Спустя два года, въ мартѣ мѣсяцѣ, Треденнисъ ѣхалъ по Пенсильванской Аллеѣ, быть можетъ, въ той же извощичьей каретѣ, которая отвезла его на желѣзную дорогу, въ ночь перваго бала Берты. Но улицы имѣли болѣе веселый, праздничный видъ. Только два дня передъ тѣмъ вступилъ новый президентъ, и всюда виднѣлись слѣды національнаго торжества, въ видѣ флаговъ, драпировокъ домовъ и пр. Улицы кишили публикой, которая, несмотря на свой утомленный видъ, осталась послѣ торжества для осмотра достопримѣчательностей Уашингтона; кое-гдѣ виднѣлся даже мундиръ, эффектно фигурировавшій въ недавней процессіи.
-- Я являюсь сюда съ новымъ правительствомъ, думалъ Треденнисъ, смотря съ любопытствомъ на все окружающее: -- кто знаетъ, суждено ли мнѣ съ нимъ уладиться, кто знаетъ, что случится въ эти годы.
Мысли унесли его въ прошедшее. Онъ началъ свое поприще съ твердой рѣшимостью добиться положенія, которымъ онъ могъ бы гордиться, и, благодаря энергіи, труду и стойкости, достигъ своей цѣли. Никто по спеціальности и въ возрастѣ Треденниса не стоялъ выше его. Онъ достигъ извѣстности, почестей и не малаго количества рукоплесканій. Онъ не разъ бывалъ львомъ минуты, и если не очень дорожилъ подобной популярностью, то не пренебрегалъ доставляемой ею опытностью. Свѣтъ цѣнилъ его высоко, и еслибы онъ желалъ, то могъ бы имѣть много друзей, но этому мѣшала его природная склонность къ уединенію и безмолвію. За то число сочувствовавшихъ ему лицъ росло съ каждымъ годомъ. Онъ даже въ тайнѣ не сѣтовалъ на свою одинокую жизнь и часто убѣждалъ себя, что всякое другое существованіе было бы ему противно. Быть можетъ, онъ никогда вполнѣ не сознавалъ, какое сильное вліяніе имѣла на всю его жизнь единственная романическая мечта, которой онъ поддался съ юности. Быть можетъ, еслибъ онъ имѣлъ о чемъ вспоминать, его чувства не приняли бы такого горькаго оттѣнка; теперь же, несмотря на всю твердость воли, онъ не могъ уничтожить въ своемъ сердцѣ неопредѣленную, томительную боль, которая обострялась каждый разъ, какъ онъ слышалъ о Бертѣ черезъ профессора или кого другого.
-- Восемь лѣтъ прошло съ ея перваго бала, думалъ онъ, проѣзжая по улицамъ Уашингтона въ этотъ мартовскій вечеръ:-- съ тѣхъ поръ она побывала на многихъ балахъ. Надѣюсь, что она веселилась на всѣхъ.
Въ этотъ же вечеръ онъ посѣтилъ профессора, вполнѣ увѣренный, что его ждетъ радушный пріемъ, несмотря на неправильность ихъ переписки.
Онъ не ошибся въ этомъ.
Профессоръ сидѣлъ за тѣмъ же рабочимъ столомъ, въ томъ же халатѣ, словно восемь лѣтъ не пронеслись надъ его головой. Треденнису даже показалось, что онъ насаживалъ на ту же булавку того же жука, съ какимъ онъ возился въ послѣдній разъ, когда онъ его видѣлъ.
При входѣ въ комнату Треденниса, онъ всталъ, положилъ осторожно на столъ жука и сдѣлалъ нѣсколько шаговъ навстрѣчу своему родственнику.
-- Это вы, Треденнисъ, воскликнулъ онъ съ улыбкой: -- очень радъ, очень радъ.
Онъ дружески пожалъ его руку и потомъ, взявъ его за плечи, пристально посмотрѣлъ на него.
-- Я самъ очень счастливъ, что снова вижу васъ, отвѣчалъ Треденнисъ.
-- И вамъ понадобилось восемь лѣтъ, чтобъ вернуться къ намъ, произнесъ профессоръ, поворачивая его къ свѣту и внимательно разсматривая: -- восемь лѣтъ. Это порядочный кусокъ человѣческой жизни.
-- Но вы, профессоръ, нисколько не постарѣли, замѣтилъ Треденнисъ:-- вотъ я, такъ дѣло другое.
-- Да, да, я знаю, что вы стали старикомъ, я самъ былъ старикомъ сорокъ лѣтъ тому назадъ. Ну, разскажите мнѣ, что вы дѣлали все это время. Садитесь въ это кресло; вы сидѣли въ немъ въ тотъ вечеръ, когда мы разговаривали съ вами о Бертѣ.
-- А что Берта? спросилъ Треденнисъ.
Профессоръ медленно опустился въ свое кресло.
-- Она на вечерѣ, хотя теперь сезонъ и на исходѣ, произнесъ онъ, поправляя огонь въ каминѣ:-- она каждый день гдѣ-нибудь на вечерѣ, а часто на двухъ и на трехъ.
-- Это хорошо.
