ЗА-ГОРОДОМЪ.
Избери маловажные свѣтскіе случая, всѣ будутъ говорятъ: онъ пишетъ вздоръ, никакой нѣтъ глубокой нравственной цѣли; избери предметъ, сколько-нибудь имѣющій серьезную нравственную цѣль, будутъ говорить: не его дѣло, пиши пустяки.
Н. Гоголь.
Какъ плѣнительна въ первые годы замужства свѣтская женщина, въ которой умъ и сердце сочетались съ красотой. Кажется, два существа какъ-бы слились и образовали очаровательное цѣлое. Ребяческая веселость еще не измѣнила ей, а нѣтъ и слѣдовъ дѣвической робости. Все обратилось въ щеголеватость, утонченное кокетство. Восхищенный говоръ обожателей преслѣдуетъ ее всюду, а дивному деспоту остаётся лишь затрудненіе въ выборѣ -- кому дать привилегію на безнадежные вздохи и тщетныя мольбы.
Александра Николаевна Сѣрпова еще недавно явилась въ свѣтѣ подъ этимъ именемъ, а уже ей надоѣли своей пустотой свѣтскій шумъ и вѣчный блескъ. Появленіе ея на балахъ осталось по-прежнему эффектнымъ. Для ней оно не перестало быть насущною потребностью. Но никогда еще такъ глубоко не увѣрялась она въ обманчивости свѣтскаго счастія, какъ теперь. Это счастіе измѣняло ей съ самаго дѣтства, хотя отъ колыбели а окружало ее какое-то мишурное благополучіе. Свѣтъ былъ стихіей, въ которой этой женщинѣ суждено было теперь гоняться за несбыточною мечтой. Ея осуществленія не нашла Александра Николаевна ни въ семействѣ, гдѣ общество мужа бы для нея тяжко и невыносимо скучно, ни на балахъ, гдѣ пестрая толпа вздыхателей надоѣдала ей заученными фразами. Александра Николаевна скоро догадалась, что довольно на ихъ комплименты отвѣчать, какъ случится, что пренебрегать пустомелями можно, что пускаться съ ними въ разсужденія -- не стоитъ. Она догадалась также, что отличить двухъ-трехъ поклонниковъ, очаровать ихъ и заставить всюду прославлять ея красоту и любезность, упрочить себѣ восторженную любовь нѣсколькихъ надежныхъ вздыхателей -- вѣрнѣйшее средство поставить себя на высокую ступень въ свѣтѣ и досадить завистливымъ соперницамъ, вотъ что постигла Александра Николаевна, и первымъ ея избраннымъ былъ графъ Риттеръ. Свѣтъ разомъ наговорилъ объ обоихъ и перевелъ на свой грубый языкъ подмѣченную взаимность. Неотлучнымъ спутниковъ Александры Николаевны сталъ являться Риттеръ на балахъ я гуляньяхъ. Взглянемъ на нихъ хоть теперь. За обѣдомъ, въ большой залѣ, гдѣ сотня гостей пестрѣетъ разнообразіемъ лицъ и одеждъ, Риттеръ сидитъ возлѣ Александры Николаевны и говоритъ съ нею; но говоритъ громко, почти во всеуслышаніе. Отъ-того, разговоръ ихъ сухъ и безцвѣтенъ. Да что такое ваши свѣтскіе разговоры? За исключеніемъ немногихъ, прибавлю -- весьма-рѣдкихъ, они періодически ограничиваются сужденіями о свадьбахъ, о погодѣ и -- иногда о музыкѣ. Былъ у насъ Листъ; пріѣхалъ Орасъ Верн е; вотъ и Рубини въ Петербургѣ, и каждый ни нихъ поочередно, но не надолго доставлялъ запасъ общимъ толкамъ и пересудамъ. То ли дѣло -- погода! Съищите другой неистощимый, предметъ для разговоровъ празднаго свѣта. Слушая, часто сбиваются бесѣды наши на эту тэму, невольно подумаешь, что здѣсь что человѣкъ, то и естествоиспытатель. Ею начинаются свѣтскія знакомства, ею иногда и поддерживаются. Но еще страннѣе и смѣшнѣе то, что порою самый пошлый разговоръ о дождѣ или засухѣ пролагаетъ вѣрный путь сердечному признанію... И во сколько изъисканныхъ формулъ облекаютъ сужденія о погодѣ, а особенно обѣ климатѣ вашемъ, которому въ этихъ случаяхъ достается порядка, отъ почитательницъ Маріенбада и Кастельмаре!.. Хоть оно я досадно, а надо признаться, что Александра Николаевна и графъ Риттръ говорили не о чемъ другомъ, какъ о погодѣ. Крещенскіе морозы были ими признаны баснословными, рецептъ на снѣгъ затеряннымъ, надежда на русскія зимы въ будущемъ утраченною; обсуждено было вліяніе погоды на расположеніе духа,-- но вдругъ Александра Николаевна перебила ученую диссертацію Риттера.
