КОСМОЛОГІЯ ДАНТОВОЙ ПОЭМЫ {*}
{* Источниками для этой статьи служили: Dr. F. Wegele, Dante's Leben und Werke. Jena. 1852. Br. E. Ruth, Studien über Dante Allighieri. Tubingen. 1853. Philaletes, Üeber Koemologie und Kosmogenie nach den Ansichten der Scholastiker in Dante's Zeit, zu Gesang I des Paradieses.}.
Ни въ чемъ не проявляются въ такой полнотѣ творческая сила и самостоятельность пѣвца Божественной Комедіи, какъ въ тѣхъ воззрѣніяхъ, которыя имѣлъ онъ о мірѣ и которыя развилъ такъ подробно въ своей великой поэмѣ. Знать космологическую систему Данта необходимо тому, кто желаетъ имѣть ясное понятіе о мѣстодѣйствіи замогильнаго его странствованія, почему и считаемъ нужнымъ сказать нѣсколько словъ о Космологіи Дантовой поэмы.
Мысль о загробной жизни сильно занимала умы въ средніе вѣка: поэтому еще задолго до временъ Дантовыхъ ходило въ народѣ множество поэтическихъ сказаній и легендъ о странствованіяхъ по аду, чистилищу и раю {Ниже мы будемъ говорить подробнѣе объ этихъ легендахъ и покажемъ, какое вліяніе имѣли онѣ на творца Божественной Комедіи.}. Но изъ предшественниковъ Данта только немногіе проникали въ одно время во всѣ три области невидимаго міра; обыкновенно ограничивались они адомъ и раемъ, адомъ и чистилищемъ, всего же чаще однимъ только адомъ. Данте едва-ли не первый обозрѣлъ одно за другимъ всѣ три царства и притомъ въ обратномъ порядкѣ -- снизу вверхъ. Это-то требовало отчасти и теоретическое воззрѣніе на замогильныя странствованія, составившееся въ средніе вѣка. "Кто хочетъ вознесться до созерцанія величія Божія, говоритъ Бернардъ де Клерво, да очиститъ сердце отъ грѣховъ, а этого всего лучше достигнетъ онъ видѣніемъ Божьяго суда." {St. Bernardus, De Gonsideratione, Lib. V въ концѣ.} Созерцать величіе Божіе во всей его полнотѣ можно только на небѣ, очистить сердце отъ грѣховъ (по понятіямъ католической церкви) въ чистилищѣ, судъ же Божій всего ужаснѣе является въ аду. Вотъ путь, который долженствовала совершить фантазія поэта. Вѣрный этой идеѣ, Данте, для изображенія сценъ своего восторженнаго видѣнія, прибѣгаетъ къ даннымъ тогдашней науки и ко всѣмъ вымысламъ, бывшимъ въ ходу касательно видимаго и невидимаго міра; но, ничего не создавая, а только пользуясь тѣмъ, что до него существовало, онъ перерабатываетъ весь этотъ богатый матеріалъ поэтическій въ одну систему, въ одно великое цѣлое.
Въ основаніи Космологіи Данта, какъ и во всемъ міросозерцаніи среднихъ вѣковъ, лежитъ единство религіи съ физикой. Только при такомъ условіи возможна поэма, подобная Божественной Комедіи: какъ скоро это единство нарушилось вслѣдствіе успѣховъ науки, вслѣдствіе великихъ открытій въ области естествознанія, тотчасъ поэзія невидимаго мира утратила прочную основу, на которой дотолѣ зиждилась. Вотъ причина, почему поэмы Мильтона и Клопштока не могли имѣть успѣха; она же составляетъ и ту необъятную выгоду, которой пользовался Данте и которая скоро сдѣлала его поэму недоступною ни для какого подражанія.
Данте, помѣщая землю въ средоточіи вселенной, представляетъ ее себѣ, подобно Гомеру, въ видѣ острова, омываемаго моремъ, {Ада XXXIV, 106--124. То же мнѣніе высказываетъ и его учитель Брунетто Латини въ своемъ Tesoro.} и придаетъ ей шарообразный видъ. Въ ея нѣдрахъ онъ помѣщаетъ адъ согласно съ господствовавшимъ тогда мнѣніемъ; но, вопреки любимымъ легендамъ среднихъ вѣковъ, отдѣляетъ отъ него чистилище {Сюда принадлежитъ въ особенности чистилище св. Патриціа. Legendа Aurea, сар. 50. ed. Graesse, p. 213.-- Особенно любили помѣщать адъ и чистилище въ вулканическихъ странахъ.}. Помѣщая адъ въ нѣдрахъ земли, онъ слѣдуетъ отчасти вѣрованіямъ древняго міра, полагавшаго обитель мертвыхъ подъ землей, ибо еврейскій Scheol, infernum; какъ и Гадесъ древнихъ, надобно искать тамъ же {"Sed ut Deos esse natura opinamur, qualesque sint ratione cognoscimus, sic permanere animos arbitramur consensu nationum omnium; qua in sede maneant, quaiesque sint, ratione discendum est. Cujus ignoratio finxit inferos, easque fonoidines, quas to contemnere non sine causa videbare. In terram enim cadentibus corporibus, hisque hutno tectis, e quo dictum est humari, sub terra eensebant reliquam vitam agi mortuorum. Quam eorum opinionem magni errores consecuti sunt; quos auxerunt poetae." Cic. Tusc. Quaest. I, 16.}; частію вынужденъ къ тому необходимостію, потому что, принявъ землю, по системѣ птоломеевой, за средоточіе вселенной, онъ не имѣлъ другаго мѣста для ада, ибо то, что окружаетъ землю, есть уже небо.
