В полях поднимался густой туман. Меня знобило. Гектор бежал бодрой рысцой, и каждый его шаг отзывался болью у меня в голове.
Мейстер Вальтер бранился:
- Подумаешь, велика беда - брошка пропала у госпожи бургомистерши! Да и не пропала вовсе, а они - совести у них нет! - уже ребят в тюрьму тащат! Перед знатью так трясутся, что разум теряют, окаянные!
- А нас наказали бы кнутом, если бы ты не пришёл? - спросил я, с трудом поднимая горевшие веки.
Мейстер Вальтер ничего не ответил, только причмокнул губами, торопя Гектора.
Я дрожал всё сильнее. На холме показались огоньки Нейдорфа.
Вдруг по дороге с холма побежали две тёмные фигурки. Одна прихрамывала, у другой за плечами развевался платок. Это Марта и Паскуале бежали нам навстречу.
- А, птички-невелички по небу летят - перышки блестят, - заверещал мейстер и, переменив голос, запел басом: - а на Гекторе верхом едут гости впятером. Марта, угадай, кто у нас пятый?
Марта, запыхавшись, вглядывалась в сумерки.
- Иозеф! - радостно крикнула она и протянула руки.
- Нет, Иозеф сегодня первый. Он у нас - герой. А кто пятый?
Паскуале тоже подбежал и ласково хлопал меня по ноге.
- Вернулся, Пеппино!
- Пауль, кто у них пятый?
Марта осторожно вглядывалась в Пьетро.
- Пьетро! - крикнул Паскуале. - Откуда ты взялся?
- Пьетро - третий, его обезьянка - четвертая, а пятый - вот кто! Держи! - И мейстер Вальтер протянул Марте Геновеву.
- Геновева! - Марта прижала к себе куклу.
- Мы взяли у Геновевы плащ, Марта, потому что обезьянка замерзла... - Я начал говорить, но в горле у меня так запершило, что я закашлялся.
Мы подъехали к корчме и взошли на высокое крыльцо. Огонь пылал в очаге просторной кухни. Фрау Эльза поставила на стол сковородку с жареной колбасой, и все сели ужинать. Мне не хотелось есть, я забрался на сундук и подобрал ноги.
- Иозеф болен, смотрите, какой он бледный! - воскликнула фрау Эльза.
Она напоила меня горячим молоком, растирала мне закоченевшие руки и рассказывала:
- Мейстер Вальтер всю ночь сидел на крылечке, всё тебя поджидал. А Марта, как узнала утром, что Иозеф не вернулся, давай плакать. Бедный Иозеф, говорит, верно, он попался лакеям, его, верно, побили! Лучше бы, говорит, Геновева пропала, чем Иозеф!
Я постарался улыбнуться Марте. Геновева сидела у неё на коленях. Марта и Паскуале наперебой угощали серую Бианку, а она гримасничала и радостно причмокивала на плече у Пьетро. Пьетро жадно ел, поглядывая на всех исподлобья.
После ужина мейстер Вальтер вышёл на крыльцо покурить. Фрау Эльза убирала посуду, а Марта, порывшись в сундуке, сняла зелёные бархатные штанишки и теплую курточку с одного охотника, у которого была поломана нога, и надела их на Бианку. Бианка сразу стала нарядная и важная. Сущий егерь!
Тогда я попросил Паскуале достать мне того Кашперле, который прежде был Пульчинеллой. Паскуале принёс мне его.
- Пьетро, взгляни, вот какой Пульчинелла. У него подбородочек сломался, но ведь это только проволока погнулась. Завтра я исправлю её, и он будет раскрывать рот, вот так! - сказал я.
Пьетро взял вагу, заставил Пульчинеллу походить, побегать, ощупал и осмотрел его со всех сторон.
- Ну, даешь мне его? - спросил он наконец.
- Даю, только расскажи, что обещал.
Паскуале молча прислушивался. Марта играла с Бианкой.
- Так вот, когда Якопо пришёл к нам из Венеции, он говорил, что встретил на набережной... этого, как бишь его... резчика?
- Дядю Джузеппе? - подсказал я.
- Вот, вот, его самого. Он сказал: если увидишь мальчишку - Джузеппе, - который у меня работал, скажи, что ко мне приходила его сестра... Она плакала...
- Плакала?
- Да. Она тебя разыскивала. Тётка Теренция послала её к резчику...
- Ну, ну?
- Она хотела взять тебя к себе... Она вышла замуж за стекольного мастера и стала теперь важная, богатая - твоя сестра. И они уехали совсем из Венеции...
- Куда же они уехали?
- Важный барин дал ему много денег - этому стеклоделу, - чтобы он устроил ему стекольную фабрику на чужой стороне. Они и уехали...
- Но куда же, куда?
- А я почем знаю... Якопо знал, да забыл...
Я сидел, как одурманенный. Урсула разыскивала меня, Урсула хотела взять меня к себе... Если бы я не ушёл тогда из Венеции, я жил бы теперь у моей сестры, а не скитался бы один-одинёшенек по чужим людям... Тоска защемила мое сердце.
- Везет тебе! И всегда везло! - вдруг злобно сказал Пьетро. - Там, в Венеции, за тебя сумасшедший синьор деньги платил ни за что ни про что... Тут ты живёшь у кукольника - как сыр в масле катаешься... И ещё сестра тебя разыскивает, хочет к себе взять... Счастливчик, - видно, в сорочке родился!
