— Что ни говори, а построить школу интересно! — сказал Степочка.

Коля кивнул головой, ожидая, что Степочка скажет дальше.

— Мне, конечно, не хочется огорчать Витмака, — проговорил Степочка. — Мы с ним вместе работали, я знаю, как он относится к постройке школы, и я дорожу его мнением. Он здесь на постройке, как капитан на корабле, и когда я уеду, он решит, что я дезертир. Но тут ничего не поделаешь. У всякого человека должна быть цель в жизни, и этой цели приходится подчинять все. У нас с тобой цель одна — стать моряками.

Коля посмотрел на Степочку удивленно. Три года назад, когда они, десятилетними мальчиками, пускали кораблики в пруду, они говорили о том, что непременно станут моряками. Это тогда им обоим казалось несомненным и ясным. Но с тех пор прошло столько времени, совершилось столько событий, и у Коли сменилось столько мечтаний, желаний! Коля, конечно, и теперь порой думал, что когда вырастет, будет моряком, но это казалось ему отдаленным, не имеющим отношения к его сегодняшней жизни. И он почувствовал уважение к постоянству и твердости Степочки.

— Я ждал только тебя, — сказал Степочка. — Мы с тобой едем на Черное море.

— На Черное море?

— Мы поступим юнгами на тот крейсер, где служил мой папа.

— А нас примут? — спросил Коля.

— Ты об этом не беспокойся, — сказал Степочка презрительно. — Это уж не твоя забота. Крейсером командует капитан второго ранга Василий Васильевич Перцов. Когда папу убили, он прислал моей тете письмо, в котором пишет, что сделает для меня что угодно.

— А тетя тебя отпускает?

Степочка свистнул.

— Я не сказал ей ни слова, — ответил он. — Знаешь женщин! Они ведь ничего не понимают. С теткой говорить бессмысленно. Ты первый человек, которому я говорю.

Коля подумал и спросил:

— Где же ты возьмешь денег на билеты?

— На какие билеты?

— На железнодорожные. Чтобы доехать до Черного моря.

Степочка рассмеялся.

— Зачем нам железная дорога? У нас есть дорога получше.

— Где?

— Вот.

Он взмахнул рукой и показал на реку, блестевшую внизу.

Коля сам удивился, как это он не догадался сразу. Ведь он отлично знал, что их река впадает в реку, которая впадает в Черное море.

— По реке на пароходе? — спросил он.

— Нет, — сказал Степочка. — На шлюпке.

— Вот здорово! — воскликнул Коля, пораженный. — Сколько же нужно времени, чтобы на шлюпке добраться до Черного моря?

— Немного. Если мы будем грести — три недели. Если мы просто поплывем по течению — полтора месяца.

— Через полтора месяца будет осень, — сказал Коля.

— Чудак! — проговорил Степочка. — Это здесь будет осень. А там, на юге, в сентябре жарче, чем здесь в июле.

— Хорошо, — сказал Коля, — но где же ты достанешь шлюпку?

— Шлюпка уже есть. Ну, не шлюпка, а двухвесельный бот. Ну, не бот, а обыкновенный рыбачий челночок, но просмоленный, устойчивый, слушается руля, как бог.

— Где же он?

— Спрятан, — сказал Степочка уклончиво и многозначительно.

Коля задумался. Он представил себе, как плывут они со Степочкой в челночке по сияющей реке вдоль незнакомых берегов все дальше и дальше. Привольная жизнь, полная приключений и неожиданностей! Что может быть лучше такой жизни!

— По ночам мы будем выходить на берег где-нибудь в пустынном месте и разжигать костер, — продолжал Степочка. — Дым костра прогонит комаров. С рассветом — снова в плавание. Когда нам станет слишком жарко, мы будем купаться. Купайся сколько угодно, хоть десять раз в день. Если нам покажется, что мы движемся слишком медленно, мы попросим капитана проходящего парохода взять нас на буксир. Он нам не откажет, ему это ничего не стоит. Но это на крайний случай — нам торопиться некуда, мы и без буксира обойдемся, а то путешествие выйдет слишком коротким. Города мы будем проплывать мимо, города нам не нужны, мы будем высаживаться в пустынных местах…

— А что мы будем есть? — спросил Коля.

