Зеленая тетрадь
Квартира Катрине Браттеруд была маленькой, но ее очень красили яркие обои на стенах. В гостиной главными предметами обстановки служили диван, телевизор и письменный стол. У окна стояла трехуровневая этажерка для цветов – нечто вроде пьедестала, на котором очень тщательно расставили домашние растения. Камнеломка ползучая, большое растение алоэ и очень сильная хойя, обвившаяся вокруг деревянной рейки и образовавшая непроходимые заросли. Гунарстранна ткнул пальцем в горшок. Земля сухая, но не пересохшая.
Он перешел к письменному столу. На столешнице лежал пенал. Рядом – небольшая деревянная шкатулка. Он откинул крышку и увидел монеты, значки, заколки, тампон в пластиковом футляре, две зажигалки, пуговицы и другие мелочи. Он закрыл шкатулку и направился в спальню. Почти все ее пространство занимала широкая двуспальная кровать. Она оказалась незастеленной. На кровати лежали два одеяла. Простыни измялись. Сверху было небрежно брошено желтое купальное полотенце.
Он открыл платяной шкаф. Одежда была аккуратно развешана на плечиках. Закрыв дверцу, он перешел к стоящему у окна комоду. Повертел в руках флакон с лаком для волос. Флакон стоял на белой салфеточке, на которой красным крестиком было вышито ее имя: «Катрине».
Перед тем как выдвинуть верхний ящик, он глубоко вздохнул. Ящик оказался завален всяким кружевным женским бельем – бюстгальтерами и трусиками. Примерно то же самое хранилось и в нижнем ящике. Слева от кровати стояла тумбочка – старая, но сработанная из натурального дерева. Столешница запылилась. На тумбочке лежала книга, роман «Бог мелочей» Арундати Рой. Под книгой – журнал мод.
Гунарстранна открыл дверцу. Внутри каталась ручка – сверкающий серебряный «паркер». Под ней лежала тетрадь – большая зеленая тетрадь формата A4. Гунарстранна раскрыл ее. Страницы были исписаны аккуратным округлым почерком, синими чернилами. Он прочел:
«Я ехала по прямой дороге, обсаженной с двух сторон деревьями. Время от времени я проезжала мимо огромных полей желтых подсолнухов, которые кивали головками, приветствуя солнце. Дорога уходила в бесконечность. Но машина ехала все медленнее и медленнее. Кончался бензин. Мне не хотелось, чтобы машина останавливалась. Я хотела ехать дальше, двигаться. И все же в конце концов машина остановилась. Мне стало тяжко, как всегда, когда что-то шло не так. Я огляделась по сторонам. Машина остановилась на перекрестке, рядом с деревянным сараем. Он напоминал старый заброшенный гараж – окна выбиты, крыша просела. Кто-то пытался починить крышу; в нескольких местах виднелись листы разноцветного рифленого железа и выцветшего зеленого пластика. У сарая стояла брошенная машина – изящная красная спортивная машина, «порше». Заброшенный сарай и стильная красная машина – какой яркий контраст! Я залюбовалась видом. То и дело переводила взгляд с машины на сарай и обратно. Однако пришлось убеждать себя, что я любуюсь контрастом, а не только машиной. По обеим сторонам дороги тянулись пшеничные поля – пшеница еще не созрела, и цвет колосьев напоминал зеленоватый мрамор. На дальнем краю поля темнела опушка ельника. На горизонте к небу тянулись горы. Справа на дороге показалось облако пыли. Там ехала машина. Если бы не она, пейзаж выглядел бы нарисованным – голубое небо, белые облака, похожие на головки цветной капусты, мрачно нависающие горы. Я сделала радио погромче и закурила сигарету. Мне хотелось не курить, а стать частью пейзажа. Женщина, которая курит в машине и слушает громкую музыку… Я словно получила подтверждение того, что существую.
