"Вы скажете: знать ей досугъ писать; а мнѣ, право, не досугъ читать!..."
(Екатерина II графу Н. И. Панину.)
"Il faudrait que lee jours eussent à Péterebourg plus de 24 heures, pour que V. M. eût seulement le temps de lire tout ce qu'on Lui écrit de l'Europe et de l'Asie."
(Voltaire à Catherine II.)
"Morgen-Stund Hat Gold im Mund."
(Пословица.)
I.
Второй эпизодъ изъ царствованія императрицы Екатерины II, который мы предположили описать, есть одновременное съ наступленіемъ совершеннолѣтія великаго князя Павла Петровича, бракосочетаніе его съ принцессою Гессенъ-Дармштадтскою.
Кромѣ немногихъ печатныхъ свѣдѣній, разбросанныхъ въ сочиненіяхъ Фридриха Великаго и Вольтера, равно какъ и въ нѣсколькихъ современныхъ мемуарахъ, повѣствованіе нате основано преимущественно на письмахъ ландграфини Генріетты-Каролины Гессенъ-Дармштадтской, рожденной принцессы Цвейбрюкенъ-Биркенфельдъ (de Deux-Ponts, отрасль Баваро-палатинскаго дома), сдѣлавшейся тещею Россійскаго цесаревича, писанныхъ большею частію въ бытность ея при нашемъ дворѣ, то къ королю Прусскому, то къ матери ея, рожденной принцессѣ Нассау-Зебрикской; далѣе, на журналѣ веденномъ камеръ-юнкеромъ и флота капитанъ-лейтенантомъ, графомъ А. К. Разумовскимъ, во время плаванія русской эскадры, привезшей ландграфиню и ея трехъ дочерей изъ Траземюнде въ Ревель, и на перепискѣ происходившей между Екатериною II и барономъ А. И. Черкасовымъ, {Какъ мы уже упоминали въ нашей первой статьѣ (Русскій Вѣстникъ за январь сего 1870 года), у насъ находится только 15 собственноручныхъ записочекъ Екатерины II къ барону Черкасову, относящихся по большей части до привитія ей оспы. Изъ его автографовъ имѣемъ мы сдѣланный имъ переводъ одного донесенія доктора Димсдаля, и черновые отпуски всѣхъ писемъ которые отправлены были Черкасовымъ Екатеринѣ II изъ Ревеля, въ 1773 году. Собственноручныя же отвѣтныя письма, тогда же адресованныя ему государыней, въ 1832 году, то-есть вскорѣ послѣ кончины его дочери, кавалерственной дамы Елисаветы Александровны Пальменбахъ, перешли къ его родному внуку, барону Александру Петровичу Черкасову; со времени же пресѣченія въ лицѣ его мужескаго потомства старшей линіи бароновъ Черкасовыхъ, эти собственноручныя письма Екатерины II составляютъ собственность старшаго лица въ младшей линіи той же фамиліи, а именно: барона Ивана Ивановича Черкасова, бѣлевскаго уѣзднаго предводителя дворянства, имѣющаго трехъ сыновей отъ брака съ княжною С. В. Оболенской. Баронъ Иванъ Ивановичъ живетъ въ Тульской губерніи, близь Бѣлева, въ селѣ Володьковѣ. Съ его согласія, мы печатаемъ письма Екатерины II, по копіи сохранившейся у насъ съ 1832 года, и соединивъ ихъ съ подлинными черновыми донесеніями къ ней барона А. И. Черкасова. По этому случаю, приносимъ искреннюю благодарность барону Ивану Ивановичу, какъ за нѣкоторыя сообщенныя намъ дополнительныя свѣдѣнія объ этой исторической личности, такъ и за изъявленную ихъ готовность исправить путемъ печати же тѣ ошибки которыя могли вкрасться въ нашъ списокъ съ писемъ Екатерины II. Сколько намъ извѣстно, подобныя копіи находились у покойныхъ: канцлера россійскихъ орденовъ, князя Александра Николаевича Голицына, извѣстнаго почитателя великой императрицы, нѣкогда бывшаго ея пажемъ, и у вдовы оберъ-шенка, графини Анны Михайловны Толстой, рожденной княжны Хилковой. Теперь еще имѣетъ подобный списокъ родной правнукъ барона А. И. Черкасова, съ материнской стороны, генеральнаго штаба генералъ-лейтенантъ Левъ Павловичъ Батюшковъ. Наконецъ, въ сборникѣ составленномъ нами въ 1859 году для Государя Императора, вся корреспонденція Екатерины II съ Черкасовымъ соединена въ одно цѣлое, такъ что инструкціи императрицы, его донесенія ей и отвѣтныя ея письма слѣдуютъ одни за другими, въ строгомъ хронологическомъ порядкѣ, подъ 27ю нумерами, причемъ еще дополнены предисловіемъ, оглавленіями (суммаріумами) и историческими примѣчаніями.} когда она послала его встрѣтить и сопровождать въ С.-Петербургъ принцессу.
Этотъ эпизодъ, богатый доказательствами заботливости Екатерины II о семейномъ счастіи ея наслѣдника, занимаетъ видное мѣсто въ исторіи внѣшнихъ сношеній Россіи, и вообще нашей иностранной политики. Онъ послужилъ къ закрѣпленію и утвержденію дружескихъ отношеній Россіи къ Пруссіи, начавшихся со вступленіемъ на престолъ Петра III.
Съ эпохи описываемаго нами эпизода, Пруссія поставила себя въ то выгодное для себя положеніе, послѣдствія котораго продолжаются донынѣ. Фридрихъ Великій два раза былъ сватомъ великаго князя Павла Петровича: онъ поочередно и одну послѣ другой предлагалъ ему невѣстъ изъ числа своихъ болѣе или менѣе близкихъ родственницъ, а именно: принцессъ Дармштадтскую и Виртембергскую, {Императрица Марія Ѳеодоровна, дочь герцога Виртембергъ-Монбельярскаго Фридриха-Евгенія и принцессы Фридерики-Доротеи-Софіи Бранденбургской, мать которой была принцесса Прусская Доротея, родная сестра Фридриха-Великаго. (Mèmoires de la Baronne d'Oberkirch. Parie, 1863, tome V, p. 19.)} и даже помолвка цесаревича съ сею послѣднею совершилась въ Берлинѣ.
Родственныя связи дворовъ устанавливали въ описываемое нами время международные союзы, и вся политика Фридриха Великаго разчитана была на такихъ связяхъ. Въ 1773 году, роль свата по отношенію къ Россіи была для него далеко не новою. По свидѣтельству фонъ-Гельбига {Vou-Helbig. Онъ былъ саксонскимъ повѣреннымъ въ дѣлахъ при Россійскомъ дворѣ. (Herman, Geschichte des Russischen Staates, томъ V, стр. 100 и Русскій Архивъ, 1865 г., стр. 211).} (Biographie Peter des Dritten, Tübingen, 1808, часть Ія, стр. 46--52), неудовольствія императрицы Елизаветы Петровны противъ этого государя главнѣйше происходили оттого что онъ отказалъ великому князю Петру Ѳедоровичу въ рукѣ своей родной сестры, принцессы Амаліи, {Она въ послѣдствіи вышла за курфирста Баварскаго Максималіана-Іосифа.} отозвавшись что ни за что не позволитъ ей перемѣнить вѣру. Такой отвѣтъ со стороны короля-философа, хвалившагося вѣротерпимостью и любившаго повторять что въ его государствѣ каждый можетъ по своему заботиться о спасеніи души своей (In meinen Staaten kann ein jeder auf seine Weise selig werden) былъ только пустымъ предлоломъ. Въ кругу приближенныхъ Фридриха было извѣстно что онъ не считалъ правленіе Елизаветы довольно упроченнымъ. Въ послѣдствіи, онъ перемѣнилъ мнѣніе, и счелъ для себя выгоднымъ предложить дочь прусскаго фельдмаршала и штетинскаго коменданта, принца Ангальтъ-Цербстскаго, принцессу Софію-Августу-Фридерику, въ невѣсты наслѣднику Всероссійскаго престола. Ея мать была изъ Голштинскаго дома, къ которому Елизавета Петровна особенно благоволила, такъ какъ любимая сестра ея, цесаревна Анна Петровна, была за герцогомъ Голштинскимъ. Поэтому предложеніе было принято, несмотря на сопротивленіе канцлера Бестужева, и, такимъ образомъ, первый опытъ въ семъ отношеніи Фридриха Великаго увѣнчался, въ 1744 году, полнымъ успѣхомъ. Королю удалось сосватать ту которая прославила себя подъ именемъ Екатерины II, и 23 года была его вѣрною союзницей. {Фридрихъ скончался въ 1786 году. Объ ея сватовствѣ см. также стр. 13, тома I Осьмнадцатаго вѣка, статья Екатерина II, новыя свѣдѣнія.}
Нѣкоторые писатели утверждали будто, еще за пять лѣтъ до совершеннолѣтія великаго князя Павла Петровича, его вѣнценосная мать начала заботигься о пріисканіи ему невѣсты между германскихъ дворовъ. Еслибы дѣйствительно мысль о его Женитьбѣ занимала ее въ 1768 году, то оба избранные нами эпизода изъ великаго царствованія слились бы въ одинъ, слѣдуя другъ за другомъ безъ пробѣла. По документамъ нашли мы только одинъ намекъ на это, въ письмѣ барона фонъ-деръ-Ассебурга къ вице-канцлеру графу Н. И. Панину, отъ 23го апрѣля (4го мая) 1773 года, въ которомъ упоминается что онъ (Ассебургъ) именно въ 1768 году въ первый разъ видѣлъ принцессъ Гессенъ-Дармштадтскихъ. Ихъ тогда было пять, и изъ нихъ старшая, Каролина, вышла, въ сентябрѣ мѣсяцѣ того же года, за ландграфа Гессенъ-Гомбургскаго; {I. C. Hoffmeister, Handbuch über alle Linien des hohen Regentenhausee. Hessen-Cassel, 1861, p. 155 et 156.} а вторая, Фридерика, въ слѣдующемъ 1769 году, за принца Прусскаго, родваго племянника и наслѣдника престола Фридриха Великаго, въ послѣдствіи и сдѣлавшагося его преемникомъ, подъ именемъ Фридриха-Вильгельма II. {Онъ женатъ былъ первымъ бракомъ на принцессѣ Елизаветѣ Брауншвейгской, но развелся съ нею. Сынъ, родившійся, въ 1770 году, отъ втораго брака, былъ король Фридрихъ-Вильгельмъ Ш, отецъ въ Бозѣ почившей императрицы Александры Ѳеодоровны.} Можно допуститъ что именно Ассебургъ, родомъ Пруссакъ, предложилъ эту принцессу въ племянницы своему государю, и даже велъ переговоры объ этомъ бракѣ; а такъ какъ сохранилось преданіе что Ассебургъ принятъ былъ въ русскую службу по протекціи Фридриха Великаго, то можно догадываться что король рекомендовалъ его Екатеринѣ II какъ дипломата, испытаннаго въ брачныхъ негоціаціяхъ и потому наиболѣе способнаго пріискать невѣсту цесаревичу.
Въ запискахъ своихъ ( Oeuvres historiques, Tome VI, Berlin, 1846, Mémoires depuis la paix de Rübertsboury, Chapitre I, стр. 57 а далѣе, стр. 119), Фридрихъ Великій подробно объясняетъ какъ важно для него было, вслѣдствіе завоеванія Силезіи и первыхъ раздѣловъ Польши, поддерживать свое вліяніе при Русскомъ дворѣ, сильно подкопанное враждою князя Г. Г. Орлова противу вице-канцлера графа Панина, причемъ, говоря о себѣ третьемъ лицѣ, онъ сознается что вдавался въ разные происки и интриги для того чтобы породниться съ Екатериной II и чрезъ то закрѣпить политическій союзъ съ Россіей. (Ce ne fut qu'à force de menées et d'intrigues, que le Roi parvint à fixer le choix, que l'Impératrice fit d'une bellefille, sur la Princesse de Darmstadt, propre soeur de la Princesse de Prusse). Король былъ убѣжденъ что выборъ невѣсты для наслѣдника Россійскаго престола могъ обратиться въ пользу или во вредъ Пруссіи.
