(Изъ записокъ русскаго морскаго офицера во время путешествія 1840, 1841 и 1842 годахъ).
I.
ПУЛО-ПЕНАНГЪ.
Утремъ 15-го мы 1841 года, послѣ медленнаго и тягостнаго перехода отъ Нихоберскихъ-Острововъ, открылась намъ высокіе холмы Пуло-Пенанга или Острова-Принца-Валлійскаго, а вечеромъ мы вошли на рейдъ, образуемый узкимъ проливомъ, отдѣляющимъ Пуло-Пенангъ отъ малаккскаго берега, и которомъ Англичане имѣютъ колонію, называемую Веллеслейскою-Провинціей. Видъ входа на рейдъ очарователенъ въ правой рукѣ высокій островъ, съ горами въ 2000 и 2200 футъ высоты, поросшими сверху до низу густымъ лѣсомъ; въ лѣвой, низменный малаккскій берегъ, покрытый кокосовыми и мангровыми деревьями, и за нимъ въ отдаленія синѣются горы малаккскаго хребта въ шесть и восемь тысячь футъ высоты.
Около солнечнаго заката мы подовіли къ входу. Когда стемнѣло, мы поравнялись съ фортомъ Корнвалисомъ, небольшимъ и незавиднымъ укрѣпленіемъ, выстроеннымъ за выдающемся отъ острова мысѣ того же имена. Въ это время пристала къ намъ большая шестивесельмая лодка или прага (präha) съ лоцманомъ, Мавромъ изъ Мадраса, въ бѣдой чалмѣ и такомъ же халатѣ. На вопросъ мой, какъ его зовутъ, онъ сказалъ, что его имя Ибрамъ, и что онъ лоцманъ и дубашъ, т. е. поставщикъ провизіи и всѣхъ потребностей на иностранныя суда. Разсматривая книжку съ аттестатами, данными ему капитанами разныхъ военныхъ и купеческихъ судовъ, я удивился, что нигдѣ не нашелъ его имени и замѣтилъ ему, что онъ, вѣроятно по ошибкѣ, подалъ мнѣ не ту тетрадь; онъ увѣрялъ, что не ошибся. "Отъ-чего же тутъ нѣтъ твоего имени?" -- Какъ нѣтъ, master? прочитайте. Джонъ Броунъ.-- "Да вѣдь твое имя Ибрамъ?" -- Такъ; но Англичанамъ оно кажется труднымъ, и они назвали меня Джономъ Броуномъ.-- Не у однихъ же православныхъ страсть окрещивать всѣхъ по-своему!
Ночь была лунная. Пройдя крѣпость, мы вскорѣ встали на якорь противъ Джорджъ-Тоуна. На рейдѣ было множество европейскихъ купеческихъ судовъ, китайскихъ джонокъ, малайскихъ ороа, и проч. Часовъ около десяти, небо начало подергиваться самыми зловѣщими тучами, и вскорѣ набѣжалъ довольно-сильный шквалъ. Вся поверхность воды заискрилась зеленоватымъ фосфорическимъ свѣтомъ, и за ней верхушки волнъ горѣли яркими, движущимися полосами бѣлаго огня. Волшебное освѣщеніе казалось тѣмъ сильнѣе, что небо было совершенно-черно, и суда обрисовывались на этомъ свѣтломъ полѣ большими темными пятнами. Черезъ нѣсколько минутъ полился сильнѣйшій дождь; волны улеглись, и рейдъ представлялъ одну колеблющуюся массу фосфорическаго свѣта.
Спустя четверть часа, не осталось и слѣда дивной картины; шквалъ прошелъ, небо прояснилось, и снова настала чудная тишина тропической ночи. Нигдѣ мнѣ не случалось видѣть такого сильнаго фосфоризма воды, какъ здѣсь: шлюпки, рыскающія въ разныхъ направленіяхъ по рейду, оставляютъ за собою огненный слѣдъ; передъ носомъ и съ веселъ летятъ брызги чистаго огня; даже рыбы, которыя держатся ближе къ поверхности воды, оставляютъ за собою яркія, искрящіяся струйки.
На слѣдующее утро пріѣхалъ дубашъ съ свѣжею провизіей, зеленью и фруктами; Китайцы навезли кучу готоваго платья, башмаковъ и т. п., а Гиндусы, въ бѣлыхъ скуфейкахъ, съ распущенными по плечамъ волосами, предлагали вымыть наше бѣлье. Гиндусы и Мавры, безъ сомнѣнія, одно изъ красивѣйшихъ племенъ земнаго шара. Ростъ ихъ нѣсколько-выше средняго; они сухощавы, но необыкновенно-стройны. Темнооливковыя лица ихъ важны, выразительны и совершенно-правильны; всѣ движенія ихъ исполнены величаваго спокойствія. Простой, но живописный костюмъ еще болѣе возвышаетъ благородство ихъ осанки и пріемовъ. Одежда большей части состоитъ изъ обвернутаго вокругъ пояса куска бѣлой или пестрой бумажной матеріи, которой истинно-классическая драпировка доходитъ до колѣнъ и нисколько не стѣсняетъ движеній. На головахъ чалмы, большей частію бѣлыя; мусульмане разнствуютъ отъ Гиндусовъ только тѣмъ, что первые брѣютъ себѣ головы, а послѣдніе отпускаютъ волосы. Каста моющихъ бѣлье носитъ бѣлую кисейную скуфъю; другія касты или собираютъ волосы подъ чалму, или распускаютъ по плечамъ; щеголи намазываютъ ихъ масломъ и тщательно расчесываютъ, подстригаютъ и завиваютъ. Китайцы, какъ всякому извѣстно, брѣютъ себѣ подголовы спереди, а остальные волосы собираютъ, въ косу, куда, для большей длины, вплетаютъ черные шелковые или бумажные шнурки. Купецъ, пріѣзжавшій къ намъ, былъ въ широкихъ синихъ нанковыхъ шальварахъ, сверхъ которыхъ была надѣта бѣлая рубашка, безъ воротника и также съ широчайшими рукавами, а на ногахъ башмаки съ пробковыми, въ полвершка толщины, подошвами. Нарядъ довершался соломенною шляпой съ загнутыми къ верху полями. Плоская, желтая физіономія, съ узкими, дышащими лукавствомъ, довольно-живыми глазками, невольно располагаетъ къ недовѣрчивости -- и дѣйствительно, съ ними надобно торговаться до-зарѣзу. Индійцы всѣхъ кастъ, Мавры и Малайцы чувствуютъ къ Китайцамъ самое глубокое презрѣніе, котораго они нисколько передъ ними не скрываютъ. Разумѣется, строгая честность Индійцевъ, въ особенности въ-отношеніи къ иностранцамъ, также подлежатъ сильному сомнѣнію; но гдѣ же иностранцы не жертвы, которымъ продать вещь за настоящую или только за двойную цѣну, считается продать съ убыткомъ? Возьмемъ для примѣра хоть нашъ Кронштадтъ: найдется ли у насъ хоть одна лавка, въ которой бы задумалось запросить съ какого побудь асея {"I say", послушай; по нашему -- асей.} въ пятеро? Но по-крайней-мѣрѣ въ наружности и пріемахъ Индійцевъ есть что-то, удаляющее всякую идею объ обманъ.
