Туман был так густ, что не было видно окружающих гор. Приподняв, полу палатки, мы поняли, что сегодня спешить некуда.
Попов, посмотрев на анероид и сверившись с записной книжкой, сообщил, что мы опустились ниже. Вчера, когда мы сюда поднялись, высота была 5 050. Вечером оказалось, что мы спим на высоте 5110. А сейчас мы опустились на 5 050. Это было признаком улучшения погоды. Не следует слишком затягивать испытание нашего снежного карниза.
В это время в просвете между облаков, как в окне, появился освещенный солнцем, сверкающий снегом конус пика Сталинской Конституции. Ярко-синее небо за ним оттеняло чистоту свежевыпавшего снега. Вскоре окно закрылось вновь и видение исчезло, будто бы его никогда и не было. В сплошном белом тумане опять не стало видно ни единого пятнышка.
Только к полудню облака, наконец, разошлись. В нашем распоряжении осталось 6 ходовых часов. Ясно, что за этот срок восхождения совершить не успеем. Выходим на разведку, чтобы наметить путь через жандарм и не плутать завтра утром.
Первый жандарм, сняв кошки, одолели за 20 минут. Рацек и Попов шли впереди. Верхнюю страховку дали общую на обе связки. Так же спустились и вниз. Кое-где пришлось откалывать ледяные глыбы и сбрасывать громадные куски мрамора.
Второй жандарм у подножия совершенно обледенел.
Справа, вдоль отвесных скал этого жандарма наискось и вверх уходил ледяной припай, присыпанный слоем подтаявшего на солнце снега. По этому льду до основания третьего жандарма было всего метров 50. Крутизна льда около 70 град… А жандарм стоял стеной высотою около 100 метров. Тогда я решил попробовать обход справа, пока наши кошки не очень затупились.
Подрубив маленькую ступеньку, я ударил клювом ледоруба в скалу.
— Мелковато!
Дальше лед стал толще, но когда я начал рубить шестую ступеньку, отойдя на три метра от страхующего, подо много откололся широкий пласт льда вместе со всеми вырубленными ступеньками. Успев крикнуть Держи! — я скользнул вниз.
Мухин страховал хорошо и задержал меня, стравив всего метра полтора веревки. Стоявшие рядом товарищи смогли меня вытащить.
Тогда мы пустили в ход ледорубы. Слегка очистили ледяную броню второго жандарма, но полезли на него, не снимая кошек. Снять лед со всех уступов было невозможно. Видно было, что на северной стороне скалы он лежал веками. Кошки скрипели, царапая камни, а руки скользили на обледенелых уступах. Так или иначе, но через час Попов выбрался первым на вершину скалы и помог подняться остальным. Спуск на южную сторону жандарма был легче.
Умудренные опытом, третий жандарм обходить мы не стали. Взяли его в лоб за 30 минут и собрались на вершине. Это была такая же мраморная, обледенелая глыба, как и предыдущие, только меньше размером.
Дальше были видны препятствия иного характера. Четвертый и пятый жандармы были сплошь облеплены наметенным с запада снегом, и с них свисали над бездной грандиозные карнизы. Навесы этих карнизов выступали метров на 10–15, высота их была примерно такая же. Основание карнизов просматривалось по линии камней, проступавших кое-где с западной стороны.
Шестой жандарм был виден не полностью. Он представлял собой ледяной конус, но снежные бугры вокруг него позволяли надеяться на возможность его обхода.
За шестым жандармом виднелась неглубокая, но довольно широкая седловина, а за ней склон ледяного купола вершины.
По западной кромке купола виднелись выступы небольших скал. Опыт хождения по карнизным гребням у всех участников был достаточный, поэтому, ввиду позднего времени, решили дальше не ходить и на этом разведку закончить.
Удовлетворившись результатами разведки, мы; еще засветло в отличном настроении возвратились на свой уютный карниз. Перед тем как забраться в палатку, очень тщательно проверили состояние карниза и не нашли никаких оснований для опасений. Если он днем не рухнул, надо полагать, что ночью, когда снег смерзается крепче, тоже не упадет. Все с этим согласились, но страховкой не пренебрегли.