Въ самомъ нижнемъ углу ада, достигающаго до центра земли, стало быть въ самомъ центрѣ вселенной, онъ назначаетъ мѣсто Люциферу, матеріальному началу зла, и притомъ помѣщаетъ его такъ, что средина тѣла его составляетъ центръ, къ которому тяготѣетъ со всѣхъ сторонъ все тяжелое. {Ада XXXIV, 109.} Космологическое воззрѣніе тутъ очевидно подчинено ученію нравственному. Какъ къ центру земли, по закону тяготѣнія, стремятся всѣ тяжести, такъ къ Люциферу, злому, тяжелому началу въ нравственномъ мірѣ, тяготѣетъ все то, что въ ущербъ духу прилѣпилось къ грѣховному, земному, что не озарено свѣтомъ познанія и религіи, и притомъ тяготѣетъ такъ, что чѣмъ болѣе выраженъ въ немъ характеръ этой матеріальности, этого эгоистическаго отчужденія отъ неба, тѣмъ ближе оно къ страшному средоточію.
Далѣе, по понятіямъ Данта и географовъ его времени, обитаема только наша половина земли, другая же покрыта моремъ. Средину, а вмѣстѣ съ тѣмъ высшую точку на нашемъ полушаріи составляетъ Іерусалимъ, именно гора Голгоѳа: мнѣніе общее для среднихъ вѣковъ, основанное на словахъ библейскихъ. {"Наеc dicit Dominus Deus: ista est Ierusalem, in medio gentium posui eam, et in circuitu ejus terras." Ezech. V, 5.} Такъ обозначалось и на картахъ того времени, опредѣлявшихъ всегда мѣсто и аду и чистилищу и земному раю. {Sаntаrem, Essai sur la geographie et cartographie en moyen age. Paris 1848. T I.} Впрочемъ это мнѣніе о центральной точкѣ на землѣ принадлежитъ не однимъ среднимъ вѣкамъ: уже Халдеи принимали Вавилонъ, а Греки Дельфы за средоточіе или пупъ земли.
Но моремъ полушаріе, противоположное нашему, не всегда было покрыто. Переворотъ въ распредѣленіи суши земнаго шара Данте приписываетъ паденію ангеловъ. По его представленію, Люциферъ, свергнутый съ неба, палъ на полушаріе, противоположное Іерусалиму, и тамъ вонзился какъ стрѣла въ толщу земли, такъ что срединою своего тѣла, по закону тяготѣнія, остановился въ центрѣ земли, обратясь при этомъ головою къ европейскому, а ногами къ противоположному полушарію. {Ада XXXIV, 121--126.} Суша, покрывавшая до того времени противоположное полушаріе, въ ужасѣ отъ этой катастрофы покрылась волнами океана; часть же земли, составлявшей эту великую сушу, отошла къ нашему полушарію и тутъ, поднявшись вверхъ, образовала самую высокую точку на земномъ шарѣ -- Іерусалимъ съ горою Голгоѳою. Между тѣмъ та земля, которую Люциферъ вытѣснилъ изъ глубины своимъ паденіемъ, выскользнула изъ-за ногъ его и, устремившись вверхъ изъ средины моря, поднялась на противоположномъ намъ полушаріи въ гору чистилища. Какъ гора примиренія Голгоѳа, такъ и гора очищенія чистилище, находясь на противоположныхъ полушаріяхъ, обѣ лежатъ на одной умственной линіи такъ, что продольная ось, проведенная вдоль тѣла Люциферова и продолженная до поверхностей обоихъ полушарій, пройдетъ, съ одной стороны, чрезъ Іерусалимъ, а съ другой чрезъ гору чистилища (см. таб. II, fig. V). Такимъ образомъ гора Голгоѳа и гора чистилища, обѣ имѣя одно космологическое происхожденіе, суть вмѣстѣ съ тѣмъ и настоящіе антиподы.