Однако, не смотря на наружную красоту и величавость Индійцевъ, трусость ихъ, и въ особенности Бенгальцевъ, вошла въ пословицу между обитателями Малаккскаго Пролива. Угрюмые Малайцы имѣютъ болѣе благородныхъ качествъ: онѣ честнѣе и надежнѣе Индійцевъ, хотя страсть къ разбоямъ и мстительность и доводятъ ихъ до ужасныхъ злодѣйствъ. Малайцы высшаго разряда крайне-чувствительны къ самымъ легкимъ и даже вымышленнымъ обидамъ, и слѣдствіемъ того бываютъ часто кровавыя возмездія. По нравственнымъ качествамъ, Китайцы стоятъ гораздо-ниже и Гиндустанцевъ и Малайцевъ: деньги -- ихъ идолъ, и нѣтъ мошенничества, отъ котораго бы они отказалась для пріобрѣтенія ихъ. Но за то Китайцы самое миролюбивое, самое трудолюбивое племя изъ всѣхъ обитателей англійскихъ колоній. Послѣ уничтоженія невольничества, при недостаткѣ рукъ для обработыванія плантацій. Китайцы сдѣлалось для нихъ почти необходимыми. При насъ было въ Пуло-Пенангѣ два большія трехъ-мачтовыя судна, которыя должны была доставить на Иль-де-Франсъ нѣсколько сотъ Китайцевъ.
Фрукты здѣшніе превосходны. Пуло-Пенангъ не даромъ называютъ садомъ Индіи, для которой, какъ для балованнаго дитяти, мать-природа не жалѣла своихъ роскошнѣйшихъ даровъ. Произведенія растительнаго царства приводятъ въ восторгъ естествоиспытателей; роскошью и размѣрами оно далеко превосходятъ произведенія Никобарскихъ-Острововъ. Первое мѣсто между фруктами занимаетъ мангустанъ: въ довольно-мягкой, темно-фіолетовой скорлупѣ заключается сочный, нѣжный, прохлаждающій въ жаркомъ климатѣ плодъ самаго восхитительнаго вкуса. Безъ коры онъ походитъ на небольшой очищенный апельсинъ съ нѣжными розовыми жилками.
Манго имѣетъ также весьма-пріятный и нѣсколько-пряный вкусъ, прохлаждающій и утоляющій жажду. Форма его -- форма огурца средней величины, подъ тонкою жолтою кожицей, оранжеваго цвѣта мякоть, а косточка плоская, во всю длину плода.
Ананасы удивили меня своею огромностію: я самъ видѣлъ многіе, въ девять или десять дюймовъ длины (отъ 5 до 6 вершковъ); и какая разница во вкусѣ, запахѣ и цвѣтѣ между этимъ сочнымъ золотымъ плодомъ и петербургскими блѣдными, маленькими, тепличными ананасами! За самый лучшій ананасъ мы платили около десяти или пятнадцати копеекъ. Неумѣренное употребленіе ихъ вредно въ здѣшнемъ климатѣ. Да здѣсь ихъ никто и не цѣнитъ -- ананасы считаются годными только для Китайцевъ, да приходящихъ сюда Европейцевъ. Богатые Китайцы откармливаютъ свиней ананасами и кокосами.
Дуріонъ -- фруктъ, котораго не всякій рѣшится отвѣдать, по причинѣ издаваемой имъ отвратительной вони, зеленая, желваковатая, колючая, толстая и мягкая скорлупа, заключаетъ въ себѣ два или три зерна, величиною съ каштанъ; зерна эти покрыты жирнымъ мякшемъ, которыя и употребляется въ пищу. Малайцы и Китайцы въ-особенности къ нему пристрастны. Многіе Европейцы, преодолѣвъ непріятное впечатлѣніе запаха и рѣшившись его отвѣдать, наконецъ пристращаются къ нему такъ, что предпочитаютъ дуріонъ самымъ лакомымъ фруктомъ Индіи.
Банановъ здѣсь восемь различныхъ сортовъ, изъ которыхъ нѣкоторые превосходны. Бананъ самый сытный изъ тропическихъ плодовъ... Но всѣхъ здѣшнихъ фруктовъ не перечтешь.
