К знамени. -- Человеческая пирамида. -- В батарее. -- Пли! -- Карабин и пушка. -- Изумление русских. -- Амазонка. -- Дама в черном. -- Отчаянная битва. -- Зуавы верхом. -- Пленница. -- Неуловимый. -- Перед кебиром.
Союзная армия насчитывает около пятидесяти тысяч человек: тридцать тысяч французов под начальством маршала Сент-Арно, двадцать тысяч англичан под командованием лорда Раглана, старого ветерана при Ватерлоо, где он потерял правую руку.
Перед армиями прелестная река -- Альма, название которой через несколько часов должна увековечить история.
Правый берег этой реки -- доступен, но левый весь в обрывах и откосах, в тридцать метров вышиной и отлично укреплен.
На этих высотах князь Меньшиков, главнокомандующий русскими войсками, расположил свою армию, не уступавшую численностью союзной армии. Он считал эту позицию неприступной.
Англо-французская армия должна атаковать эти высоты Альмы, отбить и оставить за собой.
План обоих главнокомандующих очень прост.
Обойти оба неприятельских крыла и врезаться в центр. Англичане зайдут справа, а французы -- слева.
Дивизии Боске поручено это круговое наступление, он отвечает за результаты битвы и за спасение армии.
Задача очень трудная, и надо быть генералом Боске, чтобы взяться за нее. Страшно подумать, что надо карабкаться на эти утесы, взять эти укрепления, защищенные пушками и штыками.
Что ни сделает бравый генерал с таким отборным войском! Зуавы, алжирские стрелки, охотники третьего батальона, пехотинцы шестого, седьмого и пятидесятого линейных полков -- все отважные, смелые, отчаянные! Атака должна начаться в семь часов утра 20 сентября 1854 г.
Солнце медленно выплывает из-за горизонта, озаряя поразительную и грандиозную картину.
Со стороны французского лагеря барабаны и трубы призывают к знамени. Там, на высотах, русские становятся на колени и поют религиозный гимн, в то время как священники с крестом в руке обходят ряды солдат, окропляя их святой водой.
-- К оружию! Битва начинается!
Ровно в семь часов Боске отдает приказ идти в атаку. Его полки переправляются через устье Альмы. Стрелки обмениваются выстрелами с неприятелем.
Генерал хочет скомандовать: "На приступ!" Люди готовы броситься на укрепления. Трубачи готовятся дать сигнал, как вдруг летит сломя голову дежурный офицер.
-- Остановитесь! Стойте! Англичане не готовы!
Надо сдержать порыв солдат, заставить их лечь на землю и ждать, когда господа союзники приготовят свой чай, сложат багаж, рискуя потерять всю выгоду положения!
Кроме того, неприятель на виду, и дивизия, не имея права отступить, рискует быть перебитой или сброшенной в море.
Эти ожидание, гнев, тоска тянутся три смертельно долгих часа, пока союзники спокойно обделывают свои делишки. Дивизия Боске ждет, не смея двинуться вперед или отвечать на выстрелы.
И этот антракт спасает Сорви-голову и его товарищей. Задыхаясь, мокрые, измученные, они присоединяются к дивизии и смешиваются с артиллеристами.
Прислуга, лошади, пушки стоят у подножья утеса, в то время как сверху летят гранаты и гремят пушки.
Офицер смотрит на каменную стену и говорит:
-- Никогда нам не влезть туда!
Сорви-голова слышит это, подходит, отдает честь.
-- Господин лейтенант, -- говорит он, -- можно поискать дорогу, тропинку...
-- Посмотри, какая крутизна!
-- Наверное, есть же какая-нибудь тропинка, надо поискать на склоне. Это похоже на скалы в Кабиле!
-- Если бы кто-то нашел тропинку, то оказал бы нам важную услугу!
-- Сию минуту, господин лейтенант! Прикажите только дать нам несколько кусков бечевки... лучше фуражных веревок! -- Затем, указывая товарищам на вершину утеса, он кричит: -- Человеческую пирамиду! Ну, живо, поворачивайтесь!
