19 дек 1923/1 янв. 1924.
Целый день думаю о маме. Все стараюсь представить себе, что она чувствовала в последние сутки своей жизни? [...]
Обедал Зайцев [Борис Константинович. -- М. Г.], который вчера приехал. Не видались шесть лет! Изменился мало. Выдвинулись только кости. Стал живей, подвижнее. [...] Кое-что чувствует иначе, чем мы, но все же в настроении приятном. Вера приезжает дней через десять.
У нас Петр Александрович [Нилус. -- М. Г.] Он приехал из Вены. Материально ему очень тяжело. Приехал в Париж попытать счастья.
3 января.
Только что вернулись от Кульман, где кроме нас были Карташевы и П. Б. Струве. П. Б. похудел, отрастил бороду, стал красив и не утерял своей очаровательной улыбки. Он много рассказывал о настроениях в Праге и о том, что теперь варится в мире по отношению большевиков. Чехи боятся больше всего союза правых русских с правыми немцами, а потому Бенеш заключает союз с французами и Англией для водворения Милюкова в России, чтобы там устроить демократическо-республиканский образ правления. П. Б. доволен этим. [...] П. Б. говорил еще, что главное разделение эмиграции произошло из-за Милюкова, в отношении к белому движению. -- Молодежь в Праге в большинстве случаев правая. Настроение различных групп различно -- левые эс-эры, правые эс-эры, милюковцы, правые кадеты: Кизеветтер и Новгородцев. Первый левее второго, но более непримирим, второй правее, но ближе к примиренчеству. [...]
У Гончаровой большая мастерская с полным художественным беспорядком, но и уютом. Она показывала нам свои последние работы: два тона -- черный и белый, как будто и не Гончарова с ее красками. Ширмы в шесть створок и на каждой створке почти в человеческий рост по испанке, в черном бархатном платье, белой шали и кружевной белой косынке на голове. Испанки все блондинки. [...] Сама Гончарова очень мила, проста и женственна, а потому побыть у нее было очень приятно.
23 дек./5 янв.
Вчера были у Манухиных по поводу "Миссии русской эмиграции". Споры отчаянные. [...] стали обсуждать список выступающих: 1. О. Георгий Спасский, 2. Мережковский, 3. Шмелев, 4. Бунин, 5. Карташев, 6. Кульман, 7. Манухин, 8. Кульман [?. -- М. Г.], 9. Студент. За вход 2 фр. [...]
31 дек./13 января 1924.
Опять перерыв в дневнике и письмах. [...] А вчера еще навалили на меня устройство вечера "Миссии эмиграции". [...]
15/28 янв.
[...] Вечера, билеты, хозяйство поглощали у меня почти все время. [...]
Смерть Ленина не вызвала ни большого впечатления, ни надежд, хотя, по слухам, у "них" начинается развал. Телеграмма, что на похоронах Ленина 6000 человек отморозило себе руки и ноги. Сколько же народу согнали они?
В "Юманитэ" заметка по поводу "Татьяны" в нашем Посольстве. [...] От начала до конца гнусная ложь. Будто был банкет в честь смерти Ленина, вино лилось рекой, мужчины были во фраках, дамы в бальных туалетах. Кто это писал? Вероятно, Донзель1. [...]
Кстати, о Шмелеве ни слова. Он говорил речь, длинную, где в общем очень досталось бедному московскому университету. [...] А праздновало "Татьяну" наше московское землячество. [...] Маклаковы пожертвовали чай, кренделя и этим угощали даром, кроме того были пироги и тартинки, фрукты и вино. Было пение, музыка и танцы. [...]