На другой день послѣ нашего прихода, я съѣхалъ на берегъ, взявъ себѣ въ проводники одного изъ лодочниковъ, Мавра Хаджимида. Мы пристали къ амбарамъ какого-то богатаго китайскаго купца, въ которые изъ малайской проа выгружали рисъ. Послѣ произнесеннаго мною привѣта: чинъ-чинъ, толстый Китаецъ пригласилъ меня сѣсть и угостилъ чаемъ на китайскій манеръ. Отъ него я пошелъ бродить по городу. Джорджъ-Тоунъ, по-малайски Танджонгъ-Панаикъ, выстроенъ на низменномъ мысу, на восточной сторонѣ острова. Не смотря на британское названіе, наружность его не имѣетъ въ себѣ ничего европейскаго -- это вполнѣ азіатскій городъ. Въ немъ считается около 20,000 жителей Англичанъ, Китайцевъ, Малайцевъ, Индійцевъ и проч. Англичанъ къ городѣ мало: они живутъ больше на своихъ плантаціяхъ. На улицахъ не встрѣчаешь ни одного европейскаго лица, что приводило меня въ полное восхищеніе. Катайцы, Гиндусы и мусульмане живутъ каждые въ отдѣльныхъ улицахъ, гладкихъ и широкихъ, выведенныхъ подъ прямыми углами. Части города, обитаемые Китайцами, представляютъ наибольшую дѣятельность. Въ маленькихъ деревянныхъ сараяхъ, открытыхъ на улицу, производятся всѣ возможныя мастерства. Китайскіе циклопы, обвивъ косу вокругъ головы и обливаясь потомъ, куютъ земледѣльческія и хозяйственныя орудія, разныя вещи на суда и т. п.; каретники, столяры, токаря, портные, башмачники -- все работаетъ усердно, не смотря на нестерпимый полуденный жаръ. Въ цирюльняхъ видно, какъ щеголи подбриваютъ себѣ головы, заплетаютъ косы, выдергиваютъ особеннаго рода щипчиками волосы изъ носу и ушей. Между мастерскими лавки съ фруктами, зеленью, мясомъ; въ каменныхъ домахъ лавка побогаче -- тамъ можно найдти разныя китайскія издѣлія: ткани, посуду и другіе товары. Надъ входомъ въ домы и по стѣнамъ ихъ, снаружи и внутри, красуются китайскія надписи на красной или синей бумагѣ, иногда даже золотыми буквами. Внутри видны не дурно-нарисованныя уродливыя изображенія китайскихъ боговъ или святыхъ, передъ которыми постоянно горятъ восковыя свѣчи и куренія. По улицамъ ходятъ легкою рысью полунагіе носильщики, навѣсивъ на бамбуковые шесты корзины съ разными вещами или спеленанныхъ кокосовыми листьями жирнѣйшихъ кормленыхъ свиней, а передъ домами рѣзвятся голые, темносмуглые, грязные ребятишки. Въ разныхъ мѣстахъ видны испещренныя надписями китайскія молельни, гдѣ передъ небольшими идолами стоятъ на столахъ жертвоприношенія леденцовъ и плодовъ, и горятъ восковыя свѣчи, а на одной изъ главныхъ площадей рисуется странными очерками китайскій храмъ. Крыша его украшена изваяніями драконовъ и самой затѣйливой рѣзьбою; подъ потолкомъ виситъ безчисленное множество большихъ, во весьма легкихъ фонарей, а паперть отгорожена желѣзною рѣшеткой. Противъ храма, на легкихъ столбахъ, украшенныхъ фольгою и разноцвѣтною рѣзьбою театръ, который содержится нѣсколькими богатыми купцами, и на которомъ представленія лаются каждый вечеръ безденежно, а зрители стоятъ внизу за площади. Словомъ, все здѣсь такъ ново, такъ рѣзко отличается отъ всего европейскаго, что самыя простыя вещи невольно приковываютъ къ себѣ вниманіе.
Прочія части города имѣютъ совершенно-различный характеръ. По широкимъ улицамъ, между маленькими домишками, оттеняемыми пальмовыми деревьями, ходятъ мѣрными шагами важные Индійцы; подлѣ колодцевъ правовѣрные производитъ свои омовенія; въ рядахъ лавокъ съ англійскими бумажными или индійскими произведеніями, лежатъ развалившись за цыновкахъ продавцы и напѣваютъ стихи изъ Корана, или молча курятъ изъ гуки благовонный гураку { Гука -- родъ кальяна; гураку -- смѣсь изъ табака, банановъ и сока сахарнаго тростника, которую Индійцы курятъ изъ гуки.}. Между избушками видны мѣстами мечети съ фигурными башенками и гиндусскіе храмы. Въ народѣ особенно замѣтны полицейскіе солдаты или пеоны, въ чалмахъ, курткахъ и шальварахъ, съ тесакомъ, привѣшаннымъ на широкомъ ремнѣ, украшенномъ мѣдною бляхой. Пеоны набираются большею частію изъ Индійцевъ; есть также и Малайцы, но послѣднихъ меньше, потому-что они слишкомъ простодушны для Китайцевъ. Проводникъ мой былъ мусульманинъ, и мы остановились у входа въ одну мечеть, гдѣ сѣдобородый почтенный мулла толковалъ Коранъ нѣсколькимъ слушателемъ, благоговѣйно внимавшимъ священнымъ словамъ пророка. Послѣ "селямъ алейкумъ" и "алейкумъ селямъ" мулла пригласилъ меня сѣсть, и мы начали бесѣдовать черезъ переводчика, хаджимида, понимающаго нѣсколько по-англійски.
-- Вы не Англичанинъ? спросилъ меня старикъ.
-- Нѣтъ; я Русскій.
-- А гдѣ Россія?
-- Очень-далеко отсюда. Россія расположена около тѣхъ мѣсіъ, гдѣ полгода не заходитъ солнце, а другіе полгода вѣчная ночь (около полюса). Въ верхней части моего отечества солнце не заходитъ цѣлый мѣсяцъ въ году и не показывается также цѣлый мѣсяцъ.
-- Какъ же тамъ могутъ жить люди?
-- Аллахъ великъ! Онъ бережетъ свое твореніе; Онъ освѣщаетъ все небо краснымъ огнемъ, и люди видятъ другъ-друга и могутъ различать предметы (сѣверное сіянье).
-- И тамъ растутъ бананы и кокосы?
-- Тамъ растетъ только трава и мелкій кустарникъ; люди питаются рыбой, а зимою одѣваются въ звѣриныя шкуры, чтобъ не замерзнуть отъ холода.
-- А что такое зима?
-- Зимою у насъ очень, очень-холодно; отъ большаго холода дождь застываетъ и упадаетъ на землю въ видѣ кусковъ хлопчатой бумаги, а вода дѣлается тверда какъ камень, такъ-что по морю и рѣкамъ можно ѣздить на лошадяхъ и перевозить самыя большія тяжести.
-- Машаллахъ! А во сколько времени пришли вы сюда?
-- Въ восемь мѣсяцевъ.