-- Давно ли, спросила она: -- вы познакомились съ нашимъ климатомъ? Правда ли, что вы родились въ Бразиліи, когда отецъ вашъ былъ тамъ нашимъ министромъ? Осталось ли у васъ что-нибудь въ памяти о вашемъ дѣтствѣ?
И графъ Риттеръ сталъ пересказывать Александрѣ Николаевнѣ Орловой увлекательно-краснорѣчиво воспоминанія о странахъ далекихъ, которыя теперь сдѣлались для него столь же недоступными, какъ и минувшія лѣта дѣтства. Между-тѣмъ, одна дама антипатическаго свойства, которая при всякомъ удобномъ случаѣ мстила графу за какую-то давнюю шутку и теперь подслушала начало его разбора, обратилась къ своему привилегированному вздыхателю съ замѣчаніемъ:
-- У графа Риттера только и рѣчь о погодѣ, дождѣ и снѣгѣ: настоящій ходячій барометръ! Ну, ужъ одолжила судьба Александру Николаевну... дала ей кавалера!
Въ эту пору, нескромной порицательницѣ поднесли мороженую стерлядь, и недоброжелательность дамы обратилась на рыбу и на всю чешуйчатую породу. Между-тѣмъ, шумъ приборовъ и стакановъ слились въ одинъ неясный гулъ съ говоромъ пирующихъ; лакеи суетились, разносили блюда, разливали вина. Гастрономы, и въ томъ числѣ уже знакомая намъ дама, то хвалятъ, то осуждаютъ, другіе ѣдятъ безъ разбора. Говорѣ, шумъ, смѣхъ. Уста жуютъ...
Воспользуемся этимъ мгновеніемъ, чтобъ бросить взглядъ на залу вообще и на пирующихъ въ-особенности. Зала старинная, убрана цвѣтами и зеленью; бархатнымъ экраномъ отгорожено мѣсто для оркестра. Но эта зала не аристократическая, не столичная. Замѣтно, что въ ней все прибрано и разукрашено на одинъ день; что послѣ мало кто будетъ заботиться и вспоминать объ ней; за полчаса въ ней танцовали и крутились въ вальсѣ, а теперь въ ней же усѣлись запросто обѣдать... И кто же? Цвѣтъ петербургскихъ салоновъ, l'èlité du beau monde, избранный высшій кругъ: и графиня Волынцова, и княгиня Красносельская, и княжна Галинская, и вы, которой каждое движеніе обворожительно, и вы, которой такъ пристало черное платье, вы, чьей таліи нѣтъ подобной, и вы, чей страстный, проницательна, испытующій взоръ и чудная прическа равно очаровательны. Тамъ были и графиня Холмская, и Сокольницкая; тамъ были и вы, олицетворенное совершенство,
Чей голосъ гибкій и прелестный
Намъ вѣетъ музыкой небесной...
А кавалеровъ и не перечесть. Всю бы азбуку надо было выписать для обозначенія ихъ именъ начальными буквами. Были и просто дворяне, были и графы, была и бароны, и князья... и остроумные, всегда непринужденно смѣшной С***, забавный присяжный увеселитель прекраснаго пола М***; да ещё одинъ, всегда готовый судить объ языкъ, литературѣ, законодательствѣ, трюфляхъ, театрѣ, процессахъ и модахъ.
