…Какой жаркий день. Словно в жарко-натопленной печке. Зачем вы меня закрываете? Не надо. Вот я полежу еще на горячем песке и буду снова купаться… Ты, мама, не бойся, я не утону. Я отлично плаваю по-саженному… Пустите же, не держите меня!..
…Я требую выставить рамы: вы не имеете права закрывать форточку. На улице весна, а вы скрываете от меня и говорите, что — зима. На прогулку я не пойду и обедать не буду. Не хочу я пить! Чего вы суете мне в рот? Убирайтесь от меня! Зачем вы кладете камень на голову? Не имеете никакого права…
…Мама, кто это в белом? Прокурор? Доктор… Не верь, он притворяется доктором. Скажи, что это — не я… Тише, опрокинешь лодку! Гребите, братцы, ровнее. Касьянов! Запевай «Вниз по матушке по Волге!»..
…Ах, Зоя… ты совсем не умеешь перестукиваться. Ну, я слушаю… Не понимаю. Зачем тебе подвенечное платье? Оставь нас, мама!.. Это не твое дело. Ну, вот и перевернулись… Я весь мокрый… С ног до головы…
— Это хорошо.
Кто это говорит, что «хорошо»… Дурак какой!.. Дурак, брат, ты, Касьянов. Что вы со мной делаете?..
— Ничего, ничего… Оборотите хорошенько голову. Дайте ему ложку портвейну…
Вкусное вино… Налей, Касьянов, как следует… Оно горячее… Смешно…
— Калерия!.. У тебя горячие глаза… Как угли, раскаленные черным огнем. Уйди!.. Не люблю… Не жми мне руку… Не садись ко мне на кровать!.. Ах, это ты, мама… Я хочу спать. Разбуди, когда будем подходить к Симбирску… Ночь или день?..
— Ночь… уже девятая ночь…
— Когда же Симбирск?.. Я еще успею уснуть?.. О чем ты всё вздыхаешь? Мне очень хорошо… Я скоро выздоровлю…
Раскрываю глаза, смотрю на потолок, обвожу взором стены и удивляюсь. Незнакомая комната, белая с голубым; раскрытое окно, большое, светлое окно; в окно смотрит голубое небо, видны верхушки зеленых берез… Поют птицы за окном и кудахчет курица… Странно! Что такое со мной случилось? Где я и как сюда попал? Серое, не мое одеяло… И ноги точно не мои: длинные-длинные. Где-то медленно выбивают маятником часы…
— Ты проснулся…
— Мама!.. мама!.. Ты…
— Не говори, доктор не велел разговаривать…
Доктор?.. Да, да, да… Вспомнил: ведь я болен, в больнице…
— Славу Богу!.. Слава Богу!..
— Мама… Где мы?.. в Симбирске?
— Да.
— Приехала Зоя?..
— Не говори же… Спи больше.
— Я не хочу спать… Скажи про Зою!..
— Она здесь, в Симбирске.
— Позови ее ко мне…
— Доктор не велит…
— А я хочу…
— Ты плачешь… Ах, ты, Господи!.. Вредно волноваться, а ты…
— Пришли ко мне Зою!
— Ну, спросим доктора: он велел подождать. Может быть, разрешит.
— Попроси его… Ей-Богу, я скорей выздоровлю!.. Даю вам слово…
— Вот наказание!.. Я пожалуюсь, если будешь разговаривать…
Я уткнулся в подушку и тихо плакал, как обиженный маленький мальчик. И чувствовал я себя как маленький мальчик: сердился на маму и хотел назло ей умереть. А когда растворилась дверь и гулко прозвучал строгий голос доктора, обходящего всех больных в сопровождении фельдшерицы, я испугался и притих, притворился спящим и боялся, что мать будет на меня жаловаться доктору.
— Ну-с, молодой человек, как наши дела?..
— Капризничает он…
— Оставь, мама!
— Требует невесту…
— Эге!.. вон он чего захотел. Это хороший признак. Ну-ка, жених, сядьте, я послушаю… Температура?
— 36,7.
— Отлично. Повернитесь, жених, спиной!.. Вот так.
— Время ли теперь думать о женитьбе…
— Да-с, придется еще полежать… А пожалуй и того… на юге пожить… Дышите глубже! Еще!.. Хорошо, в общем хорошо. А жениться всё-таки рано. Это, молодой человек, всегда успеется.
— Я прошу, доктор, не жениться, а только дать мне свидание с невестой.
— Денька через три-четыре… и то при одном условии… на приличном расстоянии… Смотреть друг на друга можно, а приближаться — никоим образом…
— Через два дня… А раньше?
— Я сказал, не через два, а через три-четыре. А впрочем, завтра увидим. Главное — не волноваться…
— Если не пустите, я буду волноваться гораздо больше, доктор. Нельзя ли завтра!.. Ну, хотя послезавтра!.. Мы не видались целую вечность.
Утро вечера мудренее… Завтра увидим, а не увидим, так посмотрим.
Доктор пошел прочь, мать — за ним. О чем-то они тихо разговаривали в дверях, а я лежал и улыбался во весь рот: скоро увижу, наконец, мою Зойку, мою прекрасную любимую Зойку… Какая она стала?.. Господи, как я счастлив!
— Мама, что сказал доктор? Можно завтра? да?
— Можно завтра… А потом советует пожить в Крыму до осени…
— Ура… О чем же ты грустишь и вздыхаешь?.. Всё идет прекрасно…
— В Крым надо… Напрасно я отправила тысячу назад, Калерии…
— Мы обвенчаемся и вместе поедем в Крым… Господи, как это великолепно!..
— Лежи, не вскакивай на постели! Нельзя.
— А какой теперь месяц?