— Все обдумано, — ответил Степочка. — Я уже три недели сушу сухари.

— И много ты насушил?

— Кило два, — сказал Степочка. Однако по голосу его Коля понял, что он не уверен, есть ли у него два кило сухарей. — Но у меня главный расчет не на сухари, — поспешно добавил он. — Я унес мешок картошки и спрятал его рядом с челноком. У меня есть красноармейский бачок — знаешь, с выгнутым боком, — и мы будем варить в нем картошку… Но не на картошку у меня главный расчет, а на рыбу…

— На рыбу? Ты берешь с собой удочку?

— Две удочки: для себя и для тебя, — сказал Степочка. — Но удочка — это вздор, удочками много не поймаешь. Есть у меня две гранаты Ф-1, ими можно глушить рыбу, но я хочу их поберечь, ведь нам необходимо оружие. Мой главный расчет на невод. Я спрятал невод…

— Невод?

— Невод — прекрасная штука! — сказал Степочка. — Мы находим возле берега какую-нибудь заводь, раздеваемся, лезем в воду, протаскиваем невод один раз, и мы сыты вот так! — Он провел ребром ладони по горлу, чтобы показать, как они будут сыты. — Из крупной рыбы варим уху, а мелочь выбрасываем… Да что об еде беспокоиться! Там, в низовьях, всюду арбузы, дыни — вот такие…

— Когда же ты думаешь тронуться в путь? — спросил Коля.

— В пятницу, — ответил Степочка. — Конечно, вечером, когда стемнеет. Первую ночь нам придется провести в челноке, чтобы до света успеть уйти как можно дальше…

До сих пор, пока разговор о путешествии шел вообще, Степочкин план казался Коле замечательным и не имеющим никаких недостатков. Но теперь, когда Степочка сказал, что нужно ехать уже в пятницу, ему вдруг стало тоскливо. А как же мама? Останется совсем одна?

Мысль о том, что придется покинуть маму, поразила Колю. Однако он промолчал.

— Хочешь, я покажу тебе отсюда, где спрятан челнок? — спросил Степочка.

— Покажи, — сказал Коля.

— Надо спуститься на край крыши. Идем.

Степочка встал и, гремя железом, пошел по крыше вниз. Коля тоже встал и пошел за ним. Чем ниже спускались они по скату, тем шире открывалась слева от них излучина реки перед мостом, скрытая углом крыши. Степочка, видимо, хотел показать Коле какое-то место на берегу этой излучины. Но они шли, пропасть все приближалась, а берег излучины не открывался. Коля стал ступать осторожнее, замедлил шаги. Но Степочка с подчеркнутой небрежной беспечностью шел все вниз, стараясь греметь железом как можно громче, и Коле приходилось идти за ним.

Теперь Коля приближался к пропасти не спиной, а лицом, и видел ее. Стоит только оступиться, поскользнуться, и… Крыша гладкая — если покатишься, уцепиться не за что. Коля с необыкновенной ясностью представил себе, как он оступился, покатился. И вдруг почувствовал, что у него кружится голова.

— Постой… — сказал он Степочке.

Это слово вырвалось у него нечаянно, он не собирался его говорить.

Степочка остановился и повернул к нему свое улыбающееся круглое, курносое лицо.

— Отсюда не видно, — сказал он. — Нужно подойти к самому краю.

Коля сделал еще полшага и остановился. Все плыло перед ним: и река, и арки моста, и разбитые стены домов, и небо, и край крыши. Степочка поглядел на него с сожалением.