Подобные упражнения им знакомы. Они кладут на землю ружья, мешки, амуницию, и Понтис, настоящий Геркулес, прислоняется спиной к скале. Дюлонг влезает к нему на плечи, Роберт становится на обоих и, наконец, Бокамп -- на всех троих.
Все это проделывается с такой быстротой и изяществом, что вызывает крик удивления у артиллеристов. Сорви-голова берет веревку, обвязывает ее вокруг пояса и с ловкостью обезьяны карабкается на плечи Бокампа.
Его поднятые руки на высоте почти семи метров. Дальше утес более отлог, и несколько камней образуют выступ. Помогая себе руками и ногами, Сорви-голова успевает подняться еще на три метра.
Радостный крик вырывается из его груди.
-- Браво! Здесь площадка!
Он развертывает веревку, бросает ее вниз одним концом, а другой держит в руках и командует:
-- Лезьте! Живо!
Один за другим четверо зуавов с помощью рук поднимаются наверх и становятся подле Жана.
-- Мешки и ружья сюда!
Артиллеристы привязывают к веревке все требуемое. Зуавы втаскивают и продолжают подъем.
Через пять минут все они на вершине.
Перед ними расстилается обширная площадь, где можно отлично расположиться и отдохнуть после утомительного восхождения.
Зуавы бегут вперед, не обращая внимания на гранаты, которые поднимают целые тучи пыли.
Площадка кончается обрывом, зигзагами спускающимся вниз. Рискуя сломать себе шею, Сорви-голова бросается вниз, летит, как вихрь, попадает в терновник, ругаясь, вылезает из него и оказывается лицом к лицу с генералом Боске и его свитой.
-- Откуда ты, черт возьми! -- кричит изумленный генерал.
-- Сверху, генерал!
-- Невозможно!
-- Совершенно верно. Я искал дорогу для артиллерии и нашел ее!
-- Молодец! Ты сделал это? Живо! Живо! Людей сюда! Расчистить тут, рубить!
В две минуты с помощью топора и сабли тропинка доступна.
-- Господин Барраль, -- говорит Боске прибежавшему начальнику артиллерии, -- следуйте за этим зуавом, узнайте состояние дороги и возвращайтесь!
Начальник идет с Жаном. Они влезают на холм, потом офицер бежит к генералу.
-- Генерал, -- говорит он, -- мы пройдем! Не знаю как, но пройдем!
Во второй раз Боске кричит:
-- Людей сюда! Людей! И орудия! Смирно... без шума! Занять позицию, открыть огонь!
Первое орудие поднимается по откосу. Безумная мысль! Но какое одушевление, какое неистовство! Зуавы, охотники, пехотинцы лезут под лошадей, под лафеты пушек, под фуры и помогают тащить. Все тянут, тащат, поднимаются... Пояса, галстуки, веревки -- все пошло в ход. Иногда орудия ползут вниз. Люди колотят лошадей, подкладывают мешки под колеса и лезут, лезут. Эта толпа, задыхаясь, обливаясь потом, перемешивается в одну живую кучу тел. оружия, форм, и все подвигается вперед.
Наконец орудие -- на площадке. Вздох облегчения вырывается у людей. Внизу темные группы русских войск.
-- Пли! -- кричит лейтенант.
Раздается оглушительный выстрел. Офицер следит за гранатой, обрушивающейся на неприятельскую пушку. Пушка валится. Прислуга изувечена.
-- Браво! -- восторженно кричат зуавы.
Русское орудие готовится отвечать.
Пятеро зуавов кладут карабины на плечо, прицеливаются.
-- Пли! -- кричит Сорви-голова.
Раздается пять выстрелов. Пять русских артиллеристов убиты.
Великолепные стрелки!
Французские канониры вновь заряжают пушку, вооружаясь банником.
-- Браво, зуавы! -- кричит лейтенант.
Они, в свою очередь, заряжают карабины.
Их стальные палочки звенят: глин, глин! Сорви-голова находит даже время сказать офицеру:
-- Господин лейтенант, извините за смелость, знаете ли вы, что мой карабин бьет не хуже вашей пушки?