"Pour avoir du crédit en Russie," писалъ онъ, "il fallait y placer des personnes, qui tinssent à la Prusse.... Il y avoit tout à gagner, si une de ces Princesses (de Darmstadt) devenait Grande Duchesse, parce que les noeuds de la parenté, se joignant à ceux de l'alliance, semblaient annoncer que l'union de la Prusse et de la Russie serait par là plus cimentée que jamais... Ces sortes de mesures peuvent tromper; cependant, il ne faut pas les négliger. Mr d'Assebourè, tujet du Roi, et qui avoit passé au service de l'Impératrice, fut chargé de parcourir toutes les Cours d'Allemagne, où il у avait des Princesses nubiles, et d'en faire son rapport. Le Roi réveilla son zèle patriotique, en lui marquant que la Princesse de Darmstadt était celle, pour la quelle il s intéressait le plus. L'Envoyé servit si bien S. M. que cette Princesse fut désignée pour épouser le Grand-Duc...."
Изъ свѣдѣній имѣющихся въ государственномъ архивѣ о службѣ барона Ассебурга и дополняющихъ во многихъ отношеніяхъ его записки, {Эта запаска изданы въ Берданѣ въ 1842 году, въ одномъ томѣ, съ предисловіемъ Фаригагена фонъ-Энзе и имѣютъ слѣдующее заглавіе: Denkwürdigkeiten des Freiherrn Achats Fr. vоn-der-Asseburg. Тутъ же объяснено что эти мемуары составлены и изданы отставнымъ дипломатомъ, по бумагамъ оставшимся послѣ Ассебурга. Самое предисловіе помѣщено и въ собраніи сочиненій Фаригагена фонъ-Энзе (Denkwürdigkeiten und vermischte Schriften, Leipzig, 1846), на стр. 419--422, тома VII.} оказывается что онъ родился въ 1721 году, въ княжествѣ Гальберштатскомъ, {Епископство Гальберштатское Вестфальскимъ миромъ обращено было въ княжество, тогда же отданное курфирсту Бранденбургскому; теперь оно составляетъ часть Магдебургскаго округа.} въ наслѣдственномъ имѣніи Мейсдорфъ {Изъ записокъ его видно что онъ также владѣлъ вотчиною Фалькенштейнъ.} (которымъ самъ онъ владѣлъ еще въ 1783 году); вступилъ въ 1734 году въ гессенъ-кассельскую службу по гражданской части, и вскорѣ послѣ того въ датскую, по министерству иностранныхъ дѣлъ, въ россійскую же службу з перешелъ только въ 1771 году, въ то время когда находился датскимъ посланникомъ въ С.-Петербургѣ; слѣдовательно, въ 1768 году, онъ былъ въ Дармштадтѣ въ качествѣ туриста или, быть-можетъ, датскаго посланника, когда видѣлъ тамъ всѣхъ пятерыхъ дочерей ландграфини, и лишь два года спустя былъ акредитованъ въ качествѣ россійскаго посланника при регенсбургскомъ имперскомъ сеймѣ и разныхъ германскихъ дворахъ. Ясно что для совершенія съ перваго раза такого важнаго шага, человѣку имѣвшему уже 50 лѣтъ отъ роду нужна была {Ассебургъ жилъ преимущественно въ Брауншвейгѣ, а въ Регенсбургѣ оставлялъ своего секретаря, съ званіемъ повѣреннаго въ дѣлахъ. Въ концѣ этого очерка, мы разкажемъ, въ видѣ эпилога, дальнѣйшую судьбу Ассебурга, равно какъ и ландграфини Дармштадтской съ ея семействомъ, самого барона Черкасова и вообще всѣхъ дѣйствующихъ въ этомъ эпизодѣ лицъ. Къ свѣдѣніямъ о фамиліи Ассебургъ и объ ея родствѣ съ Биронами, сообщеннымъ въ главѣ X налей статьи (Русскій Вѣстникъ за мартъ сего года), мы покамѣстъ только прибавимъ что 2го (11го) минувшаго марта скончалась въ Нейндорфѣ, 84 лѣтъ отъ роду, графиня Ассебургъ, дочь прусскаго фельдмаршала Блюхера (Journal de St.-Pélersbourg, 13го (26го) марта 1870 г. No 56, подъ рубрикой Prusse.) } весьма сильная рекомендація. Далѣе увидимъ что дѣйствительно Фридрихъ Великій развѣтвлялъ, какъ паукъ, свою паутину, и даже находилъ въ графѣ Н. И. Панинѣ покорное орудіе для исполненія своихъ плановъ.
Какую рѣзкую въ этомъ случаѣ противуположность съ дѣйствіями Панина составляло поведеніе Бестужева, который, по свидѣтельству Гельбига (томъ I, стр. 49), всячески старался выжить изъ Россіи принцессу Ангальтъ-Цербстскую, привезшую свою дочь (Екатерину II), ибо видѣлъ въ ней прусско-французскаго агента, причемъ досадовалъ на то что болѣзнь, постигшая принцессу въ Петербургѣ, такъ долго задерживала ее при нашемъ дворѣ, то-есть слишкомъ полтора года, съ 3го февраля 1744 по 23е сентября 1745 года. Въ главѣ IX своей Histoire de mon temps, Фридрихъ Великій свидѣтельствуетъ что его посланникъ Мардфелѣдъ и маркизъ де-ла-Шетарди, по прибытіи въ Россію принцессы Ангальтъ-Цербстской, сочли себя довольно сильными чтобы домогаться удаленія Бестужева. Что ке касается до ландграфини Ренріетты-Каролины Гессеи кой, то хотя сама Екатерина II писала объ ней московскому главнокомандующему, князю Михаилу Никитичу Волконскому что эта принцесса человѣкъ души твердой, et rien moins qu'une commère (отъ 25го сентября 1773 г. No 74, письма Екатерины II къ князю Волконскому, въ томѣ I Осьмнадцатаго вѣка), однако переписка ея съ Фридрихомъ доказываетъ что это была женщина въ высшей степени честолюбивая, и что въ отношеніи къ нему она держалась пословицы: долгъ платежемъ красенъ. Такъ, въ письмѣ своемъ отъ 20го августа 1773 года, изъ Царскаго Села, она обѣщаетъ королю наблюдать внимательно за всѣмъ тѣмъ что можетъ его интересовать въ Россіи и дать ему объ этомъ отчетъ.... (Les questions que V. М. veut me faire m'eugageront à observer avec attention les divers objets, sur lesquels Elle voudra me questionner, et j'en rendrai compte tant bien que mal); а въ письмѣ изъ Кенигсберга, отъ 13го ноября того же года, обѣщаетъ изустно отвѣчать на нѣкоторые пункты письма полученнаго отъ Фридриха (C'est de bouche que j'aurai l'honneur de répondre à quelques articles de la lettre de V. M.)
II.
Приглашая къ своему двору ландграфиню Дармштадтскую, Екатерина II имѣла свой разчетъ, какъ это ясно докажетъ ея переписка съ барономъ Черкасовымъ: она не хотѣла разставаться съ сыномъ, отправляя его въ заграничное путешествіе, и уступать графу Панину или королю Прусскому ни малѣйшей доли того вліянія на цесаревича которое законнымъ образомъ принадлежало ей. Притомъ Екатерина II въ это время еще искала популярности, и самолюбію ея льстило что Европа и Россія примутъ за новое проявленіе ея величія и могущества то обстоятельство что иностранная владѣтельная особа везетъ троихъ дочерей своихъ на показъ и на выборъ наслѣднику Всероссійскаго престола. До тѣхъ поръ на Западѣ существовалъ обычай, въ силу котораго одни короли не ѣздили за своими невѣстами, а ихъ привозили къ нимъ, но заочно помолвленными, или даже обрученными. А тутъ невѣсты еще не было, и вообще тому чего великая государыня добилась отъ ландграфини Дармштадтской не бывало примѣра въ исторіи....
Если прежде 1771 года Ассебургъ находился въ частной перепискѣ съ королемъ и съ Панинымъ, то достовѣрно что съ этой поры уже завязалась у него офиціальная переписка съ вице-канцлеромъ о нѣсколькихъ германскихъ принцессахъ, изъ числа которыхъ, по лѣтамъ ихъ, по красотѣ и образованію, могла быть избрана невѣста для Россійскаго цесаревича.
Во время разъѣздовъ своихъ по Германіи, въ 1771--72 годахъ, Ассебургъ присылалъ то на имя императрицы, то вицеканцлеру шифрованныя донесенія, то-есть совершенно секретныя, большею частью (для отвлеченія, быть-можетъ, всякаго подозрѣнія) чрезъ посредство тайнаго совѣтника Ѳедора Ивановича фонъ-Гросса, бывшаго тогда россійскимъ посланникомъ при Ганзейскихъ городахъ и при князьяхъ Нижне-Саксонскаго округа Германо-Римской имперіи, и имѣвшаго пребываніе въ Гамбургѣ. {Германія раздѣлялась тогда на десять округовъ, а именно: Нижіе-Саксонскій, Верхне-Саксонскій, Вестфальскій, Франконскій, Аварійскій, Богемскій, Бургундскій, Нижне-Рейнскій, Верхне-Рейнскій и Швабскій. О миссіи нашей при первомъ изъ нихъ говорится въ шейномъ указѣ, данномъ 27го апрѣля 1798 года коллегіи иностранныхъ дѣлъ. ( Полн. С. З. Р. И. т. XXV.) Эта миссія была соединена тогда съ другою, бывшею дотолѣ въ Эйтинѣ, при Голштинскомъ дворѣ. Кромѣ курфирста Ганноверскаго и герцоговъ Брауншвейгокато и Мекленбургскаго, эта миссія акредитована была нѣкоторое время и при королѣ Прусскомъ. Имена двоихъ Гроссовъ очень памятны въ исторіи русской дипломатіи, какъ дѣятелей умныхъ, образованныхъ и полезныхъ. Выше упомянутый Ѳ. И. фонъ-Гроссъ, тайный совѣтникъ и кавалеръ ордена Св. Владиміра 2й ст. большаго креста (съ 22го сентября 1786, то-есть съ 4й годовщины его учрежденія), въ продолженіе почти всего царствованія Екатерины II, былъ ея посланникомъ при Нижне-Саксонскомъ округѣ. Онъ родился въ 1729 и умеръ въ 1797 году. Въ службу вступилъ въ 1766, секретаремъ россійской миссіи, при родномъ дядѣ своемъ Генрихѣ Гроссѣ, родившемся въ 1718 году, въ герцогствѣ Виртембергскомъ, обучавшемся въ Тюбигенскомъ университетѣ и подружившимся съ I княземъ Антіохомъ Кантеміромъ, который и опредѣлилъ его при себѣ секретаремъ россійскаго посольства, сперва въ Лондонѣ, потомъ въ Парижѣ, и по смерти котораго, Генрихъ Гроссъ, въ 1746 году, заступилъ его мѣсто, первоначально въ качествѣ россійскаго резидента, а послѣ того и полномочнаго министра. Изъ Берлина племянникъ сопровождалъ въ Дрезденъ (1762), въ Гаагу и въ Лондонъ, дядю своего, перебывавшаго во всѣхъ этихъ столицахъ россійскимъ посланникомъ, и скончавшагося въ 1765 году, 52 лѣтъ отъ роду, въ послѣдней изъ нихъ, гдѣ онъ погребенъ въ церкви Св. Павла. Бытность Генриха Гросса въ Пруссіи непосредственно предшествовала Семилѣтней войнѣ, и разрывъ произведенъ былъ имъ согласно инструкціи Бестужева: во время же войны онъ былъ назначенъ при графѣ Ив. Григ. Чернышевѣ вторымъ россійскимъ уполномоченнымъ на Аугсбургскій конгрессъ, который однакожь не состоялся; а находясь при дворѣ Польско-Саксонскомъ, Гроссъ сколько могъ вступался за греко-унитовъ и, вслѣдствіе наставленій которыя получалъ изъ Петербурга, препятствовалъ избранію брата короля-курфирста на Курляндскій престолъ, который такимъ образомъ и остался за ссыльнымъ Бирономъ. Въ промежутки между этими миссіями, Гроссъ былъ двукратно въ Петербургѣ (куда и сопровождалъ его племянникъ), болѣе или менѣе долгое время членомъ государственной коллегіи иностранныхъ дѣлъ. Онъ отлично зналъ по-русски, депеши свои писалъ по-титулѣ, и самъ говаривалъ что только при Аннѣ Іоанновнѣ присылалъ донесенія на нѣмецкомъ языкѣ "страха Биронова ради-. Онъ былъ пожалованъ Елисаветою Петровною въ тайные совѣтники и, 30го августа 1760 года, получилъ отъ нея Александровскую ленту (Списокъ кавалерамъ четырехъ россійскихъ орденовъ. Москва, 1814, стр. 210). Петръ III очень его любилъ, и такъ какъ Гроссъ былъ малъ ростомъ, то онъ въ шутку называлъ его уменьшительнымъ именемъ Gröescheo. Портретъ этого заслуженнаго дипломата, писанный въ Берлинѣ живописцемъ Пэнъ (Antoine Pèsne), находился на выставкѣ, которая, по примѣру Московской, устроена была въ семъ году въ С.