Выводы изъ предшествующаго.-- Отношенія Екатерины II къ своимъ министрамъ. Заключительная характеристика барона Черкасова.
"Екатерина, въ низкой долѣ,
И не на царскомъ бы престолѣ,
Была бъ великою женой!"
Державинъ.
"Тѣ которые были свѣтильниками, образцами для другихъ, достойны памяти потомства."
Сумароковъ.
Въ продолженіи нашего разказа намъ не разъ случалось сходить съ большой дороги на проселочную и увлекаться богатствомъ матеріаловъ по нѣкоторымъ второстепеннымъ вопросамъ. Но источники далеко не исчерпаны, и мы часто ограничивались лишь ссылкой и указаніями на нихъ, такъ какъ самый трудъ нашъ имѣлъ главною цѣлію сдѣлать извѣстными неизданные до сихъ поръ документы.
Надѣемся что намъ удалось выставить въ настоящемъ свѣтѣ заботливость Екатерины II о воспитаніи ея наслѣдника. Оно поручено было не ею графу Н. И. Панину, и она пыталась Замѣнить его д'Аламберомъ. Но смѣнить его было трудно. Екатерина сама еще не была такъ сильна народною любовью какъ въ послѣдствіи времена, а въ 1760 годахъ не имѣла той самоувѣренности которую пріобрѣла въ 1780 годахъ. При угасающей быстротѣ съ какою до ея воцареніи слѣдовали одинъ за другимъ придворные перевороты, перемутившіе всѣ мысли и пошатнувшіе столько понятій, могла ли сама она въ началѣ спокойно разчитывать на прочное многолѣтнее правленіе? Но когда большинство уже склонялось предъ ея кроткимъ и мягкимъ вліяніемъ, графъ Панинъ оставался непреклоннымъ. Онъ считалъ Екатерину Вторую, несмотря на то что она была коронованною императрицей, не болѣе какъ временною регентшей, пока сынъ ея не достигнетъ совершеннолѣтія. Панинъ имѣлъ свой кругъ приверженцевъ въ Петербургѣ, а братъ его, Петръ Ивановичъ былъ главою цѣлой партіи въ Москвѣ. Предпринимать что-либо противъ одного изъ нихъ было бы неудобно. Но образъ мыслей Н. И. Панина былъ извѣстенъ не одной Екатеринѣ П. На то что въ началѣ ея царствованія этотъ вельможа старался ограничить ея власть возстановленіемъ верховнаго совѣта есть достовѣрныя свидѣтельства въ запискахъ графа Сиверса (ч. 1, стр. 141), а Сумароковъ повѣствуетъ (т. I, стр. 69) что мысль вице-канцлера о регентствѣ была въ 1763 году предметомъ городскихъ толковъ и подала поводъ къ заговору измайловскихъ офицеровъ: троихъ Гурьевыхъ и двоихъ Хрущовыхъ, которыхъ сенатъ приговорилъ къ смерти, а Екатерина II помиловала "дабы они могли раскаяться въ своемъ поступкѣ".
Вотъ почему, не любя Н. И. Панина и не довѣряя ему вполнѣ, но отдавая справедливость его способностямъ и зная привязанность его къ цесаревичу, Екатерина II продолжала занимать Панни а важными государственными дѣлами и оставляла на его рукахъ воспитаніе великаго князя. Стоитъ только перенестись мыслію въ ту эпоху чтобы согласиться что ни трагедія Мировича, ни московская чума, ни Пугачевщина не были благопріятными обстоятельствами для удаленія Н. И. Панина отъ цесаревича, который между тѣмъ приближался жъ совершеннолѣтію. Съ своей же стороны, Панинъ довелъ Екатерину II, сначала только сносившую его, до убѣжденія что онъ ей еще гораздо болѣе необходимъ какъ министръ чѣмъ какъ воспитатель великаго князя. Уже изъ перваго разговора его съ Димсдалемъ мы выведи заключеніе что взгляды Панина были обширные взгляды человѣка истинно государственнаго (гл. VIII). Но что онъ былъ либераломъ въ духѣ своего времени, то-есть олигархомъ и верховникомъ, и притомъ глубокимъ честолюбцемъ, въ этомъ, кажется, также нѣтъ никакого сомнѣнія.
Особенную нѣжность отношеній между матерью и сыномъ мы и не брались доказывать; но что они были не только въ высшей степени приличны, но даже очень хороши, на то привели мы много достовѣрныхъ указаній. Екатерина II ежедневно видѣлась съ великимъ княземъ, иногда по нѣскольку разъ въ день; когда она откуда бы то ни было возвращалась въ столицу, онъ встрѣчалъ ее радостно и почтительно (I, VI, VIII и X главы).