Ночь. Только что вернулись от Манухиных в очень тяжелом настроении. Ив. Ив. сначала отказался от председательства на собрании2, затем стал говорить, что у него нет пафоса произносить речи о доме. Раньше он говорил, что следует устроить такой дом, вид чайной, где могли бы русские находить приют от своей бездомной жизни, призывать богатых жертвовать на устройство этого дома. И он должен был закончить своей речью вечер. [...] Затем Ив. Ив. стал предлагать Иг. Пл. Демидова в члены нашего кружка, мотивируя свое предложение тем, что мы слишком "правы". Было постановлено, что все речи должны быть, так сказать, в религиозном плане, а потому не важно, каковы политические убеждения говорящего. Сегодня же Ив. Ив., мотивируя свой отказ от председательства, все время указывал на якобы правую окраску речей, что вызвало отпор Шмелева, указавшего, что стыдно бояться таких слов, как "правый" и т. д. И вообще нужно искать правды и, если правду сейчас видишь в национализме, то борись за нее, ничего не боясь. Горячо говорил и Карташев. [...] З. Н. [Гиппиус. -- М. Г.] упрекала Карташева, что он служит правым, он в долгу не остался и сказал: "А вы говорите левые пошлости".
1 февраля.
[...] Горький приезжает в Париж и будет лечиться у Манухина. [...]
[Манухин] отказывается и от выступления, подчеркивая, что он не хочет выступать под председательством Николая Карловича [Кульмана. -- М. Г.]3.
3 февраля.
[...] Рассказы о Москве Веселовского:
-- Вот, едем опять куда-то за 18 верст от Москвы. Приезжаем. Смотрим -- нет даже пианино. -- Как же петь? -- А под скрипку! -- Да под скрипку мы не можем, -- Нет, товарищи, можете, а то смотрите, мы чувствуем в вашем тоне контрреволюционные звуки. Не будете петь -- арестуем! -- Так и пришлось петь без аккомпанемента. А возвращаться? Обещали автомобиль, ждали до 3-х часов ночи. Никто не приехал. Замерзли ужасно. Повезли на розвальнях. Лошади еле шагают. Проехали 3 версты. Возница говорит: "Слезайте, они у нас не кормлены, идите пешком!" Так к 6 часам я и дошел до дому. Чуть все ноги не отморозил. Так и со Станиславским и Качаловым бывало.
-- А насчет спекуляции? Да мы все спекулянтами были, -- продолжал Веселовский. -- Вот поехали мы в Винницу. Знали, что там можно достать конопляного масла. Артистов возят в телячьих вагонах. Ехать долго. Я устроил чан, который обшил деревом со всех сторон и превратил его в стол. В Виннице купил масла. При обысках не догадывались. По приезде в Москву я сказал стрелочнику и смазчику, чтобы этот вагон они загнали на запасной путь, за что получат по 5 ф. масла. [...]
27 февраля.
Последствия вечера "Миссия русской эмиграции" все еще чувствуются. [...] впечатление огромное, все очень взволновались4. [...]
Вчера М. С. Цетлина призвала Яна и все допрашивала. Она хочет устроить у себя бой: пригласить всех выступавших с одной стороны, и Руднева, Милюкова, Литовцева, Вишняка и пр. -- с другой. [...]
[Сохранилась записка Ив. А. Бунина, относящаяся к этому времени:]
Понедельник, 3 марта, 24.
Станиславск[ий] и пр. сняли фотографию где-то в гостях вместе с Юсуповым. Немедленно стало известно в Москве. Немирович в ужасе, оправдывается: "Товарищи, это клевета, этого быть не может, я телеграфирую в Америку!" А из Америки в ответ: "Мы не виноваты, вышло случайно, мы страшно взволновались, когда узнали, что попали на один снимок с Юсуповым". О, так их, так! Ум за разум заходит, когда подумаешь, до чего может дойти и до чего может довести "социалистич. правительство"!
[Продолжаю выписки из дневника Веры Николаевны:]
13 апреля.
Холод в квартире такой, что сижу в шубе. [...] Почти решили ехать на юг в воскресенье. Хотим пожить недели две в Канн. [...]
Собственно, как мы все легко пережили Россию -- сидим, разговариваем о платьях.
7 мая.