-Петербургѣ, въ домѣ г. министра внутреннихъ дѣлъ, и значится въ первомъ изданіи каталога ея подъ No 279, а въ послѣдующихъ подъ No 213. Въ Московскомъ главномъ архивѣ министерства иностранныхъ дѣлъ находятся между (прочимъ собственноручныя: Скаска дѣйствительнаго штатскаго совѣтника и чрезвычайнаго посланника при королевско-польскомъ и куръ-саксонскомъ дворѣ Генриха Гроса, 26го апрѣля (его мая) 1753 года, и Скаска переводчика Фридриха Гросса (отъ того же числа), копіи съ промеморій, представленныхъ первымъ, въ томъ же году, королю-курфирсту въ пользу унитовъ, и съ королевекихъ грамотъ, отправленныхъ вслѣдствіе сего великому канцлеру литовскому и т. п. интересныхъ документовъ. Въ Словарѣ достопамятныхъ людей Русской земли, Бантышъ-Каменскаго, помѣщена довольно полная біографія Генриха Гросса и о немъ упоминаютъ: П. К. Щебальскій въ Русскомъ Вѣстникѣ за сентябрь 1864 года,-- А. А. Васильчиковъ въ Семействѣ Разумовскихъ. Москва, 1868 г., стр. 72 и 78, равно какъ Русскій Архивъ 1865 стр. 1505 и Архивъ князя Воронцова, М. 1870; томъ I, стр, 251, 252, 395, 899, 408-413, 460, 461-529. Генрихъ Гроссъ и племянникъ его Ѳедоръ Ивановичъ не были женаты. О нихъ обоихъ идетъ рѣчь на стр. 310 тома III Россійск. Родосл. Книги, С.-Петербургъ, 1866, и о послѣднемъ, въ томѣ VIII Энцикл. Лексикона, С.-Петербургъ, 1837, на стр. 598. Ѳедоръ Ивановичъ былъ въ дружеской переливкѣ съ Штелинымъ, разборомъ которой занимается академикъ П. П. Пекарскій. Извѣстный Дубровскій, который пріобрѣлъ въ Парижѣ, во время революціи, сокровища Бастальской библіотеки, увезъ ихъ сперва въ Голландію, и потомъ былъ прикомандированъ къ миссіи Ѳ. И. Гросса, пока представился ему случай отвезти свои пріобрѣтенія въ Петербургъ. Секретарями при Ѳедорѣ Ивановичѣ были сперва поочередно родные племянники его съ материнской стороны, бароны: Карлъ и Андрей Яковлевичи Бюлеры, потомъ г. Свѣчинъ (братъ котораго былъ с.-петербургскимъ оберъ-полицеймейстеромъ при Павлѣ I) и г. фонъ-Струве, въ 1880 годахъ самъ бывшій россійскимъ посланникомъ при Ганзейскихъ городахъ и Ольденбургскомъ дворѣ, постъ, который послѣ него занялъ его сынъ, Густавъ Андреевичъ фонъ-Струве. У Генриха Гросса былъ братъ, Карлъ, состоявшій на службѣ въ государственной коллегіи иностранныхъ дѣлъ, при графѣ Остерманѣ, и бывшій академикомъ С.-Петербургской Академіи Наукъ (Ср. тотъ же томъ Архива князя Воронцова, стр. 404). Онъ также не былъ Женатъ, и застрѣлился, когда, при переворотѣ 1741 года, генералъ-прокуроръ князь Трубецкой застращалъ его перспективой пытки. О Карлѣ и племянникѣ его, Ѳедорѣ Гроссахъ, упоминаетъ Спада, на стр. 62 и 727 тома II своихъ Ephémerides russes, St.-Petersbourg, 1816. Если вѣрить Бантышъ-Каменскому, то отецъ Генриха и Карла былъ извѣстный въ Германіи математикъ Гроссъ; мы же имѣемъ положительное указаніе (но одно другому не мѣшаетъ) что онъ былъ одно время ротмистромъ въ цесарскомъ войскѣ. Быть-можетъ, онъ же въ послѣдствіи поступилъ въ русскую службу и былъ воеводой на Бѣломъ озерѣ. (См. стр. 469 и 470 тома IV Актовъ Археографической Экспедиціи, С.-Петербургъ, 1836. Грамота царей Іоанна и Петра Алексѣевичей, 1го марта 1699 года, бѣлозерскому воеводѣ Леонтію Леонтьевичу Гроссу). Впрочемъ, фамилія Гроссъ чуть ли не до сихъ поръ существуетъ въ королевствѣ Виртембергскомъ. По крайней мѣрѣ, изъ Almanach de Gotha 1835--39 видно что въ то время старшимъ членомъ королевскаго совѣта былъ дѣйств. тайн. сов. фонъ-Гроссъ; а не далѣе какъ въ прошломъ 1869 году, скончался тамъ членъ высшаго суда, Густавъ-Генрихъ Гроссъ, сынъ королевско-виртембергскаго тайнаго совѣтника Гросса (Ausercrdenfliehe Beilage zur Augsburger Zeitung 2 Iuni, 1869, No 153).} Въ письмахъ, при которыхъ Гроссъ препровождалъ депеши Ассебурга, онъ обращался къ Панину не какъ къ президенту иностранныхъ дѣлъ, а какъ къ воспитателю цесаревича, называя его Monseigneur le grand Gouтетеиг. Что же касается до Ассебурга, то онъ писалъ Панину въ самомъ дружескомъ тонѣ, какъ сверстникъ по лѣтамъ и какъ человѣкъ издавна находившійся съ нимъ въ короткихъ отношеніяхъ.
Въ началѣ 1772 года, Ассебургъ представилъ списокъ пятнадцати невѣстъ, и хотя многія изъ нихъ были еще слишкомъ молоды, есть полное основаніе утверждать что въ продолженіи нѣкотораго времени, выборъ колебался чуть ли не между семью принцессами, если ихъ напримѣтѣ не было болѣе. По крайней мѣрѣ, кромѣ принцессы Шарлотты, дочери принца Георга Гессенъ-Дармштадтскаго, принцессы Саксенъ-Готской, одной изъ сестеръ курфирста Саксонскаго, принцессы Софіи Доротеи-Августы Виртембергской (въ послѣдствіи и бывшей второю супругой великаго князя Павла Петровича, подъ именемъ великой княгини Маріи Ѳеодоровны) и трехъ дочерей ландграфини Дармштадтской, должно назвать еще принцессу Виртембергскую, дочь принца Георга, о которой упоминается въ письмахъ ландграфини къ Фридриху II, отъ 5го іюня и 9го сентября 1772 года, изъ Дармштадта. Ландграфиня пишетъ именно: "Plusieurs Princesses sont sur les rangs..." (Многія принцессы имѣются въ виду) и указываетъ на красавицу принцессу Виртембергскую, какъ на nouvelle aspirante, побывавшую уже съ отцомъ своимъ при пышномъ и утонченно образованномъ Версальскомъ дворѣ, и потому представлявшуюся, въ глазахъ ландграфини, весьма опасною соперницей для ея дочерей.
Еще въ маѣ мѣсяцѣ 1772, она была крайне обрадована письмомъ Фридриха ІІго, который въ первый разъ далъ ей понять что бракъ между великимъ княземъ Павломъ Петровичемъ и одною изъ ея дочерей можетъ состояться. Вторая ея дочь, какъ это выше было сказано,-- уже съ 1769 года, была за наслѣдникомъ Прусскаго престола. Очень было бы естественно еслибы велась переписка между обоими родственными дворами; но переписки не было, и началась она именно по описываемому нами поводу. Ландграфиня говоритъ (23го октября) что мысль о женитьбѣ Павла Петровича возбудила переписку (Je dois à l'idée de ce mariage ma correspondance avec V. M.). На первый намекъ короля, который на языкѣ дипломатическомъ слѣдуетъ назвать ouverture, ландграфиня отвѣчала, 18го мая, выраженіемъ восторженной благодарности за то что онъ считаетъ подобный бракъ comme une chose faisable; а 5го іюня увѣдомила Фридриха что ручается за дочь свою Вильгельмину, которая нисколько не затруднится принять предложеніе и перемѣнить вѣроисповѣданіе (Je réponds que ma fille Wilhelmine acceptera sans aucune difficulté).
Но главою Дармштадтскаго дома былъ въ то время супругъ ландрафини Каролины, ландграфъ Гессенъ-Дармштадтскій Лудвигъ IX. Хотя въ упомянутомъ уже письмѣ своемъ къ Панину Ассебургъ и представлялъ его государемъ мало занимавшимся семейными дѣлами и совершенно равнодушнымъ къ воспитанію своихъ дѣтей, однако ландграфиня его, повидимому, все-таки побаивалась. Такъ, 5го іюня, она сознается Фридриху что не рѣшилась сказать его свѣтлости dass mein Kind soll griechisch werden (что ея дитя должно принять греческую вѣру); а 30го іюня сѣтуетъ на то что отца Екатерины II, принца Ангальтъ-Цербстскаго давно нѣтъ въ живыхъ, {Онъ скончался въ Цербстѣ, 16го марта 1747 года.} ибо будь иначе, она бы бросилась хоть на край свѣта чтобы узнать отъ него: какія соображенія убѣдили его отдать свою дочь за Петра III? (Quel dommage que ce bon Prince de Zerbst n'existe plus! Je l'aurais cherché au bout du monde pour èonnaitre les raisons, qui lui ont paru les plus convaincantes et l'ont déterminé à consentir au mariage de sa fille). Однакожь, ландграфъ провѣдалъ дѣло, и когда уже супруга его была съ дочерьми въ Петербургѣ, прислалъ туда президента Мозера ни заключенія брачнаго контракта, настойчиво требуя при этомъ чтобы высоконареченную невѣсту не принуждали къ перемѣнѣ вѣры. Между тѣмъ, за двое сутокъ до прибытія Мозера, св. мѵропомазаніе было уже совершено и, разказывая это въ письмѣ своемъ Фридриху, отъ 1го сентября 1773 года, изъ Царскаго Села, ландграфиня клянется что принужденія не было, и что она, единственно изъ почтенія къ своему свѣтлѣйшему супругу, не вдается по этому случаю въ дальнѣйшія подробности (Je pourrais faire serment que ma fille n'а pas été contrainte.... Je n'ose rien ajouter, crainte de manquer au respect, que je dois à mon Sérénissime Epoux). Въ слѣдующемъ письмѣ своемъ (отъ 10го сентября, изъ С.-Петербурга), она пишетъ что хотя опасается гнѣва ландграфа, но никогда не станетъ сожалѣть о томъ что дочь ея сдѣлалась великою княгиней (Je ne sais comment le Landgrave prendra le changement de religion de sa fille. Il s'y opposait.... Toute la faute en retombera sur moi et, malgré cela, je ne me repentirai point de savoir ma fille Grande Duchesse.) Наконецъ, 21ro октября, ландграфиня, вполнѣ успокоенная, увѣдомила Фридриха, что очень довольна послѣдними письмами своего супруга, который уже не говоритъ ни слова объ этомъ предметѣ (Il ne parle plus de la naturalisation de ma fille).
Изъ трехъ принцессъ Дармштадтскихъ: Амаліи, Вильгельмины и Луизы, {Изъ нихъ принцесса Амалія почти сговорена была за наслѣднаго принца Баденскаго; а Луиза объявила что не перемѣнитъ вѣры.} Ассебургъ, еще весною 1772 года, отдавалъ полное предпочтеніе второй. Изъ числа трехъ братьевъ ихъ, принцевъ Лудвига, Фридриха и Христіана,-- старшій былъ въ то время полковникомъ въ нидерландской службѣ; въ іюнѣ мѣсяцѣ 1773 года, онъ поступилъ въ свиту короля Прусскаго, а въ октябрѣ того же года, въ русскую службу, и принималъ участіе въ турецкой войнѣ; съ 1790 года, онъ сдѣлался, послѣ смерти отца своего, владѣтельнымъ ландграфомъ, подъ именемъ Лудвига X; а съ 1806 года, великимъ герцогомъ Гессенскимъ, подъ именемъ Лудвига I.
