Такъ какъ семейство наше не имѣло никакого желанія выказываться, то мы наслаждались въ то время, живя, что называется хорошо. Мѣсто нашего пребыванія возвышалось на краю большой деревни; квадратный изъ некрашенныхъ кирпичей домъ построенъ былъ еще въ царствованіе Королевы Анны. Передъ домомъ былъ балюстрадъ.... для какого употребленія? неизвѣстно. Одинъ нашъ котъ Ральфъ ходилъ ежедневно по немъ прогуливаться, тѣмъ не менѣе балюстрадъ украшалъ домъ нашъ, подобно тѣмъ домамъ, которые построены при Елисаветѣ или даже при Королевѣ Викторіи. Балюстрадъ раздѣленъ былъ надвое двумя большими колоннами, сверху которыхъ были поставлены большіе каменные шары. Домъ отличался трехугольной архитравой, подъ которой сдѣлана была впадина, назначенная, вѣроятно, для какой нибудь статуи: но статуя была въ отсутствіи. Внизу впадины было окно матушкиной гостиной, украшенное разными пиластрами. Еще ниже красивая дверь растворялась въ сѣни, въ которыхъ было шесть лѣстницъ. Каждое окно было окружено рѣзьбою, и увѣнчано рѣзными фигурами; нигдѣ не было лишняго убранства, нигдѣ небрежности или недостатка, весь домъ отличался прочностью и достаткомъ. Рѣшетка сада примыкала къ двумъ столбамъ, на которыхъ стояли вазы. Конечно, въ дождливый день непріятно было проходить аллеей, ведущею къ этой рѣшеткѣ, чтобы оттуда сѣсть въ карету, но у насъ не было кареты. Направо отъ дома за огорожей находился эрмитажъ, маленькая лужайка, четвероугольный бассейнъ, скромная теплица и шесть грядъ съ розами, геліотропомъ, гвоздиками, и пр. и пр. Налѣво большія шпалеры охраняли плодовитый садъ; во всей сторонѣ не было лучше яблокъ; три извивистыя дорожки приводили къ стѣнѣ, обращенной на югъ, подлѣ которой каждое лѣто груши, персики и крупныя вишни золотились солнцемъ, и доставляли намъ превкусные плоды. Самая длинная изъ этихъ дорожекъ была любимой прогулкой отца моего. Въ хорошую погоду онъ безпрестанно ходилъ по ней съ книгой въ рукѣ, останавливался иногда, чтобы карандашемъ записать что-нибудь, или для того, чтобы громко поговорить съ самимъ собою. Когда его не было въ кабинетѣ, то непремѣнно ходилъ онъ по этой тропинкѣ. Въ этихъ прогулкахъ сопровождалъ его такой странный товарищъ, что мнѣ даже совѣстно назвать, боюсь, что мнѣ не повѣрятъ. Увѣряю, однако, что говорю правду и ни мало не намѣренъ подражать новѣйшимъ романистамъ. Случилось, что матушка однажды убѣдила отца моего прогуляться съ нею на рынокъ; проходя черезъ лугъ, увидѣли они толпу мальчишекъ, которые для забавы били каменьями утку. Несчастную птицу никто не купилъ на рынкѣ, потому что она не только была хрома, но страдала сильнымъ невареніемъ желудка, и фермерша, по просьбѣ дѣтей, отдала имъ утку для невинной забавы, Матушка сказывала, что никогда не видала мужа такъ сильно разсерженнаго и взволнованнаго. Онъ разогналъ мальчвидекъ, освободилъ утку, отнесъ домой, положилъ въ корзинку, лечилъ ее, кормилъ и поилъ до тѣхъ поръ, пока возвратилъ ей жизнь и здоровье. Тогда пустилъ ее въ четвероугольный бассейнъ. Между тѣмъ утка привязалась къ своему благодѣтелю. Всякій разъ, какъ отецъ выступалъ изъ дверей дома, утка выходила изъ бассейна, переходила лужайку, и хромая на лѣвую ногу, шла за отцемъ до персиковой шпалеры; тамъ останавливалась, соображаясь важно съ движеніями своего господина, иногда слѣдовала за нимъ шагъ за шагомъ, иногда стояла, но не покидала его до самаго возвращенія его домой. Тогда принявъ изъ рукъ его какой-нибудь лакомый гостинецъ, крылатая наяда проквакивала ему прощальную пѣснь и возвращалась въ любимую свою стихію. Главныя комнаты, то есть, кабинетъ, большая зала, (была другая маленькая зала, называемая матушкиной залой) и парадная гостинная, обращены были окнами на югъ. Большія березы, сосны, тополи и нѣсколько дубовъ окружали строеніе со всѣхъ сторонъ, выключая южной; такимъ образомъ нашъ домъ былъ равно предохраненъ отъ зимнихъ холодовъ, и отъ лѣтнихъ жаровъ. Главная наша услуга, по чину и по достоинству, была мистрисъ Примминсъ, которая соединяла въ себѣ экономку, ключницу, няню и тирана всего хозяйства. Подъ ея вѣдѣніемъ находились еще двѣ женщины и лакей. Пахатныя земли, принадлежавшія отцу моему, отданы были за условную сумму фермерамъ и не занимали его своей обработкой; главный доходъ его состоялъ въ процентахъ, получаемыхъ съ 15,000 фун. стерлинговъ, помѣщенныхъ въ банкъ; и этого дохода было достаточно на всѣ домашнія издержки, на удовлетвореніе страсти отца моего къ старымъ книгамъ, на плату за мое воспитаніе и на обѣды, на которые приглашались нѣсколько разъ въ годъ всѣ наши сосѣди. Матушка съ гордостью говорила, что къ намъ собирается избранное общество. Оно состояло изъ пастора и семейства его, изъ двухъ чванныхъ старыхъ дѣвушекъ, изъ принятаго члена Индійской компаніи, жившаго въ бѣломъ домикѣ на самомъ верху горы, изъ виги или шести небогатыхъ дворянъ съ ихъ супругами, и изъ доктора Скиля, все еще не женатаго. Разъ въ годъ обмѣнивались визитами или обѣдами съ нѣкоторыми аристократами, внушавшими матушкѣ удивительное почтеніе. Ихъ визитныя карточки всегда были заткнуты за зеркало большой гостиной. По всему этому можно видѣть, что мы жили въ довольствѣ и пользовались уваженіемъ, слѣдующимъ людямъ честнымъ по себѣ и по происхожденію.... Но не стану разсказывать нашей генеалогіи; удовольствуюсь только тѣмъ, что самые гордые наши сосѣди говорили о насъ, какъ о самой древней фамиліи во всемъ округѣ; отецъ мой чванился только однимъ изъ своихъ предковъ: Вильямомъ Какстономъ, мѣщаниномъ и типографщикомъ въ царствованіе Эдуарда IV. Clarum et venerabile потеn!!! достойный предокъ ученаго писателя!
-- Heus! вскричалъ однажды отецъ, прерывая чтеніе разговоровъ Эразма, salve, multum jusundissime.
Классическое это привѣтствіе обращалось къ дядѣ Джаку, который, не бывши ученымъ, столько зналъ по-Латынѣ, что могъ отвѣчать:
-- Salve tantumdem, mi frater.
Отецъ улыбнулся.
