На другой день мы увидели пик Сталинской Конституции, празднично сверкавший в лучах восходящего солнца. Утреннее освещение помогло уточнить маршрут выхода на северное ребро и отметить несколько лавинных дорог, их обходы и пересечения.
Состав основной части штурмовой группы остался прежним с заменой Белоглазова Виктором Мухиным. С Летаветом оставались все остальные, кроме Тимашева, который на перевале расхворался и вынужден был спуститься в нижний лагерь. На этот раз взаимодействие групп экспедиции было построено по-иному.
Одновременно движением основной группы, группа Летавета должна была совершить восхождение на пик имени Карпинского (5050 м), стоящий к югу от перевала 4300 м в этом же хребте, напротив пика Сталинской Конституции. Такое распределение сил позволяло участникам одной группы наблюдать за восхождением другой и в случае необходимости придти друг другу на помощь.
В полдень основная группа уходила с перевала, получив последние наставления Летавета о проведении глубокой разведки пути к вершине. Предупреждая нас о лавиноопасности, Август Андреевич разрешал совершить восхождение только при наличии благоприятных условий.
Оставшиеся на перевале долго стояли на краю обрыва и смотрели вслед товарищам. Их не покидало чувство тревоги за друзей, уходящих в никем не пройденный маршрут. Что они встретят много трудностей — было совершенно очевидно, но смогут ли их все преодолеть никто не знал. Они позабыли о том, что завтра утром сами пойдут по неизведанному пути.
У подножия северного плеча вершины основная группа тщательно осмотрела склон, наметила путь дальнейшего подъема и разбила бивуак примерно на высоте пройденного перевала — около 4 300 метров. Из палатки, расставленной на мягком, слегка утоптанном снегу, были видны пройденный ледник, морена, перевал, зубчатый скалистый гребень слева от него, а справа снежный, унизанный карнизами гребень, ведущий к вершине пика Карпинского.
По расчету маршрута восхождения, с этого бивуака группа должна была выйти не позже четырех часов утра, чтобы преодолеть значительную часть лавиноопасного склона до восхода солнца. Хорошо разведанные лавинные дороги удобно обходились в верхней части склона. Но внизу требовалась особая осторожность и внимание, так как мощная лавина могла перехлестнуть через край неясно выраженных кулуаров и пересечь направление предполагаемого подъема группы.
Это был вечер 4 сентября. На редкость теплый и безветреный, он не предвещал хорошей, устойчивой погоды. К семи часам мы закончили все дневные хлопоты, поужинали и даже натопили из снега полный котелок воды, чтобы рано утром можно было скорее приготовить завтрак. Котелок поставили у палатки на подстилку из веревки и тщательно укрыли от мороза штурмовой курткой. Не слишком доверяясь тихой погоде, проверили установку палатки. Затем забрались в спальные мешки, подложив под них сложенные зигзагом веревки и все свое имущество, которое в эту ночь могло послужить прослойкой, защищающей снизу от холода.
Чтобы не раздавить защитные очки, их обычно оставляли на шее, а фотоаппараты, медикаменты, спички и некоторые продукты в непрочной упаковке, требовавшие осторожного обращения и предохранения от сырости, укладывали за изголовьем или подвешивали под потолком.
Из предметов альпинистского снаряжения в палатку всегда брали веревку и рюкзаки, но изгоняли из нее кошки, бутылки с бензином, котелки с водой. Особой заботы требовали ботинки. Их надо было снять, очистить от снега и положить с собою в спальный мешок, чтобы они не замерзли и немного подсохли. Нужно сказать, что это было весьма неприятное соседство, но в конце концов мы свыклись с необходимостью каждую ночь что-нибудь сушить или оттаивать в своем спальном мешке. Редко альпинистам на Тянь-шане выпадали на восхождениях ночи такие теплые, чтобы можно было, снятые ботинки положить вместо подушки. Эти мелочи альпинистского быта давно стали настолько привычными, что не занимали нас.
