-- Вот и мы, Валентина Павловна. Мы приехали с папой. Поздравляем вас и Лялечку. Мама с тетей Натали будет через час. У нас новая тетя гостит. Вы ее не знаете. Ах, она такая прелесть! Только грустная, печальная, а уж добрая, как ангел. Говорят, у нее горе большое было в жизни. Она не родная наша тетя, а мамочкина подруга по институту, а уж красавица такая. Дуся! Прелесть! Вот увидите.
Все это бойко тараторила Сонечка Сливинская -- нарядно одетая институточка, входя в гостиную Раевых вместе с отцом своим, полковником в отставке, младшей сестрой Катей и братьями, пажом Валей и лицеистиком Анатолем.
Валентина Павловна, Ляля, Аврора Васильевна, Мик-Мик, monsieur Диро и дети встречали гостей на пороге зала.
Смех, шутки, поцелуи, приветствия так и сыпались со всех сторон.
За Сливинскими приехали Картаевы: очень важная по виду мамаша и две дочки-двойняшки, Мимочка и Ниночка, одиннадцатилетние девочки, корчившие из себя взрослых.
Затем -- купчиха Таливерова со своими шестью дочерьми и четырьмя сыновьями-реалистами.
Еще приехала Зоренька Тимьева -- подруга Ляли, нарядная пятнадцатилетняя барышня-подросток, жившая по соседству с Раевыми. Приехала она с братом, гимназистиком Валером.
Приехала, кроме того, бедная помещица Гарина со своими четырьмя детьми -- старшей девочкой Сашутой и малышами-сыновьями, и еще несколько человек гостей.
Купчиха Таливерова, необычайно большая женщина с грубым голосом и очень добрым сердцем, лишь только вошла, как забасила на всю залу:
-- Ну, а цыганят ваших вы нам покажете, Валентина Павловна?
-- Вот один экземпляр, позвольте представить вашему благосклонному вниманию! -- выдвигая вперед смущенную Галю, произнес Мик-Мик.
-- Батюшка, да она совсем как мы, русские! -- забасила Таливерова. -- А цыгане-то больше чумазые, прости Господи, на тех похожи, кого и назвать страшно.
-- Именно страшно! -- подхватил Мик-Мик. -- Но сия благонравная девица нами всеми любима за свою кротость. -- И он погладил по головке смущенную Галю. -- К тому же она приемыш цыганский, а не цыганка вовсе, такая же цыганка, как и мы с вами, -- прибавил Мик-Мик.
-- А ее брат где же? Мы столько слышали о нем, -- интересовались юные гости.
-- Он пошел искать луну, -- сострил Ивась.
-- Зато оставил здесь следы своего пребывания.
И Ваня Курнышов торжественно указал рукою на висевшие вдоль стены картины и портреты со смытыми рисунками.
-- Ха, ха, ха! -- засмеялась молодежь. -- Мы знаем эту историю.
-- Дети! Дети! Чаю не угодно ли, фруктов и конфет? Господа взрослые, пожалуйста! -- приглашала всех Валентина Павловна к столу.
-- Воображаю эту таборную цыганку! -- шепнула Мимочка на ушко сестрице. -- Как она танцует!
Ниночка презрительно пожала плечиками.
-- И есть, верно, не умеет как следует!
Веселая Сонечка подбежала к Ляле.
-- Узнаю твою золотую душу! -- затрещала она, покрывая лицо хромой девочки бесчисленными поцелуями. -- Вся ты живешь для других. Сама не можешь веселиться на балу, так другим предоставляешь возможность поплясать и попрыгать.
-- Ляля, наша единственная в мире Ляля! -- подтвердил Счастливчик с таким видом и важностью, что все не выдержали и рассмеялись.
Лишь только дети и подростки успели напиться чаю и на славу угоститься сладким и фруктами, -- тихие и мелодичные звуки вальса послышались из гостиной.
-- Танцевать! Танцевать! Ах, как весело! Идемте. Идемте скорее! -- выскакивая из-за стола и бросаясь в гостиную, кричала молодежь.
Столовая опустела. Там осталась одна Галя. Проворным движением девочка взяла со своей тарелки положенные ей туда Лялей грушу, яблоко и конфеты, к которым она не прикоснулась за чаем, и сунула их в карман.
-- Это для Орли. Он, бедненький, не пришел к столу! -- шепнула она с доброй, ласковой улыбкой и поспешила в залу.
