- Ты знаешь, - начал Аттила, - после смерти отца... Ужасно было видеть, как он плавал в своей крови...
- Да! И эта женщина... - прервал его Хельхал, содрогнувшись.
- Замолчи! - воскликнул Аттила. - Если только об этом узнают гунны...
Но старик, охваченный тайным ужасом, не слыхал слов господина:
- Женщина с ножом в руках! Старая сарматская ведьма! Как она размахивала этим ножом над головой! С острия ножа капали капли его крови прямо на ее растрепанные седые волосы. А она кричала: "Он распял моего внука, ни в чем неповинного. И вот старая бабка отомстила за внука!" - С этими словами она вонзила нож себе в горло. - Да, старуха умертвила Мундцукка, повелителя гуннов, моего господина! - Хельхал застонал.
- Замолчи! говорю тебе.
- Да ведь гунны это знают!.. Хоть вы с братом и велели умертвить всех, которые это видели. А тут было сорок человек мужчин, двенадцать женщин и с полдюжины детей. Но многие из этих свидетелей, прежде чем быть убитыми, с проклятиями на устах рассказывали своим палачам, за что они обречены на смерть. А палачи рассказали это другим. И я это узнал, когда возвратился из похода на яцигов.
- Это не хорошо. Жаль, что гунны это знают. Они слепо и упорно верят в предрассудок, связанный с подобным злодеянием.
Старик открыл лицо, опустив свои худые, костлявые руки, и, взглянув в упор на господина, сказал: - Это - не предрассудок. Это - истина.
Аттила пожал плечами.
- Не сомневайся в этом! - предостерегал его старик, грозя пальцем. - И не разрушай верований народа! Ты сам, как я с сокрушением замечаю, почти не держишься старых отцовских верований.
- Это не правда. Я верую в бога войны, бога мести, который вручил мне свой меч. Я верю предсказаниям наших жрецов, гадающих по дымящейся крови пленников. В особенности, - прибавил он, усмехнувшись - если они предвещают мне счастье и победу.
- То есть, - с неудовольствием заметил старик, - из всего, что завещано нам отцами, ты веруешь только тому, что тебе кажется пригодным. Берегись! Боги не позволяют смеяться над собой. Берегись, господин!
- Ты грозишь. Хотя гневом богов, но ты грозишь, - спокойно и лишь слегка приподняв голову сказал Аттила. - Ты не знаешь, с кем говоришь, старик.
- Нет, знаю. Я говорю с Аттилой, пред которым трепещет мир, но не боги и не Хельхал. Хельхал впервые посадил тебя на маленькую лошадку, научил тебя держаться пальчиками за гриву и сжимать руку в кулачок. Он бегал взапуски с лошадкой (то была белая лошадка), и когда как-то раз мальчик упал с лошадки, он подхватил его вот на эти самые руки. Нет, пока Хельхал жив, он будет говорить тебе правду.
- И ты знаешь, что я люблю, когда мне говорят правду.
- Часто, по большей части, но не всегда. Мысли твои - что плохо прирученный степной волк. Великодушие твое - слабо привязанный намордник. Вдруг хищный зверь его сбросит и...
- Да, да, - прошептал Аттила, - врожденную дикость трудно уничтожить. Но будь справедлив, старик. Посмотри, тысячи народов покорны мне. Трудно перечислить богов, в которых они веруют: Христос, Иехова, Вотан, Юпитер, Црнбог... Гунн, христианин, иудей, германец, римлянин, венд - каждый клянется, что его бог есть истинный бог. Христианин скорее позволит себя изрубить в куски, чем согласится принести жертву какому-нибудь другому богу. Что же делать мне, главе всех этих народов? Веровать ли мне во всех ихних богов, из которых один исключает другого, или совсем не веровать ни в одного?..
Хельхал ужаснулся.
- Или мне выбирать то, что мне больше всего нравится, чему я могу верить без лицемерия, без самообольщения?.. Я так и делаю. Прежде всего я верю в самого себя и в свою звезду, и затем также и в того, кто посла меня управлять народами: в бога мести и войны.