Александр Петрович взял у швейцара "Весь Петербург" и отыскал адрес Паучинского. Он жил далеко, на Таврической улице. Был у него и телефон, но Полянов, расстроенный своими неудачными телефонными разговорами, решил суеверно, что это "чертова механика приносит ему несчастье" и что надо просто ехать на квартиру к ростовщику.
Так он и сделал. Когда он сел на извозчика, хмель ударил ему в голову. Сначала это испугало Александра Петровича, а потом даже развеселило. Все ему стало нипочем. И даже то, что у него в кармане осталось денег ровно столько, чтобы расплатиться с извозчиком, ничуть его не смущало.
-- Уладится! Как-нибудь уладится. Не погибать же в самом деле из-за какой-нибудь тысячи!
И ему весело было ехать так по вечерним в огнях улицам, чувствуя, что сейчас все зависит от какого-то таинственного ростовщика, фамилию которого Сусликов назвал так многозначительно.
Вдруг Александр Петрович вспомнил фразы, которые он случайно услышал в Заячьей Губе:
-- Паучинский из лап своих еще никого не выпускал. Это, я вам скажут не человеку а зверь...
Но даже и это зловещее предсказание не убило в нем какой-то надежды на спасение.
-- И пусть! И пусть! -- думал он. -- Пусть зверь. Лишь бы сегодня дал денег, а там видно будет.
Впрочем, веселое хмельное возбуждение сразу покинуло Александра Петровича, как только он вошел в вестибюль большого угрюмого дома, где жил Паучинский.
-- Воображаю, какая квартира у этого паука, -- мелькнуло у него в голове. -- Задохнуться можно, наверное.
Каково же было удивление Александра Петровича, когда он увидел из передней весьма комфортабельную квартиру и притом тесно заставленную превосходною мебелью.
На вопрос Полянова, дома ли Семен Семенович Паучинский, бритый весьма внушительный лакей объявил, что сейчас пойдет доложить. Барин, дескать, весьма занять, а к половине десятого велел подать автомобиль.
Карточки у Александра Петровича с собою не было и ему пришлось дважды назвать свою фамилию. Все это удручало его чрезвычайно. По счастью, лакей вернулся незамедлительно и объяснил, что барин просить подождать, что он скоро освободится. Лакей позвонил. Тотчас же явился мальчик в красной курточке и провел гостя в довольно большую комнату, обставленную весьма примечательно. Это был маленький музей византийской древности и русской старины. Тут были такие дивные лампады, такая парча, такие иконы, что у Александра Петровича глаза разбежались. Ничего подобного он не ожидал.
-- Что же это за птица ростовщик этот? -- недоумевал он все больше и больше, переходя от одной вещи к другой с жадным любопытством.
Прошло полчаса, а хозяин все еще не являлся. Полянов так занялся иконами, что отсутствия Паучинского не замечал вовсе. И даже не сразу обратил на него внимание, когда тот появился, наконец, на пороге. Александр Петрович в это время с увлечением рассматривал какую-то Божию Матерь с Младенцем, новгородского письма XV века.
-- Нравится? -- спросил Паучинский, не без гордости показывая на икону. -- Обратили внимание на разводы? А? А ручка у Младенца заметили какая? Стебельком.
-- Заметил. Очень заметил, -- отозвался восхищенный Александр Петрович. -- И какая сохранность изумительная.
-- А, ведь, я купил эту икону за пустяки. В то время моды на них не было. А теперь моя коллекция -- целое состояние. Мог бы сразу разбогатеть, да вот не хочу.
И он криво усмехнулся. Его холодные глаза так и впились в Александра Петровича.
Вдруг Полянов вспомнил, зачем он пришел сюда. Его судьба в руках этого человека. Тонкие сухие губы и жестокие глаза Паучинского не предвещали ничего доброго.
-- Пойдемте сюда. Нам здесь удобнее будет, -- сказал Паучинский. И повел своего гостя в кабинет... Там был полумрак. Паучинский усадил Александра Петровича в кресло и сел против него, поставив лампу так, чтобы лицо гостя было достаточно освещено. Сам он, конечно, спрятался в тени.
-- Александр Петрович, если не ошибаюсь?
-- Да, да, меня зовут Александром Петровичем, -- пробормотал Полянов, чувствуя, что он чем-то связан и что заговорить сейчас о деньгах почти невозможно.
-- Я так полагаю, что вам, Александр Петрович, днем надо зайти, -- сказал Паучинский деловито. -- Теперь все-таки электричество, как хотите. Впрочем, вы, может быть, и сегодня что-нибудь предрешили? Я готов, если вам угодно и сейчас переговорить. Только предупреждаю: у меня есть пристрастия. Иных икон я вам ни за какую цену не уступлю.
-- Почему нельзя при электричестве? Какие пристрастия? -- спросил сбитый с толку Полянов.
-- Да, ведь, вы у меня икону хотите купить? Я так понял Филиппа Ефимовича...
