XX.

Купель Крови Господней.

Спустя нѣсколько дней послѣ медицинскаго осмотра рекрутовъ, пришелъ приказъ о выступленіи ихъ въ походъ. Имъ предстояло отправиться черезъ Траонили въ Нантъ, а оттуда прямо на Рейнъ.

Опытъ прошедшаго года не образумилъ Наполеона, и онъ возобновилъ на еще большей ногѣ, чѣмъ прежде, свою борьбу съ судьбой. Потеря пяти сотъ тысячъ людей съ ихъ оружіемъ, амуниціей и обозомъ не возбудила въ немъ ни малѣйшаго разочарованія, и ему стоило только махнуть рукой, чтобъ явились новые легіоны. Между тѣмъ, Пруссія и Россія заключили между собой союзъ, и вся Германія возстала. 16-го марта Пруссія объявила войну, и вся германская молодежь спѣшила вступить въ армію, во главѣ которой находился Блюхеръ, ученикъ Фридриха Великаго. Точно этого было мало, и Швеція присоединилась къ лигѣ противъ Наполеона. Французы уже очистили Берлинъ и ретировались на Эльбу.

Какъ бы то ни было, въ Кромлэ пришло извѣстіе о выступленіи рекрутовъ въ походъ, и въ домѣ Дерваля происходила большая суета. Наконецъ, наступилъ канунъ рокового дня. Въ жилищѣ стараго капрала собралось много народа. Тутъ были: сержантъ Пипріакъ, Мишель Гральонъ и нѣсколько другихъ товарищей близнецовъ. Старуха укладывала вещи своихъ сыновей и горько плакала, а Марселла тщетно старалась ее успокоить. Такія сцены происходили въ этотъ вечеръ во многихъ хижинахъ Кромлэ.

Близнецы сидѣли, мрачно насупивъ брови; на сердцѣ у нихъ было тяжело теперь, когда наступило время идти въ походъ; даже дядя Евенъ былъ не въ духѣ, потому что онъ зналъ всю подноготную войны и любилъ племянниковъ.

-- Вы должны помнить, ребята,-- сказалъ онъ, покуривая трубку,-- что вы уже солдаты и знаете съ дѣтства всѣ военные пріемы. Поэтому вамъ не будетъ тяжело, васъ сразу полюбятъ начальники. Еще не забывайте моего совѣта не работать штыкомъ противъ кавалеріи прямо въ упоръ; ударъ со стороны гораздо дѣйствительнѣе.

-- Но вѣдь пруссаки и русскіе также знаютъ, какъ владѣть штыкомъ,-- замѣтилъ мрачно Гильдъ.

-- Впрочемъ, нечего васъ учить,-- продолжалъ старый капралъ: -- вы сами до всего дойдете подъ первымъ огнемъ. По счастью вамъ не придется долго ждать этого, такъ какъ вы прямо идете на Рейнъ.

-- Жаль, что я не иду съ вами,-- сказалъ Аленъ съ печальнымъ вздохомъ:-- мнѣ всегда не везетъ.

-- Полно, полно,-- воскликнулъ Хоель:-- ты былъ блѣденъ, какъ смерть, вынимая жребій, и былъ готовъ отрѣзать свою правую руку, только чтобъ не попасть въ рекрута.

-- Я не зналъ тогда, что вы оба пойдете.

-- Не бойся, и твой чередъ придетъ,-- сказалъ дядя Евенъ:-- и твой также, Яникъ. А вамъ, ребята, я дамъ еще совѣтъ,-- продолжалъ онъ, обращаясь къ двумъ старшимъ племянникамъ: -- расположите съ самаго начала въ свою пользу вашего капрала и угощайте его виномъ, когда можете, а, напротивъ, не бросайте попустому денегъ на угощенье товарищей.

-- Хорошо,-- отвѣчалъ Гильдъ, поднимая стаканъ съ виномъ:-- за здоровье нашего капрала, кто бы онъ ни былъ.

-- Я самъ выбралъ для васъ башмаки,-- снова произнесъ старый солдатъ: -- каждый получитъ по двѣ пары, но не новые, а мягкіе и самой лучшей кожи. Я не разъ видалъ, какъ рекрута хромали, благодаря новой обуви. Вотъ еще надо вамъ сказать, что необходимо покрѣпче притягивать ранцы, а то они ужасно бьютъ по спинѣ.

