Содержаніе. Поэты идутъ между стѣнами города и могилами. Послѣднія открыты, но въ день страшнаго суда закроются; въ нихъ погребены Эпикуръ и его послѣдователи, полагавшіе, что душа умретъ вмѣстѣ съ тѣломъ. Изъ глубины одной изъ нихъ раздается голосъ, взывающій къ Данту, и вслѣдъ за тѣмъ поднимается до пояса тѣнь Фаринаты, предводителя Гибеллиновъ. Онъ спрашиваетъ Данта о его предкахъ и, узнавъ, что они были заклятые враги его Гвельфы, говоритъ съ негодованіемъ, что онъ два раза изгналъ ихъ изъ Фдлренціи. На это Данте отвѣчаетъ, что его предки каждый разъ возвращались изъ изгнанія, чего не удавалось партіи Фаринаты. Пока говорятъ они, изъ могилы, не далеко отъ Фаринатовой, поднимается другая тѣнь: это Гвельфъ Кавальканте Кавальканти. Онъ спрашиваетъ, почему Гвидо, сынъ его и другъ Данта, не пришелъ вмѣстѣ съ нимъ, и, заключивъ ошибочно, что сынъ его умеръ, опрокидывается въ могилу. Между тѣмъ Фарината, не обращая вниманія на упавшаго, продолжаетъ прерванный разговоръ, предсказываетъ Данту изгнаніе и, узнавъ о причинѣ преслѣдованій, направленныхъ флорентинцами противъ Гибеллиновъ, съ гордостію вспоминаетъ, что онъ одинъ спасъ родной городъ отъ разрушенія; наконецъ, разрѣшивъ Данту нѣкоторое сомнѣніе насчетъ способности грѣшниковъ видѣть будущее и указавъ изъ числа тѣней, вмѣстѣ съ нимъ наказуемыхъ, на императора Фридерика II и кардинала Убальдини, исчезаетъ въ могилѣ. Данте съ горестію возвращается къ Виргилію, который, утѣшая его, напоминаетъ ему Беатриче, отъ которой Данте долженъ узнать истинный путь къ божественной жизни. Поэты вдуть налѣво къ центру города, чтобы спуститься въ глубокую долину, со дна которой поднимаются зловонныя испаренія.
1. Вотъ узкою тропинкой, межъ стѣнами
Сей крѣпости и зрѣлищемъ скорбей,
Пошелъ мой вождь, а я за раменами.
4. "О высшій умъ, съ кѣмъ въ адской безднѣ сей
Вращаюсь я, твоей покорный волѣ,--
Наставь меня премудростью своей.
7. Могу ль узрѣть" спросилъ я: "въ этомъ полѣ
Томящихся въ могилахъ? крыши съ нихъ
Приподняты и стражи нѣтъ ужъ болѣ."
10. А онъ въ отвѣтъ: "Запрутся всѣ въ тотъ мигъ,
Когда придутъ съ полей Іосафата
И принесутъ тѣла изъ нѣдръ земныхъ.
13. Тутъ погребенъ со школою разврата
Тотъ Эпикуръ, который міръ училъ,
Что съ тѣломъ духъ погибнетъ безъ возврата.
16. Здѣсь твой вопросъ, что мнѣ ты предложилъ,
А вмѣстѣ съ тѣмъ и тайное сомнѣнье
Сейчасъ рѣшатся въ лонѣ сихъ могилъ."
19. Но я: "Мои вождь, души моей мышленье
Я утаилъ для краткости въ рѣчахъ,
Къ чему ты самъ давалъ мнѣ наставленье." --
22. -- "Тосканецъ, ты, что въ огненныхъ стѣнахъ
Живой ведешь бесѣду такъ прекрасно,
Благоволи помедлить въ сихъ мѣстахъ!
25. Звукъ словъ твоихъ мнѣ обнаружилъ ясно, '
Что въ благородной ты странѣ возникъ,
Гдѣ, можетъ быть, клянутъ меня напрасно." --
28. Внезапно здѣсь исторгся этотъ крикъ
Со дна могилъ и, ужасомъ объятый,
Я къ моему учителю приникъ.
31. "Что дѣлаешь?" сказалъ мнѣ мой вожатый:
"Оборотясь: передъ тобой возсталъ
До пояса духъ гордый Фаринаты."
