В сумерки Прайс вновь вызвал капитана Паркера.
— От русского офицера мы ничего не добьемся. Где ваши надежные люди из Петропавловска? — раздраженно спросил он. — Почему вы не налаживаете связь с берегом?
— Я жду наступления темноты, сэр. Днем совершенно невозможно пристать к берегу. Шлюпку заметят и обстреляют.
— Торопитесь, капитан! Все сведения должны быть у меня не позже полуночи. Отберите людей, каких вам нужно, и поезжайте с ними лично.
— Я, сэр?
— Именно вы, капитан Паркер! — Адмирал поднялся из-за стола, давая этим понять, что разговор закончен. — Идите.
Паркеру стало не по себе. Ночью пробраться к чужому берегу, разыскать неизвестно где «надежного человека» Лохвицкого?! Нет, все это не так просто!
— Разрешите взять с собой русского матроса, — с трудом преодолевая замешательство, обратился Паркер к адмиралу.
Прайс махнул рукой:
— Делайте с ним что угодно!
Паркер вышел из каюты, отыскал пожилого боцмана, кое-как изъяснявшегося по-русски, и вместе с ним спустился в трюм, где томился матрос Сунцов,
Авроровец, зазвенев наручниками, привстал и с удивлением уставился на вошедших. За долгие дни плавания, которым он уже потерял счет, Сунцов сильно похудел, ослаб, оброс колючей бородой.
Ни Оболенский, ни он не знали в точности, куда их везут, для какой надобности держат, когда наступит конец их мучениям. В трюме корабля молодой офицер и матрос подружились, сблизились.
Они оба понимали, что положение их безнадежно, но в отчаяние не впадали и все еще надеялись, что какой-нибудь случай поможет им выбраться на волю.
Однажды в походе Сунцова вызвали к офицеру Паркеру, который сказал, что русский офицер теперь служит у них, и предлагал матросу также перейти в английский флот. Сунцов не поверил и откровенно засмеялся Паркеру в лицо:
— Всё дурней ищете! Не на тех напали, господин хороший…
Но, очутившись вновь в трюме, Сунцов не застал там Николая Оболенского. Матрос не допускал мысли, чтобы русский офицер перешел на службу в английский флот, но неизвестность терзала его теперь сильнее, чем все тяготы плена.
Сейчас Паркер, осветив фонарем бородатое лицо Сунцова, вновь напомнил ему об офицере Оболенском и спросил, одумался ли матрос.
— Пес брешет, ветер носит! — пробормотал Сунцов и попросил устроить ему очную ставку с офицером.
Паркер ответил, что сегодня это невозможно — лейтенант Оболенский служит на другом корабле и очень занят. Завтра — пожалуйста, матрос может обо всем переговорить с русским офицером. Но сейчас он должен оказать англичанам одну услугу.
И Паркер изложил свой план. Они берут Сунцова с собой в шлюпку. Матрос, конечно, хорошо знает берега бухты и Покажет удобное и скрытое место для высадки.
— Какой берег? Что за бухта? — нетерпеливо перебил переводчика Сунцов.
— Это есть земля Камчатка, Авачинская бухта, — пояснил боцман.
«Значит, дома! — с волнением подумал Сунцов. — Привезли — и на том спасибо собакам!.. Скоро, стало быть, начнется бой». Русские люди будут биться с врагом, а он, матрос-авроровец, должен сидеть в вонючем трюме, скованный по рукам железными наручниками!
Сунцов отвернул лицо от фонаря и заскрипел зубами. Чего бы только он не отдал, если бы удалось вырваться на волю, вернуться на родную «Аврору» и стать в строй вместе со своими товарищами!..
Переводчик повторил вопрос Паркера:
— Может ли матрос показать, удобное место для высадки шлюпки?
«Что-то замышляют! — подумал Сунцов. — Наверное, разведка, хотят добыть пленного». И молниеносно сообразил, что он может использовать этот момент для помощи своим, русским.
— Везите, покажу вам место, — согласился Сунцов. Когда совсем стемнело, шестивесельная шлюпка под командой Паркера отошла от фрегата «Президент».
Сунцов сидел между Паркером и боцманом, жадно вдыхая свежий воздух и вглядываясь в смутные очертания берегов. В голове его роились самые различные планы. То его соблазняла возможность подвести шлюпку к скалистому берегу около Сигнального мыса, чтобы она разбилась о камни или села на мель. То он думал о том, как бы вернее передать сигнал русским людям, призвать на помощь. То ему просто хотелось кинуться в воду и плыть к берегу…
Сунцов приблизил скованные руки к лицу боцмана и попросил снять с него кандалы.
Боцман переговорил с Паркером.
— Завтра, матрос, будешь свободен, — ответил Паркер. — А сейчас показывай, куда плыть.
— Лево руля! — скомандовал Сунцов, решив пригнать шлюпку е самый порт, к причалу, и подать сигнал русским, чтобы они захватили Паркера и всю его команду.
Неожиданно сбоку надвинулось что-то громоздкое, черное, смутно забелели паруса. И в ту же минуту раздался голос:
— Эй, кто на шлюпке? Рыбаки, что ли? Сверни-ка с дороги!
Паркер приказал своей команде затаиться и вполголоса о чем-то заговорил с боцманом. Тот толкнул Сунцова в бок:
— Отвечай русским: мы рыбаки!