[...] Мы опять в Грассе. Вчера была неделя, как мы покинули Париж, а кажется, что мы целую вечность там не были. Так все отвалилось. Я рада, что пока мы одни. [...] Ян сначала расстроился, ему жутко одному в большом доме. [...]
Зашла к Яну. Лежит на диване, думает, как озаглавить новую книгу. Перебирали заглавия. Остановились на "Сны Чанга". Рассказы будут в хронологическом порядке.
Вчера Ян сказал: Ну, я прочел "Кроткую". И теперь ясно понял, почему я не люблю Достоевского. Все прекрасно, тонко, умно, но он рассказчик, гениальный, но рассказчик, а вот Толстой -- другое. Вот поехал бы Достоевский в Альпы и стал бы о них рассказывать. Рассказал бы хорошо, а Толстой дал бы какую-нибудь черту, одну, другую -- и Альпы выросли бы перед глазами. [...]
19 мая.
Фондаминский: Вы говорите, мужик лентяй. Но он расковырял шестую часть земного шара. Никуда не годный народ, а создал лучшую литературу в мире, создал лучшее государство по могуществу, обработал большую часть земли.
Ян: Русский народ так же талантлив, как и всякий другой народ. Всякий народ талантлив по-своему. Русский мужик не любит ковырять на одном месте. Поковыряет и идет дальше. Он не любит, не умеет обрабатывать.
Фондаминский; Никто так много не обработал земли, как русский мужик, однако. Это колоссальная заслуга перед культурой.
Ян: Какая это заслуга -- бросил зерно в землю. Вот испанская культура пришла в Америку и создала кое-что. А у нас что? [...] Здесь полмиллиона простых мужиков. Что они делают -- прямо золотые руки.
Фондаминский: Франция скорее погибнет, чем Россия. [...] Франция разлагается. Поговорите с французами. [...] Русский пьяница, а душа крепкая. Пьяный, грозный, распутный, а душа есть. Потому и гунны пришли, что Рим разложился.
Ян: Где борьба, где восстания? Пять студентов в Каире.
Фондаминский: Это неверно. Колоссальное национальное движение. Почему Рабиндранат Тагору дана Нобелевская премия?
Ян: Совсем не потому... Раб. Тагор -- это финь шампань и дали ему потому, что он мистичен, что англичане шатаются по востоку и живут у него. Болит душа, болит, вот он и взалкал по Р. Тагору, вот и Возлюбил с большой буквы. И эта мода болезненная, а не здоровый национализм.
[По соседству, как и в прошлом году, должны были поселиться Мережковские. З. П. Гиппиус в письме от 24 мая, между прочим, пишет Вере Николаевне:
"Вижу, что жить
Нам предстоит отныне
На вилле Эвелине
С тарелками немытыми,
Со ставнями закрытыми
Да глаз на глаз с москитами.
[...] Стремлюсь вон из хаотического дома моего и жажду вас, вашей тишины, а москиты -- пусть их жрут, меня все равно осталось довольно мало, последняя испанка меня окончательно похудила и состарила. [...] Если найдется домашняя баба -- примусь писать два романа сразу, и пропади все.
До скорого свиданья. Скажите нашему богдыхану, чтобы ценил свое самодержавие, пока не приехала оппозиция. Когда она появляется, она всегда "подымает голову" (или "лапу"). В данном случае не преминет. Начнет с "запросов"... Может, тем и кончит, а все-таки прежней лафы нет".]
[Запись Ив. Ал. Бунина:]
1 июня (н. с.) 24 г.
Первые дни по приезде в Mont Fleuri [Бунин пишет иногда так, а иногда Mont Fleury. -- M. Г.] страшно было: до чего все то же, что в прошлом году!
Лежал, читал, потом посмотрел на Эстерель, на его хребты в солнечной дымке... Боже мой, ведь буквально, буквально было все это и при римлянах! Для этого Эстереля и еще тысячу лет ровно ничего, а для меня еще год долой со счета -- истинный ужас.