Гдѣ же собралось это блистательное общество, куда оно попало? Вѣрно на dejeuner dansant, на journée folle?-- Нѣтъ. Въ городѣ посовѣстились бы принять въ такой залѣ и сажать за столъ тамъ же, гдѣ танцовали. Но, взглянувъ въ окно, мы объяснимъ себѣ загадку. Среди грязи, множества пестро-сгруппированныхъ экипажей и праздной толпы кучеровъ, одиноко возвышается столбъ съ тремя надписями, указывающими три разныя дороги... Прочитавъ: "въ Ижору, въ Царское Село, въ Петербургъ" -- не трудно догадаться, чтобы въ почтовомъ домѣ въ десяти верстахъ отъ Петербурга, на Средней-Рогаткѣ или у Трехъ-Рукъ, -- какъ угодно. Дѣло въ томъ, что домъ этотъ, съ самаго утра того дня принялъ особый праздничный видъ. Съ крыши сбросили цѣлыя глыбы снѣга, которыя, повинуясь иконамъ метемпсихозы, преобразовалось въ лужи передъ домомъ; потускнѣвшія стекла старинныхъ оконъ начали снова проясняться. Жаль, что моему воображенію нельзя нарисовать на нихъ ледяныхъ узоровъ: они становятся у насъ невидалью. Жаль еще, что не могу упомянуть о поэтическихъ сосулькахъ, "которыя намъ шлетъ Аврора вмѣсто слезъ", и которыми нѣкогда такъ славилась и красовалась сѣверная столица, но которыя нынѣ уже считаются сказкою. Правда, давно не выглядывали онѣ съ петербургскихъ крышъ, и разсказъ о томъ, какъ сосулька, въ аршина два длиною, задавила будочника, уже давно причисленъ къ миѳамъ... Да, все перемѣнилось на Руси! Не поотстали мы и въ климатѣ отъ Парижа, Лондона и Вѣны...
Но, относя перемѣну погоды къ успѣхамъ просвѣщенія, я и забылъ досказать, что сегодня съ ранняго утра съѣхалось множество кибитокъ къ среднерогатской станціи; что изъ нихъ выгружали сервизы; скатерти, блюда, корзины съ шампанскимъ; пріѣхали и Сальваторъ, и Лядовъ, и похожій на Эрика-Бернара тучный прикащикъ мадамъ Сен-Жоржъ, и Григорій Михайловичъ, привилегированный буфетчикъ высшаго общества, необходимый и равнодушный зритель всѣхъ свѣтскихъ увеселеній, всегда озабоченный требованіями чая, шампанскаго, зельцерской воды или паштета... Немного позже съѣхалась молодежь, пожертвовавшая собою для веселія другихъ, юные франты обоихъ разборовъ: мундирнаго и фрачнаго, выбранные въ распорядители пира, въ директоры празднества... Ахъ, да я не сказалъ еще, что это былъ пикникъ, придуманный графинею В. среди зѣванья на скучныхъ концертахъ великаго поста, среди катанья на горахъ, безотчетнаго созерцанія живыхъ картинъ и фокусовъ Боско; это была безподобная partie de plaisir: обѣдъ, танцы утромъ, танцы вечеромъ, ужинъ -- ну, словомъ, чудно снаряженная экспедиція. Едва мысль объ этомъ пикникѣ улыбнулась графинѣ, какъ облетѣла мигомъ набережныя, Морскія, Невскій-Проспектъ и Литейную. Двойные туалетіы заказывались у Сихдеръ и Швальё, а портные... Если вы когда-нибудь видѣли у Беггрова гравюру съ надписью "Daniel dans la fosse aux lions", то вотъ вѣрнѣйшее изображеніе ихъ затруднительнаго, ученическаго положенія. Львы осадили ихъ мастерскія, заказывали себѣ рейтфраки, требовали поставки ихъ въ сорокъ-восемь часовъ, гнѣвомъ и бранью платили за отговорки, морщились, ворчали, грозили портнымъ обезславить ихъ, лишить репутаціи; а мученики извинялись, не смѣли отказываться, не смѣли и браться за срочную работу. Но наконецъ въ нихъ заговорило чувство собственнаго достоинства, они всполошили всѣхъ подмастерьевъ своихъ и работниковъ, усадили ихъ за дѣло и, не разгибая ногъ въ-продолженіе двухъ сутокъ, между страхомъ и надеждою, не въ шутку напуганные присяжными львами, модные портные съумѣли одѣть ихъ. И всѣ франты genre fracas прибыли въ условный часъ,-- кто въ пошевняхъ, кто въ прозрачныхъ плетеныхъ саночкахъ, кто на рысакѣ, кто на иноходцѣ на Англійскую-Набережную къ дому графини Волынцевой, Который былъ заранѣе указанъ какъ point de réunion.
