ПОДЪ ЮЖНЫМЪ НЕБОМЪ.

Съ наступленіемъ вечерней прохлады, Віа Домиціана, одна изъ главныхъ улицъ Помпеи, по обыкновенію оживилась и по ней началось пестрое и шумное движеніе. Нескончаемой вереницей, смѣняя одни другихъ, задвигались колесницы, всадники, гуляющіе, носильщики, матросы. Стукъ колесъ, звонъ конской упряжи, голоса предлагающихъ свой товаръ разносчиковъ -- все слилось въ одинъ оглушительный гулъ.

Перемѣшиваясь и пестрѣя разнообразіемъ красокъ, мелькали мѣстныя и иноземныя одежды, по которымъ легко можно было узнать -- достойнаго человѣка, статнаго воина, озабоченнаго купца, серьезнаго жреца и вѣтреннаго щеголя. Помпея вмѣщала въ своихъ стѣнахъ образцы всѣхъ даровъ современной ей цивилизаціи.

Ея красивые блестящіе магазины, маленькіе дворцы, купальни, ея форумъ, театръ, циркъ, безпечность и живость ея населенія съ утонченными, хотя и испорченными нравами -- все носило на себѣ печать тогдашняго Рима.

Каждый желающій могъ-бы найти массу развлеченій, слѣдя за этой оживленной уличной жизнью, но въ ту минуту, съ которой начинается нашъ разсказъ, всеобщее вниманіе было привлечено нарядной колесницей, запряженной парой чистокровныхъ коней. Снаружи на бронзовыхъ стѣнкахъ колесницы были художественно исполненныя рельефныя изображенія сценъ изъ олимпійскихъ игръ. Легкіе кони летѣли, едва касаясь ногами земли, какъ-будто имъ свойственнѣе было нестись по воздуху, чѣмъ бѣжать по мостовой, но останавливались какъ вкопанные при малѣйшемъ прикосновеніи возницы, который управлялъ ими, стоя позади колесницы. Владѣлецъ колесницы былъ однимъ изъ тѣхъ стройныхъ и прекрасно сложенныхъ юношей, которые служили образцами аѳинскимъ ваятелямъ. Его греческое происхожденіе сказывалось еще болѣе въ строгой гармоніи всѣхъ чертъ его лица и красотѣ падавшихъ легкими кольцами кудрей. Туника его алѣла ярчайшимъ Тирскимъ пурпуромъ, а въ придерживавшихъ ее застежкахъ сверкали изумруды. На шеѣ была золотая цѣпь, сплетавшаяся на груди въ видѣ змѣиной головы, изъ открытой пасти которой свѣшивался художественной работы перстень съ печатью. Широкіе рукава туники обшиты были золотой бахрамой; золотой, какъ и бахрома, широкій поясъ, украшенный арабесками, обвивалъ его стройный станъ, служа въ то-же время и карманомъ, такъ какъ въ немъ находился платокъ, кошелекъ, грифель и дощечка для записыванія.

Грекъ, точнѣе -- аѳинянинъ, такъ какъ онъ былъ родомъ изъ Аѳинъ, приказалъ немедленно остановиться, когда двое молодыхъ людей, въ которыхъ сразу можно было угадать праздныхъ утаптывателей мостовой, громко и весело его окликнули. Этихъ щеголей можно было встрѣтить вездѣ, и почти всегда вмѣстѣ.

Старшій, поплотнѣе, по имени Клодій, былъ страстный любитель всевозможныхъ пари и игры въ кости; за нимъ, цѣпляясь какъ репейникъ за одежду, неотступно слѣдовалъ молодой, разряженный Лепидъ, котораго въ кругу друзей называли -- тѣнь Клодія, или его эхо, потому что въ разговорахъ онъ чаще ограничивался повтореніемъ словъ Клодія, довольствуясь мудростью своего неразлучнаго друга.

-- Ты насъ на завтра пригласилъ къ себѣ на обѣдъ, любезный Главкъ,-- обратился къ аѳинянину Клодій,-- такъ намъ, въ ожиданіи, кажется, что часы ползутъ какъ черепахи.

-- О, да, буквально какъ черепахи,-- сказалъ Лепидъ,

-- Ну, а для меня иначе,-- любезно возразилъ Главкъ,-- я все обдумываю какъ-бы получше принять и угостить дорогихъ гостей, а время такъ и ускользаетъ!

-- Да, ужь никто не сравнится съ тобой въ умѣньи принимать и угощать!-- воскликнулъ Клодій.-- Ну, а какъ на счетъ игры*? дойдетъ до нее дѣло? Будетъ большое общество у тебя?

-- Многочисленное будетъ собраніе?-- спросилъ Лепидъ.

-- Кромѣ васъ, еще нѣсколько друзей: Панза, Діомедъ...