И чувство это еще ужаснее от того, что я так бесконечно счастлив, что Бог дал мне жить среди этой красоты. Кто же знает, не последнее ли это мое лето не только здесь, но и вообще на земле!
[Из дневника Веры Николаевны:]
29 июня.
[...] Был общий обед с Мережковскими. Потом сидели под пальмами, вели легкий разговор на высокие темы. Было приятно.
[Запись Ив. Ал. Бунина:]
1/14. VII. 24.
Цветет гранатов[ое] дерево -- тугой бокальчик из красно-розов[ого] воска, откуда кудрявится красная бумажка. Листики мелкие, глянцевитые, темно-зелен[ые]. Цветут белые лилии -- стоят на обрыве против моего окна и так и сияют насквозь своей белизной, полные солнечн[ого] света. С неделю назад собрали апельсинный цвет, флер доранж.
Очень, оч. часто, из года в год, вижу во сне мать, отца, теперь Юлия. И всегда живыми -- и никогда ни малейш[его] удивления!
"Уныние, собран[ное], как зрелые плоды" -- Верлэн. "Боевые знамена символизма... молодежь признала в В[ерлэне] своего вождя..." И ни одной анафеме не приходит в голову, какие это колоссальные пошлости!
"Генеральск[ий] бунт в Испании"... Ну, конечно, раз генералы, раз правые -- бунт! "Остатки демократич[еской] и социалистич[еcкой] совести..." Даже и совесть-то у этих сукиных детей социалистическая, демократическая !
[Из записей Веры Николаевны:]
28 июля/5 августа.
Холод такой, что даже Мережковский стонет. Третьего дня мы с Яном ездили на острова. Редко хорошо было. На дальнем островке мы провели 1 ╫ часа. Точно в сказке. И как только очутились на земле, поразил и ошеломил бальзамический запах пиний и стрекотание цикад. Таких звуков я не слышала нигде, даже на Цейлоне. Цикадами усеяны стволы деревьев. Они цвета коры, некрасивы и не изящны, с перепончатыми крылышками. Мы прошли на западную часть острова. Полежали на земле. Ян умылся по-магометански. [...] Около часа лежали, смотрели, думали, молчали. Потом пошли назад. Захотелось есть. Сели за стол под пальмовыми деревьями -- потолок беседки -- спросили кофе и хлеба. [...] Мы спросили, можно ли снять комнату, чтобы провести здесь несколько дней. [...] Остров принадлежит монахам и никто не может здесь останавливаться, кроме рыбаков. [...] До St. Marguerite мы дошли очень быстро, там стояли 3/4 часа. [...] Остров менее поэтичный и более загрязненный. [...]
Возвращались, как и приехали, рядом с шофером. Казалось, что ехали на автомобиле. И мне необыкновенно красивой показалась дорога Канн--Грасс.
29 [июля]
[...] Вышли с Яном в город. Дождь. "Осень, осень", -- сказал Ян. Зашли к Мережк. Он одет по-зимнему. Она в легком шерстяном белом туалете, штопает его белую рубашку. Ян принес ей рецензию на итальянском языке, где хвалят ее очень. Она слушала с нескрываемым удовольствием. [...]
[Из записей Ив. Ал. Бунина:]
4/17Авг. 24 г.
У Пилкиных. Вдова Колчака, его сын. Большое впечатление -- какие у него темные, грозные глаза!
10/23 Авг.
Когда Марс восходит, он красный. Потом оранжевый.
В 4-ом часу ночи проснулся. Истинно дивное небо! Все точно увешано золотыми цепями, созвездиями. Над горой направо, высоко -- совершенно золотой серп месяца, ниже, под ним, грозное великолепие Ориона, а над ним, совсем в высоте, -- стожар. Направо, почти над седловиной Наполеона, над горой крупной золотой звездой садится Марс.
Неклюдов5. Совершенно не слушает собеседника, соверш. не интересуется им!
[Из записей Веры Николаевны:]
14 августа.