Судъ надъ Гурьевыми и Хрущовыми долженъ былъ заставить призадуматься графа Панина. Ему, конечно, никогда не приходило въ голову осуществлять во что бы то ни стало свой образъ мыслей и играть жизнію согражданъ. Вѣроятно съ этой минуты онъ сдѣлался осторожнѣе въ своихъ рѣчахъ; но въ задушевныхъ бесѣдахъ съ его питомцемъ глубокое убѣжденіе его относительно регентства могло сорваться съ языка. Итакъ, если въ послѣдствіи, и преимущественъ со времени совершеннолѣтія великаго князя, наступило охлажденіе въ отношеніяхъ его къ Екатеринѣ II, то оно, вѣроятно, началось подъ вліяніемъ графа ПанинаЕ, который притомъ очень ошибался если думалъ что стоитъ за Закона о правильномъ престолонаслѣдіи тогда не существовало (установленіемъ правильнаго порядка престолонаслѣдія и изданіемъ о семъ основнаго закона Россія обязана Павлу I); преданія и обычаи временъ до-петровскихъ были замѣ іены завѣщаніями, послужившими предлогомъ къ государственнымъ переворотамъ, и законность была на сторонѣ одной только Екатерины II, такъ какъ ей и ея наслѣднику (одновременно, но сперва ей, а ему уже послѣ нея и только въ качествѣ ея наслѣдника) принесена была присяга всѣми служившими ей, въ томъ числѣ и самимъ Панинымъ. Есть также нѣкоторое основаніе вѣрить что охлажденіе было поддержано первою супругой цесаревича, великою княгиней Натальею Алексѣевной (La Cour Russie, p. 290). Во всякомъ случаѣ, Екатерина II невиновата была въ этомъ охлажденіи, по крайней мѣрѣ лично отъ себя не подала къ нему прямаго повода. Когда именно оно послѣдовало или обнаружилось, разсмотрѣніе итого вопроса не входитъ непосредственно въ кругъ нашихъ изысканій, и намъ было достаточно остановиться на мысли что во всю пору его первой молодости Екатерина II любила великаго князя Павла Петровича на столько, на сколько мать можетъ любить ребенка отъ супружества въ которое она вступила не по склонности.
Насъ особенно интересовала заботливость императрицы о здоровьѣ малолѣтняго цесаревича. Мы видѣли что она вела объ этомъ переписку съ графомъ Панинымъ, а послѣ прибытія Димсдаля въ Петербургъ; съ настойчивымъ самоотверженіемъ требовала чтобъ оспа привита была ей прежде чѣмъ Павлу Петровичу, дабы по выздоровленіи послѣ этой операціи имѣть возможность постоянно навѣщать его во время его болѣзни. Мы видѣли также, что когда онъ заболѣлъ въ Петербургѣ летучею оспой) то Екатерина (сама въ то время больная въ Царскомъ Седѣ), лишь узнала объ этомъ, не колеблясь разсталась съ докторомъ Димсдалемъ для того чтобы немедленно отправить его къ великому князю; а затѣмъ, послѣ привитія ему оспы, ежедневно его посѣщала; наконецъ, не отдѣляя своей судьбы отъ участи своего сына, въ одно время подарила свой и его портретъ Димсдалю, и тогда только отпраздновала свое выздоровленіе, когда цесаревичъ въ свою очередь выздоровѣлъ, такъ что на выбитой по сему случаю медали онъ изображенъ вмѣстѣ съ императрицей.
Мы указывали также что въ глазахъ Екатерины II судьба наслѣдника престола была тѣсно соединена съ будущностью русскаго народа, и что великая монархиня съ самой возвышенной точки зрѣнія, смотрѣла на ихъ обоюдное призваніе.