Дядя Евенъ говорилъ очень тихо, и у него на душѣ было невесело. Вся компанія была не въ ударѣ, а младшіе Дервали смотрѣли на близнецовъ, какъ на агнцевъ, которыхъ вели на закланіе. Только Мишель Гральонъ громко смѣялся, трепалъ рекрутовъ по плечу и чокался съ ними. Но вино не веселило ихъ. Они знали, что на верху мать плачетъ, а Марселла горюетъ, и ясно видѣли, что не только дядя Евенъ, но и сержантъ Пипріакъ сожалѣли о нихъ. Они на другой день должны были выступить на путь славы, но они съ большимъ удовольствіемъ остались бы дома.

Поздно вечеромъ, когда еще въ кухнѣ продолжалась попойка, Марселла тихо вышла изъ дома. Ночь была темная, и дождь шелъ, но съ небольшими перерывами. Молодая дѣвушка почти бѣгомъ направилась къ церкви, а миновавъ ее, повернула на уединенную тропинку среди вересковой поляны, усѣянной большими камнями.

На разстояніи полуторы мили отъ Кромлэ она остановилась передъ колоссальнымъ гранитнымъ распятіемъ, частью заросшимъ высокой травой, и передъ которымъ съ одной стороны былъ небольшой бассейнъ съ дождевой водой, которая отъ окружавшаго ее краснаго гранита имѣла цвѣтъ какъ бы крови. Этотъ уединенный пустынный бассейнъ былъ извѣстенъ во всей окрестности подъ названіемъ "Купели Крови Господней" и считался священнымъ въ глазахъ поселянъ. Они придавали его водѣ болѣе святости, чѣмъ святой водѣ въ церкви, такъ какъ она ниспадала съ самаго неба. Эта вода имѣла, по общему убѣжденію, чудотворную силу исцѣлять болѣзни и сохранять отъ опасности, даже смерти всякаго, который носилъ на себѣ какой нибудь предметъ, опущенный въ купель, но непремѣнно въ тайнѣ отъ всѣхъ.

Вставъ на колѣни, Марселла вынула изъ кармана двѣ мѣдныя медали съ портретомъ императора и надписью "Аустерлицъ", давнишній подарокъ дяди, произнесла молитву и опустила ихъ въ воду; черезъ минуту она ихъ вынула и набожно спрятала за пазуху.

Все это она сдѣлала въ большомъ волненіи и, перекрестившись, быстро пошла домой.

Но не успѣла она сдѣлать нѣсколькихъ шаговъ, какъ услышала за собой чьи-то шаги. Она обернулась, но въ темнотѣ не могла ничего разобрать. Она перекрестилась и побѣжала. Шаги снова раздались за ней. Она замерла на мѣстѣ. Въ эту минуту луна показалась изъ-за тучъ, и она ясно увидѣла, что какая-то фигура, земная или неземная, преслѣдовала ее.

Менѣе мужественная дѣвушка, чѣмъ Марселла, упала бы въ обморокъ, да и вообще врядъ ли кто нибудь изъ женщинъ Кромлэ рѣшилась бы въ такое глухое, ночное время отправиться къ "Купели Крови Господней". Но она, не смотря на весь свой испугъ, не потеряла головы и только побѣжала еще скорѣе.

Однако шаги слышались все громче и громче за ея спиной; наконецъ, къ нимъ присоединилось и тяжелое дыханіе уставшаго человѣка.

Марселла остановилась и рѣшила встрѣтить лицемъ къ лицу своего невѣдомаго преслѣдователя. Передъ ней стоялъ человѣкъ, блѣдный, какъ призракъ, и прежде, чѣмъ она различила черты его лица, онъ тихо произнесъ ея имя:

-- Марселла!

Она тотчасъ узнала по голосу любимаго человѣка, но хотя давно желала этой встрѣчи и даже молила о ней Бога, теперь она отскочила отъ него и не произнесла ни слова. Снова вышла изъ-за тучъ луна и ярко освѣтила странную фигуру Роана. Голова его была обнажена, волоса торчали во всѣ стороны, ноги были босыя, голосъ звучалъ какъ-то дико.

-- Марселла! Вы меня не узнали? Это я. Не бойтесь.

-- Я теперь не боюсь,-- отвѣчала молодая дѣвушка, приходя въ себя,-- но вы меня испугали: я думала, что меня преслѣдуетъ призракъ.

-- Я былъ тутъ по близости и видѣлъ, какъ вы подошли къ "Купели Крови Господней".

-- Вы меня видѣли,-- отвѣчала Марселла,-- значитъ, вы нарушили чары.

-- Нисколько,-- произнесъ Роанъ холодно:-- я не зналъ, зачѣмъ вы приходили сюда, и не видалъ, когда вы стояли на колѣняхъ. Но ночь холодная, и вы вся дрожите, идите скорѣе домой.