Весною же 1772 года, отправлялся изъ Германіи дипломатическимъ курьеромъ въ С.-Петербургъ секретарь россійской миссіи въ Гамбургѣ, баронъ К. Я. Бюлеръ, въ послѣдствіи бывшій самъ россійскимъ посланникомъ при разныхъ европейскихъ дворахъ и сеймахъ, {Выше сказано было что россійскимъ посланникомъ въ Гамбургѣ находился въ то время Ѳедоръ Ивановичъ фонъ-Гроссъ. На сестрѣ его, Марьѣ Ивановнѣ, былъ женатъ дѣйствительный тайный совѣтникъ баронъ Яковъ Ивановичъ Бюлеръ. Старшій сынъ ихъ. баронъ Карлъ Яковлевичъ, началъ службу при родномъ дядѣ своемъ, Ѳ. И. Гроссѣ, былъ потомъ совѣтникомъ россійскаго посольства во Франкфуртѣ-на-Майнѣ, при графѣ Н. П. Румянцевѣ, и съ 1787 года, начальникомъ дипломатической канцеляріи главнокомандующаго, князя Потемкина; состоялъ при конгрессѣ въ Яссахъ, при Гродненскомъ сеймѣ и Тарговицкой конфедераціи; съ 1796 по 1805 годъ, былъ россійскимъ посланникомъ при дворахъ Виртембергскомъ и Баварскомъ и на Регенсбургскомъ имперскомъ сеймѣ, гдѣ принималъ дѣятельное участіе въ секуляризаціи мелкихъ германскихъ владѣній; послѣ чего, былъ старшимъ членомъ государственной коллегіи иностранныхъ дѣлъ, снова при гр. Н. П. Румянцевѣ, уже канцлерѣ, и сенаторомъ. Онъ скончался въ С.-Петербургѣ, 22го іюня 1811 года. Превосходный портретъ этого дипломата, писанный въ 1790 году въ Вѣнѣ знаменитымъ профессоромъ Ламли и послужившій сему послѣднему рекомендаціей у Екатерины II, находился во второй Екатерининской залѣ на выставкѣ старинныхъ портретовъ, которая въ семъ году устроена была въ С.-Петербургѣ, въ домѣ г. министра внутреннихъ дѣлъ, и значится во 2мъ изданіи каталога этой выставки подъ No 496. О баронѣ К. Я. Бюлерѣ упоминается въ біографіи его младшаго брата, дѣйствит. тайн. совѣтника, сенатора барона А. Я. Бюлера, помѣщенной Н. А. Полевымъ въ 23 Сѣверной Пчелы (29го января 1844 года); въ Архивѣ Государственнаго Совѣта, С.-Петербургъ, т. Ій. часть Ія, стр. 927, 937--940 и 942, въ Чтеніяхъ Московскаго Общества Исторіи и Древностей 1866 года, кн. III, на стр. 55--58; въ Энциклопедическомъ Лексиконѣ, С.-Петербургъ, 1837 года, т. VIII, стр. 598 и 599; въ Annuaire historique, Paris, 1844, томъ I, стр. 80 и 81, въ Россійская Родосл. Книгѣ, С.-Петербургъ, 1856 года. T. III, стр. 315 и 316; у Tiepa (Histoire du Consulat et de l'Empire, Paris 1845, tome IV, p. 1--161, Livre XV, Les Sécularisations; см. преимущественно стр. 119, 120, 146, 147 и 157); у Шмита, на стр. 365, тома Нго его сочиненія: Suworow und Polens Untergang, Leipzig, 1858; у Сиверca, на стр. 43--44 тома 2го его записокъ: Ein Russischer Staatsman; у Спада, на стр. 728й, части ІІй Ephèmerides russes, S.-Petersbourg, 1816, и у П. И. Костомарова, въ статьяхъ помѣщенныхъ имъ въ Вѣстникѣ Европы 1869 года, подъ заглавіемъ: Послѣдніе годы Рѣчи Посполитой. Бюлеры ведутъ начало изъ Франконіи; предки ихъ, патриціи вольнаго города Нюренберга, принимали участіе въ борьбѣ противъ католицизма, и возведены были въ баронское достоинство Германской имперіи. Родъ ихъ, нынѣ православнаго исповѣданія, внесенъ въ дворянскій гербовникъ Россійской имперіи, и хотя въ прошломъ столѣтіи временно владѣлъ жалованными арендами въ остзейскихъ губерніяхъ, но никогда не заявлялъ желанія бытъ внесеннымъ въ матрикулы тамошняго дворянства.} -- и Ассебургъ поручилъ ему доставать цесаревичу портретъ принцессы Вильгельмины. Портретъ этотъ и врученъ былъ великому князю его воспитателемъ, графомъ Панинымъ.
Въ послѣдствіи Ассебургъ горько сожалѣлъ о такомъ поступкѣ, когда сталъ сильно сомнѣваться падетъ ли выборъ императрицы именно на эту принцессу.
III.
Между тѣмъ, Ассебургомъ предложено было ландграфинѣ, "тѣ имени Екатерины II, предпринять съ дочерьми путешествіе въ С.-Петербургъ (письмо ландграфини Фридриху Великому, отъ 27го ноября 1772 года, изъ Дармштадта). Ландграфиня нѣсколько затруднялась вести ихъ туда на выборъ и даже опасалась что пожалуй ни одна изъ трехъ не понравится (Il faudrait un malheur singulier pour que l'une ou l'autre de mes filles ne convint fpas au Grand Duc!) И уже рѣшившись пуститься въ дальній путь и будучи приглашена королемъ заѣхать въ Потсдамъ, она хотя и была обнадежена что онъ и братъ его, принцъ Генрихъ, уже побывавшій въ Петербургѣ (No IV въ перепискѣ Екатерины II съ Черкасовымъ), снабдятъ ее своими совѣтами, помышляла однакожь не безъ робости о новой для нея средѣ. Она писала 9го апрѣля 1773 года: "II faudra user de prudence pour approfondir ries caractères des personnes en place et ménager la chèvre et "le chou" и тутъ же баловалась королю что тогдашнія газеты (вообще такъ мало знавшія) проникла ея тайну (Lee gazettes parlent des mariages, qui se traitent avec mystère, et mon histoire devient ainsi le secrêt de la comédie), и соміуѣвалась въ успѣхѣ своего предпріятія. (J'aurai l'honneur de conter à V. M. le pourquoi de la visite à Darmstadt du Margrave de Bade avec femme et fils. {Наслѣдный принцъ Баденскій сватался въ это время за принцессу Амалію Дармштадтскую. (См. донесеніе Ассебурга).} Si l'ancien goût des romans sabeistait encore, j'y pourrais fournir quelques matières, non pas pour ma personne, -- à 52 ans on est bonne tout au plus à conter les aventures des preux et loyales (sic) Chevaliers et des dames de leurs pensées. Pourvu, Sire, que la fin de mon grand roman boit comme elleb le sont ordinairement et que le temple de l'Hymen en fasbe la clôture!...) Даже въ бытность свою въ Потсдамѣ, свѣтлѣйшая путешественница сильно была озабочена исходомъ своей поѣздки, -- доказательствомъ чего служитъ депеша Фридриха Великаго къ его посланнику при нашемъ дворѣ, графу Сольмсу, составляющая 4е приложеніе къ No VIII, въ помѣщенной ниже сего перепискѣ Екатерины II съ барономъ Черкасовымъ. Этою депешей поручалось представителю Пруссіи добиться чтобы въ Петербургѣ распущенъ былъ слухъ, будто выборъ уже сдѣланъ великимъ княземъ, и что сестры сопровождаютъ невѣсту единственно потому что мать не захотѣла ихъ оставить однѣхъ въ Дармштадтѣ.
Наконецъ, въ письмѣ своемъ Екатеринѣ II, отъ 14го мая новаго стиля 1773 года, изъ Потсдама (прилобеніе 1 къ No VIII, въ слѣдующей за симъ корреспонденціи), ландграфиня писала:
"Ma démarche Vous prouve, Madame, que s'il est question de Vous plaire, de Vous obéir, ou de suivre les préjugés, qui rendent le public un juge sévère et redoutable, je ne sais pas balancer".... {(Мой поступокъ доказываетъ вамъ, государыня, что когда дѣло идетъ о томъ чтобы вамъ угодитъ и повиноваться, или слѣдовать предразсудкамъ, на основаніи коихъ публика дѣлается судьей строгимъ и страшнымъ, то выборъ меня нисколько не затрудняетъ....)}
И въ послѣдствіи, ландграфиня не пропускала ни одного случая сѣтовать на фальшивое положеніе свое и дочерей (No XXI), чѣмъ вѣроятно старалась привлечь къ себѣ участіе и вѣрнѣе достигнуть той цѣли за приближеніе къ которой была такъ признательна Фридриху Великому.
Тонъ писемъ которыя она ему писала болѣе чѣмъ учтивый. Она безпрестанно твердила ему о своемъ энтузіазмѣ, преданности и даже обожаніи (adoration); называла его своимъ покровителемъ и premier Monarque de l'uni vers. Первое письмо Екатерины II, которое вручилъ ей нашъ посланникъ въ Берлинѣ, князь Долгоруковъ, 20го (Зіго мая), она тотчасъ же переслала королю въ Потсдамъ (этого письма нѣтъ въ нашемъ сборникѣ); изъ Ревеля, впрочемъ, не написала ему ни строки; а письма которыя получала отъ него въ Петербургѣ показывала императрицѣ, остававшейся, однакожь, очень довольною какъ пріятнымъ для нея содержаніемъ ихъ, такъ и довѣріемъ, которое ландграфиня ей такимъ образомъ оказывала. Съ прусскимъ же посланникомъ, графомъ Сольмсомъ, она встрѣчалась рѣдко, только на большихъ церемоніяхъ, и вообще держала себя при нашемъ дворѣ осторожно и съ тактомъ. {Въ какой степени она очаровала Фридриха Великаго, всего лучше доказываетъ эпитафія, которую онъ послѣ ея кончины сочинилъ для нея: Femina sexu, ingenio vir. } Въ это время, на встрѣчу ландграфинѣ и для сопутствованія ей до Ревеля уже отправленъ былъ въ Любекъ генералъ-майоръ Ребиндеръ. {Надо полагать что это былъ Густавъ-Христіанъ Ребиндеръ, который значится на стр. 244, тома III Россійской Родословной Книги, С.-Петербургъ, 1866, родившимся въ 1722 году, имѣвшимъ, слѣдовательно, въ 1773 году за 50 лѣтъ, и умершимъ (неизвѣстно когда именно) въ чинѣ генералъ-майора. О немъ часто идетъ рѣчь въ перепискѣ Екатерины II съ Черкасовымъ. Въ самой инструкціи своей она говоритъ о немъ какъ о человѣкѣ хорошо ей извѣстномъ своею догадливостью и смѣтливостью, и то поручаетъ Черкасову переслать ему письмо, то передать поклонъ отъ нея. Онъ сопровождалъ ландграфиню отъ Любека до Ревеля, и оттуда, чрезъ Гатчину, въ Царское Село (No I, пунктъ 7й и NoNo II--IV, VI и XXIII). Поэтому не слѣдуетъ его смѣшивать! съ другимъ Ребиндеромъ, о которомъ, именно въ то время какъ ландграфиня выѣзжала изъ Ревеля и направляла путь свои въ Царское Село, Екатерина II писала Черкасову (No XXVI) что приказала Ребиндеру выслать въ Кипень гонца. Это, по всей вѣроятности, принадлежавшій къ числу приближенныхъ императрицы, двоюродный братъ предшествующаго, шталмейстеръ Василій Михайловичъ Ребиндеръ, бывшій въ послѣдствіи, какъ сказано на вышеприведенной стран. Родословной Книги, дѣйствительнымъ тайнымъ совѣтникомъ и имѣвшій родныхъ братьевъ: Ганса-Вильгельма, россійскаго резидента въ Данцигѣ (сми Записки княгини Дашковой, Лондонъ, 1859, стр. 103 и 104), бывшаго полковникомъ, а послѣ того статскимъ совѣтникомъ,-- и Ивана Михайловича, генералъ-поручика. Донесенія одного (изъ Данцига), за 1764, и другаго, за 1783--1792, въ качествѣ правящаго должность генералъ-губернатора нижегородскаго и пензенскаго, находятся въ государственномъ архивѣ; но тамъ нѣтъ никакихъ свѣдѣній о первыхъ двухъ названныхъ нами Ребиндерахъ. Изъ нихъ, генералъ-маіоръ Густавъ-Христіанъ, то-есть тотъ который сопровождалъ ландграфиню Дармштадтскую отъ Любека до Царскаго Села, не значится въ Описаніи торжества высокобрачнаго сочетанія великаго князя Павла Петровича, С.