Я посмотрел на него. Злые слёзы стояли у него в глазах. Мне и в голову не приходило, что я счастливчик... Но Пьетро... Пьетро был уж совсем один, на чужой стороне. Пускай он возьмет моего Пульчинеллу. Я протянул ему куклу...
- А где же колпачок? - спросил Пьетро. Паскуале достал колпачок и балахончик Пульчинеллы, отвязал нитки и стал переодевать куклу. Он без слов понял, за что я заплатил Пьетро своим Пульчинеллой.
- Это ещё что? - вдруг загремел над нами голос мейстера Вальтера. - Чьи это шутки? Зачем ты переодеваешь Кашперле?
- Я отдал его Пьетро... - заговорил я.
- Отдал Кашперле? Да ты с ума сошёл? Чтоб я позволил... - Мейстер Вальтер выдернул куклу из рук Паскуале, - ... лучшую куклу отдать из театра? Дудки!
Я хотел рассказать мейстеру обо всем, но вдруг все немецкие, слова вылетели у меня из головы... Я схватил его за руку, он оттолкнул меня, и я заорал так, что сам испугался своего голоса. Тут перед мейстером очутилась Марта.
- Дай, дай сюда Кашперле, отец! - крикнула она. - Иозеф должен отдать его этому мальчику! - У Марты сверкали глаза, а голос был такой настойчивый, что мейстер выпустил куклу из рук.
- Я слышала, я поняла... этот мальчик принёс им вести с родины... - говорила Марта. - А Кашперле вовсе не наш, Иозеф сам его сделал... Иозеф заслужил это, отец... - Тут Марта заплакала.
- Ну ладно, дочка, будь по-твоему. Не сердись, Иозеф. Кукла по праву твоя, а не моя. Уж очень мне жаль было выпускать из театра такого славного актёра. - Мейстер Вальтер положил мне на плечо свою широкую ладонь.
- Я сделаю вам другого Кашперле, мейстер Вальтер, - собрав последние силы, сказал я. Потом темнота хлынула мне в глаза, и я забылся.
* * *
... Баронессочка в паре с Бианкой танцевала менуэт. Я шарил по полу, ища Геновеву. Из темноты выплыло лицо мсье Дюваля. "Я знаю, куда уехала Урсула! Пойдём!" - сказал он. Я уж хотел было идти, как вдруг крючконосый судья в серебряных очках поволок меня на виселицу. Я знал, что надо накинуть ему на шею петлю, а самому удрать, как делает Пульчинелла, когда сбир тащит его на виселицу, и для этого я превратился в Пульчинеллу. Сломанный подбородок ужасно болел у меня. Нитки больно дергали руки и ноги, особенно меня мучила спинная нитка. Она вонзалась в спину, как раскалённое железо. Я старался задрать голову и посмотреть, кто держит мою вагу и безжалостно треплет меня. Наверное, это кто-нибудь из маленьких гостей баронессочки так озорничает. А я должен был узнать, куда уехала Урсула.
- Эй, полегче там! Не дергайте! Это вам не игрушки! - крикнул я.
- Пеппо, миленький, лежи спокойно... скоро приедем, - жалобно ответил Паскуале.
Открыв глаза, я видел над собой зелёные ветки и ясное небо, а потом опять наступала темнота. Толчки и дерганья терзали меня. Наконец боли унялись, я очутился в гондоле и тихо поплыл в сияющую даль лагуны.
Я был долго болен горячкой. Закутанного в платки, меня повезли на тележке в Фридрихсталь, где наш театр собирался играть. Дорога была неровная, тележку трясло и подбрасывало, а мне казалось, что меня дергают за нитки. Зато как хорошо было потом выздоравливать!
Лето наступило теплое. Липы шелестели вокруг хорошенького домика, где мы остановились у родных фрау Эльзы. Я лежал в маленькой каморке на чердаке. В мое оконце доносился запах сена и жужжа залетали пчелы. Фрау Эльза ухаживала за мной, добрая и спокойная, как Урсула. Марта не уставала слушать мои рассказы о том, как я добывал Геновеву из замка, как попался сельскому сторожу и как мейстер Вальтер освободил меня из арестного дома. Её восхищенные глаза говорили мне, что я - герой. Паскуале прибегал ко мне с полевыми цветами в руках, а однажды притащил даже маленького скворца с помятым крылом. Скворец ел хлебные крошки и скоро стал совсем ручной. Мейстер Вальтер шутил:
- А ну, посмотрю я, кто скорее поправится - скворушка или Иозеф? Не отставай от пичужки, Иозеф, гляди, как она весело прыгает. А без тебя у нас дело стоит.
Я и сам знал, что без меня дело стоит. Надо было вырезать нового Кашперле и починить всех кукол, сломанных ребятами в замке, а то нельзя было играть "Геновеву".
Мейстер Вальтер звал Пьетро работать в театре, но тот не захотел. Он взял Бианку, взял Пульчинеллу, прихватил лакомства, которые Марта припасла для Бианки, и ушёл своей дорогой, пока я ещё был без памяти. Говорил, что пойдёт на родину.
Когда все уходили на представление, а я оставался один на чердаке, мне бывало грустно. Я всё думал о моей сестре.
Скворец выздоровел и улетел раньше, чем я встал с постели.