Онъ говорилъ съ ней какъ будто съ чужой, и голосъ его звучалъ рѣзко, равнодушно. Она промолвила такимъ же тономъ:

-- Хоель и Гильдъ отправляются завтра на войну, и вотъ для чего я приходила сюда. Но дома вѣрно удивляются моему долгому отсутствію.

Она сдѣлала шагъ, чтобъ идти далѣе, и онъ не двинулся съ мѣста. Она снова остановилась и посмотрѣла на него.

-- Странно, что вы здѣсь; я думала, что вы далеко. Васъ вездѣ ищутъ.

-- Я знаю.

-- За вашимъ домомъ и за нашимъ зорко слѣдятъ днемъ и ночью. Жандармы съ Пипріакомъ во главѣ присланы въ селеніе изъ Сенъ-Гурло. На всѣхъ домахъ выставлены объявленія и за вашу поимку назначена награда.

-- Я все это знаю.

Онъ продолжалъ сохранять ледяную холодность и смотрѣлъ на нее, точно она была не живое существо, а могила его погибшей любви. Марселла не могла болѣе этого переносить и, сбросивъ съ себя маску равнодушія, кинулась ему на шею.

-- Роанъ, Роанъ, зачѣмъ ты такъ говоришь со мною? У меня сердце истерзано. Всѣ противъ тебя.

-- А ты?-- спросилъ Роанъ, не выпуская ея изъ своихъ рукъ и впервые переходя отъ холоднаго "вы" на жгучее "ты".

-- Я!-- воскликнула Марселла: -- я всегда была на твоей сторонѣ, мой Роанъ. Всѣ говорятъ, что ты трусъ, а я утверждаю, что они лгутъ. Всѣ сердиты на меня за то, что я тебя защищаю. Поцѣлуй меня, Роанъ, зачѣмъ ты не хочешь меня поцѣловать?-- прибавила она и, прикоснувшись къ его холоднымъ губамъ, продолжала:-- я всегда знала, что ты подъ конецъ образумишься. Еще не поздно, пойдемъ со мной. Дядя Евенъ будетъ ходатайствовать за тебя, тебя простятъ, ты завтра выступишь въ походъ вмѣстѣ съ братьями, и все кончится благополучно, слава Богу.

Она смотрѣла на него съ полной увѣренностью въ чарующую силу любви и снова прильнула къ нему своими алыми страстными губами. Ея объятья, ея поцѣлуи жгли его.

-- Марселла, Марселла!...-- воскликнулъ онъ съ отчаяніемъ.

-- Что Роанъ?

-- Развѣ ты меня не понимаешь? Я вернулся не для того, чтобы отдать себя въ руки властей. Этого никогда не будетъ.

-- Такъ зачѣмъ же вы вернулись въ Кромлэ?-- произнесла Марселла, быстро отскочивъ отъ него.

-- Чтобъ видѣть тебя, чтобъ поговорить съ тобой въ послѣдній разъ.

Марселла громко зарыдала и, схвативъ его за обѣ руки, промолвила:

-- Пойдемъ со мною! Сдѣлай это ради твоей Марселлы! Не убивай меня, я не могу слышать, когда тебя называютъ трусомъ. Да и пожалѣй себя. Ты не можешь избѣгнуть въ концѣ концовъ самой ужасной судьбы; тебя затравятъ до смерти. Роанъ, мой Роанъ, пойдемъ со мной, и все кончится хорошо.

-- Ты хочешь, чтобъ я пошелъ на войну?

-- Да, такъ чтожъ? Ты вернешься, какъ дядя Евенъ, и всѣ будутъ прославлять твою храбрость.

-- А ты?

-- Я буду твоей женой, мой Роанъ, клянусь, что я буду вѣчно тебя любить.

-- А если меня убьютъ?

-- Тогда я буду любить тебя еще болѣе, никогда не сниму траура по тебѣ и ни за кого не выйду замужъ. Ты умрешь славной смертью на службѣ императора; я буду гордиться тобою, и мы будемъ счастливы на небѣ, когда тамъ соединимся.

Въ ея голосѣ, въ ея словахъ, въ ея поцѣлуяхъ слышалась такая неудержимая страсть, что обыкновенный человѣкъ не устоялъ бы; но Роанъ оставался твердымъ, непоколебимымъ, хотя сердце его лихорадочно стучало, а въ глазахъ его потемнѣло.

-- Марселла, это невозможно, я не могу быть солдатомъ.