— Ты ложись и ползи, — сказал Степочка. — Так тебе легче будет.

Коле давно уже хотелось лечь, и он лег сразу. Но это не принесло ему облегчения. Он ладонями почувствовал, до чего гладка и поката крыша.

Ему казалось, что брезент его брюк еще больше скользит, чем подошвы. Глубоко дыша, он всем телом прижимался к горячему железу.

А Степочка спокойно дошел до самого края. Стоит ему двинуть плечом, шевельнуть головой, и, потеряв равновесие, он сорвется со скользкого ската, полетит в пропасть…

— Степа! — сказал Коля умоляюще.

Но Степочка бестрепетно протянул руку и показал пальцем куда-то вниз и вбок.

— Отсюда видно это место, — сказал он. — Вон тот белый домик без крыши у самой воды. Недалеко от землянки Архипова. Ты знаешь, где землянка Архипова?

Но землянки Архипова Коля не знал.

— Как раз между новым, деревянным мостом и старым, взорванным. Домик разбит, завален хламом, зарос кругом, и никто туда не полезет. Я втащил челнок в домик.

Степочка повернулся. Теперь он стоял спиной к пропасти, над самым краем, и смотрел на лежавшего перед ним Колю.

— Я тоже сначала боялся, — сказал Степочка. — Но взял себя в руки и теперь не боюсь. Моряк не может бояться высоты, моряку всюду приходится лазить. Ты тоже скоро привыкнешь. Смотри!

Он поднял ногу, расставил руки и застыл, слегка покачиваясь, над пропастью, стоя на одной ноге.

— Степа! — взмолился Коля.

— Это что! — сказал Степочка. — Хочешь, я покажу тебе настоящую штуку?

И, к величайшему Колиному облегчению, пошел вверх по скату.

Коля поднялся и пошел вслед за ним — все дальше от края. У трубы ему захотелось остановиться. Но Степочка повел его еще дальше, они перелезли через ребро крыши и пошли вниз по противоположному скату, спускавшемуся в сторону двора.

Школьный двор все шире открывался перед ними. Он был теперь тих и пустынен — наступил час, когда все обедали. Старое здание школы, зияя дырами окон и пробоин, повисло над двором, словно паря в воздухе. Степочка вел Колю как раз к тому месту, где расстояние между старым и новым зданиями было короче всего. Там, от крыши к крыше, висела железная балка — все, что осталось от галереи, когда-то соединявшей оба здания.

— Стой здесь, — сказал он Коле.

И Коля остановился.

Степочка подошел к краю крыши и поставил ногу на балку.

— Ты с ума сошел! — крикнул Коля.

— Тут всего одиннадцать шагов, — сказал Степочка. — У меня все вымерено.

И, раздвинув руки, как крылья, пошел по балке, твердо ставя одну ногу перед другой.

Коля перестал дышать. Останавливать Степочку было уже поздно. Он следил, как покачивалось коротенькое Степочкино тело над смутной пропастью двора, и считал шаги.

Три, четыре, пять…

Вот Степочка уже на середине балки, на равном расстоянии между двумя зданиями.

Шесть, семь…

Степочка покачнулся влево, но выпрямился, передернув плечами.

Восемь, девять, десять…

Балка входила в черную пробоину разорванной крыши старого здания. Там, вероятно, был чердак. Степочка сделал еще один шаг и нырнул в пробоину. Повернулся — и Коля увидел его улыбающееся лицо.

— Подожди меня! — крикнул Степочка.

И исчез, уйдя куда-то в глубь разрушенного здания, в темноту.

Коля остался один, охваченный тоской и тревогой. Он ждал. Ему казалось, что ждет он очень долго. Что делает Степочка в пустом доме? У Коли появилась надежда, что, может быть, там есть какой-нибудь другой ход и Степочке не придется возвращаться по балке. Коля шагнул вперед и глянул вниз, во двор: нет ли там Степочки? Теперь он видел большую часть двора. Степочки там не было.