* * *
Чудные, душу ласкающие звуки несутся из-под рук тапера, выписанного нарочно из Петербурга Валентиной Павловной ко дню рождения внучки. Звуки эти вылетают сквозь открытое окно в сад. По зале кружатся веселые пары. Юные личики дышат счастьем, разгоревшиеся глазенки так и блестят.
К полному удивлению Мимочки и Ниночки, "таборная цыганка" оказалась очень грациозной танцоркой. Галя своим изяществом поражает даже взрослых, занявших места вдоль стен комнаты и любующихся праздником детей.
Счастливчик, с галантностью настоящего маленького хозяина дома, приглашает без конца юных дам.
Вот Кира останавливается перед высокой Сашутой и расшаркивается перед нею.
-- Позвольте вас просить!
Он с особенным удовольствием танцует с девочками Гариными, потому что они очень бедные дети и одеты хуже всех. А бедность и лишения всегда находят себе отклик в отзывчивом сердечке Киры.
-- Кирушка, опомнитесь! Да вы мне по талию будете, уж очень я высокая дама для вас! -- смущенно бормочет Сашута, которая действительно ростом почти вдвое больше Киры.
-- Не беда, -- встряхивает кудрями Счастливчик,-- лишь бы весело было!
-- Жираф и воробышек! -- острит Ивась.
Он танцует с Мимочкой и все не может попасть в такт.
-- Ах, Боже мой, -- волнуется девочка, которой ужасно хочется изображать взрослую, -- вы совсем не умеете танцевать вальс!
-- Начихать! Зато как я гопак валяю -- небу жарко!
-- Что это за гопак? -- высоко вскинув бровки, осведомляется Мимочка.
-- Малороссийский танец. Вот танец! Пальчики оближете! -- восторженно восклицает Ивась и попадает каблуком своей "даме" на ногу.
-- Воображаю, -- морщась от боли, тянет Мимочка,-- мужицкий танец! Одни мужики его танцуют. И чему вас в гимназии только учат, право! -- возмущается она.
-- Чему учат? О, многому! -- весело хохочет Ивась.-- Географии учат, фотографии, типографии, долблению, вихрекручению, орфографии, каллиграфии, французскому, русскому, зубрежке, долбежке... -- перечисляет скороговоркой синеглазый хохол.
-- Ха, ха, ха, ха! -- не выдержав своего тона взрослой девицы, разошлась смехом Мимочка.
-- Хихихихи-хахахаха, пляшут две курицы и три петуха! -- вторит ей Ивась.
У печки изо всех сил старается выделывать па толстый увалень Ваня.
Он пыхтит, как самовар, и обливается десятым потом. Его дама, нарядная аристократка Зоренька, снисходительно улыбается, хотя ее неуклюжий кавалер отдавил ей все пальцы.
-- Нет, не могу! -- потеряв наконец терпение, смущенно говорит Ваня. -- Я от печки привык... Уж вы извините, но я должен начинать от печки...
-- Да ведь мы и так от печки начинаем! -- смеется его дама.
-- Так это печка с правой стороны, а я привык, чтобы она была с левой! -- смеется Ваня.
-- Экая невежа печка, что бы ей в сторонку налево отойти! -- острит плавно танцующий с младшей сестрой лицеист Толя.
Посреди зала Мик-Мик с Симочкой танцуют что-то среднее между вальсом и галопом. И оба от души хохочут.
-- Что, Симочка, -- замогильным голосом басит Мик-Мик, -- вы не очень скучаете с вашим старым кавалером?
-- Вы не старый, Мик-Мик, -- протестует Симочка,-- сколько вам лет?
-- Сегодня в обед минуло сто лет. Если отнять от ста семьдесят восемь, то что останется, то и будет мое. Сколько мне лет, Симочка? А? Решите!
-- Двадцать два года! -- живо сообщает девочка.
-- Молодчина! Решила быстро.... отменная девица! А вот другой задачи вам не решить ни за что: где Шура?
-- Не знаю.
-- И я не знаю тоже! -- с комическим видом вздыхает Мик-Мик. -- Господа! -- на минуту заглушая музыку своим деланным басом, повышает он голос, останавливаясь среди залы. -- Кто отыщет Шуру, тому третья часть вознаграждения! Слышите меня!
-- Слышим! Слышим!
-- Он, верно, в саду. Идем искать его! Идем скорее! -- весело отзываются дети.