-- Валлахъ, билляхъ! Куда же вы идете?
-- На другой конецъ нашего царства.
-- А гдѣ другой конецъ вашего царства?
-- На другомъ концѣ свѣта; намъ осталось еще мѣсяца четыре пути.
-- Иншаллахъ!
Въ выраженіяхъ подобнаго рода происходилъ разговоръ, въ-продолженіе котораго я сохранялъ самый серьезный видъ. Когда же наконецъ я показалъ имъ, что имѣю понятіе о главныхъ догматахъ ихъ вѣры и нѣкоторыхъ религіозныхъ обрядахъ, правовѣрные возъимѣли весьма-высокое понятіе о мудрости молодаго франка, пришедшаго изъ столь дальнихъ и чудныхъ странъ. Краткость времени заставала меня прервать бесѣду; я нанялъ паланкинъ или правильнѣе пальки (palkee-coach) -- небольшую двумѣстную карету, гдѣ пассажиры садятся другъ противъ друга. Маленькая малайская лошадка повезла меня съ хаджимидомъ шибкою рысью; подлѣ нея бѣжалъ полунагой саисъ или возничій, и такимъ образомъ мы отправились къ водопаду, одной изъ первыхъ знаменитостей острова, куда всѣ иностранцы считаютъ долгомъ ѣздить.
Малайскіе домики, построенные за легкихъ сваяхъ, начинаютъ показываться только въ наиболѣе-удаленныхъ отъ центра города улицахъ и отличаются своею неопрятностію. Большая часть Малайцевъ, составляющихъ основу народонаселенія Пуло-Пенанга, живетъ въ деревушкахъ внутри острова или на берегу моря, и преимущественно занимается рыбною ловлей. Малайцы далеко не такъ красивы, какъ Индійцы; въ мрачныхъ, непріязненныхъ взорахъ ихъ, Европеецъ не прочтетъ привѣта: Малайцы ненавидятъ Европейцевъ, конечно не безъ основанія, и не скрываютъ своей ненависти. Въ особенности, теперь настала для нихъ черная година: осѣдлая и земледѣльческая жизнь, къ которой хотятъ ихъ обратить Англичане, не въ ихъ духѣ и нравахъ; а морскіе разбои, главное и любимое занятіе Малайцевъ, начиная съ сыновей раджей и знатныхъ молодыхъ людей и до послѣднихъ бѣдняковъ, сдѣлались теперь крайне опасными и даже почти невозможными. Англійскіе крейсеры истребили въ Малаккскомъ-Проливѣ множество разбойничьихъ проа; но крейсеры, при господствующихъ въ проливѣ безвѣтріяхъ, не такъ опасны для легкихъ проа, отличныхъ ходоковъ на греблѣ, какъ военный пароходъ, содержимый правительствомъ именно съ тою цѣлью, чтобъ предупреждать разбои и истреблять пиратовъ. Отъ этого купеческія суда плаваютъ теперь безопасно по Малакскому-Пролтву. Нѣтъ сомнѣнія, что, обезопашивая торговлю, Англичане дѣлаютъ услугу всему человѣчеству и, разумѣется, во-первыхъ, своимъ купцамъ; но не смотря на то, разбойничество было всегда самымъ любимымъ занятіемъ Малайцевъ, а потому невозможность продолжать его и быть счастливыми по-своему, заставляетъ ихъ ненавидѣть Англичанъ, которые, въ добавокъ, завладѣли ихъ землями и управляютъ ими не по ихъ кореннымъ законамъ и обычаямъ. Кромѣ того, Европейцы, въ глазахъ Малайцевъ и Индійцевъ, не что иное, какъ животныя нечистыя; преступникъ, приговоренный къ смерти за какое-нибудь кровавое преступленіе, никогда не убѣжденъ въ справедливости приговора: онъ считаетъ его неизбѣжнымъ ударомъ судьбы и отправляется за казнь съ безчувственностію и хладнокровіемъ, не показывая ни малѣйшаго признака раскаянія.
Дороги на Пуло-Пенангѣ, какъ и вообще въ большей части англійскихъ колоній, превосходны. По обѣимъ сторонамъ широкаго, гладкаго шоссе растутъ тиковыя деревья, огромные бамбуковые и банановые кусты, жеаѣзвое дерево, кокосовыя и арековыя пальмы, и проч. Длинныя вѣтви деревъ и густая зелень ихъ листьевъ почти-совершенно закрываютъ дорогу отъ солнечныхъ лучей. Подлѣ бамбуковыхъ кустовъ, замѣняющихъ здѣсь плетни и заборы у плантацій, растутъ ананасы, за которыми никто и не думаетъ смотрѣть и которые принадлежатъ всякому прохожему, пожелающему освѣжиться. Низменныя и болотистыя мѣста, въ-особенности около морскаго берега, гдѣ почва состоитъ изъ наносной земли, засѣяны рисомъ, вознаграждающимъ обильными жатвами труды сѣятелей и составляющимъ главную пищу азіатскихъ обитателей острова. Скаты холмовъ покрыты мускатными плантаціями, изъ которыхъ богатѣйшія принадлежатъ одному Англичанину, г. Джорджу Броуну. Плантаціи находятся верстахъ въ пяти отъ города и даютъ около 200,000 піастровъ годоваго дохода (около мильйона рублей ассиг.). Отецъ тепершняго владѣльца началъ разводить мускатныя. плантаціи въ 1810 году, когда никто не надѣялся на успѣхъ, и пріятели его говорили, что онъ ищетъ другаго Эльдорадо. Теперь на его землѣ растетъ болѣе 100,000 мускатныхъ деревъ, дающихъ ежегодно не менѣе 150,000 фунтовъ хорошихъ орѣховъ. Одно дерево, само-по-себѣ, даетъ около 1,000 руб. асс. дохода, а два другіе по 400 р. Надобно замѣчать, что до 1798 года на цѣломъ островѣ не было ни одного хорошаго мускатнаго дерева.