Когда всѣ собрались, положено каждой дамѣ ѣхать съ однимъ изъ кавалеровъ, и разрѣшеніе вопроса этого предоставить жребію. Много удовольствія и смѣха обѣщала себѣ отъ игры случая всегда ребячески-веселая графиня. Но на дѣлѣ вышло, что случай какъ-то угодилъ всѣмъ и сообразился съ предпочтеніемъ каждой дамы. Графиня очутилась въ саняхъ S.; О. всѣ привыкли видѣть съ G., графа Риттера съ Сѣрповой -- и никто не вздумалъ смѣяться сочетанію столь привычному, обыкновенному, вседневному... Одна лишь дама, которой имя, богатство и щегольство давали право на почетный титулъ львицы и исправленіе должности красавицы, была крайне-недовольна, что ей пришлось сѣсть въ сани молодаго франта, съ которымъ разговаривала она только случайно, который пренебрегалъ ея приглашеніями и, всегда занятый двадцатью другими львицами, проектами охоты, покупкой лошадей и посѣщеніемъ Михайловскаго-Театра, никогда не заботился о своемъ представленіи той, которую жребій назначилъ ему теперь въ спутницы...
На улицахъ было грязно. Снѣгъ, выпавшій наканунѣ, таялъ и превращался въ лужи. Пробило часъ на адмиралтейской башнѣ, и по площади промчались сани радужною вереницею. Разноцвѣтныя попоны, блестящія сбруи, пестрыя шляпки, наклоненныя на лица красавицъ, кисейныя вуали; ковры, развевавшіеся на спинкахъ охотничьихъ саней, удалыя тройки, кучера въ бархатныхъ шапкахъ на-бекрень и въ кафтанахъ съ бобровой опушкою, гордые коренные и ловкія пристяжныя -- все это пронеслось дивною фантасмагоріею минутнымъ явленіемъ волшебнаго фонаря, по оживленнымъ улицамъ Петербурга и достигло Московской Заставы. Тамъ понеслось съ сугроба въ ухабъ, со снѣга въ лужу -- и весь этотъ поѣздъ саней остановился забрызганный, запачканный, обезображенный у Средней-Рогатки.-- За туалетомъ послѣдовали танцы, за танцами обѣдъ, за обѣдомъ балъ, за баломъ ужинъ, и графиня Волынцева, навальсировавшись вдоволь и ловко ускользнувъ изъ рукъ Римбаха, призналась, что никогда такъ не веселилась, какъ на этомъ безтолковомъ пикникѣ.
-- Это отъ этого, замѣтилъ какой-то интриганъ, любившій говорить длинно и чопорно: -- отъ-того, что вамъ нравится все, что выходитъ изъ круга обыкновеннаго, и этотъ пикникъ, эта взлел ѣ янная вами мечта, онъ живъ, веселъ, прелестенъ, какъ вы сами...
-- И также безтолковъ, смѣясь возразила графиня.
-- О, нѣтъ! онъ очаровательно-милъ, носитъ печать необыкновеннаго, того, что Французы удачно называютъ excentricité, которое рождено нашимъ временемъ. Смотрите: это балъ не балъ, даже не то, что завтракъ съ танцами; наряды дамскіе просты, на насъ не сюртуки и не фраки, а что-то среднее между тѣмъ и другимъ,-- все это вѣрное отраженіе вашего вѣка, полнаго странностей и противоположностей, бѣгущаго во слѣдъ невозможному, неуловимому, породившему пароходы, вальсъ въ два такта, проволочные мосты, игру въ преферансъ, стеклянныя платья, и занятаго примѣненіемъ дѣйствія паровъ къ аэростатамъ...-- Ораторъ вдругъ остановился.