Здѣсь опять космологическое воззрѣніе подчинено нравственному. Паденіе Люцифера подало поводъ къ грѣху {Ада XXXIV, 34--36.}, но въ то же время послужило образованію той горы, на которой, согласно съ ученіемъ католической церкви, очищаются покаяніемъ слабости и грѣхи человѣческіе; а съ другой стороны и той, гдѣ вѣчная любовь принесеніемъ неизрѣченно-великой жертвы дала человѣку возможность примириться съ небомъ. Такимъ образомъ Данте согрѣваетъ всю свою систему мірозданія свѣтомъ и духомъ, почему и можно разсматривать всю его поэму какъ одушевленіе вселенной. {Abeken, Beiträge für das Studium der Göttlichen Comödie Dante Allighieri's. Berlin und Stettin. 1826, p. 300.}
Сколько до сихъ поръ извѣстно, поэтическая мысль эта о происхожденіи горы Голгоѳы и чистилища принадлежитъ исключительно одному Данту: по крайней мѣрѣ во множествѣ средневѣковыхъ легендъ, изображающихъ замогильныя царства, чистилище помѣщалось обыкновенно въ нѣдрахъ земли и въ сосѣдствѣ съ адомъ. {St. Patrick's Purgatory; an Essay on the Legends of Purgatory, Hell and Paradise current during the middle age. By Thomas Wright London. 1844.} Въ противоположность всѣмъ этимъ мрачнымъ сказаніямъ, Данте только одинъ изъ своихъ современниковъ помѣщаетъ гору чистилища подъ открытымъ небомъ. Западный Океанъ, по срединѣ котораго Данте назвачаетъ мѣсто этой горѣ, въ то время былъ не только неизвѣстенъ, но и всѣ попытки изслѣдовать его считались нарушеніемъ воли Божіей, высшимъ нечестіемъ. Тогда столпы Геркулесовы (нынѣшній Гибралтарскій проливъ) почитались крайнимъ предѣломъ, за который не долженъ выходить никто изъ смертныхъ (nec plus ultra). Согласно съ преданіемъ, Улиссъ, влекомый пагубнымъ любопытствомъ, переступилъ эту заповѣданную грань и достигъ чистилища; но зато буря, поднявшаяся отъ таинственной горы, потопила какъ его, такъ и всѣхъ его спутниковъ. {Ада XXVI.} На этой-то горѣ Данте помѣстилъ свои земной рай: соединеніе новое и прекрасное, подавшее поводъ Колумбу, какъ нѣкоторые, впрочемъ ошибочно, полагали, открыть новый свѣтъ. Идея о земномъ раѣ есть, какъ извѣстно, идея весьма древняя, берущая свое начало изъ Библіи. {Кн. Бытія I.} Люди всегда мечтали о томъ, гдѣ найти мѣсто совершеннаго блаженства, и эта мечта принадлежала какъ христіанскимъ, такъ и самымъ древнимъ дохристіанскимъ народамъ. Представленія о библейскомъ эдемѣ напоминаютъ сады гесперидскіе Грековъ, которые всегда помѣшали ихъ въ отдаленнѣйшихъ точкахъ извѣстнаго имъ міра. Чѣмъ болѣе разширялись свѣдѣнія географическія, тѣмъ далѣе отодвигались гесперидскіе сады. Такъ было время, когда помѣщали ихъ въ великомъ оазисѣ Аравіи, потомъ на границѣ Великихъ Сиртовъ, вблизи Атласа; отсюда перенесли ихъ на Канарскіе острова, названные потому Блаженными или Гесперидскими. {Washington Irving, History of Christ. Colomb. IV. Appendix.} Тоже самое было и съ вѣрованіемъ о христіанскомъ эдемѣ. Едва-ли что либо занимало средніе вѣка такъ сильно, какъ желаніе опредѣлить мѣсто, гдѣ находится земной рай: онъ долго былъ предметомъ тщательнѣйшихъ изслѣдованій, надъ которыми ломали головы ученѣйшіе географы и богословы того времени. Всѣ ихъ изслѣдованія по этому предмету можно раздѣлить на двѣ группы: одни ученые помѣщали земной рай на твердой землѣ, другіе на островѣ, первые въ Азіи, вторые на востокъ отъ Азіи. Всѣ впрочемъ соглашались въ томъ, что земной рай находится на высокой горѣ, ближе къ мѣсяцу, чѣмъ къ землѣ, и совершенно недоступенъ для смертныхъ. Первые назначали ему мѣсто въ Палестинѣ, Месопотаміи, на ос. Цейлонѣ, или далѣе на востокъ; другіе на морѣ, омывающемъ восточный берегъ Азіи. Смотря по тому, какому придерживались изъ этихъ мнѣній, составители картъ въ средніе вѣка всегда означали на своихъ ландкартахъ мѣсто земнаго рая. Господствующимъ мнѣніемъ однакожъ было по видимому то, что земной рай лежитъ на самомъ дальнемъ востокѣ отъ Азіи, и мы знаемъ, что Колумбъ, достигнувъ береговъ Паріи, при видѣ роскоши и плодородія этихъ странъ, дѣйствительно думалъ, что онъ недалекъ отъ земнаго рая. {Wash. Irving L. cit. T. II, 355.} И такъ смѣлое нововведеніе Данта въ географическихъ воззрѣніяхъ того времени состоитъ только въ томъ, что онъ перенесъ земной рай съ востока далѣе на западъ {Ада XXVI, 124--129 и прим.} и глубокомысленно помѣстилъ его на вершинѣ горы чистилища.
