-- Четыре часа! вскричалъ пасторъ, посмотрѣвъ на часы:-- я опоздалъ уже полу-часомъ къ обѣду, а мистриссъ Дэль просила меня быть особенно аккуратнымъ, потому что сквайръ прислалъ намъ превосходную семгу. Не угодно ли вамъ, докторъ, покушать съ нами, какъ говорится, чѣмъ Богъ послалъ?
Докторъ Риккабокка, подобно большей части мудрецовъ, особенно итальянскихъ, не былъ вовсе довѣрчивымъ въ отношеніи къ человѣческой природѣ. Онъ былъ склоненъ подозрѣвать своекорыстные интересы въ самыхъ простыхъ поступкахъ своего ближняго, и когда пасторъ пригласилъ его откушать, онъ улыбнувшись съ нѣкотораго рода гордою снисходительностію, потому что мистриссъ Дэль, по отзывамъ ея друзей, была очень слабонервна. А какъ благовоспитанныя лэди рѣдко позволяютъ разъигрыватъоя своимъ нервамъ въ присутствіи третьяго лица не изъ ихъ семейства, то докторъ Риккабокка и заключилъ, что онъ приглашенъ не безъ особенной цѣли. Несмотря на то, однако, любя особенно семгу и будучи гораздо добрѣе, чѣмъ можно было бы подумать, судя по его понятіямъ, онъ принялъ приглашеніе, но сдѣлалъ это, бросивъ такой лукавый взглядъ поверхъ своихъ очковъ, что заставилъ покраснѣть бѣднаго пастора. Должно быть, Риккабокка угадалъ на этотъ разъ тайныя помышленія своего спутника.
Они отправились, перешли маленькій мостъ, переброшенный черезъ ручей, и вошли на дворъ пасторскаго жилища. Двѣ собаки, которыя, казалось, караулили своего барина, бросились къ нему съ воемъ; вслѣдъ за тѣмъ мистриссъ Дэль, съ зонтикомъ въ рукѣ, высунулась изъ окна, выходившаго на лужайку. Теперь я понимаю, читатель, что, въ глубинѣ своего сердца, ты смѣешься надъ невѣдѣніемъ тайнъ домашняго очага, обнаруженнымъ авторомъ, и говоришь самъ себѣ: "прекрасное средство: укрощать раздраженныя нервы тѣмъ, чтобы испортить превосходную рыбу, привести еще нежданнаго пріятеля ѣсть ее!"
Но, къ твоему крайнему стыду и замѣшательству, узнай, о читатель, что и авторъ и пасторъ Дэль были себѣ на умѣ, поступая такимъ образомъ.
Докторъ Риккабокка былъ особеннымъ любимцемъ мистриссъ Дэль; онъ былъ единственное лицо въ цѣломъ графствѣ, которое не смущало ея своимъ нежданнымъ приходомъ. Дѣйствительно, какъ онъ ни казался страннымъ съ перваго взгляда, докторъ Риккабокка имѣлъ въ себѣ что-то неизъяснимо-привлекательное, непонятное для людей одного, съ ними пола, но ощутительное для женщинъ, этимъ онъ былъ обязанъ своей глубокой и вмѣстѣ притворной политикѣ въ сношеніямъ съ ними онъ смотрѣлъ на женщину какъ на закоренѣлаго врага мужчинъ,-- какъ на врага, противъ котораго надо употреблять всѣ мѣры предосторожности, котораго надо постоянно обезоруживать всѣми возможными видами угодливости и предупредительности. Онъ обязанъ былъ этимъ отчасти и сострадательной ихъ натурѣ, потому что женщины непремѣнно начинаютъ любить того, о комъ сожалѣютъ безъ презрѣнія, а бѣдность доктора Риккабокка, его одинокая жизнь въ изгнаніи добровольномъ ли, или принужденномъ, были въ состояніи возбудить чувство состраданія; съ другой стороны, несмотря на изношенный плащъ, красный зонтикъ, растрепанные волосы, въ немъ было что-то, особенно когда онъ начиналъ говорить съ дамами,-- что-то напоминавшее пріемы дворянина и кавалера, которые болѣе свойственны всякому благовоспитанному итальянцу, какого бы происхожденія онъ ни былъ, чѣмъ самой высшей аристократіи всякой другой страны Европы. Потому что хотя я соглашаюсь, что ничто не можетъ быть изысканѣе учтивости французскаго маркиза прошлаго столѣтія, ничего привлекательнѣе открытаго тона благовоспитаннаго англичанина; ничего болѣе отраднаго, чѣмъ глубокомысленная доброта патріархальнаго германца, готоваго забыть о себѣ, лишь бы оказать вамъ услугу,-- но эти образцы отличныхъ качествъ во всѣхъ этихъ націяхъ составляютъ исключеніе, рѣдкость, тогда какъ привѣтливость и изящество въ манерахъ составляютъ принадлежность почти всякаго итальянца, кажется, соединили въ себѣ превосходныя качества своихъ предковъ, украшая образованность Цезаря граціею, свойственною Горацію.
-- Докторъ Риккабокка былъ такъ добръ, что согласился откушать съ нами, произнесъ пасторъ поспѣшно.
-- Если позволите, сказалъ итальянецъ, наклонившись надъ рукой, которая ему была протянута, но которой онъ не взялъ, думая что такъ будетъ осторожнѣе.
