣ.-- "О томъ, что ты осужденъ безвинно," отвѣчалъ Критіасъ. "Неужели ты хочешь, чтобъ я былъ виновенъ!" возразилъ Сократъ.
Прекрасно сказано! Не кара, не заключеніе, не осужденіе, но порокъ и преступленіе унижаютъ человѣка. Это правда. Но всѣ ли могутъ разсуждать такъ хладнокровно, въ подобномъ положеніи, какъ разсуждалъ Сократъ, которому было тогда за семьдесятъ лѣтъ отъ роду, и у котораго жена была -- Ксантипа, по несчастію не послѣдняя въ родѣ!-- Бѣдный Надзиратель жестоко страдалъ душою, раздумывая о своей несчастной матери, о своей возлюбленной и о другѣ своемъ, добромъ Еремѣевѣ. Онъ провелъ ночь безъ сна, то расхаживая, въ нотьмахъ, по своей тюрьмѣ, то сидя на скамьѣ, въ глубокой думѣ. Наконецъ насталъ день, столь нетерпѣливо ожидаемый несчастнымъ, который надѣялся предстать передъ судей, и уличить злобу и клевету. Дверь отворилась: тюремщикъ ввелъ человѣка незнакомаго Надзирателю -- и удалился.
-- "Имѣю честь рекомендоваться, Алексѣй Петровичъ! Я Филиппъ Андреевъ сынъ Загвоздкинъ, отставной Титулярный Совѣтникъ и повѣренный...."
Надзиратель сперва принялъ незнакомца за какого нибудь Секретаря, пришедшаго сдѣлать ему допросъ; но когда услышалъ ненавистное имя, то посмотрѣлъ на Загвоздкина съ презрѣніемъ и отворотился.
-- "Вы находитесь въ непріятномъ положеніи," примолвилъ Загвоздкинъ: "и дѣльце ваше припахиваетъ Сибирью. Всѣ мѣры приняты, чтобъ пресѣчь вамъ средства къ оправданію, и только отъ васъ самихъ зависитъ избавиться отъ бѣдствія и быть счастливымъ."
Надзиратель не говорилъ ни слова, но только взглянулъ на Загвоздкина. Онъ продолжалъ: -- "Откажитесь отъ руки Елисаветы Ѳедоровны, уговорите ее, чтобъ она вышла за меня замужъ -- и вы свободны, а сверхъ того получите сто тысячъ рублей!"
Надзиратель захохоталъ, но такимъ смѣхомъ, который раздался, какъ грохотъ грома въ ушахъ Загвоздкина. Лице Надзирателя приняло грозное выраженіе; онъ приступилъ на шагъ къ Загвоздкину, который отъ страха пятился къ дверямъ.
-- "Подлецъ!" сказалъ Надзиратель, и хотѣлъ плюнуть въ лице своему гнусному сопернику, но удержался, думая, что этимъ сдѣлаетъ ему честь.
-- "Оно такъ-съ! Но не извольте горячиться -- а пораздумайте," сказалъ Загвоздкинъ.-- "Я совѣтую вамъ, какъ другъ"
-- "Вонъ отсюда, злодѣй!" закричалъ Надзиратель и, схвативъ приказнаго за воротъ, перевернулъ его въ воздухѣ, толкнулъ ногой, и Загвоздкинъ отперъ дверь лбомъ, и повалился въ корридоръ, восклицая: "въ Сибирь, на каторгу!"
Надзиратель призвалъ тюремщика и сказалъ ему, что если онъ еще разъ осмѣлится впустить къ нему этого урода, то онъ будетъ жаловаться вышнему начальству. Тюремщикъ пособилъ Загвоздкину встать, заперъ двери темницы, и Надзиратель выпилъ за одинъ разъ суточную порцію воды, чтобъ прохладить возмущенную кровь.
Прошла недѣля; никто не являлся къ Надзирателю, и онъ не имѣлъ ни какого извѣстія отъ матери и Лизы. Онъ близокъ былъ къ отчаянью.