Много было споровъ между толкователями Данта о томъ, не имѣлъ ли онъ дѣйствительно нѣкоторыхъ свѣдѣній о противоположномъ полушаріи. Поводомъ къ этимъ спорамъ служили четыре звѣзды, которыя Данте видитъ отъ подошвъ горы чистилища на небѣ южнаго полюса.
Io mi volsi а man destra, e posi mente
All' altro polo, e vidi quatlro stelle
Non viste mai fuor che alla prima gente *).
*) Purgat. I, 22--24.
Это созвѣздіе Креста на южномъ небѣ. Одни думаютъ, что Данте могъ предчувствовать, догадываться о его существованіи; по мнѣнію же другихъ, онъ дѣйствительно имѣлъ объ немъ надлежащія свѣдѣнія. {Kritische Untersuehungen über die historische Entwickelung der geograshischen Kenntnisse von der Neuen Welt u. s. w. Von Alex. v. Humboldt Aus dem Französischen von Ideler. II. Bd. 3. Lief. S. 517.-- Santarem, Essai sur la cosmographie et cartographie etc. II. 102.} Одни полагаютъ, что италіанскіе мореплаватели могли слышать въ Египтѣ объ индійскихъ наблюденіяхъ надъ этимъ созвѣздіемъ и принесть первую вѣсть объ немъ въ Италію; другіе напротивъ приписываютъ первыя свѣдѣнія о Южномъ Крестѣ Арабамъ и въ доказательство своего мнѣнія приводятъ арабскій глобусъ неба, сдѣланный въ 1215, на которомъ нельзя не узнать изображенія Южнаго Креста. Какъ бы то вы было, почти не возможно сомнѣваться въ томъ, чтобы Данте не имѣлъ ясныхъ свѣдѣній о существованіи этого созвѣздія.
Третій актъ Дантовой трилогіи совершается на небѣ. Въ изображеніи этой послѣдней области невидимаго міра Данте уже не слѣдуетъ народнымъ сказаніямъ и легендамъ, а излагаетъ цѣлую систему -- систему схоластиковъ, основанную преимущественно на космологическихъ воззрѣніяхъ Аристотеля.
Ученіе Аристотеля о природѣ сдѣлалось достояніемъ среднихъ вѣковъ преимущественно чрезъ Арабовъ, отъ которыхъ перешло къ нимъ не въ первоначальной чистой своей формѣ, а смѣшанное со множествомъ идей платоническихъ и неоплатоническихъ. Особенно важную роль играла въ этомъ отношеніи книга, приписываемая неоплатовику Проклу (род. 412 по Р. X.): "О причинахъ", "De causis", называвшаяся также " Elevatio theologica"; эта книга впрочемъ была извѣстна въ средніе вѣка только въ арабскомъ переводъ. Альбертъ Великій (Albertus Magnas) посвятилъ ея толкованію цѣлое сочиненіе: "Ѵе causa et processu universitatis", а Ѳома Аквинскій написалъ объ ней свой собственный трактъ (expositio), въ которомъ указалъ на многія мѣста, гдѣ воззрѣнія Прокла совпадаютъ, или гдѣ не совпадаютъ съ христіанскимъ ученіемъ. {Summa Theotogiae Pars I.} Кромѣ этихъ твореній, схоластики, а по слѣдамъ ихъ и Данте, въ ученіи объ интеллигенціяхъ или ангелахъ слѣдовали въ особенности книгъ: "De coelesti hierarchia", приписываемой Діонисію Ареопагитѣ.
Небо, согласно съ ученіемъ схоластиковъ, состоитъ изъ благородныхъ небесныхъ тѣлъ, или изъ первичной (нерожденной) или неразрушимой небесной матеріи. {Parad. VII, 66--69.} Съ этой первичной матеріей неразрывно связана первичная сила, какъ душа съ человѣческимъ тѣломъ. Сила эта истекаетъ изъ интеллигенцій и есть животворное начало неба. {Parad. II, 139--14.} Ея бытіе и сущность (то, что она есть) исходить прямо отъ Бога. Небо, относительно своей причины, существовало до времени, ибо и самое время произошло отъ его движенія; но въ отношеніи періода своего существованія небо современно времени, ибо движеніе неба началось въ моментъ его созданія. Движеніе это есть движеніе круговращательное, приличествующее небу какъ движеніе наиполнѣйшее. Оно не есть передвиженіе съ мѣста, но только относительное, именно въ отношеніи къ землѣ, которая неподвижно утверждена въ центръ вселенной.