-Петербургъ, 1773, а тамъ, въ Церемоніалѣ высочайшаго поѣзда въ Казанскій соборъ, поименованъ ѣхавшимъ верхомъ, предъ каретой императрицы, въ должности шталмейстера генералъ-майоръ Ребиндеръ, то-есть, очевидно, тотъ самый который, съ утвержденіемъ его въ придворномъ чинѣ шталмейстера, тѣмъ самымъ повышенъ "изъ генералъ-майоровъ въ III классъ, а въ послѣдствіи и во II, съ производствомъ въ гражданскій чинъ дѣйствительнаго тайнаго совѣтника. Этого-то шталмейстера В. М. Ребиндера называетъ и Сумароковъ въ числѣ лицъ сопровождавшихъ Екатерину II въ Тавриду (ч. II, стр. 195). Особы этой фамиліи и иныя, состоящія съ ними въ родствѣ, къ которымъ мы обращались, сообщили намъ объ одномъ только В. М. Ребиндерѣ, что на гравюрахъ, представляющихъ путешествіе Екатерины II, онъ изображенъ ѣдущимъ верхомъ возлѣ ея кареты (гравюръ такихъ, кромѣ одной аллегорической, мы не видали), и что онъ былъ долгое время, ктиторомъ (вѣроятно послѣ графа Ангальта) Петропавловской лютеранской кирки въ С.-Петербургѣ, гдѣ имѣлъ на Невскомъ проспектѣ домъ, принадлежащій нынѣ Казанскому собору.} Въ государственномъ архивѣ сохранилась инструкція изъ 18 пунктовъ, собственноручно написанныя начерно Екатериною II на нѣмецкомъ языкѣ, 28го апрѣля. Этою инструкціей императрица поручила Ребиндеру внушать ландграфинѣ что вѣрнѣйшее средство понравиться ей состоитъ въ томъ чтобъ оказывать всевозможное почтеніе цесаревичу и народу Русскому (Hochachtung für mein Sohn and für die Nation). Ребиндеръ отправился въ путь съ цѣлою русскою эскадрой, состоявшею изъ фрегата Св. Маркъ и пакетботовъ Быстрый и Соколъ. Флотилія и фрегатъ предназначенный для Дармштадтскихъ принцессъ находились подъ командою флота капитана, кавалера Крузе или, какъ значится въ журналѣ плаванія, Sir Alexandre Kruse, Esq; пакетботъ Быстрый предназначенъ былъ для ихъ свиты и багажа, и состоялъ подъ начальствомъ флота капитанъ-лейтенанта графа Андрея Кириловича Разумовскаго; {Сынъ гетмана, названный Андреемъ, въ память ордена полученнаго отцомъ (А. А. Васильчиковъ, семейство Разумовскихъ. Москва, 1868, стр. 121), въ послѣдствіи посланникъ въ Копенгагенѣ, Стокгольмѣ и Неаполѣ; а затѣмъ посолъ въ Вѣнѣ. Тамъ, въ царствованіе Павла I, успѣшно велъ онъ переговоры о бракосочетаніи великой Княжны Александры Павловны съ палатиномъ Венгерскимъ, и возведенъ былъ въ княжеское Россійской Имперіи достоинство. Фамиліи Разумовскихъ нѣтъ въ Россійской Родословной Книгѣ Долгорукова. Въ государственномъ архивѣ, въ числѣ бумагъ князя Разумовскаго, находятся три журнала рейсовъ, въ коихъ онъ, вѣроятно, во всѣхъ принималъ участіе. Первый, 1764 года, о плаваніи въ Балтійскомъ морѣ; второй, 1772 года, о поѣздкѣ въ Архангельскъ, подъ начальствомъ контръ-адмирала Н. И. Сенявина и капитана 2го ранга Арсеньева; третій, 1773 года, о командованіи пакетботомъ Быстрый, совершившимъ камланію отъ Кронштадта до Травемюнде и обратно чрезъ Ревель, съ 4го мая по 27е іюня. Этотъ журналъ подписанъ прапорщичья ранга штурманомъ Ив. Антоновымъ. Въ Описаніи торжества высокобрачнаго сочетанія великаго князя Павла Петровича, графъ А К. Разумовскій названъ въ числѣ камеръ-юнкеровъ ѣхавшихъ верхомъ предъ императрицей; сестра его, графиня Елизавета Кириловна, въ числѣ сопровождавшихъ ее фрейлинъ; а отецъ ихъ, бывшій гетманъ, ѣхавшимъ, какъ фельдмаршалъ, то-есть особа I класса, въ послѣдней золотой каретѣ, вмѣстѣ съ другимъ. моложе его, фельдмаршаломъ, княземъ А. М. Голицынымъ. Но въ числѣ камеръ-юнкеровъ служившихъ въ этотъ день за высочайшимъ столомъ, графъ А. К. Разумовскій не поименованъ.} а Соколъ, имѣвшій командиромъ лейтенанта Шубина, лолженъ былъ перевезти въ Ревель ихъ дорожные экипажи. Эскадра снялась съ якоря въ Кронштадтскомъ рейдѣ 7го мая стараго стиля, и Св. Маркъ съ Соколомъ прибыли въ Травемюндскую гавань 17го мая, гдѣ обмѣнялись салютомъ съ тамошнею крѣпостью; а Быстрый не оправдалъ своего имени и догналъ ихъ только 19го, да и въ послѣдствіи запоздалъ въ Ревелѣ. {Донесеніе Черкасова. No XXII.} Между тѣмъ Крюйсъ и Ребиндеръ отправили Шубина изъ Травемюнде, чрезъ Любекъ, въ Берлинъ, для извѣщенія ландграфини, чрезъ посредство нашей миссіи, о прибытіи эскадры на мѣсто.
Въ Ревель же Екатерина II заблаговременно выслала одно изъ самыхъ близкихъ къ себѣ и довѣренныхъ лицъ. 22го апрѣля, стараго стиля, за обѣдомъ въ царскосельской галлереѣ, {Вѣроятно Камероновская, извѣстная подъ названіемъ колоннады. Она пристроена къ старому дворцу и отъ нея идетъ широкая, открытая лѣстница къ озеру.} она въ первый разъ сообщила барону А. И. Черкасову что имѣетъ его въ виду для того чтобы привѣтствовать отъ ея имени ландграфиню и ея дочерей, при вступленіи ихъ въ предѣлы Имперіи и для сопровожденія ихъ до Царскаго Села (No XVIII.)
Какъ это извѣстно изъ начала нашего разказа, баронъ Черкасовъ хотя и былъ дѣйствительнымъ камергеромъ, но съ тѣхъ поръ какъ по званію президента медицинской коллегіи управлялъ цѣлымъ отдѣльнымъ вѣдомствомъ, освобожденъ былъ отъ очереднаго дежурства при дворѣ, и гораздо прежде 1773 года произведенъ былъ въ тайные совѣтники (Русскій Вѣстникъ за январь, стр. 34 и за мартъ сего года, стр. 189); но въ то время можно было оставаться камергеромъ и при повышеніи въ III классъ; камергерство считалось только несовмѣстнымъ съ нѣкоторыми самостоятельными высшими должностями, какъ, напримѣръ, съ сенаторствомъ. Извѣстно что Нелединскій-Мелецкій и иные близкіе къ Екатеринѣ II камергеры именно поэтому долго уклонялись отъ назначенія въ сенаторы, говоря что де мы такимъ образомъ подвергнемся исключенію изъ общества приближенныхъ императрицы.
Итакъ, Черкасовъ былъ въ ту пору, какъ это тогда называюсь, однимъ изъ камергеровъ чина тайнаго совѣтника, {Называя особъ которыя составляли свиту Екатерины II во время путешествія ея въ Тавриду въ 1787 году, Сумароковъ говоритъ что между прочимъ тутъ находились тайные совѣтники: Стрекаловъ, гр. Скавронскій, гр. Стакельбергъ и камергеры того же чина: Нелединскій-Мелецкій, Валуевъ и Салтыковъ. ( Обозрѣніе царствованія и свойствъ Екатерины Великой, С.-Петербургъ, 1832 года, часть II, стр. 195.)} и отправляя Черкасова, 13го мая, въ Ревель, Екатерина II вручила ему письмо къ ландграфинѣ, въ которомъ, называя его именно своимъ Chambellan, выражалась слѣдующимъ образомъ:
"Je vous prie d'ajouter entièrement foi à ce qu'il vous dira Je Гai choisi entre bien d'autres aspirants, comme un homme sfir, qui m'est connu depuis longtems par son attachement à ma personne, et par son sens droit et son esprit dégagé de préjugés...." {Прошу васъ вполнѣ довѣрять его словамъ. Я его выбрала изъ среды весьма многихъ кандидатовъ, какъ человѣка вѣрнаго, который мнѣ давно извѣстенъ своею личною ко мнѣ приверженностью, равно какъ своею прямотой и умомъ свободнымъ отъ предразсудковъ...}
Екатерина и снабдила также Черкасова собственноручною инструкціей, состоявшею изъ 11ти пунктовъ, съ секретнѣйшею припиской (инструкція эта, написанная начерно рукой ишератрицы хранится въ госуд. архивѣ). За инструкціей послѣдовали еще три записочки, изъ коихъ двѣ на русскомъ языкѣ. Тутъ очень обстоятельно предвидѣно и указано весьма многое, относившееся до прибытія ландграфини и принцессъ въ Ревель, до этикета ихъ пріема, подобно тому какъ была принята въ Ригѣ сама Екатерина II, будучи еще невѣстою, и до путешествія ихъ въ Петербургъ. Подъ конецъ этой инструкціи, императрица въ шуточномъ тонѣ выражала желаніе чтобы съ Черкасовымъ не приключилось ни подагры, ни головокруженія, и прибавляла что сочла излишнимъ сообщить ландграфинѣ о тѣхъ прозвищахъ которыми она его Жаловала, когда несчастливо играла въ карты.
Въ письмѣ генералу Ребиндеру, она и ему поручала внушить ландграфинѣ на какой ногѣ Черкасовъ отъ давнихъ лѣтъ находился при императрицѣ Сообщая объ этомъ ему самому, она писала: "Однако что при критичной игрѣ происхаживало, я тутъ не включила; ибо все вдругъ сказать людямъ не прилично...." Въ послѣдствіи же, въ бытность Черкасова въ Ревелѣ, она приказывала ему оказывать всевозможное вниманіе ея свѣтлости, и по этому случаю писала: "Я надѣюсь что ты мнѣ не ударишь лицомъ въ грязь!..." (Письмо No XXIII.)
Все это подтверждаетъ прежде сказанное нами о томъ что баронъ А. И. Черкасовъ принадлежалъ къ избранному обществу императрицы, чуть ли не постоянно составлялъ ея партію, и вечера проводилъ большею частію при дворѣ. Но назвать этотъ тѣсный кругъ Эрмитажнымъ было бы, кажется, анахронизмомъ, ибо множество обстоятельствъ побуждаетъ васъ думать что, въ теченіи 16ти-хѣтняго періода служебной дѣятельности этого вельможи въ Петербургѣ (съ 1762 по 1778 г.), названіе Эрмитажъ еще вовсе не было введено въ употребленіе.
Извѣстно что Екатерина II назвала Эрмитажемъ зданія пристроенныя со стороны Невы къ Зимнему Дворцу; но, когда именно дано имъ было это наименованіе и когда написаны извѣстныя Э рмитажныя правила,-- на это мы нигдѣ не нашли положительнаго указанія, несмотря на то что объ Эрмитажѣ и объ Эрмитажныхъ вечерахъ имѣется очень много печатныхъ свѣдѣній.
Первое изъ помянутыхъ зданій отстроено было въ 1765 году. Это теперешній Арабскій павильйонъ. Онъ соединяется съ дворцомъ посредствомъ галлереи, нынѣ называемой Ролановскою, потому что тамъ помѣщены портреты всѣхъ Августѣйшихъ членовъ Дома Романовыхъ. Въ концѣ ея, у самаго выхода, виситъ черная доска, на которой написаны золотыми буквами эти самыя Эрмитажныя правила, но безъ означенія какого-либо года и числа. Они напечатаны на стр. 59й части II Обозрѣнія царствованія и свойствъ Екатерины Великой, С.-Петербургъ, 1832 г., соч. П. А. Сумарокова и въ Описаніи достопримечательностей С.- Петербурга и его окрестностей, С.-Петербургъ, 1821 года, П. И. Свиньина (съ переводомъ на французскій языкъ), откуда Ансело (Ancelot) перевелъ ихъ, и помѣстилъ въ своей книгѣ: Six mois en Russie.