34. Къ его лицу я взоры приковалъ;
А онъ возсталъ, поднявъ чело и плечи,
Какъ будто адъ и муки презиралъ.
37. И межъ гробовъ къ герою страшной сѣчи
Толкнулъ меня поспѣшно мой пѣвецъ,
Сказавъ: "Твои да будутъ кратки рѣчи!"
40. Когда жъ у гроба сталъ я наконецъ,
Духъ, на меня взглянувъ, почти съ презрѣньемъ
Спросилъ: "Кто предки у тебя, пришлецъ?"
43. А я, предъ нимъ стоя съ благоговѣньемъ,
Не утаивъ, все высказалъ вполнѣ.
Тогда нахмурилъ брови онъ съ смущеньемъ
46. И рекъ: "Враги то злые были мнѣ
И партіи моей и нашимъ дѣдамъ:
За то я дважды ихъ громилъ въ воинѣ."
49. -- "Ты ихъ громилъ, но возвратились слѣдомъ
Они отвсюду," я въ отвѣтъ сказалъ:
"Твоимъ же путь къ возврату былъ невѣдомъ!" --
52. Тутъ близъ него изъ гроба приподнялъ
До подбородка ликъ другой безбожный:
Онъ на колѣняхъ, думаю, стоялъ.
55. Вокругъ меня водилъ онъ взоръ тревожный,
Какъ бы желая знать, кто былъ со мной;
Когда же лучъ угасъ надежды ложной,
58. Онъ, плача, вскрикнулъ: "Если въ міръ слѣпой
Проникнулъ ты таланта высотою,
То гдѣ же сынъ мой? что жъ онъ не съ тобой?"
61. Но я ему: "Иду не самъ собою:
Тамъ ждетъ мой вождь, за кѣмъ иду вослѣдъ;
Его твой Гвидо презиралъ съ толпою."
64. Казнь грѣшника и словъ его предметъ,
Кто былъ сей духъ, мнѣ объяснили вскорѣ,
И потому такъ прямъ былъ мой отвѣтъ.
67. Вдругъ выпрямясь, вскричалъ онъ въ страшномъ горѣ:
"Какъ? презиралъ! ужъ нѣтъ его въ живыхъ?
Ужъ сладкій свѣтъ въ его не блещетъ взорѣ?"
70. Когда замѣтилъ онъ въ очахъ моихъ
Сомнѣніе, тревогу безпокойства,
Онъ навзничь палъ и навсегда затихъ. --
73. Межъ тѣмъ другой, мужъ силы и геройства,
Не двинувъ выи, не склоняя плечъ,
Являлъ въ лицѣ души надменной свойства.
76. "Да!" продолжалъ онъ прерванную рѣчь:
"Мысль, что досель мое въ изгнаньѣ племя,
Крушитъ меня сильнѣй, чѣмъ эта печь.
79. Но ликъ жены, гнетущей злое сѣмя,
Въ пятидесятый разъ не проблеснетъ,
Какъ взвѣсишь самъ, сколь тяжко это бремя.
82. О, если міръ тебя прекрасный ждетъ,
Скажи: за что съ такою нелюбовью
Законами гнетете вы мой родъ?"
85. И я: "Тотъ бой, что залилъ нашей кровью
Всю Арбію, въ ней воды взволновавъ,
Подвигъ насъ въ храмѣ къ этому условью."
88. Тутъ онъ вздохнулъ, главою покачавъ,
И молвилъ: "Я ль одинъ виновенъ въ этомъ?
И не имѣлъ ли я на это правъ?
91. Но тамъ, гдѣ общимъ рѣшено совѣтомъ
Развѣять въ прахъ Флоренцію, лишь я
Защитникомъ ей былъ предъ цѣлымъ свѣтомъ."
94. -- "Да обрететъ же миръ твоя семья!
А ты" сказалъ я: "развяжи мнѣ сѣти,
Въ которыхъ мысль запуталась ноя.
97. Коль понялъ я, мракъ будущихъ столѣтій
Со всѣми ихъ дѣлами вамъ открытъ;
Но въ настоящемъ -- вы сомнѣнья дѣти."