Лейтенант не успел ответить. Налетел целый ураган ядер. Две лошади убиты, четверо солдат ранены. Орудие падает со сломанным колесом.
Спокойно и уверенно канониры заменяют колесо другим. Теперь не до разговоров. Зуавы стреляют без остановок. Наконец появляются другие пушки, занимают позицию.
Раздаются звуки трубы. Эти дьявольские звуки зажигают кровь, поднимают на ноги, заставляют сильно биться сердце, толкают вперед, опьяняют...
Наконец англичане готовы и атакуют с другой стороны. Боске не может сдержать людей. Они бросаются на приступ, цепляются руками и ногами, держатся за камни, растения и лезут... лезут.
-- Вперед, да здравствует Франция!
Целая дивизия стоит на площадке, где начинается ожесточенная битва.
Между тем князь Меньшиков не хочет верить, что французы на возвышенности, оскорбляет и бранит тех, кто докладывает ему об этом.
Он повторяет исторические слова:
-- Это невозможно! Чтобы влезть туда, надо происходить от обезьяны и тигра!
Полагая, что высоты защищены рекой и утесом, он не позаботился охранять их. Меньшиков был так уверен в победе, что пригласил избранное общество из Севастополя посмотреть на поражение французов. Дамы в амазонках гарцуют на великолепных лошадях. Другие, небрежно развалясь в ландо, прикрываются зонтиками. Все они с оскорбительной усмешкой смотрят на французов. Солдаты, смеясь, поглядывают на дам, стараясь, чтоб пули не задевали их.
Одна из дам, в строгом черном туалете, поражает своей красотой и выражением глубокого презрения. Бесстрастная и надменная, среди пуль и ядер, она кажется воплощением ненависти и гордости. Мужик с длинной бородой, в розовой рубахе, правит великолепными лошадьми, которые храпят и встают на дыбы среди дыма выстрелов, и рельефно выделяется мрачная, гордая фигура женщины, словно адское божество среди облаков.
Сорви-голова замечает презрение на лице дамы и говорит товарищам:
-- Если бы нам захватить эту даму в черном! Ее манеры мне не нравятся! Это было бы отлично, прежде чем вернуться в полк!
-- Хорошая мысль! -- кричит Понтис. -- Но ведь нужны лошади! Зуавы на лошадях -- вот умора!
-- Погоди! Вот и лошади, остается только выбрать получше! Смотри вперед и валяй прямо на кавалерию!
Пораженный Меньшиков наконец замечает опасность положения. Как человек энергичный и решительный, он хочет, не медля, раздавить французскую дивизию, призывает резерв, пехоту, кавалерию, конную артиллерию -- лучшее войско и посылает их на Боске. В то же время он приказывает жечь все фермы, аулы, мельницы, виллы, чтобы лишить всякой защиты стрелков, нанесших ему большой урон. У Боске шесть тысяч пятьсот человек солдат, десять пушек и ни одного кавалериста! Он должен выдержать атаку двадцати тысяч русских и пятидесяти пушек!
Битва ожесточается. Маршал посылает к Боске дежурного офицера с приказанием держаться как можно дольше. Боске, видя, что гранаты уничтожают его лучшую дивизию, отвечает:
-- Скажите маршалу, что я не могу продержаться более двух часов.
Артиллерия держится стойко. Первая батарея потеряла около сорока человек и половину своих лошадей, вторая пострадала не меньше.
Обе батареи находятся пол прикрытием двух рот Венсенских стрелков, которые выдерживают адский огонь.
Среди грома выстрелов слышны звуки труб.
В русском войске трубят атаку. Целый полк гусар бросается на батареи, чтобы отнять или заклепать орудия.
-- Стреляй! -- кричат батарейные командиры.
Батальон зуавов пробегает гимнастическим шагом.
Подле первого орудия стоит Сорви-голова и четверо его товарищей, спокойные и веселые. Гусары налетают, как молния.
-- Взвод -- пли! Рота -- пли! Батальон -- пли!
