ГОЛОСА ИСТОРІИ.
Протекло почти семнадцать вѣковъ и Помпею опять вызвали къ жизни изъ ея мертваго сна. При раскопкахъ нашли все уцѣлѣвшее отъ разрушенія въ томъ видѣ, какъ застало несчастіе. Залитыя лавой, засыпанныя пепломъ, освобожденный, отъ вѣкового слоя земли стѣны сохранились, какъ будто недавно выстроенныя; мозаика половъ не потеряла живости красокъ. Начатое постройкой зданіе на форумѣ, съ недоконченными колоннами, такъ и найдено, какъ будто рабочіе только что ушли оттуда. Въ садахъ сохранились треножники передъ домашними жертвенниками, въ столовыхъ -- остатки кушаній, въ спальняхъ -- принадлежности туалета и косметики, въ пріемныхъ -- различная мебель, утварь и лампы; и повсюду люди, застигнутые неожиданнымъ бѣдствіемъ среди своихъ обыденныхъ занятій и не успѣвшіе спастись, о чемъ свидѣтельствуютъ скелеты, найденные почти во всѣхъ домахъ.
Это ужасное бѣдствіе, между прочимъ, стоило жизни любознательному натуралисту, извѣстному Плинію старшему, о чемъ сообщаетъ его племянникъ, Плиній младшій, въ письмѣ къ другу своему Тациту, знаменитому римскому историку. Такимъ образомъ, существуетъ свидѣтельство очевидца, неоцѣнимое для желающихъ познакомиться ближе съ обстоятельствами этого страшнаго для Помпеи дня.
Плиній между прочимъ пишетъ:
"Дядя мой находился съ флотомъ, которымъ онъ лично командовалъ, въ Мизенскомъ портѣ. 23-го августа, такъ около часа дня, моя мать обратила его вниманіе на то, что на небѣ появилось какое-то облако необыкновенной величины и формы. Дядя въ то время только что закусилъ послѣ ванны и занимался лежа; онъ тотчасъ потребовалъ башмаки и вышелъ на возвышеніе, съ котораго можно было хорошо наблюдать явленіе. Изъ какой именно горы выходило облако, издали нельзя было различить; что это было дѣломъ Везувія, узнали уже позднѣе. По формѣ облако болѣе всего походило на дерево, именно на пинію, такъ какъ поднималось высокимъ прямымъ стволомъ, а наверху раздѣлялось на множество разстилавшихся въ ширину вѣтвей. Вначалѣ, вѣроятно силой подземнаго толчка, его поднимало кверху, а по мѣрѣ того, какъ ослабѣвала сила, выталкивавшая его изъ нѣдръ земли, дымъ начиналъ расползаться въ ширину. Облако было мѣстами бѣлое, мѣстами какъ бы грязное и въ пятнахъ, такъ какъ вмѣстѣ съ дымомъ вылетали земля и камни. Дядѣ моему, какъ человѣку ученому, это явленіе показалось серьезнымъ и достойнымъ болѣе близкаго наблюденія. Онъ велѣлъ снарядить легкое судно и предложилъ мнѣ сопровождать его, но я отвѣтилъ, что мнѣ надо заниматься и я предпочитаю остаться, тѣмъ болѣе, что имѣлъ работу для дяди-же.
Только что онъ вышелъ изъ дома, какъ ему подали письмо изъ Ретино, въ которомъ его умоляли, въ виду близкой опасности, поспѣшить къ нимъ на помощь; мѣстечко Ретино въ Кампаніи лежало у самаго Везувія и спастись оттуда можно было только на корабляхъ. Дядя измѣнилъ, такимъ образомъ, свой планъ и то, что онъ предпринялъ сначала какъ ученый, онъ исполнилъ -- какъ герой.
Онъ приказалъ всѣмъ военнымъ судамъ двинуться подъ парусами и не только спасъ жителей Ретино, но и вдоль всего берега, который былъ очень густо населенъ, оказывалъ помощь, принимая на суда спасавшихся. Онъ спѣшилъ туда, откуда другіе бѣжали, и плылъ навстрѣчу опасности, находясь при этомъ такъ близко, что могъ наблюдать всѣ подробности страшнаго явленія, разыгравшагося передъ его глазами.