Солнце опускалось за зубчатые гребни западных хребтов. Порозовели снежные склоны окружающих вершин, а снизу, из глубоких долин уже надвигалась темнота и постепенно поглощала склоны. Ясный закат предвещал улучшение погоды. После удачной разведки настроение у всех было такое хорошее, что никто не стал укорять дежурного за подгоревшее молоко. Поужинав, мы мирно сидели и вспоминали, как приятно купаться в теплом море и объедаться фруктами и какими надо быть чудаками, чтобы вместо морского пляжа залезть на эту кручу, сидеть голодными на ледяном уступе и сто раз рисковать жизнью. А все-таки хорошо в борьбе с природой прокладывать пути для науки, для исследователей и альпинистов. На Кавказе идешь, например, на Ушбу — это самый замечательный маршрут — на каждом шагу видишь следы трудов поколений альпинистов. Крюки забиты, площадки сделаны, жандармы знакомы по описаниям, камни сброшены. А здесь на Тянь-шане большинство маршрутов нехоженые, каждый уступ надо очистить, характер каждого жандарма изучить.
Согретые дружеской беседой, мы запели всем известную альпинистскую песню
Если к карте ты глаза поднимешь,
Чтоб взглянуть на контуры страны,
Никаким охватом не обнимешь
Необъятной этой ширины.
И везде — до Дальнего Востока,
Как суровый страж родных полей,
Горы поднимаются высоко
На границах Родины моей.
Пусть готовность светится во взорах
Стать стеной за Родину свою,
Кто не растерялся в снежных горах,
Тот не струсит ни в каком бою!
На следующее утро, это было 7 сентября, с восходом солнца мы вышли на штурм. За два часа прошли три уже знакомых нам скальных жандарма. Четвертый, снежный, потребовал к себе большего внимания, так как на нем трудно было организовать страховку. Ледорубом воспользоваться нельзя под тонким слоем снега оказались скалы. Крюк забить тоже нельзя — не было ни чистого льда, ни свободных ото льда скал. Эти особенности пути мучили нас и дальше. С большим трудом очищали мы ото льда и снега отдельные выступы, укладывали на них веревку или вонзали свои ледорубы в трещину между карнизом и скалами гребня. Надежности & этих устройствах не было.
Пятый жандарм оказался еще круче. С запада к самому карнизу подходил покрытый льдом склон около 60 град. крутизны. Карниз также круто взмывал метров на 10 вверх и только в самой верхней части загибался на восток. При такой крутизне необходимо было вырубать ступени. Ниже гребня под тонким слоем льда оказалась плита. Попов, пробивавший эту часть пути, вырубал и расчищал ступени на самой верхушке скального гребня и шел по ним, придерживаясь рукой за карниз, стоявший слева от него твердой белой стеной. Таким образом, он прошел половину жандарма, отойдя от страховавшего его Рацека метров на 25. Товарищи из другой связки ждали своей очереди на переход и фотографировали этот громадный карниз с прилепившейся к нему маленькой фигуркой альпиниста.
Вдруг послышалось негромкое шуршание, и весь стройный карниз исчез, будто его никогда и не было. А Попов остался стоять на вершине острого гребня и, внезапно потеряв опору, некоторое время балансировал руками. Мы сделали еще по одному снимку — то же самое место, но уже без карниза.
Падение карниза помогло нам быстрее закончить преодоление пятого жандарма. Шестой мы миновали, обойдя его без особых затруднений, и вскоре вышли на седловину. Яркое солнце заливало ослепительным светом юго-восточную сторону купола вершины, очерчивая ее контуры ореолом.
Основание купола было отлогим, но дальше характер подъема резко изменился. Появились полосы твердого голубого льда, чередующиеся с полосами снега. Это было похоже на забитые снегом трещины. Мы шли, то проваливаясь по пояс в снег, то наши затупленные на скалах кошки скользили по твердому льду, и тогда приходилось вырубать ступени и забивать ледовые крючья.
К часу дня вся группа вышла на вершину. Купол был рассечен огромной трещиной, на краю которой мы пробыли около часа, сделав много фотоснимков и записав свои наблюдения. Анероид Попова показал высоту 5 250 метров. Инструментальной съемкой высота пика Сталинской Конституции была определена в 5291 метр.
Наконец-то нам удалось сделать засечку на неизвестную вершину к югу от Хан-тенгри. С пика Сталинской Конституции мы видели, как она возвышалась на востоке мощным ледяным массивом. Хребты Инылчек-тау, Каинды-катта и Боз-кыр составляли как бы подножие этой величественной вершины. Расстояние до нее по прямой мы определили примерно в 80 километров. Это придавало ей воздушную голубизну, рассердившую фотографов, не имевших телеобъектива. Попов тщательно измерил азимут загадочной вершины. Теперь, наконец, азимут на новую загадку Тянь-шаня взят.