Карабины и пушки гремят. Целая туча дыма, в которой исчезают друзья и враги, лошади и люди.
Потом крики, стоны, проклятья, жалобы, лязг металла и отчаянное беспорядочное бегство великолепных гусар, численность которых уменьшилась наполовину.
Геройская атака, яростное сопротивление, раненые, умирающие -- противники достойны друг друга!
В момент столкновения зуавы колют штыками ноздри гусарских лошадей, сбросивших всадников. Животные, остановленные на полном скаку, встают на дыбы.
Пользуясь этим, зуавы схватывают их за повод и с ловкостью клоунов вскакивают в седло. В это время гусары делают объезд и возвращаются снова. Лошади, пойманные зуавами, рвутся в свой полк, но зуавы бьют их ножнами штыков, понукают голосом, ногами и несутся в галоп, крича, как арабы: вперед! вперед!
Все это так неожиданно, что канониры, охотники, линейцы восторженно кричат:
-- Браво! Браво, зуавы!
Какой-то капитан добавляет:
-- Честное слово! Можно поклясться, что это Сорви-голова!
Зуавы подлетают к коляске, в которой сидит дама в черном. Раздается восторженный крик товарищей:
-- Да здравствует Сорви-голова!
Через две минуты коляска окружена.
Сорви-голова вежливо кланяется даме в черном, прекрасное лицо которой искажено яростью, и говорит:
-- Сударыня, я обещал себе захватить вас! Вы -- моя пленница!
Дама в черном бледнеет еще более, глаза ее мечут молнии. С быстротой мысли она хватает лежащий возле нее пистолет, стреляет в Жана и говорит глухим голосом:
-- Я поклялась убить первого француза, который со мной заговорит!
Голос ее прерывается, жест -- ужасен, но результат плачевен.
Курок щелкнул. Осечка!
Зуав кланяется еще почтительнее и говорит:
-- Успокойтесь, сударыня! Я -- неуязвим! Судите сами: я осужден на смерть и ускользнул от нее два раза. Пуля, которая меня убьет, еще не отлита. Потрудитесь следовать за нами!
Скрепя сердце, дама в черном покоряется своей участи и говорит несколько слов своему кучеру. Привыкший к пассивному повиновению, крепостной щелкает языком, и лошади направляются к французским линиям.
Через пять минут странная пленница со своим не менее странным эскортом въезжает во второй полк зуавов. Это появление возбуждает настоящий энтузиазм. С воспаленными глазами, с почерневшими от пороха лицами, солдаты единодушно приветствуют товарищей и радуются их триумфу.
Поезд останавливается перед полковником, который, верхом на лошади, стоит подле знамени, окруженный адъютантами.
В этот момент шлепается граната, разрывается и осыпает людей целым ливнем осколков. Лошадь полковника убита наповал. Русский кучер падает с раздробленным черепом, дама в черном вскрикивает и лишается чувств. Зуавы хватают и держат лошадей, в то время как полковник, не получивший даже царапины, спокойно говорит Сорви-голове:
-- Это ты... мошенник? Что ты тут делаешь?
-- Господин полковник, я вам привел другую лошадь... Смею извиниться, что упряжь ее не в порядке!
-- Хорошо! Ступай же, ступай в роту на свое место и постарайся, чтобы тебя убили!
-- Господин полковник! Как вы добры! А мои товарищи?
-- Такие же негодяи! Пусть идут с тобой. Скажи, чтобы пленницу отвезли к доктору!
Зуавы, спокойно стоя под огнем, отдают честь полковнику, делают поворот и уходят к себе в роту, увы, очень поредевшую.
Они проходят мимо обрадованного трубача, который расспрашивает их.
-- Очень просто. -- отвечает Дюлонг, -- мы сторожили лагерь, а потом видим, какой тут лагерь! -- бросили его и убежали.
-- Потом, -- добавляет Сорви-голова, разрывая зубами патрон, -- мы служили в разведчиках, в артиллерии, в кавалерии, а теперь сделались пехотинцами! Пойдем, мой старый карабин, пойдем работать!