Въ нѣкоторомъ разстояніи отъ города находится Бамбускверъ, состоящій изъ неопрятныхъ лавокъ и населенный Китайцами, Малайцами и Индійцами самаго низшаго разбора:-- здѣсь кабаки, гдѣ продаютъ дрянной аракъ и ядовитый сомчу, крѣпкій напитокъ, настаиваемый окурками опіума; тутъ же живутъ женщины несомнѣнного поведенія. Проѣхавъ около четырехъ верстъ, я вышелъ изъ паланкина и былъ пораженъ странною стукотнею, раздававшеюся въ одномъ большомъ сосѣднемъ строеніи. Хаджимидъ объяснилъ, что это китайская мельница, и мы вошли въ большія ворота, испещренныя множествомъ надписей. Въ пространномъ сараѣ восемь паръ жернововъ приводились въ движеніе буйволами; нижніе жернова врыты въ землю, къ верхнимъ придѣланы шесты; отъ которыхъ постромки привязаны къ рогамъ буйволовъ. Можно вообразить, какъ медленно должна производиться работа при такомъ устройствѣ! Для просѣванія мук и устроены небольшія будки; внизу ящикъ, куда падаетъ просѣянная мука, а надъ нимъ четвероугольное сито, отъ поперечныхъ стѣнъ котораго оставлено около двухъ вершковъ разстоянія до стѣнъ будки. Сито поставлено по направленію длины на тонкіе бруски, по которымъ оно движется взадъ и впередъ веревками, проведенными сквозь дыры, сдѣланныя въ стѣнахъ будки и черезъ верхъ ея къ концамъ доски, положенной серединою на брусокъ. Китаецъ становится на концы доски и, придерживаясь за нарочно-утвержденный для того бамбуковый шестъ, перекачивается со стороны на сторону, и такимъ-образомъ довольно-скоро шевелитъ сито. Мельница эта существуетъ со времени колонизаціи острова и одна на цѣломъ Пуло-Пенангѣ. Не смотря на медленность работы, этой мельницы достаточно для потребностей жителей, потому-что хлѣбъ ѣдятъ только Европейцы и Китайцы, да еще продаютъ на проходящія суда. Въ другомъ отдѣленіи строенія, пекарня, а на дворѣ сушились вермишели, до которыхъ Китайцы очень-лакомы и которыя въ-самомъ-дѣлѣ хороши. Хозяинъ быть чрезвычайно-ласковъ и предупредителевъ, посвящалъ меня во всѣ таинства своего заведенія и усердно потчивалъ хлѣбомъ и вермишелями. Отъ мельницы до водопада около пяти верстъ. Проѣхавъ это разстояніе, мы очутились въ долинѣ, покрытой сахарными плантаціями, среди горъ, которыхъ у нѣкоторыхъ скатъ покрытъ мускатными деревьями, а другія, самыя высокія, поросли густымъ дѣвственнымъ лѣсомъ, къ которому еще не прикасалась рука человѣка. Между густою зеленью деревъ видѣнъ небольшой водопадъ, показывающійся на высотѣ около 1,000 футовъ и низвергающійся нѣсколькими уступами, которыхъ вышина отъ 50 до 80 футовъ. Водопадъ не замѣчателенъ ни огромностью массы падающей воды, ни высотою ея паденія, но за то онъ придаетъ необыкновенную прелесть мѣстоположенію и безъ того очаровательному. Бѣлая пѣна водопада гармониируетъ какъ-нельзя-болѣе съ окружающею его яркою зеленью, а однообразный шумъ его располагаетъ къ какимъ-то особеннымъ ощущеніямъ. Вершина и истокъ водопада окружены суевѣрными преданіями: Хаджимидъ сказывалъ мнѣ, что давно, очень-давно, ходилъ туда одинъ набожный мулла, но онъ не возвращался, и никто не знаетъ объ его участи. Съ-тѣхъ-поръ правовѣрные, полагая, что Аллаху непріятно суетное любопытство людей, старающихся узнать то, чего имъ знать не слѣдуетъ, -- считаютъ грѣхомъ пробираться въ завѣтныя мѣста, которыя, по волѣ Аллаха, должны быть покрыты непроницаемою тайной:
Выкупавшись въ "холодныхъ струяхъ водопада", я возвратился въ городъ и тамъ утолилъ первый порывъ голода чашкою китайскаго супа, довольно-вкуснаго, приготовленнаго при мнѣ въ переносной кухнѣ; послѣ того я перекусилъ въ трактирѣ, содержимомъ на англійскій манеръ какимъ-то креоломъ, взявшимъ съ меня самую безбожную цѣну за déjeuner à la fourchette. Часовъ около четырехъ по полудни я поѣхалъ верхомъ въ кофейную плантацію одного выходца изъ Цейлона. Докторъ нашъ ѣхалъ въ паланкинѣ вмѣстѣ съ Хаджимидомъ. У воротъ дома, находящагося верстахъ въ трехъ отъ города, по противоположному отъ водопада направленію, встрѣтилъ насъ весьма-привѣтливо почтенный сѣдобородый старикъ, высокаго роста, и показалъ намъ всѣ кофейные кусты, мускатныя и мангустановыя деревья своего сада и проч. Къ-сожалѣнію, я обманулся въ своихъ ожиданіяхъ: вмѣсто обширной кофейной плантаціи, я нашелъ только нѣсколько кофейныхъ кустовъ съ незрѣлыми плодами. Домъ старика выстроевъ на сваяхъ; стѣны состоятъ изъ циновокъ, сплетенныхъ изъ кокосовыхъ листьевъ; изъ оконъ выглядывали смуглыя головки его дѣтей и между-прочимъ дѣвушки лѣтъ тринѣдцати, вѣроятно, также его дочери. Темно-смуглое, нѣжное лицо ея совершенно-правильно; чорные глаза исполнены кроткой задумчивости; прелестный ротикъ, волосы заплетенные въ косу à la Grecque -- все это вмѣстѣ составляло самое очаровательное цѣлое, на которое бы заглядѣлся всякій художникъ. Мы разстались со старикомъ за часъ до заката солнца, и, проѣхавъ мимо казармы сипаевъ, пріостановились около тюрьмы, а потомъ поворотили въ городъ. Посреди лужайки, недалеко отъ тюрьмы, стоялъ на колѣняхъ, на постланной на землю простынѣ, старый мусульманинъ. Вечерняя молитва его возносилась къ престолу Аллаха, и присутствіе гяуровъ не могло разстроить его набожныхъ думъ.