-- И, разумѣется, твой любимецъ -- Саллюстій?-- перебилъ Клодій.

-- Да вотъ онъ самъ!-- воскликнулъ Лепидъ.

-- Легокъ на поминѣ! Ну, въ такомъ случаѣ, мы лишніе,-- смѣясь замѣтилъ Клодій, при чемъ и "Тѣнь" также изобразилъ улыбку на своемъ, большею частью, неподвижномъ лицѣ. Пожавъ руку Главку, друзья-близнецы удалились, а аѳинянинъ тотчасъ-же выскочилъ изъ колесницы и подошелъ съ привѣтомъ къ Саллюстію, цвѣтущему, статному юношѣ съ яснымъ и открытымъ лбомъ, прямымъ и свѣтлымъ взоромъ.

-- А я только-что намѣревался навѣстить тебя; но теперь я лучше отошлю косницу домой, а мы съ тобой пройдемся вмѣстѣ. Эй, послушай-ка, мой Ксанфъ,-- продолжалъ Главкъ, обернувшись къ возницѣ,-- сегодня тебѣ праздникъ! Ну, не прекрасное-ли это животное, Саллюстій!-- сказалъ онъ, погладивъ ближе къ нему стоявшаго коня.

-- Да, словно потомокъ Фебовыхъ коней,-- отвѣтилъ Саллюстій.-- Вотъ уже одно обладаніе такой прекрасной упряжкой показываетъ, что ты, нашъ Главкъ, дитя счастія!

-- Тѣмъ осмотрительнѣе и умѣреннѣе надо быть, чтобы не нарваться на внезапное несчастье,-- весело, но съ оттѣнкомъ серьзности замѣтилъ Главкъ.-- Однако, другъ мой, такъ-какъ намедни мы могли лишь обмѣняться поклонами, то я въ долгу у тебя, пока не разскажу о моемъ послѣднемъ путешествіи.

-- Изъ котораго ты вернулся счастливымъ женихомъ?

-- Объ этомъ никто, кромѣ тебя, еще не знаетъ. Выберемъ гдѣ-нибудь у воды прохладное и уединенное мѣстечко -- тамъ легче будетъ говорить о такихъ вещахъ, чѣмъ среди этой шумной толпы.

-- Пойдемъ, я совершенно свободенъ и не безъ нетерпѣнія ожидаю твоихъ сообщеній,-- сказалъ Саллюстій.

И друзья, имѣя въ виду эту цѣль, пошли по тѣснымъ улицамъ Помпеи, пробираясь къ морю. Вскорѣ свернули они въ такую часть города, гдѣ блестящіе магазины стояли открытыми, соперничая между собой украшеніями и изящной выставкой товаровъ. Повсюду, куда только проникалъ взоръ,-- просвѣчивали сверкающіе фонтаны, разбрасывающіе въ знойномъ воздухѣ серебристыя брызги. Многочисленная толпа гуляющихъ, веселыя группы, останавливающіяся передъ каждой, болѣе привлекательной лавкой, взадъ и впередъ снующіе рабы съ бронзовыми сосудами самыхъ изящныхъ формъ на головахъ, множество туземныхъ дѣвушекъ съ корзинами, наполненными соблазнительными фруктами и благоухающими цвѣтами -- наполняли улицы. Длинныя крытыя колоннады, замѣнявшія у этого празднаго народа наши кофейни, нарядные павильоны для продажи, гдѣ на мраморныхъ доскахъ стояли сосуды съ виномъ и оливковымъ масломъ и передъ которыми, въ тѣни натянутой надъ ними пурпурной ткани, были сидѣнья, манившія къ отдыху какъ усталыхъ прохожихъ, такъ и праздныхъ зѣвакъ,-- все это сегодня снова занимало и восхищало нашихъ жизнерадостныхъ и восторженныхъ юношей, хотя и было имъ давно знакомо. Продолжая свой путь и весело болтая, очутились они на небольшой площадкѣ, передъ изящнымъ зданіемъ храма. За мраморной балюстрадой портика этого храма, у квадратнаго выступа широкаго цоколя, надъ которымъ вздымались двѣ стройныя колонны, они замѣтили молоденькую дѣвушку. Она сидѣла у самаго цоколя на складномъ, обтянутомъ холстомъ, табуретѣ; на колѣняхъ держала она корзину цвѣтовъ, а другая корзина съ цвѣтами и кувшинъ съ водой стояли у ея ногъ. Около цвѣточницы постепенно собралась небольшая кучка людей. Тогда она достала съ земли маленькій трехструнный инструментъ, подъ мягкіе звуки котораго запѣла какую-то своеобразную пѣснь. При каждой паузѣ, она привѣтливо обращалась къ окружающимъ съ своей цвѣточной корзиночкой, предлагая купить что-нибудь и многіе бросали мелкія монетки въ корзиночку -- кто какъ подаяніе за ея пѣніе, кто просто изъ состраданія къ пѣвицѣ -- она было слѣпа.