Второе зданіе, гдѣ преимущественно и помѣщены были картины, пріобрѣтенныя въ это время нашимъ Дворомъ и которымъ въ 1774 году, уже былъ составленъ каталогъ, выстроено въ 1775 году и соединяется съ павильйономъ аркою имѣющею видъ моста. Часть этого зданія, обращенная къ Большой Милліонной, долго называлась Шепелевскимъ дворцомъ. {Бывшій домъ гофмейстера Шепелева (см. стр. 41 Семейства Разумовск.) вошелъ въ составъ Новаго Эрмитажа, обращеннаго фасадомъ на Большую Милліонную и выстроеннаго въ 1849 году баварскимъ архитекторомъ Кленцелемъ.} Въ послѣдствіи времени сюда прибавлены были Рафаэлевы ложи; а въ 1780 году выстроенъ былъ на Дворцовой же набережной, за Зимнею канавкой, Эрмитажный театръ, къ которому, со стороны улицы, прилегаетъ казарма лейбъ-гвардіи Преображенскаго полка.
Замѣчательно и то что въ первомъ каталогѣ (1774 года) и даже во второмъ, составленномъ камеръ-юнкеромъ графомъ Минихомъ (съ 1773 по 1783 годъ), не употреблено выраженіе Эрмитажъ.
Мы позаимствовали эти извѣстія изъ историческихъ предисловій (Notice sur la formation du Musée de VErmitage) къ сочиненіямъ: Ф. А. Жилая, стр. I -- XXI, вышедшему въ С.-Петербургѣ подъ заглавіемъ: Musée de l'Ermitage Impérial, Імъ изданіемь въ 1860 году, въ русскомъ переводѣ въ 1861 году, и 2мъ изданіемъ, на французскомъ же языкѣ, въ 1863 году, и барона Б. В. фонъ-Кене, Ermitage Impérial, Catalogue de la Gderie des tableaux, S.-Pétersbonrg, 2de édition, p. I--X. Остается замѣтить что предисловіе Ф. А. Жилля, собственно въ отношеніи Эрмитажныхъ вечеровъ, основано преимущественно на разказахъ оберъ-камергера А И. Рибольера, умершаго въ 1865 году, 86 лѣтъ отъ роду; слѣдовательно имѣвшаго только 17 лѣтъ когда скончалась Екатерина II, и тотозгу, вѣроятно, не знавшаго нѣкоторыхъ подробностей касавшихся 1760 и 1770 годовъ. Даже въ числѣ самихъ эрмитажныхъ гостей, которыхъ онъ назвалъ Ф. А. Жиллю, находятся, изъ сверстниковъ Черкасова, только княгиня Дашкова, Л. А. Нарышкинъ и графъ Строгановъ (стр. 28, 167, 182, 183 и 185 настоящаго очерка, главы Ш, X, XI въ Русскомъ Вѣстникѣ за январь и мартъ мѣсяцы сего года).
Что же касается до иныхъ очевидцевъ начала царствованія Екатерины II, то ихъ авторитетъ почти убѣждаетъ насъ въ томъ что названіе Эрмитажъ дано всѣмъ тремъ пристройкамъ къ Зимнему дворцу, чуть ли не по окончаніи ихъ, и 1780хъ годахъ.
Такъ, Порошинъ, въ запискахъ своихъ, веденныхъ за 1764 и 1765 года (С.-Петербургъ, 1844), на стр. 247 упоминаетъ о томъ что Это января 1765 года (въ воскресенье) куртагъ былъ въ галлереѣ, вѣроятно въ той гдѣ развѣшаны были недавно пріобрѣтенныя картины, въ тогда же выстроенномъ павильйонѣ. Долѣе видно что куртаги бывали и въ кавалергардской комнатѣ, или въ билліардной, близко отъ опочивальни Екатерины II; но названіе Эрмитажъ нигдѣ у Порошина не встрѣчается, что вполнѣ объясняется тѣмъ обстоятельствомъ (какъ это и замѣчено было выше) что первое изъ трехъ зданій, въ послѣдствіи составившихъ Эрмитажъ, въ ту пору только что было отстроено. Между тѣмъ, въ запискахъ Порошина иногда идетъ рѣчь о большемъ придворномъ театрѣ; но объ немъ не объяснено: принадлежалъ ли онъ къ составу Зимняго дворца, или помѣщался за Зимнею канавкой въ томъ дворцѣ гдѣ скончался Петръ Великій и гдѣ теперь находится Эрмитажный театръ, -- или же, наконецъ, былъ гдѣ-нибудь въ иномъ, отдѣльномъ мѣстѣ, въ самомъ городѣ?
Наконецъ, хотя въ 1773 году Екатерина II писала свои письма барону Черкасову въ лѣтнее время, изъ Царскаго Села; но, часто вспоминая о томъ какъ они игрывали въ карты (вѣроятно незадолго предъ тѣмъ, въ предшествовавшую же зиму), ни она, ни онъ вовсе не употребляютъ выраженіе Эрмитажъ (NoNo II, III и XVII). Его даже нѣтъ въ Описаніи торжества высокобрачнаго сочетанія великаго князя Павла Петровича, С.-Петербургъ, 1773 года, гдѣ однакожь, на стр. 38й, идетъ рѣчь о балахъ, бывшихъ по этому случаю два дня сряду (29го и 30го сентября) въ галлереѣ, а на стр. 44й, о куртагѣ, также происходившемъ 1го октября въ галлереѣ. Княгиня Дашкова говоритъ, въ первый разъ, въ своихъ Запискахъ (Лондонъ 1859) объ Эрмитажномъ театрѣ въ 1782 году, на стр. 183й. H. М. Карамзинъ, въ своемъ Похвальномъ Словѣ Екатеринѣ II (Москва 1802), упоминаетъ только вскользь объ ея вечернихъ собраніяхъ (стр. 176), а П. А. Сумароковъ ничего не указываетъ опредѣлительно (стр. 59 части II). Записки графа Сегюра намъ, въ этомъ случаѣ, безполезны; такъ какъ этотъ французскій посолъ прибылъ въ Петербургъ только въ 1785 году (стр. 191 тома ІІго Mémoires ou Souvenirs et anecdotes, Paris, 1827).
Но всего любопытнѣе что въ книгахъ и статьяхъ посвященныхъ именно этому предмету, какъ напримѣръ Théâtre de l'Ermitage de Catherine II, Paris, an. VII; въ Сынѣ Отечества 1836 года (No 2): Литературныя забавы Екатерины Великой въ Эрмитажъ (П. И. Свиньина, который однакожь тутъ же признавалъ что "каждое дѣйствіе, каждое слово Екатерины принадлежитъ исторіи и есть достояніе и честь Россіи" (стр 86); въ Маякѣ 1842 (за апрѣль мѣсяцъ): Листокъ изъ Эрмитажной игры императрицы Екатерины, и въ Репертуарѣ и Пантеонѣ 1844 (No 1й): Екатерина IIя на поприщѣ драматическомъ, -- не заключается ни малѣйшаго указанія на то когда именно введено было въ употребленіе названіе Эрмитажъ. Полученіемъ послѣдней изъ этихъ статей редакція Репертуара и Пантеона обязана была почтенному московскому сторожилу археологу М. Н. Макарову и, печатая ихъ, просила какъ его, такъ и всѣхъ имѣющихъ еще какія-либо свѣдѣнія объ эрмитажныхъ вечерахъ, сообщить ихъ ей.
Предоставляя и спеціалистамъ разъяснить этотъ вопросъ, имѣющій для насъ лишь второстепенный и случайный интересъ, но инымъ мемуарамъ или по Камеръ-Фурьерскому Журналу, котораго мы въ настоящее время не имѣемъ подъ рукой, повторяемъ что хотя баронъ А. И. Черкасовъ и принадлежитъ къ самому близкому кружку Екатерины II, но назвать этотъ кружокъ эрмитажнымъ не было бы исторически вѣрно; такъ какъ въ то время когда онъ удалился отъ двора въ 1778 году) едва ли существовало названіе Эрмитажъ, да протонъ и большая часть картинъ, изъ которыхъ составился этотъ музей, пріобрѣтены были лишь за нѣсколько лѣтъ предъ тѣмъ, какъ, напримѣръ, коллекціи знаменитаго саксонскаго министра графа Брюля, барона Кроза (Crozat), герцога Шуазеля (1772), Буассе, принца Конти (1777) и лорда Вальлоля (Walpole) въ 1779 году.
Тѣмъ не менѣе, изъ переписки императрицы съ Черкасовымъ, увидимъ что онъ проводилъ у ней цѣлые вечера, игралъ съ нею въ карты, и именно въ 1773 году, преимущественно въ криббеджъ (cribbage). Эта англійская карточная игра вѣроятно недолго была въ модѣ; ибо Порошинъ упоминаетъ только объ ломберѣ и пикетѣ (въ 1764), княгиня Дашкова о шахматахъ (въ 1782 году, стр. 183 ея Записокъ ), а Сумароковъ о вистѣ, бостонѣ и рокамболѣ (часть Ія, стр. 181 и 182), хотя, на стр. 209 части ІІй того же сочиненія, увѣряетъ что Екатерина II не любила картъ.
Какъ выше было сказано, Черкасовъ выѣхалъ изъ Петербурга 13го мая. Въ государственномъ архивѣ сохранилось донесеніе, написанное имъ императрицѣ по-русски, на почтовой бумагѣ не очень большаго формата, именно ввечеру этого дня, и гдѣ онъ ее увѣдомляетъ что "уже послалъ по лошадей"; а также о томъ что онъ беретъ съ собою конюшеннаго офицера Богданова и штабъ-лекаря Кёльхена, у котораго трудныхъ больныхъ въ ту лору не было, и что получать отъ князя H. М. Голицына (оберъ-гофмаршала) 2.000 рублей, да прогоны на 12 лошадей, тогда какъ ихъ нужно 18.
Если достовѣрно фамильное преданіе, то въ этотъ самый день совершился довольно странный случай. Когда Черкасовъ откланивался Екатеринѣ II, то она подъ конецъ разговора сказала ему: "Побывайте еще у графа Панина!" Когда то Черкасовъ зашелъ къ вице-канцлеру, то послѣдній объявилъ ему что императрица сочла приличнымъ пожаловать ему Аннинскій орденъ (имѣвшій тогда одну только степень), дабы при встрѣчѣ ландграфини онъ былъ въ лентѣ. Припомнимъ что отношенія Черкасова съ Панинымъ были довольно натянутыя (Русск. Вѣст. сего года за январь, стр. 28 и 46, а за мартъ, стр. 201). Понятно что будучи, по званію президента коллегіи, начальникомъ отдѣльнаго вѣдомства, во всемъ зависѣвшаго отъ императрицы, онъ очень удивился претензіи вице-канцлера отнестись къ нему какъ къ подчиненному. Черкасовъ вообразилъ, и не безъ основанія, что еслибы мысль украсить его Аннинскою лентой дѣйствительно принадлежала самой Екатеринѣ II, то ея величество сама бы отдала ее ему, или бы прислала; а что Панинъ, вручая ему наименьшій въ то время орденъ, обижалъ въ лицѣ его президента коллегіи, да притомъ старался оскорбить его, ясно выразивъ что де безъ ленты онъ, самъ по себѣ, не будетъ имѣть никакого значенія въ глазахъ иностранной владѣтельной особы. На это Черкасовъ нисколько не затруднился отвѣчать: "Благодарите отъ меня императрицу; я уже и безъ того взысканъ ею не по заслугамъ; на встрѣчу ландграфини я очень хорошо могу ѣхать и безъ ленты; къ тому же, принять ее теперь, когда я только что приступаю къ высочайше возложенному на меня порученію, мнѣ неловко; если же Богъ дастъ мнѣ его хорошо выполнитъ, то ея императорское величество сама наградитъ меня по своему благоусмотрѣнію!..." Надо однакожь замѣтить что Аннинскій орденъ тогда еще считался иностраннымъ, голштинскимъ (только Павелъ I, 5го апрѣля 1797, включилъ его младшимъ въ число россійскихъ орденовъ). {См. т. II Энциклопед. Лексикона, С.-Петербургъ, 1886 года, стр. 319--320 и 331--333. Аннинскій орденъ учрежденъ былъ, 3го февраля (ст. ст.) 1836, владѣтельнымъ герцогомъ Шлезвигъ-Голштинскимъ Карломъ-Фридрихомъ (отцомъ Петра III), въ честь и память его супруги, цесаревны Анны Петровны, старшей дочери Петра Великаго, скончавшейся въ Килѣ въ 1728, и погребенной въ С.-Петербургѣ, въ Петропавловской крѣпости. Вокругъ краснаго креста, посреди звѣзды девизъ: Amantibus Iustitiam, Pietatem, Fidem, начальныя буквы коего соотвѣтствуютъ словамъ: Анна Imperatorie Petri Filii. Авторъ статьи: Аннинскій Орденъ (въ Энц, Лекс.) говоритъ что этотъ орденъ пожалованъ былъ въ 1764 великому князю Павлу Петровичу, и будто Екатерина II возложила его на себя, 29го іюня 1762 года. При Павлѣ I орденъ этотъ раздѣленъ на три степени: лента, крестъ на шеѣ, и на шпагѣ; а въ 1808, прибавлена еще одна степень: крестъ въ петлицѣ. Въ Петербургѣ открытъ недавно музеумъ главнаго интендантскаго управленія (на Англійскомъ проспектѣ 36), гдѣ можно видѣть кивера голштинской гвардіи съ изображеніемъ на нихъ звѣздъ ордена Св. Анны. } и что настоящіе русскіе ведьможи иногда уклонялись отъ полученія онаго, противъ чего Екатерина II не выражала неудовольствія. Это доказывается въ настоящемъ случаѣ и тѣмъ что если даже въ словахъ Черкасова заключался разметъ, то онъ вполнѣ оправдался, такъ какъ, нѣсколько мѣсяцевъ шустя, въ день бракосочетанія цесаревича, императрица пожаловала барону Черкасову уже не голштинскую, Аннинскую, а высшую надъ нею, вполнѣ русскую, Александровскую ленту. Этотъ поступокъ Черкасова нѣсколько напоминаетъ урокъ, который, гораздо позже, Суворовъ далъ Потемкину, осмѣлившемуся его спросить: "Чѣмъ могу я наградить васъ?" на что герой отвѣчалъ: "Помилуй Богъ! награждать меня можетъ только матушка императрица!"
