"Силы покровительствующія невинности и безбрачію, разсуждалъ самъ съ собою Кенелмъ, спасли меня отъ большой опасности. Будь это земноводное существо въ женскомъ платьѣ вмѣсто мужскаго когда она внезапно явилась подобно божеству въ драмѣ древнихъ, плохо пришлось бы рыбамъ моего герба. Хотя трудно предположить чтобы молодая дѣвушка по уши влюбленная въ мистера Комптона вчера могла обратить свои чувства на меня сегодня. Между тѣмъ она смотритъ такъ какъ будто бы она могла, что доказываетъ что никогда не слѣдуетъ довѣрять ни женскому сердцу, ни женскому взгляду. Человѣкъ никогда не долженъ замедлять свое удаленіе отъ женщинъ если онъ хочетъ достичь "приближенія къ ангеламъ."
Кенелмъ разсуждалъ такимъ образомъ когда вышелъ изъ города въ коемъ подвергался такимъ искушеніямъ и испытаніямъ, и, направивъ свой одинокій путь по тропинкѣ извивавшейся между полями и лугами, прошелъ три мили по направленію къ каѳедральному городу, гдѣ полагалъ ночевать.
Онъ шелъ уже нѣсколько часовъ, и солнце стало склоняться за голубыми холмами на западѣ когда онъ приблизился къ свѣжему ручейку осѣненному перистыми ивами и серебристыми италіянскими тополями съ дрожащими листами. Соблазнясь тишиной и прохладой этого прекраснаго мѣста онъ расположился на берегу, вынулъ изъ своего ранца нѣсколько корокъ хлѣба, коими предусмотрительно запасся, и обмакивая ихъ въ прозрачную воду протекавшую по кремнистому руслу, наслаждался однимъ изъ тѣхъ блестящихъ обѣдовъ приправленныхъ аппетитомъ молодости на которые эпикурейцы промѣняли бы свои пиршества. Потомъ склонясь на берегу и обрывая дикій тимьянъ, который ростетъ роскошнѣе и ароматнѣе подъ лѣсистымъ покровомъ, лишь бы въ сосѣдствѣ была вода, озеро или ручеекъ, онъ погрузился въ то состояніе среднее между мыслями и сновидѣніями которое называютъ мечтами. Въ нѣкоторомъ разстояніи слышны были тихіе звуки косъ, воздухъ вѣявшій ему въ лицо былъ напоенъ сладкимъ благоуханіемъ свеже-скошевнаго сѣна.
Легкій ударъ по плечу заставилъ его очнуться. Обернувъ лѣниво голову онъ увидѣлъ веселое привѣтливое лицо на богатырскихъ плечахъ и услышалъ пріятный голосъ который сказалъ:
-- Молодой человѣкъ, если вы не очень устали, не хотите ли помочь намъ убирать сѣно? У насъ очень мало рукъ, а я боюсь что скоро пойдетъ славный дождь.
Кенелмъ всталъ, отряхнулся, посмотрѣлъ съ важностію на говорившаго и сказалъ съ обычною своею сентенціозностью:
-- Человѣкъ рожденъ для того чтобы помогать своимъ ближнимъ, въ особенности же убирать сѣно пока свѣтитъ солнце. Я къ вашимъ услугамъ.
-- Вотъ такъ славный малый! Я вамъ очень благодаренъ. Видите ли, я разчитывалъ на артель косцовъ, но ихъ нанялъ другой фермеръ. Вотъ сюда,-- и пробираясь сквозь кустарникъ онъ вышелъ, сопровождаемый Кенелмомъ, на обширный лугъ, одну треть котораго еще косили, остальное же пространство было занято лицами обоего пола которыя ворошили и раскидывали уже скошенную траву. Къ послѣднимъ присоединился Кенелмъ, и раздѣвшись до рукавовъ рубашки, началъ ворошить и раскидывать подобно другимъ, съ обычнымъ ему видомъ меланхолической покорности судьбѣ. Сначала онъ неловко владѣлъ непривычнымъ орудіемъ, но занятіе всевозможными атлетическими упражненіями развило въ немъ ловкость, и вскорѣ онъ превзошелъ другихъ въ усердіи и чистотѣ съ какими исполнялъ свою работу. Что-то, можетъ-быть его наружность, можетъ-быть то обстоятельство что онъ былъ пришлецъ, привлекло къ нему вниманіе работавшихъ женщинъ, и одна очень красивая дѣвушка, бывшая къ нему ближе другихъ, попробовала начать разговоръ.