Графини уже не было въ залѣ. Одинъ свѣтскій чурбанъ, boeuf à la mode, дремалъ тамъ на стулѣ; другой господинъ, котораго уши всегда готовы къ услугамъ любаго болтуна, раболѣпно слушалъ бредни интригана, и когда онъ остановился, то вдругъ подхватилъ довольно-неудачно:
-- Прекрасный потолокъ, прочное строеніе, прежде былъ загородный дворецъ, теперь станція,-- sic transit gloria mundi!
-- Все въ мірѣ станція: и палаты вельможи, и хата нищаго, сухо отвѣчалъ интриганъ, разобиженный невниманіемъ къ его изъисканнымъ фразамъ.
-----
Между-тѣмъ, дамы въ третій разъ переодѣлись. Въ сѣняхъ и у подъѣзда заторопился разъѣздъ. Мужчины толпились въ прихожей и оттискивали свои калоши съ такимъ же тщаніемъ, какъ сыны Мухаммеда ищутъ свои туфли при выходѣ изъ мечети. Въ бархатномъ салопѣ вишневаго цвѣта, съ кружевнымъ платочкомъ на головѣ, сидѣла графиня Волынцева на ступеняхъ лѣстницы въ ожиданіи кареты. Риттеръ задумчиво прислонился къ периламъ.
-- Что такъ занимаетъ ваше сіятельство? спросила его графиня и прибавила шопотомъ: -- не давишняя ли спутница ваша, не дама ли мазурки, не сосѣдка ли за столомъ?.. и всѣмъ имъ одно имя, вѣрный, постоянный рыцарь, -- Александра Николаевна Сѣрпова, не такъ ли?
-- Нѣтъ, графиня, не то. Я не на шутку озадаченъ... Не могу равнодушно видѣть возрастающее съ каждымъ днемъ число хорошихъ вальсёровъ. Этого никогда не бывало; оно не къ добру: я тоскую при мысли, что насъ скоро замѣнятъ какими-нибудь паровыми машинами...
Громкій хохотъ графини въ сопровожденіи привычной фразы: "послушайте, какъ онъ мило бредитъ", перешелъ электрическою искрою отъ львицы къ львицѣ. Риттеръ, довольный такимъ успѣхомъ, сталъ острить и шутить. Всѣ смѣялись, веселились и разстались, какъ сошлись, безъ особенной радости и сожалѣній. Садясь, при помощи Раттера, въ свою карету и прощаясь съ нимъ, Александра Николаевна сказала графу: завтра нѣтъ ни раута, ни концерта; я дома.
Вслѣдъ за тѣмъ, молодежь разсѣялась по санямъ, закуривъ пахитосы, регаліи, папилитосы и маниліи. При блѣдномъ сіяніи луны, вяло тянулась процессія по большой дорогѣ. Шлагбаумъ ровно полчаса былъ поднятъ и часовой равнодушно глядѣлъ на проѣзжавшіе экипажи, удовольствовавшись лаконическими отвѣтами двухъ-трехъ лакеевъ: "съ дачи, отъ Трехъ-Рукъ!"
Когда въ залъ почтоваго дома раздавались торжественные звуки мазурки, когда она попеременно обращалась то въ вальсъ, то и галопъ, къ станціи подъѣхала забрызганная бричка, влекомая запалёной четверкой, и колокольчикъ смолкъ у подъѣзда. Слуга, промокшій до костей, соскочилъ съ облучка и высадилъ полусоннаго барина. При свѣтѣ фонаря на лѣстницѣ, не трудно было разглядѣть его нарядъ: смѣсь чего-то воинственнаго и фантастическаго. Молодому человѣку было лѣтъ девятнадцать; на головѣ его была фуражка, съ отвагой надвинутая на правый бокъ и украшенная густою шолковой кистью; темные волосы спадали кудрями на плечи; лицо у путника было усталое, глаза сонные; верхняя одежда ни шуба, ни пальто, ни дать ни взять -- мѣшокъ съ прорѣхами и карманами для трубки, кисета, фосфорическихъ снарядовъ и подорожной; пара пистолетовъ, выглядывавшая на груди изъ-подъ меховой опушки верхней одежды, довершала странный нарядъ.
-- Лошадей! сказалъ онъ, встрѣтивъ на лѣстницѣ смотрителя котораго отродье такъ удачно назвалъ князь Вяземскій --
Коллежскій регистраторъ,
Почтовой станціи диктаторъ.