Уже начинала попадать на корабли зола, и, чѣмъ ближе они подходили къ берегу, тѣмъ гуще и гуще сыпались пепелъ, шлакъ и камни на палубы судовъ.
Новое сильное изверженіе сдѣлало берегъ совершенно неприступнымъ и на минуту дядя поколебался, не вернуться-ли назадъ, какъ это совѣтовалъ его штурманъ; но потомъ рѣшилъ ѣхать къ Помпонію, который жилъ въ Стабіи, т.-е. на противуположномъ берегу бухты.
Хотя Стабія была еще въ безопасности, но Помпоній уже былъ, въ виду ея, со всѣми своими пожитками на берегу, выжидая, когда уляжется противный вѣтеръ, мѣшавшій отъѣхать отъ берега. Когда дядя высадился, они встрѣтились, обнялись и дядя его утѣшалъ и ободрялъ, а чтобъ окончательно успокоить его, велѣлъ приготовить себѣ ванну, и, выкупавшись, весело, или по крайней мѣрѣ съ веселымъ и беззаботнымъ видомъ (что пожалуй еще труднѣе), пообѣдалъ. Между тѣмъ, на Везувіи во многихъ мѣстахъ показались огни, а изъ кратера не переставали вырастать высокіе огненные столбы. Чтобъ разсѣять опасенія, дядя увѣрялъ всѣхъ, что это вѣрно горятъ одинокіе обывательскіе домики, жители которыхъ бѣжали, оставивъ свои жилища въ жертву огню. Потомъ дядя пошелъ отдохнуть и дѣйствительно крѣпко уснулъ, но, такъ какъ въ переднюю комнату все болѣе и болѣе насыпалось золы и пемзы, то боясь, какъ-бы онъ не очутился въ безвыходномъ положеніи, его разбудили и онъ вышелъ изъ комнаты. Тутъ онъ пошелъ къ Помпонію и другимъ собравшимся и они совѣтовались между собой, какъ лучше имъ поступить и что безопаснѣе -- оставаться-ли въ домѣ или выйти; колебанія земли становились все чувствительнѣе, и казалось, что дома сошли со своихъ основаній и качались то въ одну, то въ другую сторону; на улицѣ-же все продолжался пепельный дождь, съ которымъ сыпались и камни, а потому тоже было не совсѣмъ безопасно, но все-же предпочли это послѣднее и большинство привязали себѣ на головы подушки въ предохраненіи отъ ударовъ камней. Дядя старался приводить разныя доказательства, объясняя причины опасности и безопасности, остальные же всѣ только сообщали свои страхи и опасенія. Наконецъ, порѣшили всѣ пойти къ морю посмотрѣть, можно-ли уже пуститься въ путь, но море все еще сильно бушевало. На берегу дядя легъ на разостланномъ коврѣ и все просилъ холодной воды, которую и пилъ нѣсколько разъ. Вскорѣ однако приближающееся пламя и предшествовавшій ему сѣрный дымъ заставили всѣхъ остальныхъ обратиться въ бѣгство; дядя-же, поддерживаемый двумя рабами, приподнялся, но тотчасъ же упалъ, вѣроятно задохнувшись отъ густого пара; у него отъ природы дыхательное горло было очень узко и онъ былъ подверженъ горловымъ судорогамъ. Когда на третій день послѣ этого его нашли тамъ одѣтаго и невредимаго, то онъ имѣлъ скорѣе видъ спящаго, чѣмъ умершаго".
Въ одномъ изъ послѣдующихъ своихъ писемъ къ Тациту, Плиній пишетъ:
"Я оставался съ матерью въ Мизенумѣ, за работой, ради которой и не поѣхалъ съ дядей; принявъ по обыкновенію ванну, пообѣдалъ и заснулъ, хотя спалъ не много и неспокойно.