Между тѣмъ, ландграфиня и принцессы Дармштатскія направляли путь свой чрезъ Берлинъ въ Любекъ и Травемюнде, куда для нихъ была отправлена русская эскадра.
Свита ихъ состояла изъ 40 лицъ. Значительнѣйшее изъ нихъ былъ баронъ Ридезель (въ родѣ гофмаршала); другой при ихъ свѣтлостяхъ кавалеръ (офиціальный терминъ) былъ г. фонъ-Штраутенбахъ; кромѣ ихъ, ту тѣ находились: жена сего послѣдняго, гофъ-дама ландграфини, и ея фрейлины: фонъ-Вормбсеръ и фонъ-Левенъ, одинъ секретарь, одинъ докторъ, восемь горничныхъ, четыре камердинера и иная прислуга.
Вотъ маршрутъ которому слѣдовали ландграфиня и наша эскадра, сперва врозь, потомъ вмѣстѣ, и который мы заимствуемъ изъ разныхъ документовъ, между прочимъ и изъ журнала веденнаго подъ руководствомъ графа А. К. Разумовскаго, во время плаванія эскадры отъ Травемюнде до Ревеля.
Отъѣздъ ландграфини изъ Дармштадта послѣдовалъ его мая (н. ст.) и при медленности тогдашней ѣзды, съ ночлегами, она прибыла въ Потсдамъ, согласно желанію Фридриха Великаго, 13го мая (н. ст.) въ Потсдамъ: по крайней мѣрѣ 3го (11го) числа она писала оттуда Екатеринѣ II. Пребываніе тамъ ея свѣтлости нѣсколько продлилось отчасти оттого что младшая ея дочь, принцесса Луиза, заболѣла (приложеніе къ No XV); впрочемъ, ландграфиня только 20го (31го) числа узнала, отъ пріѣхавшаго къ ней въ Потсдамъ посланника нашего въ Берлинѣ, князя В. С. Долгорукова, {Князь Владиміръ Сергѣевичъ, дѣйствит. Тайн. совѣтникъ, цѣлыхъ 24 года занималъ этотъ постъ; былъ холостъ, и скончался 86 лѣтъ о. р. въ 1803. Онъ происходилъ по прямой линіи отъ князя Алексѣя Григорьевича, прадѣда князя Долгорукова-Крымскаго. ( Росс. Род. книга, С.-Петерб. 1854. Томъ I, стр. 96 и 108.) Княгиня Дашкова упоминаетъ объ немъ на стр. 104, 127, 176 и 178 своихъ Записокъ, изображая его человѣкомъ всѣми любимымъ и уважаемымъ, радушнымъ, внимательнымъ къ соотечественникамъ, и притомъ большимъ приверженцемъ Фридриха Великаго и его военной системы, такъ что онъ часто присутствовалъ при производимыхъ имъ смотрахъ войскъ.} что высланная за нею русская эскадра на ходилась въ Любекѣ съ 17го (28го) мая.
Ландграфиня выѣхала изъ Берлина въ пятницу, 24го мая (4го іюня); переночевавъ на половинѣ дороги въ Кириці (Kyritz), написала оттуда въ слѣдующее утро благодарствеи мое письмо королю Прусскому, въ которомъ снова клялась вз своей непоколебимой къ нему приверженности (C'est à Vos ge nous, Sire, que je Vous fais le serment d'un attachement eterne et inviolable), и прибыла въ воскресенье, 26го мая (его іюня) въ Любекъ.
Эскадра снялась съ якоря въ Травемюнде только 29го мая (Это іюня), подъ всѣми флагами и съ пушечною пальбой; послѣ чего, при противныхъ вѣтрахъ, прерывавшихся штилемъ и туманомъ, показалась въ виду Ревеля его (17го іюня) въ полдень, и бросила якорь въ тамошнемъ портѣ въ 4 часу (NoХХІ, а также письмо ландграфини изъ Царскаго Села и всеподданнѣйшее донесеніе генералъ-фельдмаршала, Ревельской губерніи генералъ-губернатора, принца Голштейнъ-Бекскаго,-- въ бумагахъ государственнаго архива), гдѣ съ 16го мая (ст. ст.) ландграфиню ожидалъ баронъ Черкасовъ, помѣстившійся сперва въ городѣ, а лотомъ, въ Екатеринтальскомъ дворцѣ, и приготовившій оный для пріема ея съ дочерьми.
Черкасовъ встрѣтилъ ландграфиню въ самомъ портѣ, высадилъ ее изъ шлюпки, при пушечной пальбѣ, привѣтствовалъ свѣтлѣйшихъ путешественницъ отъ имени государыни съ благополучнымъ прибытіемъ въ Россію, вручилъ ландграфинѣ поздравительное письмо ея величества, и отвезъ ихъ въ придворныхъ экипажахъ въ Екатеринталъ, гдѣ былъ приготовленъ почетный караулъ, подъ командой поручика. Вечеромъ всѣ онѣ совершили прогулку съ барономъ въ дворцовомъ саду; на другой день, его (17го іюня), вмѣстѣ съ Черкасовымъ, командиръ русской эскадры, привезшей ихъ, приглашенъ былъ къ столу ландрафини; послѣ обѣда, она съ дочерьми каталась по городу; а лотомъ принимала ревельскихъ дамъ.
Отъѣздъ изъ Ревеля въ С.-Петербургъ, сухимъ путемъ, послѣдовалъ 11го іюня (ст. ст.) пополудни (донесеніе генералъ-губернатора); а 14го числа, эскадра отправилась обратно въ Кронштадтъ (Журналъ Разумовскаго).
Свѣтлѣйшія путешественницы имѣли первый ночлегъ въ 48ми верстахъ отъ Ревеля и въ 2хъ отъ почтовой станціи Кагалъ, на мызѣ Колкъ, въ каменномъ домѣ графа Стенбока; 12го числа имѣли ночлегъ у г-жи Вангерсгеймъ въ Гакковѣ; 13го, въ Ямбургѣ; а 14го, въ имѣніи графа Сиверса (нынѣ барона Корфа) Сельцо. Вообще, онѣ дѣлали едва ли болѣе 50 верстъ въ сутки; согласно мысли барона Черкасова, одобренной Екатериной II, останавливались предпочтительно у зажиточныхъ помѣщиковъ, въ домахъ болѣе обширныхъ и лучше устроенныхъ чѣмъ почтовые; а такъ какъ ландграфиня заранѣе объявила Черкасову что въ дорогѣ привыкла обходиться безъ обѣда и кушать одинъ только разъ въ продолженіи сутокъ, то для обѣда онѣ нигдѣ не останавливались, и только ужинали тамъ гдѣ имѣли ночлегъ.
15го (26го іюня) ландграфиня и принцессы въ сопровожденіи барона Черкасова, прибыли со станціи Кипень въ Гатчино, имѣніе князя Г. Г. Орлова, гдѣ ихъ ожидала императрица съ малочисленною свитой. Послѣ обѣда, она отправилась съ своими гостями въ Царское Село, откуда, на встрѣчу имъ, выѣхалъ цесаревичъ.
IV.
Приступая къ печатанію переписки Екатерины II отъ барономъ Черкасовымъ, считаемъ полезнымъ указать характеръ ихъ письменныхъ отношеній.
Тѣ немногія особы которымъ намъ случалось давать на прочтеніе сборникъ заключающій эту корреспонденцію наиболѣе изумлялись обнаруживающейся въ ней неутомимой дѣятельности Екатерины II, и приходили въ восхищеніе отъ непринужденно-веселаго тона и игривости ума, преобладающихъ въ ея письмахъ
Прозорливое вниманіе, съ которымъ великая государыня при этомъ случаѣ вникала въ малѣйшія подробности, и часто заранѣе предугадывала ихъ, объясняется прежде всего тѣмъ что дѣло шло о Женитьбѣ ея единственнаго сына и наслѣдника престола, и что, слѣдовательно, самый предметъ переписки былъ близокъ ея сердцу. Принявъ это въ соображеніе, нельзя и удивляться тому что получивъ первое донесете Черкасова за завтракомъ, Екатерина II сейчасъ же пошла въ кабинетъ и отвѣтила ему (No IV), не преминувъ при семъ случаѣ похвалиться исправностью (cela s'appelle, je crois, en tont pays être exacte) и что другой разъ, отвѣчая на множество возникшихъ въ Ревелѣ вопросовъ (No V), ободряла его продолжать обращаться съ ними къ ней, предупреждая его что отвѣты и величайшая точность ей ничего не стоять (les réponses ne me coûtent rien et je vous satisferai avec exactitude).
Не забудемъ также что въ 1773 году Россія далеко не была такъ обширна какъ въ послѣдствіи времени, и чуть ли не вполовину меньше противъ теперешней Россіи,-- такъ что у Екатерины II было тогда менѣе правительственныхъ заботъ чѣмъ полѣ конецъ ея царствованія, и что внутри государства весна и лѣто 1773 года обошлись спокойно, хотя военныя наши силы были въ напряженіи противъ Турціи, а дипломатическія заняты Польшей.
Самый образъ жизни того времени благопріятствовалъ письменному обмѣну мыслей, которому, при далеко не высокой степени образованія и лѣни большинства высшаго сословія, предавались съ наслажденіемъ только тѣ личности которыя по уму своему и начитанности выступали изъ ряда обыкновенныхъ.
Тогдашній способъ распредѣленія дня былъ самый здоровый и вполнѣ гигіеническій. Вечернія собранія оканчивались въ 10, много въ 11 часовъ; всѣ ложились до полуночи и вставали рано. Екатерина II вставала очень рано. Изъ десяти записочекъ ея къ барону Черкасову, приведенныхъ въ предшествующемъ вашемъ очеркѣ и написанныхъ вслѣдъ за привитіемъ ей ослы, въ октябрѣ мѣсяцѣ 1768 года, видно, по сдѣланнымъ на нихъ помѣткамъ, что въ это время она иногда вставала въ 6 часовъ (No I); что изъ числа этихъ записочекъ одна написана была въ 7 часовъ утра (No IX), три въ 7 3 /4 часа (NoNo III, VI и VII) и три въ 8 часовъ (No II, IV и VIII); а по письмамъ адресованнымъ ему же Екатериной Ц въ 1773 году, видно что только одно изъ нихъ, касавшееся вопроса особенно спѣшнаго (No XXV), написано было послѣ обѣда, въ 5 часовъ пополудни; другія же отъ 8 до 10 часовъ утра (дополненія къ инструкціи данной Черкасову, No II и NoNo XXIII и XXVI) и, наконецъ одно, -- какъ выше было замѣчено, -- послѣ завтрака (No IV); объ остальныхъ же, хотя на нихъ нѣтъ опредѣлительныхъ помѣтокъ, всѣ сколько-нибудь знающіе образъ жизни Екатерины II непремѣнно заключатъ что они также были написаны поутру.