100. А онъ: "Мы зримъ, какъ дальнозоркій зритъ,
Лишь только то, что вдалекѣ таится:
Еще насъ этимъ Высшій Вождь даритъ.
103. Когда жъ событье близко, иль свершится,
Тогда намъ очи кроетъ темнота:
Міръ скрытъ для насъ, коль вѣсть къ намъ не домчится.
106. Но ты поймешь, что даръ сей какъ мечта
Разсѣется въ тотъ мигъ, когда судьбою
Затворятся грядущаго врата." --
109. Тутъ я созналъ проступокъ свой съ тоскою
И рекъ: "Скажи сосѣду своему,
Что сынъ его еще живетъ.со мною.
112. Я лишь затѣмъ не отвѣчалъ ему,
Что было мнѣ въ то время непонятно
То, что теперь ты разрѣшилъ уму."
115. Ужъ призывалъ меня мой вождь обратно
И потому я духа умолялъ
Сказать: кто съ нимъ погибъ здѣсь невозвратно.
118. "Лежу средь тысячъ," онъ мнѣ отвѣчалъ:
"Туть Кардиналъ съ могучимъ Фридерикомъ;
Но о другихъ не спрашивай!" -- Сказалъ
121. И скрылся.-- Я-жъ, въ смущеніи великомъ,
Задумавшись отъ слышенныхъ угрозъ,
Шелъ къ древнему поэту съ грустнымъ ликомъ*
124. Подвигся онъ и, взыдя на утесъ,
Спросилъ: "Скажи: что такъ тебя смутило?"
И я ему отвѣтилъ на вопросъ.
127. "Запомни же, что сказано здѣсь было,
И все въ душѣ" онъ рекъ: "запечатлѣй!"
И, перстъ поднявши, продолжалъ уныло:
130. "Когда увидишь дивный блескъ лучей
Въ очахъ прекрасной, имъ же все открыто,
Тогда узнаешь путь грядущихъ дней."
133. Я шелъ налѣво подъ его защитой
И мы отъ стѣнъ въ центръ города пошли
Тропинкою, въ долинѣ той прорытой,
136. Гдѣ адскій смрадъ всходилъ со дна земли.
10--12. Юдоль Іосафата, около Іерусалима, будетъ мѣстомъ страшнаго суда, согласно съ пророкомъ Іоилемъ (Гл. III, 7). Туда соберутся всѣ племена земные, и оттуда души, вмѣстѣ съ тѣлами, возвратятся въ страну блаженства, или осужденія, и тогда только грѣшники вполнѣ возчувствуютъ весь ужасъ присужденныхъ имъ казней (Ад. VI, 94--96 и XIII, 103--108). По объясненію прежнихъ толкователей, могилы еретиковъ закроются послѣ страшнаго суда потому, что по воскрешеніи мертвыхъ ересь прекратится и, слѣдственно, не будетъ болѣе невѣрующихъ (см. Ад. IX, примѣч. 127).
13--15. По понятіямъ Данта, названіе еретика заслуживаютъ всѣ, коихъ религіозныхъ понятія уклоняются отъ ученія Христовой Церкви, хотя бы эти невѣрующіе и не принадлежали въ числу христіанъ и даже жили до Христа между язычниками. Потому въ число еретиковъ помѣщаетъ онъ и язычника Эпикура съ его школою, учившаго, что душа умираетъ вмѣстѣ съ тѣломъ.
16--18. Вопросъ Дантовъ состоялъ въ томъ, можно ли видѣть грѣшниковъ, заключенныхъ въ этихъ гробницахъ, при чемъ онъ не высказалъ Виргвлію тайнаго своего желанія узнать объ участи своихъ согражданъ, Фаринаты и Кавальканте, которыхъ эпикуреійскій образъ мыслей былъ ему хорошо извѣстенъ.
21. Эти слова относится или къ наставленію, сдѣланному Данту Виригліемъ въ III пѣс. Ад., или къ сжатости Виргиліева стиля вообще, достигшей у нашего поэта высшей степени.