-- Это моя бѣдная ѳессалійка,-- сказалъ Главкъ.-- Я ея еще не видалъ послѣ моего возвращенія въ Помпею. Послушай, какой у нея милый голосокъ!

Когда пѣсня, къ которой они прислушивались, окончилась, Главкъ бросилъ нѣсколько серебряныхъ монетъ въ корзиночку и воскликнулъ:

-- Мнѣ нуженъ этотъ букетикъ фіалокъ, маленькая Нидія; твой голосъ сегодня звучнѣе чѣмъ когда-либо.

Едва заслышала слѣпая хорошо знакомый голосъ аѳинянина, какъ она повернулась въ его сторону и спросила:

-- Такъ ты уже вернулся?

-- Да, дитя мое, всего нѣсколько дней, что я опять въ Помпеѣ. Садъ мой, попрежнему, нуждается въ твоемъ уходѣ,-- надѣюсь, ты посѣтишь его завтра. И помни -- въ моемъ домѣ никакихъ вѣнковъ, кромѣ сплетенныхъ искусными руками Нидіи, не должно быть!

Дѣвушка отвѣтила веселой улыбкой и Главкъ, взявъ выбранныя имъ фіалки, продолжалъ свою прогулку.

-- Такъ это дитя пользуется твоимъ покровительствомъ?-- спросилъ Саллюстій.

-- Да, бѣдная рабыня заслуживаетъ этого участія. Къ тому-же она моя землячка; она родомъ изъ страны божественнаго Олимпа, который осѣнялъ ея колыбель,-- она изъ Ѳессаліи.

-- Не знаешь-ли ты какихъ-либо подробностей ея судьбы? Въ ней есть что-то особенное; какимъ-то благородствомъ проникнуто ея существо.

-- Она не лишена ума, какъ мнѣ не разъ приходилось замѣчать, а также и деликатности, такъ что, вѣроятно, изъ хорошей семьи; слѣпа она отъ рожденія. Думаю, что какой-нибудь работорговецъ -- въ Ѳессаліи они издавна занимаются этимъ постыднымъ промысломъ -- укралъ ее у ея семьи еще ребенкомъ, вслѣдствіе чего она родины своей не помнитъ. Здѣсь-же продали ее нѣкоему Бурбо, содержателю гладіаторскаго погребка; когда этотъ послѣдній разобралъ, что ея прекрасные, чистые глаза, за которые онъ заплатилъ деньги, слѣпы, что торговецъ его обманулъ,-- онъ началъ очень плохо обращаться съ несчастной, пока, наконецъ, пришелъ къ заключенію, что, какъ цвѣточница, она можетъ пѣніемъ и своимъ искусствомъ плести вѣнки доставлять ему ежедневно порядочной доходъ.

-- Но поразительно, какъ увѣренно ходитъ она со своей палочкой по многолюднымъ улицамъ города!

-- Да, это поистинѣ чудо!-- воскликнулъ Главкъ.-- Быстро и ловко скользитъ она среди самой густой толпы, избѣгая всѣхъ опасностей и находитъ, несмотря на окружающій ее вѣчный мракъ, дорогу въ самыхъ запутанныхъ переулкахъ. При этомъ ей, конечно, на руку, что жители питаютъ къ слѣпцамъ нѣчто въ родѣ суевѣрнаго почитанія и потому съ нѣжной заботливостью спѣшатъ уступить дорогу, заслышавъ ея робкіе шаги.

Послѣ нѣкотораго молчанія, Главкъ взялъ своего друга за руку и оказалъ:

-- Знаешь, какая мнѣ пришла мысль въ голову: слѣпая не даромъ повстрѣчалась намъ. Она, при всей кажущейся веселости, все-же имѣетъ видъ удрученный и страдальческій, а я теперь какъ разъ знаю хозяйку, у которой ей весь вѣкъ будетъ хорошо житься!

-- У твоей будущей супруги, вѣроятно?-- спросилъ его другъ.

-- Ты легко угадалъ,-- отвѣтилъ Главкъ смѣясь и добавилъ:-- мы такъ много денегъ тратимъ по пустякамъ, а тутъ богамъ угодное дѣло можно сдѣлать!... да, да, я сегодня-же еще попробую ее выкупить!

-- А я буду помогать тебѣ торговаться,-- сказалъ Саллюстій.-- На обратномъ пути пойдемъ мимо того темнаго погребка и, надѣюсь, мы въ состояніи будемъ тотчасъ-же уладить торгъ.