-- Очень, если не въ одномъ, то въ другомъ отношеніи, сказалъ профессоръ и перемѣнилъ разговоръ.
Онъ съ такой заботливостью сталъ распрашивать Треденниса объ его дѣлахъ, что тронулъ его до глубины души.
-- Я всегда былъ увѣренъ, что ваша жизнь не пропадетъ даромъ, замѣтилъ онъ своимъ обычнымъ спокойнымъ тономъ: -- я часто говорилъ себѣ, что еслибъ вы были моимъ сыномъ, то я гордился бы вами. Да, жаль, что вы не мой сынъ.
-- Еслибъ я былъ вашимъ сыномъ, то имѣлъ бы основаніе мѣтить высоко, сказалъ съ жаромъ Треденнисъ.
-- Вы и такъ мѣтили высоко, отвѣчалъ профессоръ съ улыбкой:-- а главное, достигли своей цѣли. У васъ сильная натура. Я люблю людей съ сильной натурой.
Въ дальнѣйшемъ разговорѣ онъ нѣсколько разъ упоминалъ о Бертѣ, но не въ томъ тонѣ, какъ бывало во время ея молодости. Большею частью онъ говорилъ объ ея дѣтствѣ и объ ея теперешнемъ образѣ жизни. Она жила вблизи отъ него, ея домъ былъ щегольской, а дѣти отличались красотой и здоровьемъ.
-- Амори, красивый и блестящій человѣкъ, сказалъ онъ между прочимъ:-- у него не сильная натура, а впечатлительный поэтическій темпераментъ, и онъ очень восторгается Бертой.
Возвратясь домой, Треденнисъ ощущалъ то неопредѣленное, болѣзненное чувство, которое всегда наполняло его сердце послѣ разговора о Бертѣ. Профессоръ былъ очень радушенъ, и все, что онъ говорилъ, было интересно, но въ его словахъ чего-то недоставало. Отправляясь къ нему, Треденнисъ. не сознавалъ, что Берта занимаетъ преобладающее мѣсто въ его мысляхъ, и думалъ, что ему доставитъ большое удовольствіе одна встрѣча съ профессоромъ. Но теперь онъ чувствовалъ, что въ дружеской бесѣдѣ съ профессоромъ недоставало добраго, сочувственнаго разговора о Бертѣ, и что послѣ посѣщенія ея отца ему стало еще грустнѣе, чѣмъ прежде. Свѣтлый образъ счастливой, невинной молодой дѣвушки, повидимому, исчезъ изъ жизни профессора, изъ этого дома, украшеніемъ котораго онъ такъ долго служилъ, даже изъ внѣшняго міра.
Треденнисъ спалъ въ эту ночь не очень спокойно, но на слѣдующее утро дневной свѣтъ и окружавшіе его шумъ и гамъ разсѣяли его мрачныя мысли. Онъ снова скрылъ въ глубинѣ своего сердца точившее его смутное, неопредѣленное горе, и энергично занялся необходимыми приготовленіями ко вступленію въ должность, которая была ему предназначена новымъ правительствомъ. Передъ обѣдомъ онъ воспользовался свободной минутой, чтобъ отвезти посылку сестрѣ одного изъ его товарищей.
Эта была очень привлекательная, модная дама. Она приняла его съ большимъ радушіемъ.
-- Какъ я рада, что вы заѣхали сегодня, сказала она.-- Мистеръ Гарднеръ слышалъ, что вы въ Уашингтонѣ, но не зналъ гдѣ вы остановились, а то онъ непремѣнно посѣтилъ бы васъ. Жаль, что вы не поспѣли къ празднику. Президентскій балъ былъ необыкновенно блестящій. Я надѣюсь, что вы будете у насъ сегодня вечеромъ?
-- Сегодня вечеромъ? повторилъ Треденнисъ.
-- Да, у насъ будетъ маленькій вечеръ, совсѣмъ маленькій, и намъ было бы очень пріятно, еслибы вы пріѣхали. Вы встрѣтите многихъ, которые желаютъ съ вами познакомиться, въ томъ числѣ новаго министра внутреннихъ дѣлъ. Онъ въ восторгѣ отъ васъ. Мистеръ Гарднеръ мнѣ разсказывалъ много интереснаго о вашихъ подвигахъ и приключеніяхъ. Вы будете львомъ нашего вечера, и если обѣщаете пріѣхать, я буду увѣрена въ его успѣхѣ.
-- Ну, я не очень-то въ этомъ увѣренъ, отвѣчалъ Треденнисъ: -- у вашего льва не хватаетъ гривы, когтей и рева. Но, во всякомъ случаѣ, я очень тронутъ вашей любезной добротой.
Онъ обѣщалъ пріѣхать вечеромъ, хотя мысленно сказалъ себѣ, что, во всякомъ случаѣ, успѣетъ до вечера написать извинительное письмо, такъ какъ онъ терпѣть не могъ многолюдныхъ свѣтскихъ собраній. Однако, съ наступленіемъ вечера онъ почувствовалъ какое-то странное желаніе исполнить свое обѣщаніе; онъ поздно пообѣдалъ, прочиталъ газеты, написалъ нѣсколько писемъ, одѣлся и поѣхалъ на вечеръ.