Въ тюрьмѣ ожидали себѣ смертнаго приговора дѣйствующія лица одного кроваваго происшествія, свершившагося незадолго до нашего прихода въ Пуло-Певангъ. Правленіе Остиндской Компаніи имѣетъ обыкновеніе ссылать преступниковъ, приговоренныхъ къ каторжной работѣ, въ мѣста, отдаленныя отъ ихъ жительства, вѣроятно для того, чтобъ устранить возможность попытки къ освобожденію со стороны ихъ родственниковъ или соумышленниковъ. Такимъ-образомъ, преступниковъ, осужденныхъ въ Мадрасѣ или Калькуттѣ, отправляютъ въ Сингапуръ, Пуло-Пенангъ, Малакку и т. п. Англійскій купеческій брикъ съ 25 Гиндусами, закованными какъ слѣдуетъ, отправлялся изъ Калькутты въ Сингапуръ. Малочисленность команды не дозволила имѣть за преступниками должнаго надзора, и они, вѣроятно уговорившись заранѣе, исполнили кровавый замыселъ, пришедъ на видъ Ачема {На сѣверной оконечности Суматры.}. Сбивъ съ себя ночью цѣпи, они напали на сонныхъ капитана и команду, убили всѣхъ, кромѣ повара изъ Ласкаровъ, и пришли въ Ачемъ. Тутъ они каждый день ѣздили на берегъ, чтобъ сбыть находившійся на суднѣ грузъ, оставляя тамъ одного повара и уводя шлюпки, чтобъ онъ не могъ добраться до берега, въ полной увѣренности, что акулы перехватятъ бѣглеца, еслибъ онъ вздумалъ пуститься вплавь. Не смотря, однакожь, на эти предосторожности, повару удалось переѣхать на берегъ на проходившей мимо судна рыбачьей лодкѣ: онъ нашелъ также средство пробраться къ ачемскому султану и увѣдомить его о происшедшемъ. Султанъ, находя удобный случай угодить Англичанамъ, у которыхъ онъ совершенно въ рукахъ, послалъ нарочнаго гонца къ пуло-пенангскому губернатору, а между-тѣмъ велѣлъ задержать убійцъ. Изъ Пуло-Пенанга тотчасъ же послали судно въ Ачемъ и привели оттуда брикъ съ преступниками, надъ которыми немедленно нарядили судъ присяжныхъ. Нѣсколько лѣтъ тjму назадъ, Пуло-Пенангъ не имѣлъ права производства уголовныхъ дѣлъ, и преступники должны были отсылаться въ Калькутту, что чрезвычайно запутывало и замедляло уголовное дѣлопроизводство, которому морскіе разбои и кровожадная мстительность Малайцевъ не давала случая оставаться долго въ бездѣйствіи. Малайцы, не смотря на всѣ усилія Англичанъ, не скоро перестанутъ вѣровать, что добрый ударъ, нанесенный обидчику, есть лучшее наказаніе за обиду. Между Индійцами и Малайцами случаются примѣры особеннаго, весьма-оригинальнаго рода мщенія. Тѣ и другіе твердо увѣрены, что клятвопреступничество или ложная клятва, рано или поздно, не избѣгнетъ заслуженнаго наказанія. Бывали случаи, что въ судѣ челобитчикъ объявлялъ, что онъ будетъ считать себя удовлетвореннымъ, если противникъ его присягнетъ въ своей невинности -- не потому, чтобъ онъ вѣрилъ остинѣ его показанія, а собственно съ тою цѣлью, чтобъ завлечь своего врага къ произнесенію ложной клятвы и отмстить ему карою, которую навлекаетъ на себя это преступленіе. Капитанъ остиндскихъ войскъ, г. Джемсъ Лоу (James Low), разсказываетъ въ своемъ описаніи Пуло-Пенанга объ одномъ случаѣ, которому самъ онъ былъ свидѣтелемъ: "Два солдата, бенгальскіе уроженцы, бывшіе междусобою задушевными пріятелями, поссорились за какую-то бездѣлицу; одивъ изъ нихъ, считая себя обиженнымъ, хладнокровно выстрѣлилъ себѣ въ грудь. Я стоялъ въ то время недалеко отъ него, подбѣжалъ къ несчастному и спросилъ его, что довело его до такого ужаснаго поступка?-- "Пусть кровь моя падетъ на того, кто меня обидѣлъ отвѣчалъ онъ спокойно, и черезъ нѣсколько секундъ испустилъ духъ. Вообще, между Индійцани, примѣры самоубійствъ изъ мщенія не весьма-рѣдки; суевѣрный страхъ не даетъ покоя нечистой совѣсти тѣхъ, на чью главу кровь самоубійцы, должна пасть вѣчнымъ проклятіемъ". И проклятіе это часто сбывается, потому-что тотъ, кого оно постигло, уже заранѣе чувствуетъ всю тягость ожидающей его кары: напуганное воображеніе преслѣдуетъ его своими призраками; онъ не можетъ ни за что приняться, (покидаетъ свою семью, свое имущество, изнываетъ, чахнетъ и наконецъ лишаетъ себя жизни или теряетъ разсудокъ.
Возвратясь въ городъ, мы имѣли случай слышать образчикъ индійской духовной музыки, если только можно назвать музыкою самый дикій и нестройный ревъ, который когда-либо терзалъ уши смертнаго. Въ небольшомъ буддійскомъ храмѣ, состоящемъ изъ тонкихъ столбовъ, покрытыхъ плетенками, сидѣли и стояли пять Индійцевъ и съ изступленіемъ, чтобъ не сказать съ остервенѣніемъ, дули изо всѣхъ силъ въ два кларнета, трубу, барабанъ и мѣдныя тарелки -- что такое?-- этого не рѣшилъ бы и самъ великій Будда! Бѣшеный фанатизмъ горѣлъ въ ихъ глазахъ, пѣна клубилась у рта и потъ лился градомъ по ихъ блестящей темнооливковой кожѣ. Гиндусы исполняютъ въ Пуло-Пенангѣ всѣ свои чудовищные обряды, кромѣ сожиганія вдовъ и процессіи колесницы. Обычныя въ Индіи раскачиванія на крючкахъ, заложенныхъ за ребра, производятся и здѣсь, и народъ часто видитъ отвратительныя зрѣлища религіознаго изувѣрства. Какъ истинный путешественникъ, я пожалѣлъ, что мнѣ не удалось быть свидѣтелемъ подобныхъ сценъ -- должно-быть интересно.