31--93. Здѣсь необходимо сдѣлать бѣглый обзоръ историческихъ событій на которыя намекаетъ въ этихъ стихахъ Данте. Страшныя партіи Гибеллиновъ и Гвельфовъ въ первой половинѣ XIII столѣтія стали извѣстными и во Флоренціи, откуда первые, находясь подъ особеннымъ покровительствомъ императора Фридерика II, изгнали послѣднихъ въ 1248 г. Но, по смерти Фридерика, народъ, выведенный изъ терпѣнія жестокимъ правленіемъ Гибеллиновъ, призналъ снова Гвельфовъ въ Январѣ 1250, уничтожилъ прежній образъ правленія, въ замѣнъ которому установилъ новое, избравъ предводителя народа (capilano del popolo) и присоединивъ къ нему совѣтъ изъ двѣнадцати старшинъ; сверхъ того, были избраны 36 народныхъ вождей и установлены 20 знаменъ съ особымъ значками для того, чтобы народъ въ случаѣ нужды могъ сбираться вокругъ нихъ. Въ это время городъ укрѣпили новыми стѣнами, построили мостъ чрезъ Арно при Санта-Тринит а, многіе города и крѣпости были присоединены къ Флоренціи, имя которой сдѣлалось страшнымъ для всей Италіи, торговля ея процвѣла, искусства и ремесла усовершенствовались. Но это благосостояніе города было непродолжительно. Гибеллины, большая часть которыхъ удалилась въ Сіену, въ тайнѣ продолжили свои происки и, по смерти Фридерика II, обратились съ просьбою о помощи къ побочному его сыну, Манфреду, который въ то время, взойдя на сицилійскій престолъ своего отца, возсталъ противъ церкви. Манфредъ, доброхотствуя, подобно отцу своему, Гибеллинамъ, прислалъ имъ на помощь 800 нѣмецкихъ рыцарей подъ предводительствомъ какого-то графа Іордануса, съ которыми изгнанники, а также союзные Сіенцы, немедленно осадили находившійся въ союзѣ съ Флоренціею городъ Монтальчино. Нужно было, во чтобы то ни стало, вовлечь флорентинцевъ въ сраженіе: съ этой цѣлію Фарината дельи Уберти, одинъ изъ знаменитыхъ полководцевъ своего времени, удалившійся вмѣстѣ съ прочими въ Сіену, отправилъ двухъ монаховъ миноритовъ, Кальканьи и Спедито, во Флоренцію съ письмомъ отъ сіенскихъ начальниковъ, которые притворно увѣряли, что "Сіенцы, выведенные изъ терпѣнія тиранствомъ Гибеллиновъ, желаютъ покориться флорентницамъ и что съ радостію отворятъ имъ ворота св. Вита, если они вышлютъ войско къ рѣкѣ Арбіи." Хитрость удалась какъ нельзя лучше: не смотря на возраженія Теггьяіо Альдобранди (Ад. XVI) и Чеко Герардини, высокомѣрные флорентинцы рѣшили начать войну. Немедленно собрано было значительное войско, къ которому присоединились союзники изъ Лукки, Пистойи, Пало, Санминіати, Санджиминьяно, Вольтерры и Колле ди Вальдельсы; съ торжественною пышностію оно направилось къ Арбіи, распустивъ красныя знамена и даже взявъ знаменитый вечевой колоколъ Martinella, который на этотъ разъ справедливо названъ былъ въ насмѣшку la campana degli asini. На пути присоединились къ нимъ отряды изъ Орвіето и Перуджіи, такъ, что войско, пришедъ къ р. Арбіи, состояло болѣе чѣмъ изъ 3,000 рыцарей и 30,000 пѣхоты. Но едва только остановились они у холма Монтаперти при Арбіи (сраженіе, здѣсь происшедшее, упоминается у Данта подъ тѣмъ и другимъ именемъ), какъ ворота Сіены растворились; но изъ нихъ вмѣсто ожидаемой мирной депутаціи города, понесся къ нимъ на встрѣчу вооруженный отрядъ нѣмецкихъ рыцарей, который, сопровождаемый Сіенцами и Гибеллинами, врубился въ ряды флорентинцевъ. Началась