-- Я думаю только, что семга совсѣмъ переварилась, начала мистриссъ Дэль плачевнымъ голосомъ.
-- Когда обѣдаешь съ мистриссъ Дэль, то забываешь о семгѣ, сказалъ предательски докторъ.
-- Джемсъ, кажется, идетъ доложить, что кушанье подано? спросилъ пасторъ.
-- Онъ уже докладывалъ объ этомъ три-четверти часа тому назадъ, Чарльзъ, мой милый, возразила мистриссъ Дэль, подавъ руку доктору Риккабокка.
Пока пасторъ и его супруга занимаютъ своего гостя, я намѣренъ угостить читателя небольшимъ трактатомъ по поводу словъ: "милый Чарльзъ", произнесенныхъ такъ невыразимо0ласково мистриссъ Дэль,-- трактатомъ, написаннымъ въ пользу нѣжныхъ супруговъ.
Кто-то давно уже съострилъ, что въ цѣломъ словарѣ какого хотите языка нѣтъ ни одного слова, которое бы такъ мало выражало, какъ слово милый, но хотя это выраженіе опошлилось уже отъ частаго употребленія, въ немъ остаются еще для пытливаго изслѣдователя нѣкоторые неизвѣданные оттѣнки, особенно когда онъ обратитъ вниманіе на обратный смыслъ этого коротенькаго слова.
Никогда, сколько мнѣ случилось узнать по опыту, степень пріязни или непріязни, выражаемыхъ имъ, опредѣляется положеніемъ его въ извѣстной фразѣ. Когда, какъ будто лѣниво, нехотя, оно ускользаетъ въ самый конецъ періода, какъ это мы видѣли во фразѣ, сказанной мистриссъ Дэль, то разливаетъ столько горечи на пути своемъ, что всегда почти сдабривается улыбкою, придерживаясь правила amara lento temperet risun. Иногда подобная улыбка полна состраданія, иногда она по преимуществу лукава. Напримѣръ:
(Голосомъ жалобнымъ и протяжнымъ)
-- Я знаю, Чарльзъ, что все, что бы я ни сдѣлаю, всегда невпопадъ, мой милый.
-- Ну, чтоже, Чарльзъ? я очень довольна, что тебѣ безъ меня такъ весело, мой милый.
-- Пожалуете потише! Если бы ты зналъ, Чарльзъ, какъ у меня болитъ голова, милый, и пр.
(Съ нѣкоторымъ лукавствомъ)
-- Ты, я думаю, Чарльзъ, могъ бы и не проливать чернилъ на самую лучшую скатерть, мой милый!
-- Хоть ты и говоришь, Чарльзъ, что всегда идешь по прямой дорогѣ, однако не менѣе другихъ ошибаешься, мой милый, и проч.
При подобной разстановкѣ, могутъ встрѣчаться милыя особы изъ родственниковъ, точно такъ же, какъ и супруги. Напримѣръ:
-- Подними голову; полно упрямиться, мой милый.
-- Будь хоть на одинъ день хорошимъ мальчикомъ; вѣдь это, мой милый... и пр.
Когда недругъ останавливается на срединѣ мысли, то и жолчь, выражаемая этою мыслію, приливаетъ ближе къ началу. Напримѣръ:
-- Въ самомъ дѣлѣ, я должна тебѣ сказать, Чарльзъ, мой милый, что ты изъ рукъ вонъ нетерпѣливъ... и пр.
-- И если наши счеты, Чарльзъ, на прошлой недѣлѣ не были уплачены, то я желаю знать, милый мой, кто виноватъ въ этомъ.
-- Неужели ты думаешь, Чарльзъ, что тебѣ некуда положить свои ноги, мой милый, кромѣ какъ на ситцевую софу?
-- Ты самъ знаешь, Чарльзъ, что ты, милый, не очень-то заботишься обо мнѣ и о дѣтяхъ, не болѣе... и пр.
Но если это роковое слово является во всей своей первобытной свѣжести въ началѣ фразы, то преклоните голову и ожидайте бури. Тогда уже ему непремѣнно предшествуетъ величественное мой, тутъ уже дѣло не обходится однимъ упрекомъ или жалобой: тутъ уже ожидайте длиннаго увѣщанія. Я считаю себя обязаннымъ замѣтить, что въ этомъ смыслѣ страшное слово всего чаще употребляется строгими мужьями или вообще лицами, которыя играютъ роль pater-familias, главы семейства, признавая цѣль своей власти не въ томъ, чтобы поддержать миръ, любовь и спокойствіе семьи, а именно выразить свое значеніе и право первенства. Напримѣръ:
-- Моя милая Дженъ, я думаю, что ты могла бы обложить иголку и выслушать меня какъ должно.... и пр.
-- Моя милая Дженъ, я хочу, чтобы ты поняла меня хоть разъ въ жизни. Не думай, чтобы я сердился: я только огорченъ. Разсуди сама.... и пр.
-- Моя милая Дженъ, я не понимаю, намѣрена, что ли, ты раззорить меня совершенно? Я бы желалъ только, чтобы ты слѣдовала примѣру другихъ хорошихъ женъ и училась беречь всякую копейку изъ собственности твоего мужа, который... и пр.
-- Моя милая Дженъ, я думаю, ты убѣдилась, что никто такъ не далекъ отъ ревности, какъ я, но я соглашусь быть повѣшеннымъ, если этотъ пузатый капитанъ Преттимэнъ.... и пр.