Не дослушавъ духовную музыку, мы отправились далѣе и остановились противъ китайскаго театра, вокругъ котораго многочисленная толпа всѣхъ цвѣтовъ и возрастовъ глазѣла на представленіе, котораго смыслъ невозможно понять непосвященному въ многосложные условленные знаки и сокращенія китайскаго сценическаго искусства. Декораціи остаются всегда тѣ же, въ какомъ бы мѣстѣ ни происходило дѣйствіе; удары въ гонгъ и усиленная игра музыкантовъ, расположенныхъ по обѣимъ сторонамъ сцены, сопровождаютъ объявленіе, что сцена дѣйствія переносится изъ дворца въ лѣсъ, садъ, домъ и проч. Два воина въ полномъ древне-китайскомъ вооруженіи, съ раскрашенными лицами, расхаживали взадъ и впередъ по сценѣ, размахивали руками и что-то съ жаромъ декламировали речитативомъ. По-видимому дѣло шло о красавицѣ, которая, какъ кукла, вставала съ мѣста, оборачивалась то къ тому, то къ другому витязю и фистулою о чемъ-то умоляла ихъ {Роль женщины игралъ молодой Китаецъ.}. Подлѣ нея сидѣлъ на стулѣ, съ завязанными назадъ руками, мужъ ея, какъ мнѣ пояснилъ Хаджимидъ, и съ самымъ неподвижнымъ хладнокровіемъ ожидалъ своей участи. Никто изъ дѣйствующихъ лицъ не обращалъ на него вниманія, а потому я полагаю, что занимаемый имъ уголъ сцены долженъ былъ представлять тюрьму. Воины, сходясь и расходясь, весьма-свирѣпо, поражали воздухъ и по-очереди падали, изъ чего я заключилъ, что они сражались. Кончилось тѣмъ, что послѣ весьма-пискливаго восклицанія красавицы, одинъ изъ витязей, обойдя вокругъ разноцвѣтной рѣшетки, отдѣлявшей сцену отъ закулиснаго царства, разсѣкъ узы мужа, и громкіе удары въ гонгъ на сценѣ и въ храмѣ возвѣстили окончаніе спектакля. При этомъ случаѣ, на чемъ-то похожемъ на жертвенникъ, поставленномъ впереди храма, сожгли множество разноцвѣтной бумаги и хлопушекъ.
Въ ожиданіи, когда смеркнется совершенно, мы зашли къ Ибраму и Хаджимиду, и вмигъ были окружены толпою Индійцевъ и Мавровъ, которые усадили насъ на скамью, предложили мнѣ гуку и потомъ принялись напрерывъ предлагать раковины, крисы, камышовыя и тростниковыя палки, и проч. Не смотря на то, что они безбожно добирались до нашихъ піастровъ, я съ удовольствіемъ смотрѣлъ на эту живую, красивую толпу, вдыхая въ себя ароматный дымъ гураку и запивая его кокосовымъ молокомъ. Когда совершенно стемнѣло, мы опять пошли бродить но городу. Вечеромъ, при лунномъ свѣтѣ, онъ особенно хорошъ. Все, что днемъ производило непріятное впечатлѣніе своею неопрятностью, скрадывалось темнотою. Въ китайской части дѣятельность еще не прекратилась: въ лавкахъ, освѣщенныхъ лампами, трудолюбивые сыны небесной имперіи тачали, шили, стругали и ковали какъ и днемъ; передъ идолами и изображеніяни божествъ горѣли украшенныя фольгою восковыя свѣчи; въ молельняхъ зажжены были легкіе, обклеенные прозрачною бумагой съ изображеніями драконовъ фонари; во фруктовыхъ лавкахъ свѣчи горѣли въ фонаряхъ, сдѣланныхъ изъ очищенныхъ ананасовъ. Далѣе, въ мусульманскихъ и гиндусскихъ улицахъ, стройныя фигуры въ бѣлыхъ чалмахъ прохаживалмсь взадъ и впередъ, или толпилась вокругъ освѣщенныхъ множествомь шкальчиковъ мечетей и храмовъ. Мы остановились у входа въ одну мечеть; знакомцы наши муллы вышили къ вамъ на встрѣчу и вынесли цвѣтовъ, послѣ чего намъ предложили войдти во внутренность мечети съ условіемъ снятъ нашу обувь. Разумѣется, мы не заставили себя проситъ, сняли сапоги и вошли. Сдѣлавъ передъ мусульманскою святыней обычный селямъ, мы положили по піастру въ поставленный предъ нею ящикъ съ отверстіемъ, куда кладется милостыня. Внутренность мечети не представляла ничего особеннаго: стѣны голыя, бѣлыя, на право стояла модель фрегата и Хаджимидъ объяснялъ мнѣ, что ее вооружаютъ разъ въ каждый годъ и носятъ въ торжествѣ во городу во время празднества въ честь Гассана и Гуссейна. Осмотрѣвшись, мы вышли черезъ нѣсколько минутъ, и муллы, которыхъ уваженіе къ намъ возрасло до огромныхъ размѣровъ, посадили насъ на скамью въ преддверіи. Несмѣтная толпа собралась на улицѣ и во входѣ и глазѣла на насъ съ любопытствомъ. Между-тѣмъ главный мулла, Шейхъ-Абдудъ-Кхадыръ, старикъ самой почтенной и благообразной наружности, чтимый пуло-пенангскими правовѣрными какъ святой, угощалъ насъ шербетомъ и поставилъ передъ нами какого-то нагаго урода съ огромнымъ опахаломъ или пункой, который въ потѣ лица обвѣвалъ насъ изо всѣхъ силъ. Пробесѣдовавъ еще нѣсколько минутъ, мы поднялись и пошли далѣе. Театральная площадь кипѣла народомъ; вечерній китайскій спектакль былъ въ полномъ разгарѣ. Площадь, театръ, движущіяся и кривляющіяся ни сценѣ страшныя фигуры въ пестрыхъ костюмахъ съ раскрашенными лицами, и безчисленная толпа разноцвѣтныхъ и разнохарактерныхъ зрителей -- все это, освѣщенное мерцающимъ красноватымъ свѣтомъ плошекъ и факеловъ, казалось чѣмъ-то фантастическимъ, волшебнымъ. Дымъ отъ плошекъ поднимался столбами; музыканты играли изо всѣхъ силъ; частые удары въ гонгъ потрясали воздухъ, и разумѣется, что ухо Моцарта или Россини было бы растерзано самымъ безжалостнымъ образомъ; но для меня, пришельца съ далекаго сѣвера, перенесеннаго въ этотъ чудный, совершенно-новый для меня край, подъ великолѣпнымъ тропическимъ небомъ, для меня все это было очаровательно, все плѣняло воображеніе и поражало странностью и новизною. Поглядѣвъ на эту интересную сцену, мы возвратились на транспортъ. На другой день въ восемь часовъ утра, муллы пріѣхали къ намъ въ гости и привезли съ собою множество плодовъ и цвѣтовъ. Одаривь ихъ и вручивъ имъ значительное число піастровъ въ пользу бѣдныхъ, мы разстались большимъ пріятелями, а въ десять часовъ снялись съ якоря, и съ сожалѣніемъ оглядывались на эти благословенныя. мѣста.
