ЖИЛИЩА БЕДНЫХ
Знакомство с внуком заставило графа Доринкорта задуматься над такими вопросами, которыми он прежде совсем не интересовался, и все они так или иначе имели прямое отношение к Цедрику. Гордость была отличительной чертой его характера, и в этом отношении он был вполне удовлетворен мальчиком. Благодаря внуку он нашел новый интерес в жизни. Ему стало доставлять удовольствие показывать всем своего наследника. Известны были огорчения, доставленные ему сыновьями; приятным торжеством было поэтому для него показывать этого нового лорда Фаунтлероя, который никого не сможет разочаровать. Ему хотелось, чтобы не только Цедрик, но и другие поняли все преимущества его блестящего положения. Он строил планы насчет его будущего, искренно желая, чтобы его внук ни в чем не походил на него. Одна мысль, что этот прелестный ребенок узнает когда-нибудь о том, что его любимый дедушка еще недавно был известен под именем "злого графа Доринкорта", доставляла ему много мучений. Иногда под влиянием новых ощущений он даже забывал о своей подагре, и пользующий его врач с удивлением замечал, что здоровье его заметно улучшается, чего он никак не ожидал. Может быть, граф поправляется оттого, что теперь время для него проходило гораздо быстрее -- ему было о чем подумать, помимо своих немощей и болезней.
В одно прекрасное утро окрестные жители были поражены, увидев, что маленький лорд Фаунтлерой едет на своем пони не с Вилькинсом, а с другим спутником, сидевшим на высокой серой лошади: это был не кто иной, как сам граф. Мысль о такой поездке принадлежала Фаунтлерою. Собираясь сесть на пони, он задумчиво сказал деду:
-- Мне очень хочется, чтобы вы поехали со мной. Когда я уезжаю, мне грустно оставлять вас одного в таком громадном замке... Поедемте вместе!
Через несколько минут в конюшнях царило полнейшее смятение, вызванное приказанием оседлать для графа Селима. После этого Селима седлали почти ежедневно, и наконец все привыкли видеть высокого седого всадника на серой лошади, ехавшего рядом с гнедым пони маленького лорда. Эти совместные прогулки верхом среди зелени и по дорогим еще более сближали обоих друзей. Старику приходилось выслушивать много рассказов про Милочку и ее жизнь. Во все время пути Цедрик весело болтал. У него был такой счастливый характер, что трудно было найти более милого товарища. Часто граф слушал молча, наблюдая за радостным сияющим личиком. Иногда он приказывал своему молодому спутнику пустить пони в галоп, с гордостью и удовольствием в глазах следил за бесстрашным и ловким мальчиком. Когда же после такой быстрой скачки Цедрик, смеясь и размахивая шапкой, снова возвращался к графу, то чувствовал всегда, что в лице деда он имеет искреннего и любящего друга.
Из рассказов внука граф между прочим узнал, что его невестка не вела праздной жизни; да и до того ему стало известно, что все бедные в окрестностях уже хорошо знали ее, и когда болезнь, горе или нищета посещали какой-нибудь дом, то у дверей его всегда можно было видеть маленькую колясочку миссис Эрроль.
-- Знаете, -- сказал однажды Фаунтлерой, -- куда бы она ни приходила, ее всегда приветствуют словами: "Да благословит вас Бог!" В особенности ее любят дети, многие приходят к ней на дом, и она учит их шить. Она говорит, что чувствует себя теперь такой богатой, что ей хочется помогать бедным.
Графу было отнюдь не неприятно узнать, что мать его наследника выглядит такой юной и прекрасной и ведет себя как настоящая леди, что она популярна среди бедных. Но нередко он тем не менее ревновал ее к мальчику, видя, с какой нежною любовью тот относится к ней.
Графу хотелось бы всецело владеть сердцем своего внука и не знать соперников.
В это утро он остановил свою лошадь на пригорке и указал хлыстом на широкий красивый ландшафт, расстилавшийся перед ними.
-- Ты знаешь, что вся эта земля принадлежит мне? -- спросил он Фаунтлероя.
-- Неужели? -- спросил Фаунтлерой. -- Как это много для одного человека, и как тут красиво!
-- А знаешь ли, что когда-нибудь все это и многое другое будет принадлежать тебе?
-- Мне? -- воскликнул Фаунтлерой несколько испуганно. -- Когда же?
-- Когда я умру, -- ответил дед.
-- Ну, тогда мне ничего не нужно, -- сказал Фаунтлерой. -- Я не хочу, чтобы вы умирали.
-- Это очень любезно, -- ответил сухо граф. -- И все-таки это будет когда-нибудь твое и ты будешь граф Доринкорт.
Маленький лорд Фаунтлерой на несколько минут глубоко задумался и молча глядел на широкие равнины, на окруженные зеленью фермы, на прекрасные рощи и луга, на всю эту живописную местность, среди которой из-за деревьев подымалась серая величественная башня огромного замка. Затем он слегка вздохнул.
-- О чем думаешь? -- спросил граф.
-- Я думаю о том, -- ответил Цедрик, -- какой я еще маленький, и о том, что мне говорила Милочка.
-- Что же она тебе говорила?
