Звук донесся с севера, с дороги, пролегавшей по опушке леса. Там, где начиналась лесная чаща, остановился всадник на прекрасном вороном жеребце. Спрыгнув с коня и бросив ему на шею поводья, он приложил ладонь к его ноздрям. Конь снова заржал и, закачав головой, лизнул господину руку
Оставив коня, всадник пешком направился к источнику.
Он был лет на десять старше Дагхара ростом значительно ниже его, но плотнее. Дорогой византийский шлем покрывал его черные волосы, длинными, прямыми прядями ниспадавшие ему на плечи и затылок. Темный пурпуровый греческий плащ из очень тонкой материи, изящно вышитой золотом, окутывал всю его невысокую, хотя и не лишенную благородства, фигуру.
Медленно, как бы торжественно, подошел он к разговаривавшим у ключа.
- Опять он! - с тревогой, но без гнева прошептала Ильдихо.
Дагхар смерил прибывшего взором серьезным, но не враждебным.
Пришедший поклонился девушке. Этот поклон был так горд и сдержан и в то же время так глубоко почтителен, что она невольно ответила ему легким наклонением головы: так стройная лилия наклоняет свою головку при легком дуновении ветерка.
- Простите, благородная княжна, - сказал он на ругском языке (его голос был мягок и звучен, но как бы подавлен печалью), - что я пришел сюда, как будто затем, чтобы искать вас. Приветствую вас, искусный игрок на арфе, сын короля скиров.
Последние слова он произнес на чистом скирском наречии.
Дагхар дружелюбно протянул ему правую руку, которую тот взял и пожал левой.
- На самом деле, Ильдихо, я ищу здесь не вас. Я пришел сюда по обещанию. Когда, во время моего последнего посещения, вы позволили мне сопровождать сюда вас и ваших подруг и когда вы так тихо, так усердно здесь молились, тогда решился я передать и мое сердечное желание богине этого источника.
- Вы - Фригге? - воскликнула резко Ильдихо, высокомерно надув губки. Какое дело Фригге, этой белокурой, чистой, радостной богине до гунна?
Скорбью, глубокой скорбью отразились эти слова на лице гунна.
Это было странное лицо, как бы составленное из двух частей, совсем не похожих одна на другую.
Низкий, крутой, чисто монгольский лоб, обрамленный прядями волос, и правильные, овальные брови. Выдавшиеся скулы, а в глубоких впадинах осененные длинными, черными ресницами чудные, темно-карие с поволокой, грустные, светящиеся страстью глаза. Небольшой, несколько плоский, но не гуннский нос и совсем не гуннские изящные губы, не знакомые со смехом и лишь изредка озарявшиеся печальной улыбкой. Мягкий и для мужчины, пожалуй, слишком мягко закругленный подбородок с редкой растительностью. И все-таки, несмотря на эти противоречивые черты лица, выражение его совсем не было безобразным, а скорее казалось привлекательным, так как эти черты оживляла нежная душа... Тихого очарования этой нежной грусти не могла избегнуть и гордая девушка, когда он с легким упреком во взоре взглянул ей прямо в глаза. Она уже раскаивалась в своей резкости... Но вот снова раздался его мягкий, тихий и приятный голос.
- Я почитаю богов всех народов нашего царства, и стараюсь научиться тем языкам, которыми говорят они. Притом вы забываете, благородная княжна!.. Вы происходите по прямой линии от той белокурой, чистой и радостной богини, - чтобы убедиться в этом не нужно преданий, достаточно взглянуть на вас. - Он остановился, закрыв глаза, в которых слишком заметно блеснула страсть, смешанная с удивлением. - Но ведь и я на половину германской крови: моя бедная мать была из племени амалунгов. Поэтому и я имею право обращаться к белокурой богине. Я дал обет, чтобы выпросить у нее исполнения моего единственного желания, принести ей в жертву кольцо. Оно должно было украшать этот верхний камень...
Он вынул из кармана, бывшего у него на перевязи, очень широкое кольцо. Солнечный луч, пробившись сквозь листву буков, упал на драгоценный камень, искусно вделанный в кольцо. Камень заиграл всеми цветами радуги. Блеск был так силен, что Ильдихо опустила свои длинные ресницы. Даже привычный охотничий глаз Дагхара не выдержал.
- Что за чудный камень! - воскликнул он. - Это алмаз! Но как велик, как блестящ...
- Из последней дани византийского императора. Но, - продолжал гунн, пристально смотря на помолвленных, - я вижу, что пришел слишком поздно с моим желанием и моим обетом. - Все равно! - воскликнул он оживляясь, - не возьму я назад того, что раз обрек белокурой богине. Но кольцо уже не будет украшать посвященного ей источника. У меня теперь нет больше желаний в жизни! - Прими, светлая богиня, и смой без следа тебе принадлежащее! И никто не должен найти кольца! И никто не должен догадаться, чего хотел принесший его сюда по обету.
С этими словами он бросил кольцо далеко от себя в воду.
- Что вы делаете? - воскликнул Дагхар.
- Жаль! Это было сокровище! - сказала Ильдихо.
- Да, это было сокровище!.. Счастливого пути! Я ухожу и никогда уже не увижу более жилища короля Визигаста.
Слегка кивнув головой обоим, он направился к своему коню, который, увидев господина, опустился пред ним на колени, а затем, заржав, снова стал на ноги.
Вскоре конь и всадник исчезли в лесу.
Дагхар, опершись на копье, задумчиво смотрел вслед ушедшему
- Гм, - сказал он наконец, - если мы только задушим когда-нибудь старое чудовище со всем его родом... этого только его сына мне будет жаль.