Еще не раз вторгались европейцы в палестинские владения арабов.
Вслед за рыцарями европейские купцы стали привозить в Европу китайскую посуду. Европа завязала торговлю с Азией. Моряки — португальцы и генуэзцы — ходили за восточными товарами на легких парусниках в Трапезунд и Александрию и привозили оттуда китайские чашки и тарелки, не только белые, но и светлозеленые.
Пошел слух, что светлозеленая китайская посуда сразу темнеет, если на нее попадает яд. Светлозеленые сосуды в это время назывались в Европе «селадоны». Короли и князья наперебой старались заполучить себе «селадоны». Каждый из них боялся отравы.
Европа тогда была разделена на множество мелких королевств и княжеств.
Вся земля принадлежала князьям и баронам, иначе говоря — феодалам. Рабы-крестьяне кормили, поили, одевали своих господ, их слуг и целые дружины воинов.
Феодалы собирали подати с крестьян хлебом, медом, шерстью. Они одевались в домотканое платье, пили сваренное дома пиво и воевали друг с другом. Каждому хотелось захватить владения более слабого соседа. Каждый боялся, что сильный сосед отнимет у него землю. Время было тревожное: то восставали крестьяне, то возмущались города, отказываясь платить подати баронам.
Феодалы жили за крепкими стенами замков. Их охраняли верные дружинники. Но от яда, подсыпанного в пищу или питье, у них не было защиты.
Вот почему они так обрадовались китайской посуде, которая будто бы спасала от яда.
Один князь пригласил к себе другого на пир. Он завидовал богатству гостя и хотел его отравить. Кравчий должен был на пиру подсыпать яду в кубок приезжею князя.
Пир был в высокой каменной зале. Гости сидели на лавках, устланных мехами. На столе дымился целый кабан. Когда стали разливать вино из кованых серебряных кувшинов в кубки, приезжий князь вынул из кармана светлозеленую чашечку и, подставив ее под струю вина из наклоненного кравчим, кувшина, сказал:
— Я пью только из этой чашечки, — она потемнеет сразу, если на нее попадет яд.
У хозяина волосы на голове зашевелились от страха. Драться с гостем, когда чашка потемнеет, у него не было охоты. Он подмигнул кравчему, чтобы тот отложил яд подальше.
Пир кончился благополучно. Когда гость уезжал, хозяин поклялся ему в вечной дружбе и выпросил у него зеленую чашечку «на память».
«Теперь и я тоже не буду бояться отравы», думал он.
Увы, чашечка не помогла. Его отравил тот же самый кравчий в отместку за жестокое обращение.
В те времена за столом никому не полагался отдельный прибор. Все ели из общей миски, прямо пальцами, а кубок с вином передавался по очереди от одного к другому. Бедняки ели из деревянных плошек, а те, кто побогаче, заводили себе оловянную или серебряную посуду.
Гончары умели делать глиняные миски и тарелки, покрывали их поливой и обжигали в печах, но эти миски из глины были грубые, тяжелые и шероховатые. Такой блестящей, звонкой и тонкой, как яичная скорлупа, посуды, какой была китайская, в Европе никто не умел делать.
Китайская посуда не спасала от яда — это были сказки, но от грязи и заразы она могла уберечь. Она была чище металлической и деревянной посуды. С ее гладкой, блестящей поверхности легко смывалась всякая грязь. Но этой посуды было так мало в Европе, что, кроме князей, боявшихся отравы, на ней никто не ел. Ее берегли в сокровищницах вместе с драгоценностями. Ее оправляли в золото.
У королевы Изабеллы Католички хранился белый китайский стаканчик в сокровищнице Альказара. Его золотая оправа стоила больше, чем несколько испанских деревень.
Знатные дамы носили черепки разбитой китайской посуды на золотых цепочках вокруг шеи.
Когда какой-нибудь восточный владыка хотел сделать хороший подарок европейскому князю, его послы отвозили в Европу красивую китайскую посуду. Так, султан Абульсет Гамель послал двадцать китайских сосудов венецианскому дожу Малипьеро, а флорентийский правитель Лоренцо, прозванный Великолепным, получил от египетского султана такой же подарок. Китайская посуда так понравилась Лоренцо, что он призвал к себе итальянских гончаров и просил их сделать для него такую посуду. Но, сколько ни старались гончары, у них ничего не вышло.