Ощущавшееся уже нѣсколько дней землетрясеніе особенно не тревожило насъ, какъ явленіе весьма частое въ Кампаніи, но въ ту ночь толчки были такъ сильны, что даже грозили не колебаніемъ стѣнъ, а ихъ паденіемъ; испуганная мать пришла ко мнѣ въ спальню, но я уже всталъ и хотѣлъ идти будить ее, если бы она спала. Мы сѣли во дворѣ, отдѣлявшемъ домъ отъ моря. Я не знаю, приписать-ли это безстрашію или моему легкомыслію -- мнѣ было всего 18 лѣтъ, но только я усѣлся, какъ будто все обстояло благополучно, и, приказавъ подать себѣ Тита Ливія, продолжалъ читать его и дѣлать изъ него выписки.
Пришелъ одинъ изъ друзей моего дяди и, увидя, что мы сидимъ такъ спокойно, принялся выговаривать матери моей за ея терпѣніе, а мнѣ за мою безпечность; но я продолжалъ читать. Хотя было уже часовъ шесть утра, но было темно; ближайшія къ намъ строенія вдругъ такъ сильно закачались, что опасность быть погребенными подъ развалинами стала вполнѣ очевидной, и мы рѣшили оставить городъ. Испуганные сосѣди, какъ стадо барановъ, дѣлающихъ то, что дѣлаютъ впереди, присоединились къ намъ и бѣжали тоже за городъ. Когда городскія зданія остались уже позади, мы остановились, чтобъ перевести духъ; при этомъ мы были свидѣтелями необычайныхъ явленій: наши повозки не могли стоять спокойно и постоянно катились то въ одну; то въ другую сторону; даже подкладывая камни подъ колеса; мы не могли ихъ удержать. Море отъ сильнаго колебанія почвы такъ быстро приливало и отливало, что иногда казалось, будто оно исчезаетъ совершенно, оставляя на сушѣ всевозможныхъ морскихъ животныхъ. На противоположномъ берегу громадное черное облако внезапно будто лопнуло съ ужаснымъ шумомъ, и масса огненныхъ языковъ, какъ гигантскія молніи, заняла все видимое впереди пространство. Тогда другъ моего дяди сталъ настойчивѣе. "Если твой братъ, а твои дядя,-- говорилъ онъ матери и мнѣ,-- еще живъ, то, конечно, ему желательно, чтобы и вы были спасены; если же онъ погибъ, то навѣрно, умирая, хотѣлъ, чтобы вы его пережили; что же вы медлите и отдыхаете, когда надо бѣжать?" Мы ему возразили, что намъ тяжело думать о собственномъ спасеніи, пока мы не увѣрены, что дядя въ безопасности; тогда онъ оставилъ насъ и пустился бѣжать.
Облако же опустилось на землю и покрыло море; вся Капреа была совершенно окутана имъ, а также и горы за нами. Мать принялась меня уговаривать бѣжать и спасаться: я -- дескать -- молодъ и легко могу уйти отъ бѣды, а она -- стара, слаба и болѣзненна и будетъ мучиться мыслью, что изъ-за нея погибну и я. Я сказалъ, что безъ нея не пойду, взялъ ее за руку и повелъ съ собою; она слѣдовала неохотно, жалуясь, что только задерживаетъ меня. Зола начала падать на насъ, хотя еще въ небольшомъ количествѣ; я оглянулся: густой паръ поднимался и гнался за нами, какъ будто вслѣдъ за нами вылился откуда-то широкій потокъ горячей воды.
-- Свернемъ немного въ сторону, пока еще видно,-- сказалъ я матери,-- чтобы насъ не затолкали, когда станетъ еще темнѣе и народъ отовсюду пустится бѣжать.