— Завтра — первое мая…
— Неужели — май? Не может быть!
— Май. Лежи же, Христа ради…
— Лежу, лежу… Всё лежи да лежи… Надоело уж…
— Скажи — слава Богу, что жив остался… Думали не встанешь совсем.
— Глупо, значит думали… Зоя где остановилась?
— Молчи!
— Не замолчу. Скажи, где!
— У родных.
— Приходила она сюда?
— Каждый день заходит. И сегодня прибегала уж…
— Милая… милая… Она боялась, что я умру…
— Вместе ревели в приемной… Она ничего девушка, нравится мне…
— Вот видишь!.. А ты… Она удивительная… такой больше нет на свете!..
— Перестанешь ты болтать, или мне к доктору итти и пожаловаться?
— Молчу, молчу, мама… А смеяться можно… Это не вредно, а напротив…
— Потихоньку смейся…
Лежу и смеюсь. Не знаю, чему смеюсь… Всё смешно: и рука у меня смешная, и ноги очень длинные, как у покойника, и прическа у мамы смешная… И фельдшерица курносая — нельзя смотреть на нее без смеха…
— Ну, будет уж!.. Посмеялся и довольно…
— Это невозможно… Ей-Богу!.. Уморительно!.. А какой сегодня день?
— Ей-Богу, я сейчас пойду к доктору…
— Молчу, молчу, мамочка… Ябеда ты какая… сутяга!..
— Кушайте!
— Опять — манная каша!.. С первого дня началась эта каша…
— Не капризничай!
— Когда же дадут курицу?
— На обед.
А всё-таки вкусная каша, душистая. А посреди — лужица из растопившегося желтого масла. Даже слюнки потекли.
— А ложку!.. Забыли ложку!..
— Извините, сейчас подам…
Смешная, курносая… Похожа немного на Веру Игнатович. Где-то теперь Вера и Касьянов?.. Живо съел кашу, выскоблил дочиста тарелку, а есть всё хочется.
— Вот вам молоко.
— Весьма и очень, сестрица милосердная, признателен…
— Я не сестра, а фельдшерица…
— Ну, всё равно.
— Всё равно, да не одно.
Поел, попросил зеркало и стал смотреть на себя: худущий, глаза ввалились… Ба, усы как выросли! Не ожидал.
— Мама, посмотри, как у меня выросли усы… Можно закрутить…
— Еще бы: жених!
— Не затворяй окна!
— Не дует?
— Нисколько. Должно быть, там сад. Как весело распевают птицы…
— Молчи и слушай.
Симбирск… Я в Симбирске. Как-то чувствуется другой город. Я очень люблю Симбирск. Он на высоких зеленых горах, тихий такой, ленивый, очень похож на старосветского помещика. А главное, — это — Зоин город, и теперь в этом городе Зоя. Это чувствуется, что она теперь в этом городе. Ах, скорей, скорей, беги, время, и приближай меня к Зое! Я так соскучился по ней, так соскучился, что готов соскочить с кровати и помчаться разыскивать ее. Как вспомню, что завтра или послезавтра увижу Зою, обольется сердце кровью и хочется хохотать во всё горло, хохотать, хохотать и болтать ногами… Воображаю, как в эту дверь войдет девушка в белом платье и вскрикнет от радости… Лучше, если бы в этот момент мы были одни…
— Мама, когда придет Зоя, ты нас оставишь не надолго одних?
— Надо спросить доктора…
— У тебя — всё доктор!.. Шагу не ступишь без доктора. Неужели ты не понимаешь, что…
— Пожалуйста, доктор велел издали.
— Нам надо поговорить о многом наедине.
— Скажите пожалуйста!..
— Красива она? Правда?
— Худущая, как и ты…
— А какие у ней чудные волосы!
— Что-то уж больно много их… Свои ли у ней волосы?
— Ну, вечно с подозрениями… Ничему хорошему не желаете верить.
— Теперь так фокусничают девицы, что не узнаешь.
— У ней толстые косы, золотые…
— А ты взвешивал?
— Да, взвешивал.
— Теперь она в прическе.
— В прическе!..
— Целая копна на голове.
Зоя в прическе!.. Это смешно, ужасно смешно… Интересно, как она выглядит в прическе. Милая!.. Целая копна волос…
— Узлом, мама?
— Чего узлом?
— Да волосы-то!.. Бестолковая какая…
— Узлом, узлом… Теперь у всех узлом.
— Это очень красиво!
— А мне не нравится…
— Ты ничего не понимаешь.
— У меня были волосы до колен.
— Мало ли что было… А теперь вылезли.
— С вами вылезут… Погоди вот, женитесь, пойдут дети, — и твоя Зоя начнет… и зубы станут болеть, и волосы вылезать…
— У нас не скоро будут дети. Мы… понимаешь, мы решили лет пять жить, как… ну, понимаешь… как брат с сестрой. Дети мешают общественной деятельности…
— А ну вас… не болтай пустяков!
— Потрудитесь вставить термометр?
— Опять термометр?
— Да, пора уж…
— Надоел ваш термометр…
— Ставь, ставь!..
Поставил под мышку термометр, лежу, смотрю в потолок и рисую себе Зою в прическе… Гм!.. смешно…
— Сколько?
— 37,2.
— Ну, вот, оболтался… Повысилась…
— Больше не буду… Это пустяки…
Я притих. Убедился, что болтать вредно, и стал бояться, как бы повышение температуры не отдалило нашего свидания с Зоей. Сделался кротким и послушным. Опять стал смотреться в зеркало, находил, что худоба меня не испортила, а совсем напротив, еще более сделала похожим на какого-то писателя. Гм!.. «Что ни говори, а в моей физиономии есть что-то писательское»… Так и уснул с зеркальцем в руке.