Въ небесномъ пространствѣ, сообразно съ системой птоломеевой, единственной въ средніе вѣка, вращаются планеты и другія свѣтила. Сверхъ того Данте принимаетъ четыре стихіи: огонь, воздухъ, воду и землю. Стихія земля составляетъ нашу планету, которая, какъ твердое, неподвижное тѣло, помѣщено въ срединѣ всего міра. По ней разливается вода, покрывающая, какъ мы видѣли, почти все противоположное намъ полушаріе. Землю окружаетъ воздухъ, не образующій впрочемъ настоящей сферы. Надъ этимъ воздушнымъ пространствомъ возносится огонь, какъ стихія легчайшая; онъ примыкаетъ къ небу или сферы луны, служа мѣстомъ рожденія для грома и молніи, откуда она, вопреки натуры своей, иногда низвергается на землю. {Parad. I, 79--81, 92, 114, 133.} Надъ сферой огня распростерты девять небесныхъ круговъ или собственно девять прозрачныхъ, полыхъ, одна въ другой помѣщенныхъ Сферъ. {Purgat. III, 29.} Семь низшихъ круговъ принадлежатъ семи (тогда извѣстнымъ) планетамъ. Самый внутренній или ближайшій къ землѣ кругъ есть кругъ Луны, за которымъ слѣдуетъ кругъ или сфера Меркурія, за вся Сфера Венеры и Солнца; далѣе сферы Марса, Юпитера и Сатурна и наконецъ небо неподвижныхъ звѣздъ. Надъ небомъ неподвижныхъ звѣздъ, согласно съ астрологическимъ ученіемъ среднихъ вѣковъ, движется кристалльное небо, primum mobile {Convito II, 4.}, надъ которымъ покоится такъ-наз. огненное небо или эмпирей, истинный престолъ божественной славы, обитель ангеловъ и блаженныхъ (см. таб. II, fig. V). Эмпирей не есть тѣло, но внѣ всякаго пространства объемлетъ вселенную и простирается въ безконечность. Онъ въ вѣчномъ покоѣ и состоитъ изъ чистѣйшаго свѣта. Напротивъ primum mobile есть уже тѣло, но тѣло величайшее въ мірѣ {Parad. XXX, 38.}, движущееся изъ всѣхъ небесъ съ величайшей быстротою. Вся части его возвышены, полны жизни и всѣ совершенно одинаковы. {Parad. XXVII, 99--102.} Небо неподвижныхъ звѣздъ содержитъ въ себѣ безчисленное множество свѣтилъ; напротивъ остальные семь круговъ имѣютъ каждый по одной планетѣ. Самыя же звѣзды составляютъ существо неба, онѣ заключены въ немъ, образованы изъ небесной матеріи, одарены величайшей воспріимчивостію къ вліянію высшихъ силъ и только этимъ и отличаются вообще отъ своего неба {Parad. II, 115--120.}.
Круговращеніе неба и его свѣтилъ есть причина возникновенія и бытія низшаго міра. Образъ (форма) всѣхъ вещей лежитъ въ звѣздахъ, какъ въ мастерскихъ великаго художника міра. {Convito II, 4.} Звѣзды обусловливаютъ преимущественно безостановочно совершающуюся періодичность и послѣдовательность рожденія и разрушенія. Для этого необходимы многоразличныя и разнообразныя движенія небесныхъ тѣлъ, косвенное къ экватору направленіе зодіака, на которомъ вращаются планеты, періодической удаленіе и приближеніе солнца, кривая линія имъ описываемая, различная высота стоянія звѣздъ, зависящее тоже отъ наклоненія экватора и эклиптики однаго къ другой. {Parad. II, 127, X, 7.} Каждый изъ девяти небесныхъ круговъ, какъ прозрачная полая сфера, имѣетъ два полюса и экваторъ и всѣ вращаются съ различной скоростію на своей оси, проходящей черезъ землю какъ центръ міра. Primum mobile и небо неподвижныхъ звѣздъ сообщаютъ свое движеніе прочимъ, въ нихъ заключеннымъ кругамъ. Но кромѣ этого движенія, сферы планетъ имѣютъ еще свое собственное, зависящее отъ разнообразнаго ихъ положенія. Планеты, какъ благороднѣйшія части неба, утверждены на экваторѣ своего небеснаго круга: по крайней мѣрѣ такъ думаетъ Данте относительно солнца. Совсѣмъ иное мнѣніе имѣетъ онъ о планетѣ Венерѣ. На экваторѣ круга Венеры укрѣплена не самая планета, а невидимый центръ столько же невидимаго круга, который естественно не концентриченъ съ кругами другихъ сферъ. Этотъ невидимый кругъ называется эпицикломъ Венеры. Онъ обращается въ 348 дней вокругъ своего центра, вмѣстѣ съ планетой Венерой, которая сверхъ того вращается. и вокругъ своей оси. Но какъ центръ эпицикла постоянно обращенъ къ солнцу, то ясно, что планета, находящаяся у периферіи, въ одну половину періода своего обращенія должна находиться, съ одной, а въ другую половину съ другой стороны солнца, а потому и является то утренней, то вечерней звѣздой. {Karl Wilte zu Dante's lyr. Gedichten, S. 64. Convito II, 4.} Это пересѣченіе зодіака планетъ съ экваторомъ неба неподвижныхъ звѣздъ необходимо для жизненнаго развитія низшаго міра; ибо "если бы путь планетъ не былъ. косвеннымъ, многія бы силы въ небѣ остались тщетными и почти всѣ потенціи на землѣ не перешли бы въ дѣйствительность, и если бы ходъ ихъ уклонился болѣе или менѣе отъ надлежащаго, то въ мірѣ, какъ вверху, такъ и внизу, нарушился бы всякій порядокъ", {Parad. X, 7--21.} т. е. если бы напр. солнце ходило параллельно экватору, то лѣто не смѣнялось бы зимою и жизнь органическая могла бы развиться только при экваторѣ.
