3 мая.
Год, как мы приехали в Париж. Кажется, такого бесплодного года я еще никогда не переживала. -- Ляля меня возненавидела. С Олечкой тоже никакой радости.
20 мая.
Вчера, после обедни, панихида по Императору. Из молящихся ушла одна дама. Остро пережила за панихидой трагедию Государя и его семьи. [...]
27 мая.
[...] Предлагают Яну полет в Москву, туда и обратно, на две недели, с обратной визой.
18. 6. 3 ч. ночи.
Спать не могу от блох и всяких мыслей. Весь день люди: Дидрихс1 -- приезжал на полковой праздник. Такой же милый и немного блаженный человек из ушедшего мира. [...]
Зайцев зашел, чтобы напомнить Яну о вечере 7 июля -- 25 лет Обществу помощи писателям и журналистам. [...] Тэффи. [...] Заходил Леня. [...]
24 июня.
[...] 21 июня специальный выпуск Ц. К. Союза советских Патриотов. [...] Напечатан Указ Президиума Верховного Совета СССР от 14. 6. 46 г. о восстановлении в гражданстве СССР подданных бывшей Российской Империи, а также лиц, утративших советской гражданство, проживающих на территории Франции. [...]
Везде волновались. Во многих семьях произошел раздел. Одни хотели ехать, другие -- оставаться. Волнует вопрос о воинской повинности.
30 июня.
[...] Пришел Леня с заседания. Хорошо рассказал, представил, как говорил Богомолов2. Его скороговорку, повторение фраз. Сидели они с Кодрянской3 во втором ряду. Перед ним Емельянов с женой. Тэффи была с Пантелеймоновым. [...] Приходилось 20 раз вставать. От всего собрания послано приветствие Советам.
Очень тяжело. Безотрадно. Бессмысленно. Здесь тоже согнут, кого можно, в бараний рог!
28 июля.
[...] Зернов сказал, что Яну нужно, хоть на месяц, выехать за Париж. Нужен сосновый лес и известная высота. Это может стоить минимум 40000 фр. А взять неоткуда. [...]
11 августа.
Вечером приезжал Симонов4, приглашать на завтра на его вечер. [...] Понравился своей искренностью, почти детскостью. [...] На юге он написал 30 стр. новой повести. Тема: профессор, побывавший заграницей, возвращается на родину, на Урал, не застает жены дома [...] ждет и думает, вспоминает. И видит, как здесь все плохо, хуже, чем там. -- Симонов думает, что цензура пропустит. Он уже в Верховном Совете, выбран от Смоленщины.
Симоновское благополучие меня пугает. Самое большое, станет хорошим беллетристом. Он неверующий. [...] Когда он рассказывал, что он имеет, какие возможности в смысле секретарей, стенографисток, то я думала о наших писателях и старших, и младших. У Зайцева нет машинки, у Зурова -- минимума для нормальной жизни, у Яна -- возможности поехать, полечить бронхит. И все же для творчества это, может быть, нужно.
Симонов ничем не интересуется. Весь полон собой. Человек он хороший, поэтому это не возмущает, а лишь огорчает.
Я очень довольна, что провела с ним час. Это самые сильные защитники режима. Они им довольны, как таковым, нужно не изменить его, а улучшить. Ему нет времени думать о тех, кого гонят. Ему слишком хорошо. [...]
15 августа.
Третьего дня был у нас московский ужин: водка, селедка, кильки, икра, семга, масло, белый и черный хлеб -- все прислано на авионе по просьбе Симонова. Были у нас и Тэффи с Банин5, которая внесла большое оживление. Леня не остался. [...]
Она [жена Симонова. -- М. Г.] говорила, что здесь все хуже, чем в России. Отрицала, что были аресты перед войной. [...] Рассказывала о Вале Катаеве6. Он иногда запивает на 3 дня. То не пьет, не пьет, а затем, кончив повесть, статью, иногда главу, загуливает.
Я думаю, что он несколько иначе все воспринимает, чем они, вот и тянет забыться. Все-таки он почти четверть века дышал нашей культурой. Он женат второй раз. У них двое детей. [...]
23 сентября.
[...] за этот отрезок времени у меня были ученики -- подготовка к "башо" по русскому языку.
[На отдельном листке бумаги запись Бунина:]
14/1 октября 46 г. Покров. Рождение Веры.
Все думаю, какой чудовищный день послезавтра в Нюрнберге. Чудовищно преступны, достойны виселицы -- и все таки душа не принимает того, что послезавтра будет сделано людьми. И совершенно невозможно представить себе, как могут все те, которые послезавтра будут удавлены как собаки, ждать этого часа, пить, есть, ходить в нужник, спать эти две их последние ночи на земле...
[Вера Николаевна записывает:]
2 декабря.
[...] Капитан [Н. Рощин. -- М. Г.] дал интервью, где сказал, что Ян едет в СССР, как и Волконские и другие представители аристократии. Почему он все врет? Трудно понять! [...]
Я очень рада, что Рощина больше здесь нет. Рада, что он не виделся с Яном перед отъездом, а то наплел бы ни весть что. Теперь ведь девиз ко всем его статьям: "ври Емелька, твоя неделька".
Леня третью ночь сряду дежурит. Он нанялся сторожем в гараж, где служит Володя Варшавский7. Для защиты у них 2 дубинки и собака, которая не лает. [...]
Алданов едет в Германию. [...] Его тянет в Америку. Конюсы в Америке. М. С. [Цетлина. -- М. Г.] улетела... Она часто бывала у нас, много подарила мне платьев и других вещей. Беспокоилась о Яне. Хотела собрать ему на поездку на юг. -- Она очень заряжена. В ней сидит политик.
Новые знакомые -- Гуль8. Очень приятные люди... Бываю на лекциях П. К. Иванова. [...]
Вышли "Темные аллеи".
30. XII.
[...] Вчера был завтрак в честь Яна по поводу "Темных аллей". Было хорошо, просто, вкусно и даже весело. Под конец танцевали. [...] Стол был накрыт покроем. Под окнами Ян не сел. Рядом по правую его руку -- Зайцев, по левую -- Тэффи, около нее Маковский, около Бориса -- Берберова, рядом с ней Михайлов, дальше Вера [Зайцева. -- М. Г.]. Я села напротив на пустой стол. Бержанский [...] сел около меня, по другую руку -- Миша Струве. [...] Вдруг, вижу, идет с дочерью Бенуа6.