Пик Нансена был значительно ближе и поэтому выглядел внушительно. Мы смотрели на него, как на старого знакомого, и не сразу обратили внимание на пирамиду Хан-тенгри, приютившуюся с левой стороны.
Оставили записку на скальном выступе северо-западной стороны конуса. Это, правда, немного в стороне от маршрута, но в снег записки не положишь. Затем приступили к спуску. Верхнюю часть купола покрывал мягкий снег. Хотя мы шли быстро, кошки не давали скользить. Я был спокоен и безмятежен. Держа ледоруб перед собой двумя руками, я в такт ходьбы размахивал им из стороны в сторону и делал большие шаги с видом победителя, возвращающегося с поля боя. Мне хотелось быстрее пройти этот безопасный участок. Даже при срыве здесь нельзя было упасть дальше седловины. Вот на жандармах придется темп сбавить, а дальше под откос опять можно будет шагать широко.
Склон стал еще круче и с увеличением крутизны мне захотелось еще больше удлинить шаги. Сделав несколько больших шагов и незаметно для себя перейдя с полосы рыхлого снега на припудренный в верхней части слой голубого льда, я поскользнулся, свалился набок и стремительно полетел по крутому ледяному скату. Не успев перевернуться и сделать попытку замедлить скольжение ледорубом, я почувствовал рывок веревки в тот момент, когда обе мои ноги провалились в трещину и ударились в ее противоположный край.
Рывок веревки и удар были, так сильны, что несколько мгновений я не мог придти в себя, а затем почувствовал, что не в состоянии больше двигаться.
Мне стало ясно, в какое тяжелое положение поставил я группу и всю экспедицию в целом. Получить травму на вершине, с которой только один путь через жандармы и лавиноопасные склоны, это значит связать по рукам и ногам своих товарищей.
Когда меня вытащили из трещины, оказалось, что повреждена только одна нога. Я воспрянул духом и категорически отказался от предложения товарищей нести меня на руках. Взяв второй ледоруб, я двинулся вперед.
Наступать на поврежденную ногу было мучительно больно, но не наступать на нее было невозможно. Скрывая проступающие слезы, я шел по следам, специально для меня аккуратно проложенным друзьями. Им хотелось поскорее вниз, они устали от окружающего холода и ледников, их подгонял голод. Однако они и виду не подавали, что их сколько-нибудь тяготит сопровождение больного, вытаптывали мне ступеньки, подсаживали, поддерживали, будто всегда ходили в горы в обществе хромых альпинистов.
На снежных карнизах меня пришлось перетащить по перилам. Но на скалах, неожиданно для всех, я прошел, почти никого не задерживая.
Забравшись в палатку на карнизе, я вытер со лба проступивший пот, снял башмак с опухшей ноги и лег лицом к бездне. Меня успокаивало то, что я повредил себе ноту после того, как наша задача была выполнена. Вершина взята, и шесть жандармов — шесть стражей красавицы Куйлю преодолены.
Не преодолел я только седьмого жандарма, седьмого стража красавицы Куйлю. И вот сегодня я от него пострадал. Седьмым жандармом явилась моя неосторожность. В последнюю ночь на карнизе я не сомкнул глаз от мучительной боли.
Рано утром мы ушли с карниза, выдержавшего редкое испытание. Наверное, это был единственный полезный снежный карниз среди подобных украшений горных хребтов.
Спуск по снежным склонам с моей больной ногой был разрешен просто. На меня надели штурмовой костюм из прорезиненной ткани, куртку заправили в брюки, подняли капюшон и столкнули вниз по канатной дороге из двух связанных альпинистских веревок. Пропустив, веревку через кольцо карабина и придерживаясь за нее руками, я быстро скользил вниз, задерживаясь у конца веревки, пока ее не вытягивали на новый участок спуска.
В нижней отлогой части верные спутники лихо прокатили меня на тройке, привязав за здоровую ногу. Но когда кончился снег, пришлось прыгать на одной ноге, опираясь на плечи друзей.
На леднике нас встретили товарищи из группы, вернувшейся с пика Карпинского. Они увидели с перевала, что трое альпинистов волокут четвертого и, сильно встревоженные, поспешили навстречу. Убедившись в том, что ничего особенно серьезного с моей ногой не произошло, Август Андреевич хлопнул меня по плечу.
Ну вот, все-таки допрыгался! Смотри, не забывай, что ноги надо беречь. Ведь нам предстоит совершить еще очень много восхождений. Растяжение связок у тебя пройдет, пока доедешь на лошади до Пржевальска.
А теперь поздравляю вас, друзья, с новой победой.