По различному вліянію небесныхъ круговъ на возникновеніе и поддержаніе жизни въ мірѣ, Данте раздѣляетъ ихъ слѣдующимъ образомъ:
1) Первый двигатель, эмпирей, какъ орудіе, чрезъ которое небесная сила можетъ передаваться низшимъ тѣламъ. Эмпирей есть самое высшее небо, объемлетъ всѣ тѣла, но самъ ни чѣмъ не объемлется. Исполненный вѣчнаго огня и свѣта, онъ цѣль вѣчныхъ желаній для всѣхъ прочихъ небесныхъ сферъ и всего міра. {Parad. I, 76.} Въ немъ движутся всѣ тѣла, самъ же онъ пребываетъ въ вѣчномъ покоѣ, ибо во всѣхъ частяхъ своихъ совершенно доволенъ. Онъ кругъ чистѣйшаго свѣта и любви, не воспріемлющій ни отъ какой тѣлесной субстанцій своей силы (вліянія, впечатлѣнія), кругъ, на который непосредственно ничто не дѣйствуетъ, кромѣ Бога. {Parad. XXVII, 112--114. Purgat. XXVI, 61. Parad. XXX, 38.} Онъ называется эмпиреемъ, огненнымъ небомъ, не потому, чтобы состоялъ изъ матеріальнаго огня, но потому, что исполненъ огня духовнаго, святой любви: онъ воспринимаетъ наиболѣе свѣта и величія Божія, ибо содержитъ все, самъ-же ни въ чемъ не содержится. {Convito II, 4. Письмо къ Кару Великому §. 24--27.} Въ немъ престолъ Божій, безмятежный и мирный, queto e pacifico; въ немъ обитель блаженныхъ.
2) Primum mobile вращается съ непостижимой быстротой внутри эмпирея, ибо каждая частица его имѣетъ пламенное стремленіе соединиться съ каждою же частицею эмпирея. {Convilo II, 4. Parad. I, 76; XXVII, 90.} Primum mobile составляетъ границу природы, ибо отъ него начинается каждое движеніе, вслѣдствіе котораго низшіе круги могутъ оказывать свое дѣйствіе на стихійный міръ. Оно служитъ мѣриломъ для движенія всѣхъ низшихъ круговъ. Въ немъ время имѣетъ свой корень, въ другихъ-же кругахъ свои вѣтви, т. е. внѣ его нѣтъ времени; вообще отъ него зависитъ время. Меньшія дѣленія времени на годы, мѣсяцы, дни и ночи и проч. совершаются при посредствѣ другихъ круговъ. {Parad. XXVII, 115--120.} И такъ изъ этой Сферы неба исходитъ каждое движеніе въ мірѣ во всемъ его пространствѣ, начиная отъ неподвижнаго центра вселенной -- земли до столько же неподвижнаго, въ вѣчномъ покоѣ пребывающаго эмпирея. Движеніемъ этого primum mobile высшій двигатель міра управляетъ всѣми прочими небесами во всѣхъ ихъ частяхъ, всѣми ихъ двигателями и движеніями. {Monarch. I, 11.} Слѣдовательно отъ силы его зависитъ бытіе всѣхъ вещей въ мірѣ, который онъ собой объемлетъ. {Parad. II, 112.} Потому-то Данте и называетъ его царственной мантіей надъ всѣми покровами вселенной, оживленной и согрѣтой наиболѣе дыханіемъ и творческой силой Божества. {Parad. XXIII, 112.}
3) Небо неподвижныхъ звѣздъ съ безчисленнымъ множествомъ свѣтилъ и созвѣздій должно раздроблять общую сущность вещей, зависящую отъ силы предыдущаго круга, primum mobile, на множество отдѣльныхъ существъ и чрезъ то содѣйствовать общему, проявляющемуся изъ божественной идеи въ primum mobile, стремленію развиваться въ безконечное число недѣлимыхъ. {Parad. II, 115--117.} Потому это небо имѣетъ только одно движеніе отъ востока къ западу, по за то заключаетъ въ себѣ множество звѣздъ, отъ него отличныхъ, но въ немъ содержащихся.
