Замок Альбрехтсбург был окружен глубоким рвом. Подъемный мост, скрипя железными цепями, опускался над ним только для тех, кто знал условный знак или тайное слово.
Никто чужой под страхом смерти не смел проникнуть в замок. Там шла тайная работа — выделка фарфора. Когда новый мастер или рабочий поступал на фабрику, ему завязывали глаза и долго вели по каменным коридорам, пахнувшим плесенью. Потом снимали повязку с его глаз.
Он видел себя в большой подземной зале с каменными сводами. Мшистые стены освещались красноватым светом факелов. В углах царила темнота.
За длинным столом сидели неведомые люди в масках и черных мантиях.
Справа от стола стоял священник с бледным суровым лицом, поднимая в руке распятие.
Слева виднелась дыба, висели кандалы, и палач держал в руке блестящий топор.
Посередине на возвышении стоял черный гроб. Череп и скрещенные кости были нарисованы на нем белой краской.
— Клянешься ли ты, что не выдашь никому тайны фарфора? — спрашивал ужасным голосом черный человек, поднимаясь из-за стола.
— Клянусь! — отвечал мастер, у которого начинали дрожать колени и холодела спина от всей этой чертовщины.
— Повторяй за мной, — говорил человек: — клянусь, что я не выдам тайны фарфора ни отцу моему, ни сыну, ни брату, ни жене, ни другу, ни врагу, ни за деньги, ни за ласку, ни ради спасения жизни. Я не открою этой тайны ни священнику на исповеди, ни врачу на моем смертном одре.
Мастер повторял всё это слово за словом, хотя у него от страха заплетался язык.
— Клянись на распятии! — говорил священник и прижимал холодный металл креста к губам мастера.
Тогда черный человек обращался к другим, сидевшим неподвижно, как статуи.
— Вы слышали, братья, как поклялся этот человек? Что ждет его, если он нарушит клятву?
— Смерть! — восклицали «братья», и, вскочив на ноги, они, все как один, выхватывали блестящие кинжалы и, потрясая ими в воздухе, кричали:
— Смерть!
— Смерть! — гудел палач, размахивая топором.
Потом они бросались на полумертвого от страха мастера и, схватив его, кто за ноги, кто за руки, укладывали в гроб.
Лежа в гробу, мастер трижды повторял слова клятвы, и трижды «братья» махали кинжалами и вопили: «Смерть!»
Потом наступала темнота.
Кто-то натягивал повязку на глаза мастера, выволакивал его из гроба и опять вел по коридорам на свежий воздух.
Когда с него снимали повязку, его глаза резал дневной свет, в ушах еще звучали крики «смерть» и страшное лязгание кинжалов. Одурелый входил он в мастерскую и не сразу понимал, что ему говорил старший мастер.
А мастерские были устроены так, что рабочие одной мастерской не знали, что делается в соседних, и никогда не виделись с другими рабочими.
Тот, кто промывал глину, понятия не имел, что в эту глину подбавляют, чтобы сделать фарфор.
Токари, точившие посуду из массы, не знали, из чего составлена масса и как обжигается посуда в печи.
Только три человека — Бётгер и его помощники доктор Бартоломэн и Штейнбрюк — знали все, что творилось на фабрике.
Все это делалось для того, чтобы сохранить в тайне секрет фарфора, чтобы никто, кроме Августа, не мог устроить у себя фарфоровую фабрику.