страшная битва, тѣмъ ужаснѣйшая для Гвельфовъ, что въ рядахъ ихъ находилось множество Гибеллиновъ, которые, сбросивъ теперь съ себя личину, передались на сторону враговъ. Одинъ изъ этихъ измѣнниковъ, Бокка дельи Аббати (Ад. XXXII, 76--123), обрубилъ руки флорентинскому знаменоносцу Іакопо дель Вакка де Падзи: паденіе знамени было началомъ общаго разстройства флорентинскаго войска. Четыре тысячи пали на мѣстѣ; множество плѣнныхъ, оружіе, знамена и даже вечевой колоколъ Marlinella достались въ руки побѣдителей; спасшіеся Гвельфы бѣжали въ Лукку. Это кровавое побоище происходило 4 Сент. 1260 г. Гибеллины съ торжествомъ вошли во Флоренцію и во имя Манфреда избрали графа Гвидо Новелло де Конти Гвиди подестою города. Недовольные однакожъ этимъ, они въ чрезвычайномъ собраніи въ Эмполи, подъ предсѣдательствомъ графа Іордануса, рѣшили срыть до основанія стѣны и башни Флоренціи какъ гнѣзда упорнаго Гвельфисма. Тогда-то Фарината дельи Уберти, душа этой войны, одинъ возсталъ противъ общаго рѣшенія и твердымъ голосомъ объявилъ, что "онъ только затѣмъ обнажилъ мечъ, чтобъ снова быть гражданиномъ Флоренціи, и что одинъ готовъ защищать ее съ мечемъ въ рукѣ до послѣдней капли крови." Такимъ образомъ Флоренція была спасена,-- заслуга, которою Фарината гордится и въ аду.-- По смерти Манфреда, павшаго въ сраженіи при Беневенто противъ Карла Анжуйскаго (1265), Гибеллины вынуждены были сдѣлать нѣкоторыя уступки: они позволили набрать 30 вождей изъ народа, раздѣлили жителей на 12 вооруженныхъ цѣховъ, назначивъ имъ старшинъ, и наконецъ признали Гвельфовъ. Вскорѣ послѣдніе взяли верхъ надъ Гибеллинами, а народъ вышелъ изъ повиновенія, что заставило графа Гвидо Новелло, намѣстника Манфредова и главу Гибеллиновъ, бѣжать съ своею партіей въ ближній г. Прато. Впрочемъ, на другой день, раскаявшись въ своемъ необдуманномъ поступкѣ, онъ сдѣлалъ приступъ къ Флоренціи, но былъ отбитъ. Впослѣдствіи Гибеллины еще разъ были призваны назадъ; но въ 1267, когда Карлъ Анжуйскій отправилъ графа Монфорте во Флоренцію, они были окончательно изгнаны въ первый день Пасхи. Въ числѣ изгнанныхъ находился Адзучіо Арригетти, предокъ Мирабо. Копишъ. Филалетесъ. Вегеле.
33. Фарината, побѣдитель при Арбіи (см. выше). Современники считали его за величайшаго атеиста, утверждавшаго, что все въ этой жизни кончается со смертію, а потому думавшаго, что не должно отказывать себѣ ни въ какихъ удовольствіяхъ. По этой причинѣ Данте помѣстилъ его между эпикурейцами и даже искалъ его въ третьемъ кругу между обжорами (Ада VI, 79). Не будь онъ причастенъ этому грѣху, Данте едва ли помѣстилъ бы въ аду этого мужа, котораго онъ такъ высоко цѣнитъ за его любовь къ отечеству, великодушіе и въ особенности за спасеніе Флоренціи, того мужа, котораго флорентинскій историкъ Валдани не даромъ называетъ вторымъ Камилломъ.
42--51. Предки Данта были Гвельфы. Они были изгнаны два раза: въ 1248 г., за 12 лѣтъ до битвы при Арбіи, но черезъ два года возвратились снова, и во второй разъ, послѣ битвы при Арбіи въ 1260, послѣ чего, спустя семь лѣтъ въ 1267 г., Гвельфы опять взяли верхъ надъ Гибеллинами и выгнали ихъ изъ Флоренціи. Въ началѣ ХIV вѣка Гибеллины окончательно были изгнаны и съ того времени навсегда находились въ изгнаніи, не смотря на всѣ свои попытки возвратиться.