Бьёрн Скифе пел «Подсел на тебя». Машина, которая приближалась ко мне, оказалась ржавым, помятым «опелем» старой модели. На перекрестке водитель не сбросил скорость. «Опель» на полном ходу врезался в бок спортивной машины, смяв пассажирскую дверцу. Легкий «порше» вылетел на встречную полосу и наполовину съехал в канаву. По радио пел мужской хор, а водитель «опеля», похоже, собрался бежать. Задние колеса крутились, поднимая облако гравия и пыли. Потом «опель» отскочил назад, оторвавшись от «порше». Резко затормозил, снова взметнув облако пыли. Вдруг красный «опель» рванулся вперед и во второй раз ударил «порше» в бок, словно разозленный козел. Па фоне оглушительной музыки, которая лилась из динамиков, звон бьющегося стекла показался мне тихим шорохом. «Порше» принял удар, как тяжело раненный олень, несколько мгновений машина раскачивалась. Не было слышно ничего, кроме музыки; затем, взвизгнув, на высоких оборотах завелся мотор «опеля». Повторилось то же самое.
Еще один удар. «Порше» качнулся и съехал глубже в канаву. Но и «опель» пострадал. Он тоже ударился. Я выключила радио. Тишина была оглушительная. Я смяла окурок в пепельнице и посмотрела на странную композицию – две искореженные машины, а вокруг них постепенно оседает на землю пыль. Заброшенный сарай остался нетронутым. Колосья покачивались на легком ветерке; нигде не было заметно никаких признаков жизни.
Вдруг «опель» подал признаки жизни. С водительской стороны опустилось стекло. Что-то выбросили из машины; оно упало на землю. Похожее на два костыля. Я открыла дверцу, поставила ногу на землю, одернула юбку. Снаружи оказалось прохладнее, чем я ожидала. Я ежилась на промозглом ветру. Гравий впивался в босые ступни. Я замерла, не зная, что делать. Потом из окошка «опеля» показалась нога. Черный ботинок, лодыжка. Нога в ботинке с глухим стуком упала на землю. В окошке показалась еще одна нога. Еще одна нога в черном ботинке упала на землю. Затем я увидела в окошке лысую мужскую голову. За ушами сохранился венчик курчавых волос; владелец головы носил очки. За головой последовала верхняя часть туловища. Наконец водитель «опеля» неуклюже вылез головой вперед и полетел на землю. Я зажмурилась, представив, как он сейчас сломает себе шею и умрет. Открыв глаза, я увидела, что он упал ничком. И затих. Но он не умер. Перекатился на бок, сел и обеими руками вытер лицо. У него не было ног до коленей. Только два обрубка под пустыми штанинами.
– Я могу вам помочь? – спросила я, чувствуя себя полной дурой.
Инвалид меня как будто не слышал. Он закатал штанины и стал пристегивать лежавшие на земле протезы. Я подошла ближе и застыла на месте.
– Помочь вам встать? – повторила я. Мой голос срывался.
Когда на него упала моя тень, он вздрогнул и поднял голову. Изо рта и носа у него шла кровь.
– Я вас не слышу, – буркнул он и похлопал себя по ушам. – По-моему, я оглох!
Я подняла костыли и протянула ему. Он ответил мне удивленным взглядом. Попытался встать, но упал. Я не знала, что делать – разве что схватить его за руку. Опершись на протянутые мной костыли, он с трудом встал, буркнул: «Спасибо» – и заковылял прочь. Вскоре его фигурка стала очень маленькой.
Он был похож на клоуна, который раскачивается на трапеции в крысиной клетке. Цок-цок, топ-топ…
Я вернулась к своей машине и села в нее. Фигурка ковыляла к лесу на окраине пейзажа. Мне стало холодно и одиноко. Калека на костылях делался все меньше и меньше. Он ни разу не оглянулся».
Гунарстранна положил тетрадку и надолго задумался. Он удивился, когда понял, что сидит на ее кровати. Он даже не заметил, как сел. На простыне лежал длинный светлый женский волос. Он дернулся, огляделся. Ему казалось, что кто-то заглядывает ему через плечо. Но в комнате никого не было. Он вздохнул и пролистал остальные страницы. Все они были исписаны. Страницу за страницей заполнял тот же аккуратный округлый почерк. Только последние четыре или пять страниц оказались чистыми. Инспектор закрыл тетрадь и положил ее назад в тумбочку. Потом встал и не спеша вернулся в гостиную. Остановился у входной двери и с порога оглядел симпатичную квартиру, которая когда-то принадлежала Катрине Браттеруд. Уходить из квартиры – совсем не то, что входить в нее. Возникает совершенно другое чувство. Закрыв дверь и заперев ее на ключ, он задумался. Не свалял ли он дурака, придя сюда? «Не знаю, – ответил он сам себе. – Не знаю».