Сунцов, приподнявшись, зорко всматривался в приближающееся судно. Ему показалось, что это сторожевой баркас, несущий ночной дозор в бухте. Сунцову стало жарко. Вот он, желанный час, когда можно за многое расквитаться с врагом!
— Отвечай же! — Боцман с силой встряхнул матроса. — Спроси, кто они сами.
— Братцы! Русские! — закричал Сунцов. — Берите шлюпку на абордаж! Здесь англицкие разведчики — десять матросов и офицер… Хватайте их, братцы!..
Он не докончил, потому что Паркер сжал ему горло, а боцман засунул в рот кляп.
Гребцы взмахнули веслами, и шлюпка отвернула от баркаса. Но странное дело — с баркаса не прозвучало ни одного выстрела.
Паркер, поняв, что рассчитывать на помощь русского матроса бесполезно, решил сам искать места для высадки. Но то острые камни мешали шлюпке подойти к берегу, то Паркера пугали голоса русских часовых, и шлюпка бесцельно кружилась в бухте.
Из разведки явно ничего не получалось. Паркер понял, что высадиться на берег и разыскать Лохвицкого ему не удастся.
Он злобно пихнул Сунцова ногой:
— Выбирай, матрос: или показывай место для высадки, или завтра будешь болтаться на рее.
Сунцов только усмехнулся.
Пелена туч сдвинулась к горизонту, небо прояснилась, проступили звезды. Кружиться в бухте было опасно, и Паркер скрепя сердце приказал плыть к стоянке эскадры.
И опять на пути шлюпки стал баркас. Сунцов первый заметил его и понял свою- ошибку: это был совсем не сторожевой, а обычный грузовой баркас.
Ветер спал, паруса обвисли, и судно еле двигалось к порту.
Паркер вспомнил строгий приказ Прайса и похолодел: Не возвращаться же с пустыми руками! Может быть, захватить в плен команду баркаса и доставить ее адмиралу?
Паркер направил шлюпку к русскому судну.
Сунцов понял, что задумал офицер, и хотел было крикнуть, чтобы люди с баркаса в плен не сдавались, но кляп прочно сидел во рту. Вооруженные английские матросы вскарабкались на баркас и окружили русских. Их было всего три человека. Они везли камень для батарей.
Через несколько минут команда баркаса, связанная по рукам, лежала на дне шлюпки. Гребцы погнали ее к эскадре.
Когда пленников с русского баркаса потащили по трапу на фрегат, Сунцов, изловчившись, вскочил, вытолкнул кляп изо рта и крикнул:
— Не поддавайтесь, братцы!.. Молчите, если что знаете!
В тот же миг боцманский кулак свалил матроса с ног.
Адмирал Прайс приказал всех захваченных русских немедленно доставить к нему.
Первым в каюту адмирала вошел маленький сухой старичок с острой, клинообразной бородкой. Старик снял шапку, поискал глазами икону и, не найдя ее, низко поклонился адмиралу.
— Спросите его, — сказал Прайс переводчику, — давно ли он из Петропавловска.
— Да уж третий день в пути.
— Про войну слышал?
— Как не слыхать! Все про войну толкуют.
— Силен ли гарнизон в Петропавловске?
— А кто его знает! Люди у нас не считаны, не меряны…
— Солдат много?
— Солдат не сосчитаешь: по шестеро в ряд идут.
— Сколько батарей в порту?
— Страсть как много навезли!
— Где стоят батареи?
— На земле, натурально…
Старик стоял в покорной позе, склонив голову, и только по ответам да по острому блеску глаз можно было заметить его настороженность. Вначале Прайсу показалось, что старик запуган, ошеломлен и что от него можно будет все узнать. И только после нескольких ответов адмирал стал улавливать затаенную хитрость и даже издевку.
— Если, старик, не будешь честно отвечать на вопросы — повешу, — сказал Прайс строго и внушительно.
— Сроду не врал, — всполошился старик. — Это нам ни к чему.
Прайс задал ему еще несколько вопросов — о количестве запасов в городе, о судах, стоящих на якоре в бухте, о расположении складов. На каждый вопрос адмирала старик отвечал словоохотливо, но, вслушавшись, можно было понять, что он говорит совершеннейшие пустяки, не имеющие никакого отношения к обороне города. Прайс наконец догадался, что старик морочит ему голову. Он вскочил с места и ударил старика по лицу:
— Все врешь, свинья!
Старик вытер рукавом куртки кровь с лица и кротко сказал:
— Знатно барин дерется, вроде наших. — И, став вдруг серьезным, сказал переводчику: — Зря разговор затеяли! Не стану я рассказывать про наши дела. Так и передай!
Старика увели. На его место пришел здоровяк с русой бородой. Этот тоже отвечал охотно, простодушно, даже с какой-то милой откровенностью. Но из его ответов нельзя было понять ничего существенного об обороне порта.
— Заработаешь большие деньги, — наклонился к нему Прайс. — Где стоят батареи?
И этот простодушный с виду человек с детскими светлыми глазами засмеялся и ответил:
— Совестью, ваше благородие, не торгую…
Третий совсем ничего не говорил, и нельзя было понять, то ли он не понимал обращенных к нему вопросов, то ли не хотел отвечать. Но глаза его выдавали: в них горела ненависть.
Не добивались никаких сведений, Прайс раздраженно сказал:
— Какие-то бешеные люди!
Неведомый русский порт был близок и одновременно очень далек, как и в то время, когда эскадра находилась по ту сторону Тихого океана.