Мѣры имѣвшія цѣлью уменьшеніе смертности среди малочисленнаго народонаселенія Имперіи и особенно главная изъ нихъ -- введеніе оспопрививанія, осуществились подъ руководствомъ молодаго и предпріимчиваго министра, барона Черкасова. Екатерина II писала Вольтеру: "J'ai fait écrire en Angleterre pour avoir un inoculateur"; а изъ записки Димсдаля видно что вслѣдствіе прибытія въ Лондонъ двухъ курьеровъ изъ Петербурга, нашъ посланникъ А. С. Мусинъ-Пушкинъ вошелъ съ нимъ въ личные переговоры; Между тѣмъ біографы Черкасова говорятъ что онъ вызвалъ Димсдаля въ Россію, и это подтверждаетъ высшій у насъ медицинскій авторитетъ, Е. В. Пеликанъ (II и VI гл.). Остается узнать изъ бумагъ архива медицинской коллегіи и Московскаго главнаго архива министерства иностранныхъ дѣлъ: кто именно по приказанію Екатерины II написалъ Пушкину тѣ два письма которые ему привезены были нарочными курьерами? Если даже формальность эта была исполнена графомъ Панинымъ, какъ начальникомъ Пушкина, то всякій знающій порядокъ служебный долженъ предполагать что Высочайшее о семъ повелѣніе было ему объявлено, по принадлежности, президентомъ медицинской коллегіи барономъ Черкасовымъ. Если даже этотъ послѣдній, по какимъ-нибудь особеннымъ соображеніямъ, счелъ въ этомъ случаѣ нужнымъ держаться въ сторонѣ, то всѣ предшествовавшія обстоятельства его жизни, воспитаніе въ Англіи, любовь къ медицинской наукѣ и постоянное чтеніе англійскихъ газетъ, доставлявшее ему возможность слѣдить за всякимъ нововведеніемъ и за самою репутаціей врачей, наконецъ и все то что Димсдаль говорилъ о немъ въ своей запискѣ, особенно самое привитіе оспы Екатеринѣ II съ вѣдома одного только барона Черкасова и въ его присутствіи, убѣждаютъ насъ въ томъ что изъ тѣснаго круга приближенныхъ этой государыни кромѣ Черкасова не могъ взять на себя рекомендовать ей Димсдаля и даже совѣтовать привить себѣ оспу, для того чтобы тѣмъ предохранить себя и подать великій примѣръ своимъ подданнымъ.
Личность этого достойнаго патріота заслуживаетъ вниманія, и потому постараемся окончательно ее выяснить.
Нѣкоторые писатели утверждали будто Черкасовъ отличался ровностью характера (гл. III). Офиціальная его переписка доказываетъ что онъ былъ не очень уступчивъ (см. конецъ гл. IX), и Вейдемейеръ, отдавая впрочемъ полную справедливость обширности его ума и свѣдѣній, свидѣтельствуетъ что онъ былъ человѣкъ странный, вспыльчивый, порой и грубый, не умѣлъ ничего переносить терпѣливо и иногда изъяснялся даже съ императрицей съ неумѣренною откровенностью. Этотъ біографъ однакожь прибавляетъ что странности его замѣнялись прекрасными качествами: что онъ былъ добръ, праводушенъ, преисполненъ честности и усердія (ч. I, стр. 73). Почти то же самое говоритъ и Спада:
"Elevé dans une sorte d'opulence, accoutumé dès sa jeunesse à fréquenter le grand monde, le baron Czerkassoff était obligé par ses emplois de passer une grande partie de son temps à la Cour. Toutes ces considérations firent jamais changer de caractère, ni varier un moment dans ses opinions. Bon, lovai, plein de zèle et d'honneur. mais en même temps brusque, fantasque, violent, n'endurant absolument rien de la part de qui que cela soit, pas même de la part de sa Souveraine, qui lui disait souvent avec sa grâce séduisante: Maie, Mr Czerkassoff, vous êtes vraiment d'une bizarrerie inexprimable!" {Воспитанный въ роскоши, привыкнувъ съ молодости посѣщать большой свѣтъ, баронъ Черкасовъ былъ принужденъ, по обязанности службы, проводить большую часть своего времени при дворѣ. Все это нисколько не измѣнило его характера, и не имѣло вліянія на его образъ мыслей. Онъ былъ добръ, прямодушенъ, исполненъ честности и чести, но вмѣстѣ съ тѣмъ быстръ, своенравенъ, вспыльчивъ, не выносилъ ничего отъ кого бы то ни было, даже отъ государыни, которая ему часто говаривала: "Вѣдь право, г. Черкасовъ, вы невыразимо странный человѣкъ!" T. II, стр. 248.)}
Но тотъ же авторъ прибавляетъ:
"Le baron Alexandre Czerkassoff plaisait et convenait beaucoup à l'impératrice Catherine II à cause de sa vaste érudition; elle le prit en affection et eut tirer tout le parti possible d'un homme de beaucoup de mérite, mais fantasque à l'excès." { Обширностью своихъ познаній баронъ Александръ Черкасовъ очень пришелся по нраву императрицѣ Екатеринѣ II, она его полюбила и умѣла извлечь всю возможную пользу изъ этого человѣка, богатаго достоинствами, но до крайности своеобразнаго. (Тамъ же, стр. 247.)}
Изъ переписки ихъ 1773 года мы впрочемъ убѣждаемся что онъ, какъ говорится, понималъ, никогда неумѣстно не обизкадся и, кромѣ того, самостоятельностью, прямотой и добросовѣстностью своихъ дѣйствій снискалъ особое довѣріе Екатерины II, причемъ въ вопросахъ второстепенныхъ, не имѣвшихъ дѣйствительнаго государственнаго значенія, никогда не позволялъ себѣ ни малѣйшихъ возраженій. Быть-можетъ, на словахъ было иначе чѣмъ на словахъ, и остается полагать что въ 1778 году онъ удалился въ деревню потому что изъ-за чего-нибудь заупрямился. Возможно и то что, съ лѣтами и утратой пылкости, наступило разочарованіе насчетъ всего его окружавшаго, и что ему опостылила борьба съ Ашами, Пекенами, Линдеманами и т. п., которые очевидно не могли бы дѣйствовать такъ дерзко противъ министра-патріота, еслибы не были орудіями, вѣроятно поощрявшихъ ихъ, болѣе сильныхъ враговъ Черкасова; а эти враги-царедворцы завидовали и быстрому возвышенію его. и довѣрію государыни; а всего болѣе тому что онъ принадлежалъ къ ея избранному эрмитажному обществу и по вечерамъ игралъ съ нею въ карты. Понятно что когда атака усложнилась и поведена была нѣсколькими путями, вверху и снизу, то Черкасову захотѣлось выбраться изъ такой тины интригъ на чистый деревенскій воздухъ.
Остается замѣтить что, подобно Остерману и инымъ вельможамъ того времени, Черкасовъ страдалъ подагрой и хвалился даже предъ императрицей тѣмъ что зналъ толкъ въ хорошихъ винахъ: но все это еще далеко не доказываетъ чтобы, какъ это разказывали, на основаніи неизвѣстныхъ намъ источниковъ, Черкасовъ имѣлъ неумѣренную страсть къ винамъ и къ женщинамъ. Онъ просто былъ въ извѣстной мѣрѣ гастрономъ и сибаритъ.
Въ общей сложности, черты характера, съ какимъ знакомитъ насъ біографія барона Черкасова, большею частію для него выгодны. Все свидѣтельствуетъ что человѣкъ этотъ былъ далеко не дюжинный, и что Бантышъ-Каменскій и Вейдемейеръ совершенно справедливо причислили его къ сонму людей которыми Россія въ правѣ гордиться.
Въ настоящемъ очеркѣ мы постарались изобразить Екатерину II, какъ она сама себя обнаруживаетъ по документамъ которыми мы могли располагать, великою монархиней во всемъ что она предпринимала для нашего отечества и весьма попечительною матерью въ отношеніи къ своему единственному и малолѣтнему сыну, а также правительницей мудрою, руководившею своихъ министровъ, но выслушивавшею дѣльныя возраженія и терпѣливо сносившею, для блага Россіи, нѣкоторые ихъ относительные недостатки, вознаграждавшіеся несомнѣнными талантами. Была ли она, напримѣръ, дѣйствительно очень расположена къ Черкасову, какъ это увѣряетъ Спада, объ этомъ еще можно было бы поспорить; но дѣло въ томъ что онъ ей былъ нуженъ и полезенъ, и потому-то она и дорожила имъ. Панина она сноси-сила и была съ нимъ ласкова отчасти по такимъ же соображеніямъ, но отнюдь не могла быть искренно къ нему расположена.
Надѣемся что, не отнимая ничего отъ принадлежащей Екатеринѣ II славы, вамъ удалось также доказать что баронъ Александръ Ивановичъ Черкасовъ былъ однимъ изъ замѣчательнѣйшихъ и полезнѣйшихъ ея сподвижниковъ, что онъ положительно дѣлаетъ честь своей эпохѣ, и что трудами своими по введенію въ Россіи оспопрививанія, по устройству медицинской части и по усовершенствованію народнаго хозяйства, въ краткій, но обильный результатами 16ти-лѣтній періодъ своей обширной дѣятельности, онъ оказалъ такія существенныя и плодотворныя заслути, за которыя потомство можетъ отнести его къ числу полезнѣйшихъ государственныхъ людей.