4) Семь планетныхъ небесъ или сферъ различными своими отношеніями и вліяніемъ направляютъ отдѣльныя существа, изъ общей сущности происшедшія, къ опредѣленной имъ цѣли и содѣйствуютъ жизненному развитію зародышевыхъ силъ (rationee seminales схоластиковъ) въ стихійномъ мірѣ. {Parad. II, 118--120.} Каждое планетное небо имѣетъ по одной только звѣздѣ, но движенія совершаетъ различныя. Отъ этихъ движеній каждое небо приходитъ въ различную связь съ различными созвѣздіями неба неподвижныхъ звѣздъ, а эта перемѣна положеній обусловливаетъ различное его вліяніе на стихійный міръ. {Parad. XX, 13, XXX, 109.} Таковъ напр. Марсъ, когда онъ возвращается къ своему Льву, для того, чтобы подъ его ногами зажечься новымъ пламенемъ. {Parad. XVI, 38. Parad. XIV, 85.} Марсъ высылаетъ изъ себя огненные метеоры, предвозвѣстники бѣдствій. Потому болѣе или менѣе блестящія красный цвѣтъ его и большая или меньшая густота воспламенныхъ паровъ, за нимъ слѣдующихъ, суть болѣе или менѣе важные признаки его силы. {Convivto II, 14, Inf. XXIV, 146. Purgat. II, 13. Parad. XIV, 85.} Потому же самому и стояніе солнца въ созвѣздіи Близнецовъ въ минуту рожденія Данта имѣло столь великое значеніе для его духовнаго развитія. {Parad. XXII, 112--117.} Но изъ всѣхъ планетъ Данте называетъ съ особеннымъ уваженіемъ солнце. Оно величайшій служитель природы, запечатлѣвающій силой неба всю вселенную, освѣщающій всѣ небеса и неподвижныя звѣзды {Parad. XX, 6. XXIII, 30.} и дѣлящій свѣтомъ своимъ время. {Parad. X, 28--30.} Солнце отецъ всей земной жизни, {Parad. XXII, 116.} отецъ человѣческаго рода. {Parad. XXVII, 137.} Соединенные съ сокомъ гроздій лучи его образуетъ вино {Purgat. XXV, 77.} и проч.
Такимъ образомъ всѣ эти органы міра размѣщены ступенями такъ, что, воспринимая отъ высшихъ ступеней, передаютъ свою силу низшимъ. {Parad. II, 21.} Чѣмъ совершеннѣе матерія, чѣмъ благороднѣе форма, чѣмъ полнѣе соединились онѣ между собою, тѣмъ благороднѣе, прочнѣе продуктъ этого соединенія. Многія формы такъ глубоко погрязли въ матерію, что свѣтъ разума является въ нихъ какъ бы помраченнымъ. Въ такомъ случаѣ уже не образуются души, но возникаютъ простыя формы природы, формы веществъ неорганическихъ. Если матерія и форма нѣсколько благороднѣе и если совершеннѣе ихъ взаимное соединеніе, то лучъ и движеніе свѣтилъ образуютъ изъ нихъ животныхъ и растенія съ ихъ душою {Parad. VII, 139--141.} и т. д.
И такъ круговращеніе неба и его свѣтилъ есть причина возникновенія и бытія низшаго міра. Но движенія небесныхъ тѣлъ и ихъ вліяніе не есть нѣчто случайное, напротивъ управляется внутренней необходимостью, началомъ, которое ихъ оживляетъ, передаетъ имъ свою силу и сообщаетъ различный объемъ и блескъ свѣтиламъ. Это начало суть интеллигенціи или, говоря обыкновеннымъ языкомъ, ангелы. Каждое небо, каждое движеніе имѣетъ свою интеллигенцію. {Parad. XXIX, 52.} Интеллигенціи суть только идеи или субстанціи, отдѣленныя отъ матеріи. {Convito II, 5.} Число ихъ превосходитъ всякое число и всякое пониманіе. {Parad. XXIX, 130; Parad. XXVIII, 92.} Однѣ изъ нихъ созерцаютъ, другія осуществляютъ величіе Божіе: потому есть интеллигенціи созерцательныя и активныя. Данте принимаетъ девять ангельскихъ чиновъ, подраздѣленныхъ на три іерархіи, какъ принимаетъ церковь со временъ Діонисія Ареопагиты. Интеллигенціи приводятъ въ движеніе планеты не непосредственно своимъ присутствіемъ, но волею и мышленіемъ, не тѣлесно, но излитіемъ силы. {"I movitori solo Intendendo muovono." Convito II, 5. Parad. VIII, 37. См. также Piper, Mythologie und Symbolik der christlichen Kunst. Bd. I. Abth. 2. S. 210.} Все это воззрѣніе принадлежитъ не одному Данту, но было тогда господствующимъ и въ видѣ науки изложено величайшими богословами среднихъ вѣковъ: Ѳомою Аквинскимъ, Альбертомъ Великимъ. и др. Данте въ своей дивной картинѣ неба допускаетъ и гармонію Сферъ, {Purg. XXX, 92. Parad. I, 78.} -- теорію, созданную воображеніемъ Платона, которую хотя и опровергъ Аристотель, однакожъ Данте, ревностный его послѣдователь, принялъ ученіе Академика по причинѣ ея поэтичности.