53. Это Кавальканте Кавальканти, знаменитый флорентинскій Гвельфъ, котораго, какъ и Фаринату, подозрѣвали современники въ атеисмѣ. Сынъ его, Гвидо Кавальканти, былъ философъ и замѣчательный поэтъ, искренній другъ Дантовъ. Подслушавъ разговоръ Фаринаты съ Дантомъ и узнавъ послѣдняго по звуку его голоса, Кавальканте заключаетъ, что если Данте могъ проникнуть въ адъ высотою своего таланта, то и Гвидо, какъ глубокомысленный философъ, долженъ находиться вмѣстѣ съ нимъ.
58--59. Кавалькавте, какъ закоснѣлый атеистъ, приписываетъ странствованіе Данта въ аду не божественной помощи, но высокости его таланта (ingegno). Копишъ.
61--63. Данте отвѣчаетъ, что ведетъ его не высота таланта, а разумъ (Виргилій), не всегда руководящій людей даровитыхъ. Гвидо, болѣе философъ, чѣмъ поэтъ, писавшій въ легкомъ провансальскомъ родѣ, не имѣлъ такого уваженія къ Виргилію, какое питалъ къ нему Данте, не изучалъ его твореній и, стало быть, не могъ создать ничего подобнаго Божественной Комедіи.
67--73. Слова: онъ презиралъ, заставляютъ Кавальканте думать, что сынъ его умеръ. "Кавальканте до сихъ поръ стоялъ на колѣнахъ; но при этихъ словахъ онъ вдругъ вскакиваетъ на ноги и, видя, что Данте медлитъ отвѣчать ему, опрокидывается въ могилу: немногими словами, но какъ прекрасно выражены любовь и горесть отца! Это изображеніе удрученнаго горемъ отца еще болѣе выигрываетъ въ эффектѣ отъ контраста, который представляетъ слабодушный, но глубоколюбящій Кавальканте съ мощнымъ, величаво гордымъ образомъ Фаринаты." Штрекфуссъ.
67. Мысль о смерти ближнихъ вдвое прискорбнѣе для людей, невѣрующихъ въ безсмертіе души. Копишъ.
79. Отрицатели вѣчной жизни тѣмъ сильнѣе сочувствуютъ жизни земной и событіямъ политическимъ. Копишъ.
79--81. Ликъ жены, гнетущей злое сѣмя, есть луна. Богиня, чтимая на Олимпѣ какъ Луна, на землѣ называется Діаною, а въ аду Прозерпиной, или Гекатою (Ада IX, 43). Смыслъ текста слѣдующій: не пройдетъ 50 мѣсяцевъ (4 года и 2 мѣсяца), какъ ты узнаешь, какъ тяжелы изгнаннику безполезныя попытки возвратиться въ свое отечество. Данте, вначалѣ Гвельфъ, впослѣдствіи сдѣлавшійся Гибеллиномъ, былъ изгнанъ изъ Флоренціи вмѣстѣ съ множествомъ послѣднихъ въ Январѣ 1302; въ Мартѣ того же года приговоръ надъ нимъ подтвердили и еще съ большею силою произнесли его послѣ попытки Гибеллиновъ проложить себѣ путь во Флоренцію вооруженною рукою,-- попытки, въ которой принималъ участіе и Данте. Но такъ какъ Данте предполагаетъ свое странствованіе въ замогильномъ мірѣ въ 1300, то выходитъ, что отъ этой эпохи до времени его изгнанія протекло только два года и, стало быть, 50 мѣсячный срокъ, назначаемый Фаринатою, будетъ слишкомъ великъ. Надобно думать, что срокъ этотъ относится не къ первому его изгнанію въ 1302, а къ гораздо позднѣйшимъ попыткамъ его возвратиться во Флоренцію, когда онъ былъ членомъ совѣта двѣнадцати, управлявшаго въ Пистойѣ партіею Бѣлыхъ (Гибеллиновъ). Въ это время (1304) въ первый разъ блеснула Данту надежда къ возврату въ отечество; по просьбѣ Бѣлыхъ, папа Бенедиктъ XI отправилъ во Флоренцію кардинала Никколо ди Прато въ качествѣ миротворца съ тѣмъ, чтобы содѣйствовать возврату изгнанниковъ. Но эта надежда поэта исчезла съ внезапнымъ отбытіемъ кардинала изъ Флоренціи 5 Іюня 1304 г., т. е. спустя 4 года и 3 мѣсяца послѣ замогильнаго странствованія поэта.