Александр Петрович почувствовал, что ему трудно говорить и даже трудно дышать.
-- А! А! -- промычал он, обхватив голову руками и уже не стараясь вовсе скрыть свое волнение.
Если бы иначе стояла лампа, Александр Петрович увидел бы теперь на лице Паучинского злую и самодовольную улыбку. Паучинский наслаждался. Фокус удался ему совершенно. Несчастный художник оказался совсем простецом.
-- Я не иконы приехал покупать, -- сказал Александр Петрович мрачно. -- Я хочу просить вас ссудить мне тысячу рублей под какие вам угодно проценты.
-- А! Вот оно что, -- процедил сквозь губы Паучинский. -- Вы меня извините, пожалуйста, я ваше дело с другим проектом перепутал. Теперь я припоминаю. Филипп Ефимович именно о ссуде говорил в связи с вашим именем. Что же! Я могу, если у вас есть соответствующий залог. Хотя я такими маленькими суммами по правде сказать, не интересуюсь, но для Филиппа Ефимовича я готов...
-- Залога у меня никакого нет, -- сказал Полянов, опустив голову. -- Вот разве картины мои... Но я полагаю, что Филипп Ефимович может поручиться за меня, так сказать...
-- Нет, знаете ли, такое поручительство для меня совсем неудобно. С Филиппом Ефимовичем мы приятели. Случись какая-нибудь неточность, я с него не взыщу. Вы меня извините, пожалуйста, что я про возможную неточность упомянул. Я, ведь, как деловой человек рассуждаю.
-- Я понимаю, -- невесело улыбнулся Александр Петрович. -- Так, значит, ничего у нас выйти не может. Извиняюсь, что побеспокоил.
-- Помилуйте. Пожалуйста. Мне приятно было познакомиться с вами.
Полянов поднялся и, как во сне, пошел из комнаты, в страхе, что он сейчас упадет в обморок и опозорится навсегда. Он уже дрожащею рукою взялся, было, за ручку двери, когда над его ухом раздался вкрадчивый шепот Паучинского:
-- А не придумать ли нам какой-нибудь подходящей для вас комбинации? Может быть, у вас найдется время потолковать об этом со мной? А?
Александр Петрович остановился, недоумевая.
-- Что? -- сказал он. -- Не понимаю.
-- У вас есть долги? Векселя есть?
-- Векселя есть, -- вздохнул Полянов и тотчас же подозрительно посмотрел на своего мучителя.
-- Может быть, вы припомните на какую сумму выдали вы векселей?
-- Могу, могу. У меня и список есть. Вот.
И он покорно вынул из бумажника клочок бумаги.
-- Покажите. Так. И сроки помните? Чудесно. На тысячу -- раз. На пятьсот -- два, три, четыре. Так. Очень хорошо. А это что? На три тысячи? Давний? Да вы, я вижу, кредитоспособным были человеком. И так всего на пять с половиною тысяч. И больше ничего?
-- Есть долги и без векселей.
-- На сколько?
-- Одному полторы тысячи, потом по мелочам тысячи на две наберется.
-- Прекрасно. Значит, весь долг ваш равен девяти тысячам рублей. Не так уж много. При вашем таланте, улыбнись вам счастье, вы сможете расплатиться в один год. В этом даже и сомнения быть не может. Не правда ли?
Александр Петрович нетерпеливо пожал плечами.
-- Прощайте. Я пойду.
-- Подождите, -- сказал Паучинский многозначительно. -- Вам сейчас сколько нужно денег?
-- Тысячу рублей.
-- К сожалению, Александр Петрович, тысячи рублей я вам дать не могу... Но, если хотите, я могу, пожалуй, дать вам десять тысяч. А?
-- Как? Зачем?
-- А это уж мое дело, зачем. -- презрительно усмехнулся Паучинский. -- Только векселя ваши придется вам выкупить и поскорее по возможности. Лучше всего завтра. А сейчас вы мне бланк подпишете. Согласны? У меня кстати и деньги сейчас есть.
-- Не понимаю, -- сказал глухо Полянов, смутно подозревая, что в этом предложении что-то неладно.
-- Что же тут непонятного? Я вам сказал, что ссуду в тысячу рублей я считаю слишком ничтожною, а десять тысяч все-таки деньги. Я вам дам десять тысяч, а бланк вы мне подпишете на одиннадцать. Я себя не обижу, да и вам удобнее, когда у вас один только кредитор будет, а то с этакою кучею векселей все сроки перепутать можно. А чем я рискую? Человек вы талантливый: разбогатеете в конце концов. Только советую вам завтра же векселя скупить. Признаюсь, мне даже приятно было бы посмотреть, как вы их рвать будете.
Паучинский вынул из стола деньги и, отсчитав двадцать пятисотрублевых бумажек, протянул их Полянову.
-- А вот и бланк. Неугодно ли присесть? Перо здесь.
Полянов покорно сел за стол и подписал вексель.