Затмение. Луна мертвенно медного цвета. Яну хотелось спать. Зевал неистово. Когда затмение кончилось, оживился.
15 [августа].
Обед у Мережковских, рождение Дм. С.
2 сентября.
Все эти дни у нас только один разговор -- о Савинкове.
Что это? Заговор вместе с большевиками [...] и подготовка к перевороту? Или же просто, потеряв терпение и веру в себя, он отправился в Россию, чтобы служить ей?
З. H. думала сначала, что это акт отчаяния. Сегодня была огорчена, прочитав статью Гр. Ландау. [...] там рассматривается его переход, как предательство. [...]
Ян зимой как-то сказал мне: -- Нет, Савинкову остается только пойти к большевикам. Он уж так низко пал, что ему деваться некуда, а в тираж выйти не хочется. [...]
Моисеенко, вернувшись в Россию после революции, отправился в департамент полиции и просмотрел, не был ли Савинков, подобно Азефу, провокатором. [...]
У нас были Ростовцевы. С 25 г. он будет читать лекции недалеко от Нью-Йорка. М. Ив. рассказывал, что три дня прожил вместе со Струве. [...] "Струве очень постарел. Длинная седая борода. Мы сидели иногда с ним часа полтора и молчали. Можно ли раньше было вообразить, чтобы Струве молчал. Да и о чем говорить, взгляды общие у нас с ним. Даже и поспорить нельзя".
[Запись Ив. Ал. Бунина:]
9 Сент. н. с. 24 г.
[...] Ах, если бы перестать странствовать с квартиры на квартиру! Когда всю жизнь ведешь так, как я, особенно чувствуешь эту жизнь, это земн[ое] существование как временное пребывание на какой-то узловой станции! [...]
[Из записей Веры Николаевны:]
16 сент.
[...] Выбивают из колеи разговоры о зиме. Ян, как всегда, мечется, ясно не отдает себе отчета ни о нашем положении, ни о возможности жить вместе с общиной и, как всегда у Буниных, у него волк, коза и капуста. [...]
5 октября.
Последняя ночь в Mont Fleury. Завтра мы переходим к Мережковским. Опять новая жизнь, но на этот раз это меня не радует. Хочется оседлости. Волнует неизвестность. Ведь через месяц опять нужно перекочевывать. [...]
29/16 окт.
Признание Советов. [...] Без содрогания не могу подумать, что красный флаг взовьется над посольством, что в этих уютных комнатах будет жить Раковский, и в этих залах, где мы проводили "Татьяну", будет веселиться всякая шушера, а по саду весной будут гулять комсомолки и другая шваль. И это представители России. Боже, какой позор! [...]
Париж, 10 ноября.
Пятый день в Париже. [...] Понемногу видаем друзей и знакомых. Были на Бердяеве. Он нисколько не большевик, как кричал Дм. С. [Мережковский. -- М. Г.] [...] Бердяев говорил, что в России теперь почти нет нейтральных людей. Или большевики или христиане. Предсказывал, что так же будет и в Европе. Говорил, что христиане будут в ближайшее время в меньшинстве, но важна сила веры, а не количество верующих. [...]
Положение Зайцевых тяжелое.
Обедали у Михайловых. Люди простые, милые, с музыкальными и художественными интересами. [...] Возвращались с Нилусами. Берта рассказывала, что Куприны в ужасном положении. [...] Кругом должны. Жить не умеют, не умеют ничего беречь. Жаль их, но я не вижу, как помочь. [...]
18 ноября.
Вчера были у Малявина. Масса народу, но ни одного художника. Писатели были -- Ян, Куприн, Сургучев.
5 декабря.
Завтра месяц, как мы в Париже. Прожила месяц без femme de menage. Это победа. [...] Совсем ничего не сделала для себя. [...] За неимением времени, отказалась от всей общественной жизни. [...] Для души и для того, чтобы иногда слышать французский язык, бываю в мэрии на лекциях.