Только что мы немного отошли, какъ сдѣлалось совершенно темно, и притомъ не такъ, какъ это бываетъ въ безлунную или пасмурную ночь, а такъ, какъ если въ запертомъ кругомъ пространствѣ погасить огни. Тутъ ужь начался хаосъ: мужчины кричатъ, женщины плачутъ, дѣти пищатъ; кто зоветъ дѣтей, кто родителей, тамъ жена ищетъ мужа; тутъ жалуются на судьбу, въ другомъ мѣстѣ оплакиваютъ близкихъ. Многіе призывали скорѣй смерть, чтобы спастись отъ угрожающей бѣды. Кто молитвенно воздымалъ руки къ небѣ и призывалъ боговъ, а кто увѣрялъ, что никого тамъ наверху нѣтъ и что это настала послѣдняя вѣчная ночь на свѣтѣ. Находились и такіе, которые къ настоящему ужасу прибавляли еще вымышленные страхи или сообщали правдоподобныя, но небывалыя новости. Временами дѣлалось свѣтлѣе, но отъ огня, а потомъ мракъ становился еще чернѣе и пепельный дождь былъ такъ густъ, что мы поминутно должны были вставать и отряхиваться, чтобы не быть совершенно засыпанными золой. Я бы могъ похвалиться, что у меня не вырвалось ни стона, ни жалобы во время всѣхъ этихъ происшествій, еслибъ не мысль, что весь свѣтъ со мной и я съ нимъ погибаемъ, которая доставляла мнѣ большое, хотя и печальное утѣшеніе. Наконецъ, мракъ разошелся туманомъ и дымомъ, показался настоящій дневной свѣтъ, даже появилось солнце, хотя и неясное, какъ во время затменій. Все вокругъ представилось взорамъ нашимъ въ измѣненномъ видѣ и густо усыпанное пепломъ, какъ снѣгомъ. Мы вернулись обратно, подкрѣпились, какъ могли, и провели безпокойную ночь между страхомъ и надеждой. Страхъ однако одержалъ верхъ, такъ какъ землетрясеніе все продолжалось и люди продолжали рисовать самыми яркими красками ужасъ положенія, предсказывая неслыханныя бѣдствія. Мы, однако, хотя и сознавали опасность, но, получивъ о ней уже понятіе, не рѣшались покинуть домъ совсѣмъ, пока не получимъ какого-либо извѣстія о дядѣ".
Въ историческомъ сочиненіи Діона Кассія это достопримѣчательное изверженіе Везувія описано слѣдующимъ образомъ: "Жителямъ городовъ Кампаніи представлялось, что какіе-то гиганты въ большомъ числѣ начали ходить взадъ и впередъ по землѣ и по воздуху, то по горѣ, то у ея подошвы. Наступила засуха, почва трескалась и начались землетрясенія въ разныхъ мѣстахъ, послѣ чего появились фонтаны горячей воды. Все это происходило съ шумомъ, похожимъ на подземные удары грома или на страшный ревъ дикихъ звѣрей; море бушевало, на небѣ грохоталъ громъ, потомъ раздался страшный трескъ, точно всѣ горы рушатся; и тогда начали вылетать сперва отдѣльные камни изъ нѣдръ Везувія, а затѣмъ масса огня и дыма, такъ что все потемнѣло кругомъ и самое солнце заволокло, какъ при затменіи. День превратился въ ночь и свѣтъ въ тьму, и многіе думали, что гиганты зашагали снова, потому что дымъ принималъ напоминавшія людей формы, а въ воздухѣ слышался точно отдаленный трубный звукъ. Нѣкоторые считали, что это -- конецъ свѣта и весь міръ погибнетъ въ этомъ горящемъ хаосѣ. Поэтому всѣ бѣжали: кто изъ домовъ въ поле, кто -- наоборотъ -- спѣшилъ скрыться въ домахъ; кто стремился къ морю, кто бѣжалъ отъ моря, всякій, считая самое отдаленное отъ него мѣсто -- самымъ безопаснымъ. Зола покрывала землю и море, погубивъ при этомъ много людей и скота; ранѣе всѣхъ погибли всѣ птицы и рыбы; зола эта засыпала города Геркуланумъ и Помпею, большая часть жителей которыхъ были въ то время въ театрѣ. Золы была такая масса, что она попала изъ Италіи въ Африку, Сирію и Египетъ; въ Римъ же она проникла въ такомъ огромномъ количествѣ, что закрыла солнце и весь воздухъ былъ полонъ ею. И тамъ нѣкоторое время всѣ были въ страхѣ, не зная, что случилось, и, будучи не въ состояніи даже представить себѣ, что дѣлается, думали, что наступилъ конецъ, что все, вѣроятно, перемѣшается -- солнце померкнетъ, а земля сольется съ небомъ".
КОНЕЦЪ.