И вдруг Степочка появился опять в прежней пробоине, у противоположного конца балки. Он выступил из тьмы, встал на балку и шагнул. И в ту же минуту из пробоины вылетела птица.

Это была маленькая быстрая птица, темная, с белой грудью. Возможно, где-то тут, в пробоине, находилось ее гнездо. Встревоженная, она обогнула в воздухе Степочку и опять нырнула в пробоину.

Степочка сделал еще один шаг.

Птица вылетела снова и пронеслась перед Степочкой, едва не задев крылом его лица.

Степочка вздрогнул и остановился. Он повернул голову, следя за ее полетом. Она мешала ему идти.

Когда она исчезла в пробоине за его спиной, он сделал еще три шага. Теперь он был на самой середине балки.

Но птица вылетела опять и, сделав большой круг над двором, устремилась прямо к Степочке.

Степочка побледнел, и на лице его стали отчетливее видны веснушки и пятна грязи.

Коля ясно представил себе, с какой силой ударится сейчас этот маленький мягкий стремительный комочек о Степочку, стоящего на узкой скользкой железной полоске. Степочка не двигался и, не отрываясь, следил за приближением птицы. Она неслась прямо на него.

Она промчалась над самой Степочкиной головой — так близко, что волосы его шевельнулись.

И Степочка, невольно уклоняясь от удара, слегка отшатнулся.

Он отшатнулся — и закачался, размахивая в воздухе руками.

Он качнулся вправо. И выпрямился. Но сразу же качнулся влево. Он снова выпрямился, но тут же качнулся вправо… Ему не удавалось найти равновесие.

Коля, с трудом сдерживая крик, шагнул к самому краю крыши и протянул к Степочке руки.

Он глядел на качающегося Степочку и глядел вниз, на двор, с ужасом измеряя глазами ту глубину, в которую Степочка сейчас обрушится.

И вдруг посреди двора он увидел человека, который стоял и смотрел вверх.

Это был Виталий Макарыч. Задрав курчавую черную голову, неподвижный, он смотрел на Степочку. Коля хорошо видел его лицо. Он видел ужас в его глазах.

Степочка качнулся еще раз и, сделав какое-то немыслимое движение всем телом, выпрямился. Шаг, еще шаг, еще — и он очутился на крыше рядом с Колей.

Коля схватил его за руку и, не отпуская, потащил вверх по скату, как можно дальше от балки.

У трубы они сели рядом и долго молча дышали. Коля все не отпускал Степочкину руку, словно боясь, как бы он снова не полез на балку.

Вдруг Степочка повернул к Коле лицо и улыбнулся.

— А все-таки не упал! — сказал он.

Тут за спиной у них загремело, загрохотало, и, обернувшись, они увидели Виталия Макарыча. Виталий Макарыч бежал по крыше.

Он взял своей единственной рукой Степочку за шиворот, поднял его и поставил перед собой.

— Да как ты посмел! — закричал он, тряся его словно мешок.

Он поднял Степочку своей единственной рукой и прижал его к груди, как маленького. И, как маленького, понес его по лестнице вниз. Коля едва поспевал за ним.

Виталий Макарыч вынес Степочку на двор и только там поставил его на ноги.

— Больше вы никогда не будете на крыше, — сказал он.

По дороге домой Коля признался Степочке, что не поедет с ним на Черное море.

Степочка не поверил. До сих пор Коля всегда его слушался, и он привык к этому.

— Вздор! — сказал Степочка. — Поедешь.

— Не поеду.

— Почему?

— Так.

Он не мог объяснить Степочке, что нельзя оставить маму совсем одну.

— Трусишь? — сказал Степочка. — Ладно, ты мне не нужен. Поеду без тебя.

Коля мрачно смотрел в землю. Он осрамился перед Степочкой там, на крыше, он осрамился сейчас, отказавшись ехать. Но иначе он не мог.