-- Вижу, сказалъ онъ, что ты понимаешь истинную цивилизацію, или вѣжливость, какъ выражаются новѣйшіе. Очень вѣжливо называть братомъ мужа сестры твоей. Эразмъ похваляетъ такое привѣтствіе въ началѣ главы: Salutandi formulae; и подлинно, продолжалъ отецъ съ задумчивымъ своимъ видомъ, мало разницы между вѣжливостью и дружелюбіемъ. Эразмъ замѣчаетъ, что кланяться при появленіи нѣкоторыхъ малыхъ недуговъ нашей человѣческой природы, очень учтиво; слѣдуетъ кланяться, когда кто зѣваетъ, чихаетъ, икаетъ, кашляетъ; этимъ выражается участіе, которое принимаемъ въ здоровьѣ; можно вывихнуть челюсть, зѣвая, повредить жилу въ головѣ, чихая; икота есть часто признакъ опасной болѣзни, а кашель болѣзнь легкихъ, или горла, или мокротнаго сложенія.
-- Правда, отвѣчалъ дядя Джакъ; Турки всегда кланяются тому, кто чихаетъ, а Турки, извѣстно, учтивый народъ. Между тѣмъ, братъ, я разсматривалъ теперь твои прекрасныя яблони. Рѣдко бываютъ деревья красивѣе, а я знатокъ въ деревьяхъ. Сестра сказывала мнѣ, что вы не получаете съ нихъ никакого дохода, это жалко! Можно бы завести въ этомъ графствѣ производство сидра. Возьми на себя обработку земель твоихъ; если ихъ мало, можно принанять, чтобы вышло всего сто акръ. Тогда насадить надобно доревьевъ на всемъ пространствѣ. Я сдѣлалъ ужъ весь разсчетъ, чудесно выходитъ! Сорокъ деревьевъ не больше на акръ, по одному шилингу, шести пенсовъ за дерево. Четыре тысячи деревьевъ на сто акръ составятъ 500 ф. стер.-- Посадить, окопать и обработать, кладу 10 ф. стер. на акръ, это составитъ тысячу на сто. Вымостимъ ямы около деревьевъ для того, чтобы сокъ не терялся въ землю.... О, я не хочу упустить изъ виду ни малѣйшей мелочи!-- Вымостимъ мелкимъ камнемъ и бутомъ, по 6 пенсовъ, каждую яму. За четыре тысячи деревьевъ, или за 100 акръ, это выйдетъ 100 ф. стер. Прибавимъ къ этому счету то, что ежегодно получаешь ты съ земли, 50 шиллинговъ за акръ, полтораста ф. стер. за все, слѣдовательно общій итогъ составитъ....
Дядя Джакъ по пальцамъ пересчитывалъ всѣ итоги:
Деревья -- 500 фун. стерлин.
Работники -- 1000
Вымостить ямы -- 100
За землю -- 150
всего -- 1,550 фун. стерлин.
Вотъ весь расходъ. Теперь сосчитаемъ доходъ. Въ Кентскомъ графствѣ, плодовитые сады приносятъ 100 ф. с. съ акра, иногда даже полтораста; будемъ умѣренны и положимъ только 50 съ акра, слѣд. прибыль чистая на 1550 ф. капитала, будетъ 5000 ф. ежегодно. 5000 ф. стер.! Подумай-ка объ этомъ, братъ Какстонъ! Вычти 10 процентовъ или 500 ф. с. ежегодно на удобреніе, на жалованье садовнику и пр., все-таки доходъ остается 4,500 ф. Ты разбогатѣешь, другъ мой, просто разбогатѣешь, и я отъ всего сердца тебя поздравляю.
-- Въ самомъ дѣлѣ, батюшка! сказалъ юный Пизистратъ, ни проронившій ни слова изъ этаго восхитительнаго разсчета. Мы были бы также богаты, какъ эсквайръ Ролликъ!-- и тогда, не правда ли? тогда можно бы держать гончихъ собакъ?
-- И сверхъ того можно бы скупить огромную библіотеку, прибавилъ дядя Джакъ, употребляя свое знаніе человѣческаго сердца въ пользу роли своей искусителя. Скоро будутъ продаваться книги пріятеля моего, архіепископа.
