Через несколько дней Нил Нилович вернулся к обеду в самом жизнерадостном настроении.
— Ну, Валя, — поздравь! Дела слегка поправляются. Определенного пока ничего, но горизонт все чище. Говорил с директором кредитного общества; очень досадовал, что вексель не учли — это, говорит, недоразумение. Словом — дал надежду: представьте-де новый и мы посмотрим. Ну да это не все; от Кобылкина письмо получил. Где бишь оно? Ага, вот!
— Да вы так скажите, папа: согласен он землю купить?
— Нет, да письмо-то забавное. Ты послушай вот: «А что касающее земли, то хоть там и угол, но купить ее в собственность мы не склонны. Насчет же Питера скажу, что скоро туда по своим делам буду и у вас, коли вы не прочь, побываю. Валентине же Ниловне мое нижайшее шлю, хоть и обидно, что монрепо мое лицезреть они не удостоили». — Ну, и все! Понимаешь? Стало быть, мы тут его и… Положим, тугой он человек, ну да за хорошим обедом и при подпитии…
Он выпил рюмку водки, крякнул и закусил икрой.
— Ах, да, — постой, ведь я этого видел нынче…, как его? Да, Алексашу. У Доминика… я на минутку зашел — смотрю, а он тут как тут, пиво пьет. Звал его к нам. Пусть придет, а?
— Отчего же? Пускай, сказала Валентина холодно.
Алексаша пришел в тот же вечер. Валентина, очень приветливо встретила его. Она с удовольствием убедилась, что одет он прилично и держится не так развязно, как в деревне.
— Ах да! я ведь все не понимала, зачем вы в Петербурге? Вы ведь в какой-то институт поступить хотите?
— Да, в Лесной. Я прежде инженером быть хотел, но теперь решил иначе.
— Когда же экзамены?
— На днях, — отвечал Алексаша и покраснел, потому что один экзамен уже был и он срезался, но не решался никому, даже матери, сознаться в этом.
— Поздненько вы надумали возобновить занятия. Ведь тот, звездочет — ваш товарищ по гимназии? Кстати, что он?
— Да что ж? хандрит; ну что уж тут говорить… Теперь в Москве — лекции начались давно.
Оба помолчали, Валентина решительно не знала, чем занять гостя, Общего между ними не было ничего и он, по-видимому, даже не был расположен упасть к ее ногам. В свою очередь, и он, поглощенный личными заботами, не мог найти темы для общеинтересного разговора. И оба вздохнули с облегчением, когда вошел Нил Нилович.
«А что, не перехватить ли у него? — думал Алексаша, с натянутой улыбкой слушая невероятные рассказы «Нилушки». Нет, неловко! Э, да что тут — напишу мамахон и баста». И, успокоившись на этой мысли, он стал оживленнее. После чаю, под предлогом подготовки к первому экзамену, он встал и простился с Чибисовыми. Валентина, нежно улыбнувшись ему, просила заходить. Нил Нилович, зевнув, тоже пригласил его.
Выйдя на улицу, Алексаша стал мысленно подводить итоги. Результатом несложных вычислений явилось убеждение, что в его кармане в данный момент ровно 3 рубля 40 копеек и что ни за комнату, ни за предстоящий проезд домой заплатить он не может. А так как эти три рубля с лишним все равно ни в чем не помогут, он, по здравом размышлении, опять зашел к Доминику и спросил себе кружку нива.
Через час, оставив у Домишка два рубля, он вернулся домой и написал матери такое письмо:
«Маман. Я натурально срезался и сижу без сантима. А потому пришлите мне четвертной билет и одну десятирублевку, если хотите видеть сына живым и здоровым. Вас любящий Александр».
И, радуясь своей решительности, он разделся и заснул богатырским сном.