Далѣе все, что движется во вселенной, движется къ предназначенной отъ Бога цѣли. Богъ самъ есть конечная причина каждаго движенія, Онъ же и цѣль онаго. Онъ есть предметъ желаній исполняющихъ всѣ органы міра и дающихъ имъ существованіе. форма же въ которой успокоивается это желаніе, чрезъ которую міръ становится богоподобнымъ, есть установленный отъ Бога порядокъ, ему-же подчиняются всѣ вещи. {Parad. I, 103.}
Великое же начало, сохраняющее весь этотъ порядокъ, сообщающее движеніе всему міру и дающее ему вѣчное бытіе, есть врожденное каждой вещи стремленіе (appetitue), желаніе слиться съ высшими и совершеннѣйшими вещами, однимъ словомъ -- любовь. {Parad. I, 109.} Любовь есть первое и послѣднее слово въ системѣ міра; она все исполняетъ, все приводитъ въ порядокъ и движетъ. Предметъ этой любви есть самъ Богъ. Онъ разливаетъ любовь Свою по всему міру и всѣмъ созданіямъ; интеллигенціямъ, человѣку, животнымъ, растеніямъ и веществамъ неорганическимъ, даетъ ее столько, сколько каждое по своей природѣ воспринять можетъ, смотря потому, какъ близко или какъ далеко оно къ своему первоначальному источнику.-- Величіе Божіе проникаетъ всю вселенную, но издаетъ въ одномъ мѣстѣ большій, въ другомъ меньшій блескъ, такъ точно, какъ и солнце изливаетъ свѣтъ для различныхъ тварей, но воспринимается каждой изъ нихъ различно. {Parad. I, 1. Convito III, 7. Purgat. XV, 67--75. Parad. XXXI, 22.} Величіе Божіе отражается въ общемъ дивномъ порядкѣ, составляющемъ внѣшнюю форму вселенной; слѣды его запечатлены на всѣхъ существахъ, ибо всѣ они, смотря по степени своего совершенства, одарены въ большей или меньшей степени стремленіемъ содѣйствовать по мѣрѣ средствъ своихъ общему порядку. Это стремленіе побуждаетъ огонь возноситься до предѣломъ луннаго неба {Parad. IV, 77--78.}; оно уплотняетъ землю и сжимаетъ ее у центра; оно заставляетъ сердца биться и души исполняетъ желаніемъ высшаго. Любовію исполненъ вѣчно мирный эмпирей, любовь составляетъ его блаженство; любовь и желаніе побуждаютъ кристалльное небо вращаться съ непостижимой быстротой. {Parad. I, 109--126.}
Такова Космологія и Космогонія Дантовой поэмы. Очевидно, что міръ Данта есть дѣйствительный космосъ, есть отпечатокъ своего первообраза -- Бога. Космологія Данта слагается изъ разнородныхъ элементовъ: въ ней мы встрѣчаемъ и мнѣнія отдаленной древности и ученіе Арабовъ, всего же болѣе воззрѣніе отцевъ католической церкви, схоластиковъ и мистиковъ -- однимъ словомъ встрѣчаемъ богатый матеріалъ, переработанный пламенною фантазіей поэта-мыслителя въ одно цѣлое, исполненное единства и дивной гармоніи: По его системѣ, весь видимый и невидимый міръ подчиненъ одной идеѣ: идеѣ объ отношеніи Божества къ человѣку и о спасеніи человѣчества. Нѣтъ сомнѣнія, что вся средневѣковая система Космологіи имѣла характеръ чисто-поэтическій; но въ Дантѣ, въ его Божественной Комедіи, она нашла свое послѣднее поэтическое просвѣтлѣніе, такъ точно, какъ самыя раннія степени развитія идеи о формѣ земли нашли въ Гомерѣ своего перваго поэтическаго глашатая. Конечно, воззрѣніе Гомера на форму земля есть чисто-географическое: земля, по его понятію, ничто иное какъ плоскость, небо -- кристалльный сводъ, на ней покоющійся; напротивъ воззрѣніе Данта на міръ есть уже воззрѣніе философа-астронома: земля для него уже не плоскость, а шаръ, небо не простой сводъ, а полая, отвсюду замкнутая Сфера, составленная изъ вложенныхъ одна въ другую полыхъ Сферъ: слѣдовательно здѣсь уже зодчество неба, чего нѣтъ еще у Гомера. Но, не смотря на эти различія, оба воззрѣнія -- древнее болѣе грубое и средневѣковое уже значительно выработанное -- суть воззрѣнія чисто-поэтическія. Потому-то и Гомеръ и Данте оба стоятъ одинъ въ началѣ, другой въ концѣ одной и той же эпохи космологической; одинъ вноситъ ее въ міръ, другой поетъ ей прощальную пѣснь.
Вотъ точка, гдѣ Іоніецъ соприкасается съ Флорентинцемъ.