-- Она говорила, что быть богатыми не так легко и что, когда у кого-нибудь так много всего, ему легко забыть, что другие не так счастливы... Она говорила, что богатые должны стараться всегда помнить об этом. Я ей рассказывал, как вы добры, а она ответила мне, что это очень хорошо, потому что у графов много денег и влияния, и если граф думает только о своих удовольствиях и никогда не думает о людях, живущих на его земле, у них может быть много горя, которое он мог бы устранить, -- а ведь этих людей так много, и это было бы так грустно!.. Вот я смотрю на все эти хижины и думаю: как я узнаю о нуждах бедных людей, когда буду графом? Скажите, дедушка, как вы сами об этом узнаете?
Старый граф решительно не мог ответить на этот вопрос, так как все его знакомство с фермерами состояло лишь в донесениях управляющего о том, кто из них аккуратно платит аренду и кого следует выселить за недоимки.
-- Об этом знает Невик, -- ответил граф, покручивая нетерпеливо свои седые усы и с видимым смущением поглядывая на внука. -- Поедем-ка лучше домой, -- прибавил он, -- а когда ты будешь графом, постарайся быть лучше меня...
На обратном пути он не проронил ни одного слова. Ему казалось совершенно невероятным, что он, никогда никого не любивший, мог так сильно привязаться к этому маленькому мальчику. Сперва он просто гордился красотой и смелостью внука, но теперь в его чувстве было что-то другое, кроме гордости. Иногда он глухо и сухо посмеивался про себя, думая о том, как приятно ему видеть мальчика около себя и слышать его голос, как хотелось бы ему, чтобы внук полюбил его и был о нем хорошего мнения.
-- Я просто выживший из ума старик, -- говорил он сам себе, но в то же время сознавал, что это не так. И если бы он решился быть искренним с самим собой, он, пожалуй, должен был признать, что во внуке ему невольно нравились именно те черты характера, которыми он сам никогда не обладал: искренность, правдивость, нежность, любовная доверчивость, не допускающая мысли о существовании зла.
Спустя неделю после этой прогулки Цедрик, вернувшись от матери, вошел в библиотеку с задумчивым и озабоченным лицом. Он вскарабкался на кресло с высокой спинкой, на котором сидел в день своего приезда, и некоторое время смотрел на тлеющие в камине уголья. Граф молча следил за ним и ждал, что он скажет. Было очевидно, что Цедрик чем-то озабочен. Наконец, он поднял голову и спросил: -- Все ли известно Невику о том, как живется здесь людям?
-- По крайней мере, это его обязанность. А разве есть какие-нибудь упущения?
Как это ни странно, но теплое участие, с которым Цедрик относился к фермерам, особенно занимало и трогало его. Сам он, конечно, никогда ими не интересовался, но ему нравилось, что при всей своей детской наивности маленький лорд среди своих игр и всяческих удовольствий никогда не забывал бедных и обездоленных людей.
-- Здесь есть одно ужасное место, -- сказал Фаунтлерой, смотря на деда широко открытыми, полными ужаса глазами. -- Милочка сама это видела -- это в конце имения. Дома там понастроены один подле другого, они почти совсем развалились, в них едва можно дышать, и всюду страшная бедность. Часто люди умирают, болеют лихорадкой, у них дети; немудрено, что от такой нищеты люди делаются злыми и жестокими. Это хуже, чем у Микеля и Бриджет. Дождь протекает сквозь крышу! Милочка была там у одной женщины и потом не позволила мне подходить к ней, пока не переоделась. Слезы текли у нее по щекам, когда она рассказывала мне об этом.
Слезы навернулись на глазах мальчика, но он улыбнулся и прибавил:
-- Я сказал ей, что вы ничего об этом не знаете и что я сам расскажу вам обо всем...
С этими словами он соскочил со стула и подошел к графу:
-- Вы можете все уладить, как уладили с Хиггинсом. Вы ведь всегда помогаете всем. Я ей сказал, что вы уладите и что Невик, вероятно, забыл доложить вам об этом.
Граф посмотрел на маленькую ручку, лежащую на его колене. Нет, Невик не забыл доложить ему -- он не раз напоминал графу об отчаянном положении фермеров, живущих на окраине имения. Он не раз докладывал ему и о сырости домов, и о разбитых окнах, и о худых крышах, и о лихорадке, свирепствующей там постоянно. Мистер Мордант со своей стороны так же красноречиво описывал ему всю эту нищету, но в ответ получал от графа одни только резкости. Однажды, во время особенно сильного приступа подагры, он объявил настоятелю, что чем скорее перемрут все обитатели "Графского двора" и будут похоронены пастором, тем будет лучше для него. На этом все разговоры кончились. Но теперь, при взгляде на внука, на его открытое, милое, серьезное личико, ему вдруг стало совестно и стыдно -- и за "Графский двор", и за самого себя.
-- Вот как! Ты, видно, хочешь сделать из меня строителя образцовых ферм -- так, что ли? -- сказал граф и нежно потрепал маленькую ручку.
-- Их надо срыть до основания. Милочка так и говорит, -- с большой горячностью говорил Фаунтлерой. -- Пойдемте завтра и велим разобрать все дома. Все люди будут очень счастливы, когда увидят вас, -- они поймут, что вы пришли к ним на помощь. -- И глазки мальчика горели, как звезды.
Граф встал и положил руку на плечо ребенка.
-- Пойдем сперва на террасу, -- сказал он, усмехаясь, -- походим и вместе обсудим все дело.
Они стали ходить взад и вперед по широкой каменной террасе, как это всегда делали в теплые вечера. Прислушиваясь к словам мальчика, граф не раз усмехался, задумывался, но казался довольным и не снимал руки с плеча своего маленького собеседника.