-- Это ново для васъ, сказала она улыбаясь.
-- Ничто не ново для меня, отвѣчалъ Кенелмъ грустно.-- Но позвольте мнѣ замѣтить что дабы дѣлать дѣло хорошо, нужно дѣлать заразъ только одно дѣло. Я пришелъ сюда убирать сѣно, а не разговаривать.
-- Вотъ какъ! изумленно проговорила дѣвушка и отвернулась кивнувъ своею хорошенькою головкой.
"Пожалуй у этой тоже есть дядя", подумалъ Кенелмъ.
Фермеръ, принимавшій также участіе въ работѣ, находясь то тамъ то здѣсь чтобы присматривать за всѣмъ, съ большимъ одобреніемъ замѣтилъ добросовѣстное стараніе Кенелма, и когда дневная работа кончалась, онъ по жалъ ему руку, оставивъ въ его ладони двухшиллинговую монету. Наслѣдникъ Чиллингли посмотрѣлъ на полученную плату и перевернулъ монету между большимъ и указательнымъ пальцами лѣвой руки.
-- Или мало? сказалъ фермеръ язвительно.
-- Извините, отвѣчалъ Кенелмъ.-- Сказать правду, это первыя деньги которыя я заработалъ своимъ трудомъ, и я смотрю на нихъ съ любопытствомъ и уваженіемъ. Но если это не оскорбитъ васъ, я бы попросилъ вмѣсто денегъ дать мнѣ поужинать, такъ какъ я не ѣлъ ничего кромѣ хлѣба и воды съ самаго утра.
-- Вы получите и деньги и ужинъ, сказалъ фермеръ весело.-- А если захотите остаться и помогать намъ пока мы уберемъ все сѣно, я думаю что моя добрая жена найдетъ для васъ лучшую постель чѣмъ вы можете получить на постояломъ дворѣ въ деревнѣ, если только тамъ можно получить какую-нибудь.
-- Вы очень добры. Но прежде чѣмъ я приму ваше гостепріимство, позвольте мнѣ одинъ вопросъ: есть у васъ племянницы?
-- Племянницы! повторилъ фермеръ, машинально опуская руки въ карманы шароваръ какъ бы ища чего тамъ,-- племянницы! Что вы хотите сказать? Можетъ-быть такъ называется по-модному мѣдь?
-- Не мѣдь, а можетъ-быть мишура. Я говорилъ безъ всякой метафоры, я вообще избѣгаю племянницъ вслѣдствіе отвлеченнаго принципа подтвержденнаго опытомъ.
Фермеръ посмотрѣлъ на него во всѣ глаза и подумалъ что умственныя способности его новаго друга не находятся въ такомъ же добромъ здоровьи какъ физическія. Однакоже онъ отвѣтилъ съ усмѣшкой:
-- Успокойтесь. У меня только одна племянница, да и та замужемъ за желѣзнымъ торговцемъ и живетъ въ Экстерѣ.
Войдя въ домъ хозяинъ провелъ Кенелма прямо въ кухню и закричалъ обращаясь къ красивой среднихъ лѣтъ женщинѣ, которая вмѣстѣ съ толстою служанкой занималась приготовленіемъ кушанья:
-- Послушай, старуха! Я привелъ къ тебѣ гостя который отлично заработалъ себѣ ужинъ; онъ работалъ за двоихъ, и я обѣщалъ ему также дать постель.
Жена фермера быстро обернулась.
-- Ужинать милости просимъ, а насчетъ постели, сказала она съ сомнѣніемъ,-- я право не знаю.