Вскоре все утихли и крепко уснули. Но около двух часов ночи нас внезапно разбудил грохот лавины. Сильный порыв ветра рванул палатку, затем сразу и грохот и ветер стихли.
Лавина прошла близко от нас, и вес ждали вторую по тому же следу.
Сон развеялся окончательно. По-видимому, за семь часов все успели достаточно отдохнуть и, проснувшись, думали о том, что через два часа расстанутся с палаткой и пойдут куда-то вверх, навстречу лавинам.
Вторая лавина загрохотала, когда в палатке весело шумел примус. В первый момент все удивленно посмотрели на ровное синее пламя, но, убедившись в том, что грохот вызван не примусом, продолжали одеваться. При свете свечи в предутренней тишине быстро закончили все сборы.
В начале подъема пришлось пересечь свежий конус лавинного выноса. В темноте переход по комьям застывшей лавины показался чрезмерно длинным и вызвал неодобрительные замечания. Дальше мы вышли на очень крутой, широкий снежный гребень. Собственно говоря, это был даже не гребень, а слабо выраженный контрфорс снежной стены. Мы выбрали этот путь как более безопасный от падения лавин и как ориентир движения, направленного к определенной части вершинного гребня.
Ноги проваливались в мягкий снег выше чем по колена. Такой глубокий снег покрывал эту часть склона до самого выхода на вершинный гребень. Мы шли кверху напрямик, без зигзагов. Идущий впереди быстро уставал, и через каждые сто шагов производилась замена.
Склон становился все круче, мягкий снег осыпался под ногами. Темп подъема сократился примерно до 50 м в час. Только в полдень группа выбралась на гребень и сделала передышку на твердом выступе. Отсюда предстоял подъем по обледенелому гребню на северное плечо вершины. Заглянув на-западный склон, мы убедились, что крутизна этих скатов превышает технические возможности группы, так что вопрос об обходе жандармов с запада отпал.
Вторая часть подъема на плечо, в противоположность первой, проходила по жесткому снегу, чередующемуся с полосами голубоватого твердого льда. Пришлось рубить ступени и часто заменять страховку через ледоруб страховкой на ледовых крючьях. Перед выходом на плечо обнажились обледенелые скалы. Это опять был, подобный встреченному на пике Нансена, серый мрамор, изрезанный многочисленными трещинами и сцементированный льдом. Скальные крючья в нем совсем не держались, а ледовые — откалывали большие глыбы мрамора, летевшие под откос. Выступов нет, крючья не помотают, придется мне идти дальше без промежуточной страховки.
Такая организация движения, когда страховка ведется снизу и альпинист уходит от страхующего на всю длину веревки, называется на честном слове, потому что при срыве веревка может оборваться. Редко бывают такие неблагоприятные условия, когда идущему впереди альпинисту приходится рисковать, чтобы обеспечить безопасность передвижения своих товарищей. Оставив внизу рюкзак и сосредоточившись на том, чтобы не сделать ни одного неверного движения, передовой альпинист требует пристального внимания к себе со стороны своего страховщика и, таким образом, преодолевает стоящее перед ним препятствие.
После напряженного трудного и рискованного подъема бывает особенно приятно выйти на верхнюю часть гребня, обмотать веревку вокруг солидного выступа, забить в трещину скалы надежно зазвеневший крюк, защелкнуть в нем карабин и крикнуть вниз товарищу:
— Все в порядке! Привязывай рюкзак — могу вытягивать.
Когда все четверо вышли на плечо вершины к подножию первого жандарма, было около 17 часов. Усталость от 14-часовой работы и приближение вечера заставили подумать о еде и отдыхе. Огляделись, но не увидели вблизи ни малейшего подобия подходящей для бивуака площадки. Острый северный вершинный гребень на восток обрывался в бездну совершенно отвесно, на запад — ледяным склоном около 75 град. крутизны, а наверху состоял из ряда остроконечных скал, промежутки между которыми были заполнены, большими снежными карнизами, нависающими над бездной. Такой характер вершинный гребень сохранял на всем его видимом протяжении примерно на 80 м до первого большого жандарма.
