Как дивно хороша осенняя дорога!.. Кругом разбега­ется желтое море убранных нив, дальше леса, чуть тронутые багрянцем, чуть посыпанные золотою пуд­рою едва пожелтевшей августовской листвы. В просветы начавших опадать деревьев мелькают синие воды реки... Приятное, ласковое и нежаркое августовское солнце.

Звенят бубенчики под дугою. Первой тройкой правит Андрон, второй -- парой -- молодой конюх Ванюша,

В первом экипаже чинно и тихо. Там бабушка, Ами, Ав­рора Васильевна, девочки.

-- Там старички, -- подмигивает на передовых Ивась.

-- А самая древняя старушенция -- Симочка! -- вто­рит Ваня.

-- Тезка! -- обращается он к молодому вознице Ва­нюше. -- А ну-ка, перегони их!

-- Жарь, Ваня, в мою голову! -- хохочет Счастливчик.

-- Слушаю, молодые господа!

Ванюша-конюх немногим старше своих седоков -- ему недавно минуло пятнадцать, -- поэтому он не прочь порезвиться и пошалить.

-- Эй, родимые, выручай! -- натянув вожжи, лихо вскрикивает он на лошадей.

С горки на горку,

Барин даст на водку.

-- Эй, берегись, кому жизнь дорога, сторонись!

-- Важно! Вот это важно! По-нашему -- по-хохлацки! -- визжит в восторге Ивась, в то время как робкий Аля Голубин хватается за руку Мик-Мика, исполнен­ный страха.

-- А мы не разобьемся? -- испуганно шепчет он.

-- Аля, милая девочка, не бойся! Не посрами гимна­зии родной! -- запевает басом Ваня Курнышов и, со­рвав в неистовстве фуражку, размахивает ею, как фла­гом, над головой.

Лошади несутся рысью. Экипаж не катится, а летит по мягкой ровной дороге.

Вот поравнялись с передовыми путниками.

-- Наше вам почтение! Вот мы!

-- Осторожнее! Осторожнее! Они разобьются на­смерть! Иван! Ванюша! Не смей гонять лошадей! -- вол­нуется бабушка в своей коляске.

-- Симочка! Отменная девица! Не желаешь ли яб­лочка? -- предлагает Мик-Мик, и румяный плод падает на колени Симе.

-- А вы сами без яблока, как же? -- улыбается та.

-- Есть не могу! В этой бешеной скачке язык прогло­тил, -- смеется Мирский.

-- Он шутит! Он шутит! Думает, что у нас нет боль­ше яблок! А у нас еще два десятка! -- хохочут дети. -- Мы с запасцем. Галя, Симочка, Ляля, ловите!

Из одной коляски в другую летят в виде маленьких боевых гранат вкусные румяные плоды. Целый град их, целый запас. Девочки ловят их со смехом. Аврора Ва­сильевна волнуется и говорит, что это неприлично: так бросаются только уличные дети.

Monsieur Диро очень беспокоится за участь своего пенсне:

-- О, мои оченки... Они разобьются... и я останься без оченков! -- кричит он, невозможно ломая русский язык.

Но вторая коляска уже промчалась, далеко опередив первую; из нее доносится веселый смех...

Один Орля только грустен среди общего веселья. Не­вольно сорвавшаяся с губ Счастливчика фраза об исчез­нувшем Ахилле не дает ему покоя.

Из-за него добрый, милый барчонок Кира, из-за него, Орли, лишился своего сокровища! А чем ему отплатили за его поступок? Его обули, одели, приняли, как родного,. в дом, человеком сулят сделать, "барином", и Галю тоже ровно барышню воспитают, а он-то... Эх! Правда, он вы­тащил из огня Киру... Да ведь он должен был это сде­лать, и нечего за это себя превозвышать. Не давать же было погибать человеческой жизни. Подумаешь, геройст­во какое! Нет, не стоит он всего этого счастья, так незаслуженно посыпавшегося на него и сестренку. Обездолил он Кирушку, обокрал его...

И мрачно блуждают по сторонам глаза цыганенка. Хмурятся черные брови... Затихает он в своем уголке.

Видя настроение Орли, никто не хочет его тревожить. Все делают вид, что не замечают грусти Орли, его тоски, чтобы не раздражать легко воспламеняющегося гневом мальчика.

А лошади все мчатся вперед да вперед, и неистово заливаются колокольчики под дугой...