Отвѣтъ былъ лаконическій -- " нѣтъ".
-- Давайте скорѣе, ѣду по казенной надобности! прикрикнулъ проѣзжій.
-- Нѣтъ лошадей... всѣ въ разгонѣ, сударь, возразилъ жалобнымъ тономъ тощій диктаторъ:-- хотите, осмотрите сами конюшню...
Между-тѣмъ, звуки штраусова вальса достигли очарованнаго слуха путника,-- и смотритель, уловивъ на лицѣ его свѣжіе слѣды быстраго перехода отъ досады къ удовольствію, поспѣшилъ прибавить:
-- Да что вы, сударь, сумлѣваетесь? чемъ ждать въ моей душной каморкѣ, посмотрите, какъ у насъ наверху веселятся, пляшутъ...
-- Вошь, что выдумалъ; довольно видѣлъ я вашихъ глупыхъ свадебъ!
-- Нѣтъ, сударь, не таковская свадьба, какъ говорить изволите; а у насъ и обѣдали, и танцуютъ, и ужинать будутъ всѣ городскія княгини и графини.
-- Смотритель или пьянъ... или правъ, подумалъ проѣзжій, и когда онъ разузналъ на верху въ чемъ дѣло, тотчасъ же сбросилъ съ себя пальто, обчистился и вошелъ въ черномъ бархатномъ сюртукъ въ комнату, сосѣднюю съ танцовальной залой...
Проѣзжій этотъ былъ князь Волгинъ, лишившійся родителей въ дѣтствѣ и теперь окончившій курсъ въ Московскомъ Университетѣ со степенью кандидата. Пока скупые опекуны и жадный попечитель поочередно высасывали производительныя силы изъ его родовыхъ вотчинъ, князь не вмѣшивался въ убыточное управленіе и въ-замѣнъ получилъ неограниченную свободу въ распоряженіи своею особою. Изъ него вышелъ дѣльный повѣса, всегда готовый покутить на студенческой пирушкѣ и провести ночь за диссертаціей о пандектахъ и новеллахъ, побраниться на лекціи, помириться за бокаломъ а и... Но теперь Волгинъ стоялъ уже на рубежѣ между жизнью академическою и свѣтскою. Давно уже привѣтною мечтою улыбался ему въ свѣтскомъ созвѣздіи плѣнительный образъ графини Волынцевой; давно уже онъ мѣтилъ во львы,-- и вотъ, среди большой дороги ему пахнуло петербургскимъ большимъ свѣтомъ, ему представился случай быть незамѣтно наблюдателемъ бала, гдѣ собрались избранные члены столичнаго ареопага... О, этого случая не пропустилъ Волгинъ! Ни одно изъ словъ, случайно долетавшихъ до него, ни одна поза, ни единый шагъ, не ускользнули отъ его вниманія. Все понялъ онъ и постигъ въ пять минутъ, и Волгинъ-студентъ, никогда невидавшій свѣтскихъ сборищъ, уже на другой день былъ одѣтъ и причесанъ какъ левъ, танцовавшій съ очаровательной графиней, имѣлъ его манеры и походку и, послѣ нѣсколькихъ прогулокъ по Невскому, прослылъ франтомъ, въ ожиданіи выдачи патента на почетное званіе льва. Не успѣлъ однакожь совсѣмъ оглядѣться Волгинъ, какъ вѣсть о смерти тетки и наслѣдствѣ заставила его скакать на почтовыхъ въ Кострому. Пока передъ княземъ пестрѣютъ въ грязномъ разнообразіи избитыя дороги, мосты, канавы, станціи, селы, города; пока аппетиту его представляются единственною отрадою баранки, вафли и торжковскія котлеты, пока для него часто
Столбы заставъ бѣлѣютъ
пока передъ нимъ толпятся праздная дворня, бородачи-оратаи, тунеядцы-прикащики и сварливыя ключницы, ну, словомъ -- пока герой нашъ, свободный житель міра, почетный гражданинъ поднебеснаго пространства, -- онъ намъ не нуженъ. И такъ, пожелаемъ ему счастливаго пути и скораго свиданія на петербургскомъ паркетѣ.