Въ то же время глаза ея остановились на Кенелмѣ. Наружность его такъ мало походила на то что она ожидала встрѣтить въ захожемъ косцѣ что она невольно присѣла и прибавила измѣнивъ голосъ:
-- Джентльменъ можетъ помѣститься въ комнатѣ для гостей, только нужно нѣсколько времени чтобы привести ее въ порядокъ: ты знаешь, Джонъ, что вся мебель покрыта чехлами.
-- Ну, для этого будетъ довольно времени, вѣдь онъ не пойдетъ на нашесть до ужина.
-- Разумѣется нѣтъ, сказалъ Кенелмъ, ощущая пріятный запахъ кушанья.
-- А гдѣ дѣвочки? спросилъ фермеръ.
-- Онѣ были здѣсь минутъ пять тому назадъ, и пошли наверхъ переодѣться.
-- Какія дѣвочки? запнулся Кенелмъ отступая къ двери.-- Вы кажется сказали что у васъ нѣтъ племянницъ.
-- Но я не говорилъ что у меня нѣтъ дочерей. Развѣ вы и ихъ боитесь?
-- Сэръ, отвѣчалъ Кенелмъ вѣжливо и ловко отклоняя этотъ вопросъ,-- если ваши дочери похожи на свою мать, вы не можете сказать чтобъ онѣ не были опасны.
-- Вотъ какъ! воскликнулъ фермеръ, между тѣмъ какъ жена его улыбалась и краснѣла; -- это такъ складно сказано какъ будто бы вы исходили все графство. Я догадываюсь что должно-быть не между косцами вы учились обращенію, и можетъ-быть я слишкомъ свободно держалъ себя съ высшимъ.
-- Какъ! сказалъ любезно Кенелмъ:-- вы хотите сказать что поступили слишкомъ свободно съ вашими шиллингами? Простите меня пожалуста, но я думаю что вы не получите назадъ вашихъ шиллинговъ. Я меньше вашего видалъ въ жизни, но опытность моя учитъ что когда человѣкъ разстанется со своими деньгами, будь это для высшихъ или для низшихъ, ему ужь не случается увидать ихъ опять.
При этомъ афоризмѣ фермеръ чуть не лопнулъ со смѣха; жена его захохотала и даже служанка-на-всѣ-руки захихикала. Кенелмъ сохраняя свою невозмутимую важность сказалъ самъ себѣ:
-- Остроуміе заключается въ эпиграматическомъ выраженіи ходячихъ истинъ, и самое ничтожное замѣчаніе о достоинствѣ денегъ можетъ разчитывать на такой же успѣшный пріемъ какъ и ничтожное замѣчаніе о недостаткахъ женщинъ. Слѣдовательно я, самъ не замѣчая этого, обладаю остроуміемъ.
Въ это время фермеръ дотронулся до его плеча -- дотронулся, а не ударилъ его по плечу, какъ бы сдѣлалъ это десять минутъ назадъ -- и сказалъ:
-- Не будемъ мѣшать хозяйкѣ, не то останемся безъ ужина. Я пойду заглянуть подъ навѣсъ на коровъ. Вы знаете толкъ въ коровахъ?
-- Да, коровы доставляютъ сливки и масло. Лучшія коровы тѣ которыя при наименьшихъ издержкахъ даютъ лучшія сливки и масло. Но какимъ образомъ сливки и масло могутъ быть производимы такъ дешево чтобы появляться за завтракомъ бѣдныхъ людей, это вопросъ предстоящій рѣшенію реформированнаго парламента и либеральной администраціи. А пока не будемъ откладывать ужина.
Фермеръ и его гость вышли изъ кухни на дворъ фермы.
-- Вы совсѣмъ чужой въ этихъ мѣстахъ?
-- Совершенно.
-- Вы даже не знаете моего имени?
-- Нѣтъ; я слышалъ только что жена называла васъ Джономъ.
-- Меня зовутъ Джонъ Сондерсонъ.
-- А! Значитъ вы происходите изъ сѣверныхъ провинцій. Потому-то вы такой умный и ловкій. Имена оканчивающіяся на son (сынъ) большею частію принадлежатъ потомкамъ Датчанъ, которымъ король Алфредъ, Господь ему прости, мирно уступилъ только шестнадцать англійскихъ графствъ. А когда Датчанинъ называется такого-то сынъ, это означаетъ что онъ былъ сыномъ такого-то.