Отецъ глубоко вздохнулъ, взглядывая поперемѣнно то на меня, то на дядю, потомъ положилъ лѣвую руку мнѣ на голову, а правой указывая на Эразма, сказалъ съ упрекомъ дядѣ:
-- Посмотри, какъ тебѣ легко возжечь алчность въ молодой головѣ! Ахъ, братецъ!
-- Ты слишкомъ строгъ, братъ! Посмотри, какъ онъ опустилъ голову! фи, этотъ энтузіазмъ приличенъ его лѣтамъ, это веселая надежда, оживленная воображеніемъ. Ты не долженъ упускать случая пріобрѣсти богатство, для этого же, милаго намъ, юноши, Тебѣ, сверхъ этого, нужно еще сдѣлать разсадникъ яблоковый. Каждый годъ надобно сѣять, и прививать, и умножать плантацію, наймомъ, или даже покупкою нѣсколькихъ акровъ земли. Да и почему же не покупкою? Такимъ образомъ, дорогой братъ, черезъ двадцать лѣтъ половина графства будетъ насажена твоими яблонями. Ограничимся однако двумя тысячами акръ. Ну, и тогда получимъ чистой прибыли 96,000 фун. стер, ежегодно. Это герцогскій доходъ!.... Доходъ герцога! стоитъ только захотѣть!
-- Погодите, сказалъ я, стараясь показать умѣренность, вѣдь деревья не вдругъ растутъ. Я помню, когда посадили послѣднія яблони, этому будетъ уже пять лѣтъ; и тогда имъ было по три года, а только прошлую осень собрали съ нихъ яблоки.
-- Экой умный и понятливый молодецъ! Ну, братъ, голова у него не тупая, онъ будетъ умѣть съ честью употребить огромное свое богатство, сказалъ дядя Джакъ съ довольнымъ видомъ. Ты правъ, племянникъ, но покуда мы можемъ насадить смородины, или капусты, луку, какъ дѣлаютъ въ графствѣ Кентскомъ. Между тѣмъ, такъ какъ мы не очень богатые капиталисты, то вѣроятно, должны будемъ уступить часть барышей, для удовлетворенія нужнаго расхода. Слушай, Пизистратъ! (посмотри на него, братъ! съ этой простодушной миной, кажется, будто родился онъ съ золотомъ во рту, какъ говоритъ пословица) слушай же всѣ великія таинства спекуляціи. Отецъ твой, ни слова не говоря, купитъ какъ можно скорѣе, землю, и тогда, presto! Мы напишемъ программу и оснуемъ компанію. Компаніи ждутъ пять лѣтъ своего дивиденда, между тѣмъ цѣна акцій прибавляется ежегодно. Положимъ, что отецъ твой возьметъ пятьдесятъ акціи по 60 ф. с. каждую; тридцать пять изъ нихъ продастъ онъ по сту на сто, оставитъ у себя прочія пятнадцать, и -- также этимъ способомъ разбогатѣетъ, не столько, однако, сколько могъ бы, удержавши все въ своихъ рукахъ. Ну! что скажешь, братъ Какстонъ? Visne! edere pomum! Не хочешь ли яблочка? какъ говорили мы въ школѣ.
-- Мнѣ не нужно ни шиллинга больше теперешняго моего состоянія, отвѣчалъ рѣшительно отецъ мой. Жена лучше любить меня не станетъ; обѣдъ больше не накормитъ, а сынъ можетъ изнѣжиться и залѣниться....
-- Послушай, перервалъ дядя Джакъ, который не легко сдавался, и берегъ сильнѣйшій доводъ для послѣдняго пораженія: ты не подумалъ о пользѣ ближняго, о выгодѣ, которую доставитъ улучшеніе всей почвы природнымъ произрастеніямъ этой округи, о здоровомъ питьѣ сидра, доступномъ черезъ это трудящемуся и бѣдному классу людей. Я не сталъ бы предлагать тебѣ этихъ хлопотъ, еслибъ думалъ только объ твоемъ богатствѣ. Въ моемъ ли это обычаѣ? Я забочусь о выгодѣ общей, о человѣчествѣ, о вашихъ ближнихъ! Эхъ, братъ, Англія не была бы такъ могуща, если бы люди, подобные тебѣ, не занимались филантропіей, спекуляціями!