Вставая рано, она и успѣвала дѣлать много, тѣмъ болѣе, что всякое дѣло скоро понимала и очень легко выражалась письменно. Дорожа утренними часами и всегда упоребляя ихъ съ пользою, Екатерина II всю жизнь свою какъ бы сознавала справедливость старинной поговорки, которая помѣщена въ заголовкѣ настоящаго труда нашего и которую ей вѣроятно часто твердили въ Германіи, въ эпоху ея дѣтства: Morgen Stund hat Gold im Mund (утренній часъ, зо ло той часъ). Но, съ другой стороны, привычка къ чрезвычайной дѣятельности и свойственная свѣтлому уму Екатерины I быстрота изложенія мыслей на бумагѣ до такой степени поражали даже величайшихъ ея современниковъ что Вольтеру чудилось будто сутки имѣютъ въ Петербургѣ болѣе 24 часовъ...
Что же касается собственно до тона переписки съ Черкасовымъ, то отличительная черта его полнѣйшее взаимное довѣріе, и, какъ послѣдствіе частыхъ вечернихъ бесѣдъ въ интимномъ кругу, постоянное состязаніе въ остроуміи, при замѣчательной непринужденности, даже въ извѣстной степени фамиліарности выраженій.
Письма Екатерины II къ Черкасову принадлежатъ именно къ разряду тѣхъ произведеній ея пера которыя П. К. Щебальскій такъ удачно опредѣлилъ, сказавъ что читая ихъ, понимаешь то обаяніе которое это государыня распространяла вокругъ себя независимо отъ своего сана.
Екатерина II отправила Черкасова въ Ревель не только для того чтобъ оказать тѣмъ особенное вниманіе ландграфинѣ Дармштадтской и обставить ея путешествіе до С.-Петербурга всѣми возможными удобствами (пун. 5, 6 и 9 его инструкціи); но и съ тѣмъ чтобы внушить этой владѣтельной особѣ сколь ей будетъ полезно, по прибытіи въ С.-Петербургъ? во всемъ вести себя согласно совѣтамъ самой императрицы а не слушать ничьихъ постороннихъ нашептываній, особенно же наставленій графа Н. И. Панина и прусскаго посланника, графа Сольмса. Порученіе данное Черкасову Екатерина окончательно объясняетъ слѣдующимъ образомъ: "Mon désir est que la Landgrave réunisse les esprits, loin de les diviser. Voilà Votre tâche".... (Секретнѣйшая приписка къ той же инструкціи и письма NoNo VIII и XVI).
Независимо отъ этого, давнишнее довѣріе свое къ Черкасову, Екатерина II подтверждаетъ въ первомъ же письмѣ, адресованномъ ему изъ Царскаго Села въ Ревель, гдѣ выражаетъ надежду что вмѣстѣ съ Ребиндеромъ, онъ подвинетъ дѣло согласно ея желаніямъ (acheminera encore les choses selon mes désirs) u прибавляетъ: "Я вамъ, совѣ гѵю бытъ весьма учтиву, но безъ излишества; un homme sensé sait trouver eu tout un juste milieu, et vous êtes sensé.... Votre lettre est bien écrite; continuez de m'en écrire comme vous avez commencé; j'en suis très contente...." {Толковый человѣкъ всему знаетъ мѣру, а вы толковы.... Ваше письмо хорошо написано; я имъ очень довольна; продолжайте какъ вы начали.} Въ послѣдствіи же времени (NoNo V и XII) императрица пишетъ Черкасову: "Я вами сталь же довольна, какъ и вы мною." ("Je suis aussi contente de vous que vous l'êtes de moi") и поощряетъ его обращаться къ ней со всякими вопросами, которые могутъ быть внушены ему благонамѣренностью его и преданностью къ ней, прибавляя что это дѣло не первое, сколько-нибудь запутанное, изъ котораго eft удалось выйти съ честью и удовольствіемъ. (Continuez à me faire des questions autant que vous voudrez; cela ne m'ennuiera pas; je suis accoutumée à répondre et je connais vos bonnes intentions et sais que vous m'êtes fidèle. Ceci n'est par la première a flaire compliquée, de laquelle je suis sortie avec honneur et satisfaction.) Письмо No XXIII Екатерина II оканчиваетъ слѣдующею припиской: "На тебѣ въ награжденіе за добрыя вѣсти англійскія газеты"; а предпослѣднее письмо свое (No XXVI) словами: "Je suis très contente de vous, pareeque j'ai de vos lettres et que tous le reste va bien." Разъ только, въ продолженіи этой переписки, Екатерина II разсердилась, получивъ эстафету, которую ревельскій почтмейстеръ Гофманъ отправилъ вице-канцлеру прежде эстафеты Черкасова императрицѣ, о томъ что Иго іюня ландграфиня Дармштадтская со всею свитой своею отправилась изъ Ревеля въ С.-Петербургъ. Однакожь и тутъ неудовольствіе выражено чрезвычайно мягко и умѣренно (No XXV'). ІІо получивъ два часа спустя эстафету Черкасова, а на другой день и донесеніе отправленное имъ съ дороги (ночлегъ на мызѣ Колкъ, у графа Стенбока), Екатерина II спѣшилъ извиниться, обвиняетъ себя въ живости, оправдывается, расхваливаетъ Черкасова, сообщаетъ ему пріятныя извѣстія и дѣлаетъ все э го съ самою обворожительною женственное тѣло, причемъ остатокъ гнѣва ея обрушивается (впрочемъ, весьма невиннымъ образомъ и только въ хгасьмѣ Черкасову) на реведьскаго почмейстера, въ которомъ она прознала услужливаго дурака, во который, поступая вторично такимъ образомъ, въ сущности (и симптомъ этотъ для нашего повѣствованія очень знаменателенъ) старался вредить барону Черкасову и тѣмъ угодить своему начальнику, а его врагу, графу Н. И. Панину. {Почтовое вѣдомство было подчинено тогда и еще при князѣ Безбородкѣ, въ царствованіе Павла I, президенту государственной коллегіи иностранныхъ дѣлъ.} Дѣйствительно, Гофманъ уже предъ тѣмъ осмѣлился однажды задержать письмо Черкасова, такъ что императрица получила его довольно поздно (NoNo XII, XIV и XIX). Даже принца Гожитейнъ-Бекскаго можно заподозрить въ томъ что онъ изъ угодливости къ Панину ложно отрапортовалъ императрицѣ будто всѣ починки окончены въ Екатеринтальскомъ дворцѣ и чрезъ это сталъ въ противорѣчіе съ Черкасовымъ (No X и XI).
Касательно всеподданнѣйшихъ донесеній Черкасова, мы прежде всего повторимъ сказанное въ XII главѣ предшествующей нашей статьи: { Русскій Вѣстникъ за мартъ мѣсяцъ сего года.} въ вопросахъ второстепенныхъ, не имѣвшихъ дѣйствительнаго государственнаго значенія, онъ не позволялъ себѣ ни малѣйшихъ возраженій. Онъ вполнѣ покорялся монаршей волѣ и не настаивалъ ни на одномъ изъ тѣхъ ходатайствъ или предположеній которыя Екатерина II отвергала или исполненіе которыхъ она отлагала до и на то времени (NoNo IX, XII -- XIV и XIX). Полную вѣру свою въ ея къ нему расположеніе и всю свою благоговѣйную, безграничную къ ней приверженность высказалъ онъ не обинуясь, съ перваго раза, когда, только-что прибывъ въ Ревель, слѣдующимъ образомъ закончилъ свое письмо къ императрицѣ: "Я уже забываю что пишу своей государынѣ, но вы такъ милостивы ко мнѣ, и я такъ откровененъ что не удивительно если я порой не вполнѣ соразмѣряю свои выраженія. Дѣлайте мнѣ замѣчанія, когда я ихъ заслуживаю.... но не какъ августѣйшая повелительница!... Какъ я счастливъ что служу такой императрицѣ какъ вы, я бы никуда не годился въ службѣ инаго государя, ибо гдѣ найти вамъ подобныхъ? Говорю это чистосердечно и радуюсь тому что искренность моя для васъ несомнѣнна!" (No III). Вслѣдъ за симъ Черкасовъ, 19го мая, писалъ Екатеринѣ II: "Я. вполнѣ счастливъ что мои письма удостоиваются одобренія вашего императорскаго величества" (No VI); а 25го мая: "Простите, всемилостивѣйшая государыня, если я докучаю вамъ своими вопросами и сочтите эту дерзость мою за доказательство моего живѣйшаго желанія со служить вамъ вѣрную службу" (No IX); наконецъ, 1го іюня онъ напоминалъ государынѣ что давно привыкъ ничего не скрывать отъ нея, и что поэтому ему тѣмъ легче будетъ вполнѣ откровенно описать ей то впечатлѣніе которое на него произведутъ принцессы Дармштадтскія" (No XIII); а въ припискѣ (PS) къ донесенію своему отъ 4го числа того же мѣсяца (No XVIII) выразился слѣдующимъ образомъ: "Осмѣливаюсь снова увѣрить ваше императорское величество что я сдѣлаю все отъ меня зависящее, для того чтобы во всѣхъ отношеніяхъ удовлетворительно исполнить ваши приказанія. Но еслибы послѣдовала неудача, то ужь пеняйте сами на себя, всемилостивѣйшая государыня, за то что изволили выбрать человѣка неловкаго (un maladroit) для выполненія такого порученія!... Я только то знаю что вамъ нравится лить доброе и честное." (Je sais que ce qui vous plait est bon et honnête).
Вообще большая часть донесеній Черкасова напоминаетъ письмо написанное Екатеринѣ II Вольтеромъ изъ Ферне, 26го февраля 1769 года, гдѣ между прочимъ сказано:
"Je suis un vieux malade de 75 ans, je radote, peut-être, mais je vous dis au moins ce que je pense, et cela est assez rare, quand on parle à des personnes de Votre rang. La Majesté Impériale disparait sur mon papier devant la pei'sonneMon enthousiasme l'emporte sur mon profond respect". {"Я больной 76тилѣтній старецъ. Я, быть-можетъ, лишу вздоръ; но по крайней мѣрѣ я вамъ говорю то что думаю; а это дѣлаютъ довольно рѣдко, когда обращаются къ лицамъ вашего сана. Я забываю объ императорскомъ величествѣ, когда занятъ единственно вашею особой. Мой энтузіазмъ превосходитъ мое глубокое высокопочитаніе."}
Ограничимся указаніемъ въ корреспонденціи Екатерины II съ барономъ Черкасовымъ на NoNo X--XIV, XVII и XIX, какъ на письма самыя остроумныя, не подвергая ихъ разбору, дабы предварительнымъ анализомъ не лишить ихъ интереса для читателя.
Вообще вся эта переписка подтверждаетъ сказанное княгиней Дашковой объ Екатеринѣ (стр. 77 и 286 ея Записокъ ):
"Никто не обладалъ въ равной степени съ Екатериною быстротою ума, неистощимымъ разнообразіемъ его источниковъ, и главнѣе всего, прелестью манеры и умѣньемъ скрасить самое обыкновенное слово.... Она внушала къ себѣ уваженіе, соединенное съ любовью и благодарностью. Привѣтливая, веселая, она забывала о своемъ достоинствѣ въ частномъ обществѣ; но если и были забыты ея внѣшнія отличія, то каждый питалъ чувство почтенія къ ея природному превосходству...."
Прибавимъ въ заключеніе что изъ числа одиннадцати слѣдующихъ за симъ всеподданнѣйшихъ донесеній Черкасова только пять находятся въ подлинникѣ въ кабинетскихъ дѣлахъ государственнаго архива, то-есть собственноручно переписанные имъ набѣло съ сохранившихся у насъ черновыхъ, и слѣдовательно въ томъ видѣ какъ они были присланы императрицѣ, а именно NoNo VI, VII, XIII, XIV и XVII вашего сборника; прочія же могли быть или тогда же уничтожены Екатериной II, по причинѣ ихъ довѣрительнаго свойства, или переданы ею цесаревичу, какъ заключавшія любопытныя для него подробности о принцессахъ Дармштадтскихъ, или отосланы тѣмъ придворнымъ, либо инымъ должностнымъ лицамъ отъ которыхъ требовались относившіяся къ ихъ кругу дѣятельности распоряженія по поводу предстоявшаго путешествія ландграфини съ тремя ея дочерьми отъ Ревеля до Царскаго Села.