Когда в этот день начался ветер, мы не обратили на него внимания, но на гребне ветер явно усиливался. Облака цеплялись за вершину. Погода ухудшалась.
Первая связка отдыхала, а Попов и Рацек пошли на разведку в поисках ровного места для установки палатки. Они прошли гребень до жандарма, за полчаса поднялись на его вершину, но спустились обратно, что называется, не солоно хлебавши, потому что за этим жандармом был провал метров на 100, потом стоял другой такой же жандарм, но площадки нигде не было.
Наступал вечер. Для поисков не оставалось больше времени. Надо было устраиваться где-нибудь поблизости. Для ночевки сидя можно привязать веревки к выступам, расчистить ступеньку для ног и сесть на рюкзак, но это плохой выход. Так иногда можно ночевать на скале теплого Западного Кавказа, а здесь с таким комфортом можно и замерзнуть.
Так как другого выхода не оставалось, для ночевки выбрали большой карниз. Он довольно прочно сидел па извилине гребня между двух надежных скал. Вырубили в этом карнизе ступеньку на метр, а с другой стороны подмостили снег и мелкие камни тоже примерно на метр, чтобы получилась площадка для установки палатки. Это было мое предложение. Оно выполнялось как приказ командира, но особого сочувствия не встретило из-за явной его опасности. Поэтому, сделав площадку на карнизе, я решил сам лечь с левой стороны палатки над бездной. С надежной страховкой это не будет так опасно, как кажется.
Конструкция спроектированной площадки оказалась настолько удобной и легкой для выполнения, что ровно через час все хлопоты был закончены и палатка установлена на карнизе.
Наконец, пришла очередь командира занять свое место над бездной. Я завязал середину свободной веревки за надежный выступ и забросил концы в открытый вход палатки. Трое альпинистов быстро обвязались заброшенной мною веревкой, повернулись на бок и мгновенно уснули.
Ветер налетал порывами и сыпал на тонкую крышу шуршащие крупинки снега. Натянутые оттяжки дрожали, а иногда басовито гудели. Музыка эта в альпинистском понимании носила самый колыбельный характер, но мне не спалось. Неотвязные заботы не выходили из головы.
Вышли на плечо вершины, но нет еще никаких данных о возможности преодолеть все жандармы. А хуже всего то, что потеплело и, видимо, погода портится. Продукты можно растянуть дня на четыре. Но сколько времени можно просидеть на этом карнизе? Хотелось сократить такой бивуак до одной единственной ночи. Ведь в случае обвала карниза вся четверка повиснет на веревках над бездной и растеряет половину снаряжения. Это будет полный провал, и все результаты экспедиции пойдут насмарку.
Почему не было видно товарищей на пике Карпинского? Несколько раз я смотрел на гребень, но никого не видел. Очевидно, их загораживают карнизы, да и расстояние, невидимому, не меньше 10 км, и поэтому трудно их разглядеть.
Кажется, наше предполагаемое взаимодействие будет равно нулю.
Я задумался о своих товарищах-альпинистах, об их бескорыстном увлечении этим суровым видом спорта. Что привлекает их и еще многих наших рабочих и инженеров, учащихся и ученых в альпинизме? Влечет ли их в горы борьба с природой или стремление раскрыть ее тайны? Одно другое не исключает, а дополняет. У наших советских, людей, находящих в спорте одно из средств укрепления и развития замечательных моральных и физических качеств, свойственных всему нашему народу, тяга к альпинизму вполне понятна и естественна. С этими мыслями я крепко уснул.
Проснулся я в пять часов утра, раздвинул полы палатки и, увидев вокруг сплошной туман, не стал будить дежурного. Испытание прочности снежного карниза продолжалось.