-- Роанъ, Роанъ!

Онъ схватился рукой за сердце, задрожалъ всѣмъ тѣломъ и машинально упалъ на колѣни.

-- Я не могу, я не могу!-- повторилъ онъ:-- я далъ клятву. Прощай.

Она пристально взглянула на него, какъ бы желая прочесть его сокровенныя помышленія. Страшная мысль блеснула въ ея головѣ.

-- Роанъ, скажи, ради Бога, встань и скажи,-- произнесла она:-- неужели всѣ правы, и ты боишься идти въ солдаты?

-- Да,-- произнесъ онъ, вставая и дико смотря на нее.

-- Ты боишься? Значитъ ты...

-- Это правда,-- произнесъ онъ съ странной улыбкой: -- я не хочу служить Наполеону, я не хочу идти на войну, потому что... ну, потому что я боюсь...

Онъ не объяснилъ, въ чемъ именно заключался овладѣвшій имъ страхъ, и если бы онъ это сдѣлалъ, то она не поняла бы его.

-- Знай разъ навсегда,-- продолжалъ онъ,-- что я не могу быть солдатомъ: это противно моей натурѣ. Можетъ быть, я дѣйствительно трусъ. Еслибъ у меня хватило храбрости исполнить твое желаніе, то, конечно, я сдѣлалъ бы это изъ любви къ тебѣ. Ну, прощай. Тебѣ холодно, иди домой.

Сердце ея было окончательно разбито; она любила труса, а въ тѣхъ странахъ, гдѣ физическая храбрость цѣнится выше всего, трусъ -- то же, что -- прокаженный въ древнія времена. Она не сердилась, не упрекала, а горько зарыдала. Если бы она была умнѣе, то догадалась бы, что человѣкъ, называющій себя низкими эпитетами, можетъ быть самымъ безукоризненнымъ героемъ, но она не отличалась большимъ умомъ, а его собственныя слова, подтверждавшія обвиненіе, взведенное на него всѣми родственниками, ставили ее въ безвыходное положеніе.

Почти безсознательно она стала удаляться, но медленными шагами.

-- Марселла, ты даже не хочешь протянуть мнѣ руки и проститься со мной!-- воскликнулъ Роанъ.

Она остановилась, но не произнесла ни слова.

Онъ схватилъ ее за руку и нѣжно поцѣловалъ на обѣ щеки.

-- Прощай, Марселла,-- промолвилъ онъ: -- ты меня не понимаешь, и я не виню тебя въ этомъ. Но, быть можетъ, Господу будетъ угодно сохранить меня въ живыхъ, и ты современемъ перемѣнишь свое мнѣніе обо мнѣ, но если судьба отвернется отъ меня, то не проклинай твоего Роана. Прощай, прощай!

И, отвернувшись, онъ зарыдалъ.

-- Тебя поймаютъ!-- воскликнула съ отчаяньемъ Марселла, схвативъ его за плечо:-- тебя убьютъ, и это будетъ еще хуже. Куда ты пойдешь? Гдѣ ты скроешься?

-- Господь укажетъ мнѣ убѣжище, и я увѣренъ, что меня не найдутъ. Прощай и не забывай меня.

На этотъ разъ онъ дѣйствительно удалился и исчезъ въ темнотѣ.

Спустя часъ послѣ этой странной встрѣчи, Марселла уже была дома и попрежнему утѣшала бѣдную мать. Былъ уже первый часъ ночи, и близнецы спали, такъ какъ имъ приходилось встать на зарѣ. Капралъ сидѣлъ у огня и безмолвно курилъ. Онъ не хотѣлъ въ эту ночь ложиться, чтобы во время разбудить рекрутовъ и проводить ихъ до границы селенія.

Между тѣмъ Роанъ Гвенфернъ ходилъ безъ устали среди окружающаго его мрака, словно какой нибудь призракъ. Страшная борьба происходила въ немъ между любовью и сознаніемъ долга. Онъ еще чувствовалъ на своихъ губахъ поцѣлуи Марселлы и зналъ, что за любовь женщины нерѣдко самые благородные герои отказывались отъ достиженія своихъ великихъ цѣлей. Но его рѣшимость оставалась непоколебимой.

Онъ не спалъ уже двѣ ночи и два дня, впродолженіе которыхъ странствовалъ вокругъ Кромлэ. Мракъ и дождь все усиливались; наконецъ, утомленный, истощенный нравственными и физическими страданіями, онъ вернулся къ гранитному распятію, прилегъ на землю среди высокой совершенно скрывавшей его травы и вскорѣ заснулъ.