Мальчики быстро выбегают из залы и рассыпаются по аллеям сада. Минут десять оттуда, с разных сторон, доносятся их веселые голоса.
Вдруг звонкий голос Ивася покрыл все остальные. "Нашли! Нашли!" -- кричит Ивась на весь сад.
Еще минута -- и на пороге залы Ваня и Ивась, а между ними Орля.
Его костюм отсырел. На нем темные пятна. Успевшие отрасти за лето кудри спутались и нависли на лоб. Глава блуждают. Он думает, что его будут бранить, и принимает боевую позу. Кстати, он уже успел подраться по дороге сюда с синеглазым хохлом.
Но бабушка Валентина Павловна, как ни в чем не бывало, ласково проводит по его кудрям рукою и, представляя гостям, говорит:
-- Это наш друг, Шура. Он уже привык к нам, хотя все еще немного дичок.
Потом, нагнувшись к его уху, тихо шепчет:
-- Пойди, переоденься, дружок, и приходи к нам скорее.
Этого момента Орля только и ждал.
Несколько прыжков -- и он уже за дверью, быстро прибежал к себе и, сорвав с себя свой новый костюм, облачился в будничный: плисовые шаровары и красную рубашку.
-- Пусть Галька расфуфыривается, сколько хочет, а мне не надо. Хорош и такой! -- сердито бурчал он себе под нос.
Когда мальчик снова появился в зале, веселье там было в полном разгаре.
Дети танцевали и резвились от души. Галя с Алей, как две беленькие птички, носились по комнате, возбуждая всеобщее одобрение.
-- Совсем как брат с сестрой! -- восхищалась Таливерова. -- И кто скажет, что это -- маленькая цыганка, выросшая в таборе! И как они подходят друг к другу: такие оба кроткие, тихонькие, нежные, как голубки.
Эти слова достигли до ушей Орли и точно ударила его молотом по голове.
-- Галька подходит к Альке, этому ощипанному воробью? Нет, уж дудки! Дружбе этой не бывать! Я ее брат, а не Алька... Зазналась она больно...
И, закипая внезапным приливом злобы, он шагнул: по направлению танцующих детей.
-- Мальчик, что ж вы не танцуете? Хотите, я протанцую с вами? -- внезапно раздался за его плечом веселый щебечущий голос.
Орля живо обернулся и увидел нарядную Сонечку Сливинскую. При виде ее беззаботного лица гнев Орли запылал еще больше.
-- Ну, чего лезешь! -- грубо окрикнул он ее. -- Мне Альку проучить надо.
-- Ай-ай-ай! Какой сердитый! И не стыдно быть таким сердитым, а? Пойдем-ка лучше попляшем, дикарь ты этакий.
И Сонечка быстро схватила за руки Орлю и закружила его на месте.
Новый, уже безудержный прилив злобы обуял цыганенка. Не помня себя от злости, он схватил сам Сонечку за тоненькие кисти рук и закружил ее по зале.
Сначала она весело хохотала и сама помогала быстроте верчения. Но взбешенное, побелевшее от волнения, лицо Орли, в вихре мелькавшее перед ней, вдруг испугало девочку, вспугнуло ее веселость.
-- Довольно! Довольно! Я устала! У меня кружится голова! -- хотела она крикнуть и не могла.
От быстроты верчения дыхание замерло у нее в груди. Лицо побелело, как бумага, глаза остановились с широко раскрытыми зрачками.
А Орля все кружил ее и кружил с умопомрачительной быстротой.
Музыка прекратилась... Со всех сторон к ним бежали старшие... Дети кричали что-то... О чем-то просили...
Но Орля был как безумный. В этом бешеном кружении он срывал свою злость на ни в чем не повинной Сонечке.
-- Остановите его! Остановите! -- кричали перепуганные насмерть дамы.
Мужчины бросились к Орле.
Вдруг он выпустил руки Сонечки, и та грохнулась на пол, тяжело ударившись головой о ножку стола...
Что было с нею -- Орля не хотел я не мог видеть. Он, как дикий зверек, в несколько мгновений перебежал залу, перескочил через пять ступеней лестницу террасы и бросился в сад, оттуда на двор, где горели костры и поодаль от них угощалась приезжая прислуга...
Отбежав подальше, он кинулся на траву, взволнованный и неподвижный, испуганный насмерть своим поступком.