-- Кто посадил в мою рабочую корзинку эту гадость?
Голос Авроры Васильевны звучит особенно суровыми нотками. На голове ее компресс. Под носом она держит пузырек со спиртом. Она едва пришла в себя от испуга. До сих пор, от времени до времени, дрожь пробегает у нее по телу при одном воспоминания о змее.
Дети стоят молча перед нею, испуганные ее бледный лицом с заострившимися чертами.
Все молчат. Молчит и Орля, угрюмо уставясь в землю.
"Нет, дудки, шалишь, -- думает он, -- не признаюсь ни за что. Чего доброго, велит запереть в комнату. А главное, Гальке запретит играть со мною. Лучше уж молчать".
-- Напрасно виновный не сознается, -- снова, после минутной паузы, повышает голос Аврора Васильевна.-- Это сделал Шура. Никому другому в голову не придет так бессердечно поступить со мною, -- неожиданно заключила она, переводя гневные глаза на цыганенка.
"Вот оно! Начинается! Докопалась-таки эта злючка!" -- тоскливо пронеслось в мыслях Орли, и оп еще угрюмее уставился в землю.
-- Шура будет за это строго наказан! -- сделала неожиданный вывод гувернантка, обдавая Орлю пронзительным взглядом своих строгих карающих глаз.
Маленькая фигурка Счастливчика протискивается вперед.
-- Это сделал я! -- слышится его смущенный голос, в то время как все устремляют на него изумленные глаза. -- Ради Бога, простите меня, Аврора Васильевна! -- подхватывает он, не дав произнести никому ни слова.-- Но я не нарочно... Я думал, что вы сразу поймете, какая это змея... не ядовитая... безвредная... и, шутки ради, посадил ужа к вам в корзинку. И-и...
Счастливчик совсем не умеет лгать. Он путается, краснеет и замолкает.
-- Возможно ли? Нет! Вы не могли этого сделать, Кира, -- говорит с отчаянием в голосе Аврора Васильевна, -- вы, наш Счастливчик, наша общая радость и утешение, вы не могли поступить так! Нет! Нот! Этому я не поверю никогда! Не поверю никогда!
Глаза Авроры Васильевны наполнились слезами. Она так любила Киру, так надеялась на него, -- и вдруг он поступает не лучше какого-то дикого цыганенка!
-- Не верю! Не верю! -- стонет она и крутит головою.
-- Так вот же ваша работа. Теперь вы поверите... и простите меня...
С отчаянием в лице, в своих темных глазах-коринках, Счастливчик запускает руку в карман и вытаскивает оттуда работу: злополучный клубок ниток, полоску кружева и вязальный крючок, которые он подобрал в саду случайно по дороге из леса.
Последнее и самое веское доказательство Киры налицо. Аврора Васильевна подавлена, молчит с минуту, потом неожиданно кричит:
-- Валентина Павловна!.. Лялечка!.. пожалуйте сюда!.. Послушайте только, что выкинул наш любимчик!
Старушка Раева и хроменькая Ляля поспешили на ее зов.
-- Что такое? Что?
Аврора Васильевна с тем же дрожащим от обиды голосом рассказала, в чем дело.
-- Кира! Кирушка! Возможно ли? О, как это ужасно! -- восклицают в один голос и старая бабушка, и хроменькая внучка.
Да, это невозможно.
И Счастливчик, поняв всю тяжесть возложенной им на себя чужой вины, прильнул к груди бабушки и залился слезами.
* * *
-- Кирушку и Шуру барышня к себе просит, -- заглядывая в спальню мальчиков, торжественно провозгласила няня.
В это время Ивась только что успел запустить подушкой в Ваню Курнышова, который, в свою очередь, схватив с окна лейку с водой, предоставил своему маленькому товарищу возможность познакомиться с холодным душем.
-- Бесстыдники! Угомону на вас нету, -- негодовала няня, -- ни ночью, ни днем!
-- Холодные души рекомендуется принимать во всякое время суток, -- деловым тоном заметил Ваня, в то время как мокрый, как утенок, Ивась отряхивался от воды, неистово хохотал и кричал:
-- Ну, постой же ты у меня!.. Я тебе такого гусара в нос запущу! Усни только!
Когда Счастливчик в сопровождении Орли вошел в комнату Ляли, та сидела над книгой у стола.
В ее небольшом уголке было тихо, тепло и уютно. У киота с образами горели лампады, и их мерцающие огоньки освещали суровые лица святых на иконах... И лицо Того, Кто смотрел из-под тернового венца печальными кроткими очами, говорило без слов о всепрощении в любви.
Ляля опустила книгу на колени и смотрела на входивших к ней мальчиков.
-- Кира! -- произнесла она, лишь только маленький брат приблизился к ней. -- Я все знаю. Это не ты положил змею в корзинку Авроры Васильевны, а Шура...
-- Шура! -- обратилась она к мальчику, в то время как вспыхнувший до корней волос Кира опустил свои правдивые глаза. -- Зачем ты не сознался?
Орля сурово сдвинул брови и потупился.
-- Она -- злая! Она бы заела меня! И Гальке бы опять со мной якшаться запретила, -- угрюмо пробурчал тот.
-- А если бы Киру наказали, что бы тогда сделал ты?
Черные глаза Орли вспыхнули ярко.
-- Тогда бы я пошел и сказал, что это я.
И так как Ляля все еще смотрела на него своими кроткими глазами, он прибавил, заливаясь румянцем по самую шею:
-- Или ты не веришь, барышня Ляля, что сказал бы?
Рука калеки-девочки легла на плечо Орли.
-- Нет, верю, -- проговорила она просто. -- Но мне мало этого. Я бы хотела, чтобы ты чем-нибудь добрым и хорошим отплатил Кире за перенесенную им ради тебя неприятность.
-- Я? -- глаза Орли зажглись новыми бойкими огоньками. -- Да я за него, кажись... Кирушка, хочешь я тебе живьем белку из леса раздобуду? А не то лисенят приволоку. Я их норы искать умею. Хочешь?
-- Нет... Не того от тебя надо, Шура, -- остановила расходившегося мальчика Ляля, -- обещай здесь, что ты для удовольствия Киры и моего начнешь хорошо учиться, прилежно заниматься, не грубить Авроре Васильевне... Слушаться ее... Забыть своп резкие замашки... Обещаешь?
-- Да нешто надо это Кире? -- искренне усомнился Орля.
-- И мне, и Кире, и всем нам. Не правда ли, Кира?-- обратилась снова Ляля с вопросом к брату.
Тот протянул свою крошечную ручку маленького человечка Орле.
-- Да, Орля, ты должен исправиться, -- сказал Кира, -- ведь я хочу тебя видеть хорошим, всеми любимым, добрым человеком!
Странно прозвучали слова эти в душе Орли. Его любят. Его, всем чужого, далекого всем, кроме Гальки... У него есть друзья, есть люди, которые ему хотят добра, которые его любят...
В суровом одиноком сердечке закипало что-то... Светлый проблеск счастья зародился где-то глубоко на дне его...
Орля взглянул на сестру и брата, и светлая улыбка озарила его лицо.
-- Ладно! -- проговорил он. -- Постараюсь... А только, чтобы она, эта злюка, гувернантка, ко мне зря не приставала...
И умышленно громко, чтобы подавить свое волнение, стуча сапогами, он вышел из комнаты.