-- Вотъ какъ! Я никогда не слыхалъ этого прежде.
-- Еслибъ я думалъ что вы слышали, я бы не говорилъ этого.
-- Теперь я сказалъ вамъ какъ меня зовутъ, а васъ какъ?
-- Умный человѣкъ задаетъ вопросы, а глупый на нихъ отвѣчаетъ. Предположите на минуту что я не глупъ.
Фермеръ Сондерсонъ почесалъ голову и казался больше сбитымъ съ толку нежели подобало потомку Датчанина водвореннаго королемъ Алфредомъ на сѣверѣ Англіи.
-- Бросимъ это, сказалъ онъ наконецъ,-- но я думаю что вы также Йоркширецъ.
-- Человѣкъ, самое разумное изо всѣхъ животныхъ, приписываетъ одному себѣ преимущество думать, осуждая другихъ животныхъ на низшія механическія дѣйствія называемыя инстинктомъ. Но такъ какъ инстинкты безошибочны, а мысли по большей части бываютъ ложны, то человѣку нечѣмъ особенно похвалиться, согласно его собственному опредѣленію. Когда вы говорите: я думаю, и считаете достовѣрнымъ что я Йоркширецъ, вы то ошибаетесь: я не Йоркширецъ. А довѣрившись инстинкту не можете ли вы угадать когда мы будемъ ужинать? Коровы, которыхъ вы собираетесь навѣстить, угадываютъ время когда ихъ будутъ кормить.
Фермеръ сказалъ съ чувствомъ превосходства предъ гостемъ которому онъ дѣлаетъ одолженіе ужиномъ:
-- Черезъ десять минутъ.
Потомъ помолчавъ онъ прибавилъ заискивающимъ тономъ, какъ бы боясь чтобъ его не сочли слишкомъ простымъ человѣкомъ:
-- Мы ужинаемъ не въ кухнѣ. Мой отецъ дѣлалъ такъ и я тоже пока не былъ женатъ; но моя Бессъ, хотя лучшая фермерская жена изо всѣхъ что когда-нибудь носили кожаные башмаки, была дочь купца и воспитана иначе. У нея, видите ли, было не мало денегъ; но еслибъ этого и не было, я не хотѣлъ бы чтобъ ея родные говорили что я унизилъ ее,-- такъ что мы ужинаемъ всегда въ комнатѣ.
Кенелмъ отвѣчалъ:
-- Прежде всего важно чтобы вообще имѣть ужинъ. Если же ужинъ есть, то человѣкъ можетъ больше преуспѣвать въ жизни если онъ ужинаетъ въ комнатѣ нежели въ кухнѣ. А пока я вижу здѣсь колодезь, тѣмъ временемъ какъ вы сходите посмотрѣть коровъ, я останусь здѣсь и вымою себѣ руки.
-- Послушайте. Вы, какъ я вижу, острый малый и далеко не глупый. У меня есть сынъ, добрый парень, но слишкомъ много о себѣ думаетъ и хочетъ быть выше другихъ. Вы бы сдѣлали мнѣ большое одолженіе и ему также еслибъ посбили съ него спѣси.
Кенелмъ, который въ это время занялся умываньемъ, вмѣсто отвѣта кивнулъ только головой. Но такъ какъ онъ рѣдко упускалъ случай размышлять, то сказалъ самъ себѣ умывая лицо изъ-подъ жолоба:
Нечего удивляться что всякій маленькій человѣкъ съ удовольствіемъ думаетъ какъ бы пособить того кто больше его, когда отецъ проситъ чужаго человѣка принизить его сына за то только что тотъ не считаетъ себя маленькимъ. Отъ этого свойства человѣческой природы происходитъ то что критика благоразумно оставляетъ свои претензіи быть наукою анализа и становится прибыльнымъ ремесломъ. Она разчитываетъ на удовольствіе испытываемое читателями когда принимаютъ человѣка.