-- Пе-пе! вскричалъ отецъ, благоденствіе Англіи поколеблется, если Робертъ Какстонъ не будетъ торговать яблоками! Милый Джакъ, ты напоминаешь мнѣ разговоръ, который я прочелъ вотъ въ этой книгѣ.... Подожди немного, найду его; вотъ онъ: Памфагусъ и Коклесъ.
"Коклесъ узналъ друга своего по замѣчательному, длинному его носу.
"Памфагусъ съ досадой сказалъ, что онъ своего носа не стыдится.
-- Стыдиться! на что стыдиться, сказалъ Коклесъ. Я мало видѣлъ носовъ, годныхъ на большую потребу.
-- Ахъ, сказалъ съ любопытствомъ Памфагусъ, на потребу? на какую же потребу?
-- Тогда, lepidissinie frater, Коклесъ, точно также быстро и также краснорѣчиво, какъ ты, вычислилъ всѣ способы извлечь пользу изъ такого огромнаго развитія носоваго органа. Если погребъ набитъ винами, носъ подобно хоботу слона можетъ обнюхать погребъ; если пропадетъ мѣхъ, носомъ можно раздуть огонь; если лампа горитъ слишкомъ ярко, носъ можетъ служить зонтикомъ; трубачу можетъ быть трубою; барабаномъ полковому музыканту; молоткомъ столяру; лопатой садовнику; якоремъ кораблю, и пр. и пр. до тѣхъ поръ, пока Памфагусъ вскричалъ:
-- Счастливый я смертный! до сихъ поръ я и не зналъ, какую драгоцѣнность ношу по срединѣ лица?
Отецъ остановился, хотѣлъ свиснуть, но вмѣсто того засмѣялся и прибавилъ:
-- Оставь въ покоѣ мои яблоки, братъ Джакъ, пусть доставляютъ они намъ по прежнему торты и пирожныя; это естественное ихъ назначеніе.
Дядя Джакъ на минуту смутился, потомъ захохоталъ и признался, что не нашелъ еще слабой стороны въ характерѣ отца моего.
Признаюсь и я, что почтенный мой родитель еще больше выросъ въ моемъ мнѣніи, послѣ этого разговора: я увидѣлъ, что ученый человѣкъ можетъ быть разсудителенъ. Дѣйствительно, посѣщеніе дяди Джака оживило нѣсколько облѣнившійся его характеръ. Самъ я сталъ входить въ лѣта и созрѣвать умомъ, и потому съ этихъ вакацій началось между отцемъ и мною, дружеское сближеніе. Часто отказывался я отъ дальнихъ путешествій съ дядей Джакомъ; отъ какой-нибудь игры въ ближней деревнѣ, или отъ рыбной ловли въ прудахъ эсквайра Роддика, чтобы медленно ходить подлѣ отца вдоль шпалеръ, иногда молча и мечтая о будущемъ, въ то время, какъ онъ мечталъ о прошедшемъ; между тѣмъ всегда вполнѣ вознагражденъ былъ, когда, прерывая чтеніе, онъ отверзалъ мнѣ сокровища многоразличной своей учености, разцвѣчивая ее странными своими комментаріями и сократической, живой, насмѣшливой сатирой. Иногда, растроганный какимъ-нибудь геройскимъ подвигомъ, прочтеннымъ въ древнемъ авторѣ, онъ становился краснорѣчивымъ, согнутый станъ его выпрямлялся, молнія зажигалась во взорахъ, и ясно было видно, что Провидѣніе не назначало его исчезать въ неизвѣстномъ уголкѣ, гдѣ велъ онъ тихую и невинную жизнь свою.