83--84. Фамилія Уберти, къ которой принадлежалъ Фарината, всегда была исключаема изъ списковъ изгнанниковъ, получавшихъ право возврата во Флоренцію.
87. По словамъ Макіавелли, народныя собранія во Флоренціи до 1282 всегда происходили въ церквяхъ.
91. Собраніе, на которое здѣсь намекается, было въ Эмполи (см. выше).
95--96. Данту кажется загадкою, почему тѣни грѣшниковъ могутъ узнавать будущее и ничего не знаютъ о настоящемъ, какъ Кавальканте, ст. 68.
100--105. Согласно съ богословскимъ ученіемъ Ѳомы Аквинскаго, грѣшники могутъ познавать только общее, напр. будущее, но не знаютъ ничего отдѣльно-существующаго, чувственнаго. Напротивъ, блаженныя души все созерцаютъ и видятъ въ Богѣ.
108. Т. е. въ день страшнаго суда, когда крыши закроютъ гробы еретиковъ (см. 10--15 и прим.).
109--114. Данте сострадаетъ упавшему въ могилу Кавальканте, котораго онъ огорчилъ тѣмъ, что не объявилъ ему, что сынъ его живъ, ибо ошибочно думалъ, что души грѣшниковъ, зная будущее, должны знать и настоящее.
120. Фридерикъ II, императоръ германскій и король сицилійскій, сынъ Фридерика V и племянникъ Фридерика Барбаруссы, помѣщенъ здѣсь не столько за борьбу его съ папами, сколько за его эпикурейскій образъ жизни, а въ особенности за то, что, по мнѣнію современниковъ, впрочемъ ошибочному, былъ сочинителемъ въ высшей степени еретической книги: "О трехъ обманщикахъ." Филалетесъ. Кардиналъ Оттавіано дельи Убальдини, обыкновенно называвшійся въ Италіи просто кардиналомъ, человѣкъ необыкновенныхъ дарованій и твердаго, но жестокаго характера, ревностный Гибеллинъ и потому жестокій врагъ папъ и церкви. Онъ извѣстенъ былъ своимъ атеисмомъ и говаривалъ, что если и была у него когда нибудь душа, то онъ погубилъ ее для Гибеллиновъ. Братъ его Убальдино встрѣчается въ Чистилищѣ (XXIV, 20).
130--132. Намекъ на Беатриче. "Виргилій, утѣшая Данта, противопоставляетъ божественную жизнь житейскому треволненію и говоритъ, что отъ Беатриче, которая все созерцаетъ и зритъ въ Богѣ, узнаетъ онъ истинный путь къ этой жизни божественной; но вмѣстѣ съ тѣмъ онъ совѣтуетъ запомнить и предсказаніе Фаринаты." Копишъ.
134--135. Они пересѣкаютъ кругъ и, направляясь къ центру бездны, приближаются къ тому мѣсту, гдѣ спускъ въ слѣдующій кругъ.
136. "Вся эта пѣснь отличается высокимъ драматическимъ эффектомъ и разнообразіемъ превосходно-обрисованныхъ характеровъ. Какая противоположность между двумя отрицателями вѣчной жизни! Фарината, этотъ гордый побѣдитель при Арбіи, забывая о мукахъ и какъ будто презирая цѣлый адъ, озабоченъ только судьбою отечества и своей партіи; и рядомъ съ нимъ, менѣе великодушный Кавальканте, при одной мысли о смерти и (по его понятіямъ) уничтоженіи сына опрокидывающійся въ могилу въ отчаянномъ горѣ. А какъ удивительна при этомъ постановка обоихъ поэтовъ: Данта, еще очень воспріимчиваго къ земнымъ заботамъ, ищущаго вездѣ познанія и нерѣдко пожинающаго горе, вездѣ обнаруживающаго свойства чисто-человѣчныя: слабость и величіе, гордость и страхъ, всего же болѣе жажду познанія, и мудраго его вождя Виргилиія, который повсюду указываетъ стремленіе къ высшему, небесному, самъ же, какъ посланникъ высшей силы, какъ исполнитель воли божественной, вездѣ является безстрастнымъ, ни чему не сочувствующимъ." Рутъ.