До колонизаціи Сингапура, Пуло-Пенангъ, будучи вольнымъ торговымъ портомъ, былъ въ то же время главнымъ торговымъ пунктомъ между Индіей и Китаемъ. Теперь, хотя ему и предоставлены права вольнаго порта, важность его упала, и получаемыхъ съ него доходовъ недостаточно на содержаніе колоніи. Сингапуръ, выросшій въ-продолженіе послѣднихъ 20-ти лѣтъ, содержитъ не только себя, но и Пуло-Пенангъ и Малакку. Теперь торговля Пуло-Пенанга оживляется тѣмъ, что сюда заходитъ много судовъ для освѣженія и чтобъ запастись живностью и съѣстными припасами, которые здѣсь дешевле, нежели въ Сингапурѣ. Здоровый воздухъ пуло-пенангскихъ холмовъ, которыхъ свѣжая и прохладная температура имѣетъ на здоровье самое благодѣтельное вліяніе, привлекаетъ сюда Европейцевъ, страдающихъ отъ знойнаго и злокачественнаго климата другихъ странъ Индіи.
По богатству своихъ естественныхъ произведеній, Пуло-Пенангъ можетъ почесться едва-ли не первымъ островомъ въ свѣтѣ. Мускатъ, корица, гвоздика и перецъ, растутъ здѣсь изобильнѣе, нежели гдѣ-нибудь; кромѣ того, островъ изобилуетъ кокосами, сахаромъ, индиго, нѣламомъ (Nilam), гамбиронъ, рисомъ, табакомъ, кофеемъ, хлопчатой бумагой, бетелемъ, арековыми орѣхами, непахомъ (Nepah), кукурузой и проч. Доходы, получаемые съ острова, состоять изъ поземельной подати и сбора съ откуповъ бетеля, опіума и крѣпкихъ напитковъ. Доходы, какъ я уже сказалъ, не покрываютъ издержекъ колоніи.
Вотъ какимъ образомъ достался Англичанамъ этотъ великолѣпный островъ:
Въ 1789 году, старый кеддахскій султанъ отдалъ Пуло-Пенангъ въ приданое за своею дочерью, вышедшею замужъ за капитана Лайта (Light), командовавшаго остиндскимъ кораблемъ. Лайтъ уступилъ всѣ свои права компаніи, которая, находя положеніе этого пункта выгоднымъ для устройства складочнаго мѣста торговли между Индіей и Китаемъ, послала туда изъ Бенгала отрядъ солдатъ и нѣсколько купцовъ для занятія острова. Въ 1865 году, на немъ уже было учреждено регулярное правленіе. Кеддикскій султанъ, вскорѣ послѣ передачи Пенанга, тревожимый своими сосѣдями Сіамцами, просилъ помощи Англичанъ, за которую онъ предлагалъ уступать часть своего берега съ нѣсколькими островками, съ уговоромъ, чтобъ ему выплачивали ежегодную пенсію. Джону Буллю того только и хотѣлось! Англичане заключили съ султаномъ договоръ, долженствовавшій сохраняться свято и ненарушимо "доколѣ солнце и луна не перестанутъ обращаться", въ-слѣдствіе котораго кеддахскому султану дана помощь, и Остиндская Компанія обязывалась выдавать ему ежегодно по 16,000 піастровъ (около 50,000 руб. ассиг.). Султанъ уступилъ имъ за это полосу малаккскаго берега за 35 миль въ длину и 4 въ глубину.
Султанъ получалъ свою пенсію и спокойно жилъ въ Малаккѣ до 1835 года. Около этого времени, Англичанамъ, заключавшимъ съ Сіамцаіги союзъ, вздумалось присвоить Малакку себѣ, а законнаго ея государи содержатъ подъ присмотромъ въ Джорджъ-Тоунѣ, на Пуло-Пенангѣ. Въ-послѣдствіи, онъ былъ выпущенъ на слово и жилъ въ Делли, на Суматрѣ. Но и такъ онъ не долго наслаждался свободою: подозрѣвая, что онъ составляетъ союзы для возвращенія себѣ своихъ малаккскихъ владѣній, Англичане послали военный корветъ, которому велѣно было взять стараго султана силою и провезти въ Пуло-Пенангъ. Изъ Пуло-Пенанга его перевезли въ Сингапуръ, гдѣ онъ и умеръ въ глубокой старости. Сыновья его хотѣли похоронить тѣло своего несчастнаго отца въ Малаккѣ и повезли его туда; но тамъ погребальная процессія была встрѣчена солдатами, и начальствовавшій ими англійскій офицеръ объявилъ сыну султана строжайшее приказаніе возвратиться въ Сингапуръ.