Содержаніе. Мгновенное смущеніе Виргилія устрашаетъ, Данте, но онъ снова ободряется нѣжнымъ взоромъ своего учителя. Поэтамъ предстоитъ выйдти изъ седьмаго рва по страшному обвалу, происшедшему отъ паденія моста надъ этимъ рвомъ. Съ помощію Виргилія, Данте наконецъ восходить съ большимъ трудомъ на слѣдующій мостъ, перекинутый черезъ седьмой ровъ; а такъ какъ ровъ этотъ необыкновенно теменъ, то поэты, перейдя мостъ, восходятъ на внутреннюю ограду рва. Седьмой ровъ весь кипитъ змѣями; между которыми бѣгаютъ въ ужасѣ взадъ и впередъ грѣшники: это тати. Руки у нихъ связаны змѣями за спиною; змѣи впиваются имъ въ чресла, клубятся у нихъ на груди и подвергаютъ ихъ разновиднымъ превращеніямъ. Такъ, въ глазахъ Данта, змѣя кидается на одного изъ грѣшниковъ, язвитъ его въ шею, и тать, запылавъ, разсыпается пепломъ; но пепелъ собирается самъ собою и грѣшникъ опять получаетъ свой прежній видъ: кто тѣнь пистойскаго святотатца изъ партіи Черныхъ Ванни Фуччи. Онъ предсказываетъ Данту будущую судьбу Бѣлыхъ и Черныхъ, причемъ, желая опечалить поэта, говоритъ въ особенности о предстоящемъ пораженіи его партіи.
1. Въ томъ мѣсяцѣ, какъ солнце въ Водолеѣ
Златитъ власы на пламенномъ челѣ
И снова день становится длиннѣе;
4. Когда, какъ снѣгъ, бѣлѣя на землѣ,
Подобится сѣдому брату иней,
Хоть кратокъ срокъ пера въ его крылѣ:
7. Пастухъ, свой кормъ потратившій въ пустынѣ,
Встаетъ, глядитъ и, видя по полямъ
Сребристый снѣгъ, по бедрамъ бьетъ въ кручинѣ;
10. Идетъ домой, тоскуетъ здѣсь и тамъ
И, какъ несчастный, что начать, не знаетъ;
Потомъ опять выходитъ и очамъ
13. Не вѣритъ, видя, какъ лице мѣняетъ
Весь Божій міръ, и на зеленый лугъ,
Взявъ посохъ свой, овечекъ выгоняетъ.
16. Такъ мой поэтъ, въ лицѣ встревоженъ вдругъ,
Смутилъ меня; но съ той же быстротою .
Уврачевалъ бальзамомъ мой недугъ:
19. Пришедъ къ мосту съ обрушенной скалою,
Ко мнѣ склонилъ онъ тотъ привѣтный взоръ,
Съ какимъ предсталъ впервые подъ горою.
22. Потомъ, подумавъ, руки распростеръ,
И, обозрѣвъ обвалъ и торопливо
Схвативъ меня, пошелъ на темя горъ,
25. И какъ мудрецъ, который терпѣливо
Обдумывать умѣетъ подвигъ свой,--
Мой вождь, поднявъ меня на верхъ обрыва,
28. Мнѣ указалъ надъ нимъ утесъ другой,
Сказавъ: "Взберись на этотъ камень голый;
Но испытай, чтобъ онъ не палъ съ тобой."
31. Нѣтъ, то былъ путь не для одѣтыхъ въ ст о лы!
За тѣмъ что мы -- онъ тѣнь, я имъ подъятъ --
Едва тутъ шли по камнямъ въ путь тяжелый.
34. И если бъ здѣсь высокъ былъ такъ же скатъ,
Какъ съ той страны: не знаю, до вершины
Достигъ ли бъ вождь; но я бъ низвергся въ адъ.
37. Но какъ къ вратамъ колодезя въ пучины
Идетъ сей кругъ наклономъ: то одно
Окружіе у каждой въ немъ долины
40. Возвышено, другое жъ склонено. --
Мы наконецъ взошли на верхъ обвала,
Отколь послѣдній камень палъ на дно.
43. Но грудь моя такъ тяжело дышала,
Что я не могъ ужь далѣе всходить
И тутъ же сѣлъ у перваго привала.
46. А вождь: "Теперь лѣнь должно побѣдить!
Кто на пуху въ житейскомъ дремлетъ пирѣ,
Не можетъ тотъ путь къ славѣ проложить.
49. А безъ нея кто губитъ жизнь, тотъ въ мірѣ
Слабѣй оставитъ за собой слѣды,
Чемъ пѣна на волнахъ, чѣмъ дымъ въ эѳирѣ.
52. И такъ, возставъ, преодолѣй труды:
Въ комъ бодрствуетъ надъ слабостью отвага,
Тотъ побѣдитѣ всѣ скорби и бѣды.
55. Не конченъ путь, хоть выйдемъ изъ оврага:
Еще длиннѣйшій намъ сужденъ въ удѣлъ;
Коль понялъ ты, послѣдуй мнѣ во благо."
58. Тогда я всталъ и болѣ, чѣмъ имѣлъ,
Явилъ въ себѣ и твердости и воли
И говорилъ: "Идемъ, я бодръ и смѣлъ!"
61. И мы пошли; но тутъ гораздо болѣ
Былъ крутъ, утесистъ, тѣсенъ и тяжелъ
Нашъ горный путь, чѣмъ былъ онъ намъ дотолѣ:
64. Чтобъ скрыть усталость, я бесѣду велъ,
Ползя по камнямъ; вдругъ изъ ближней ямы
Исторгся крикъ -- безсмысленный глаголъ.
67. Не понялъ я, что значитъ онъ, хотя мы
Шли по мосту уже надъ рвомъ седьмымъ;
Но, мнилось, былъ то гнѣва крикѣ упрямый.
70. Я наклонился; но очамъ живымъ
Непроницаемъ былъ туманъ надъ бездной."
И я сказалъ: "Учитель, поспѣшимъ
$3. На томъ краю сойдти съ стѣны желѣзной:
Какъ, слушая, не въ силахъ я понять;
Такъ, въ ровъ глядя; не вижу въ мглѣ беззвѣздной."
76. -- "Не иначе могу я отвѣчать,
Какъ дѣломъ: должно" возразилъ учитель:
"Прошенья мудрыхъ молча исполнять."
79. Тогда со мной низшелъ путеводитель
Съ скалы, гдѣ мостъ примкнутъ къ осьмой стѣнѣ:
Тутъ мнѣ открылась лютая обитель.
82. Я въ ней узрѣлъ всѣ виды змѣй на днѣ,
Крутившихся столь страшными клубами,
Что мысль о нихъ кровь леденитъ во мнѣ.
85. Да не гордится Ливія песками!
Пусть въ ней кишатъ хелидры, кенкры, тмы
И амфисбенъ и якулей съ ужами;
88. Но змѣй такихъ, столь гибельной чумы
Мы въ ней, мы тамъ, въ отчизнъ Эѳіоповъ,
При Чермномъ мори, не узрѣли бъ мы.
91. Въ срединѣ рва, между свирѣпыхъ скоповъ,
Въ испугѣ рыскалъ рой тѣней нагихъ,
Ища норы, ища геліотроповъ.
94. Опутаны змѣями руки ихъ;
Впиваясь въ тылъ и пастью пламенѣя,
Клубятся гады на груди у нихъ.
97. И вотъ, предъ нами, въ однаго злодѣя
Метнулся змѣй и уязвилъ его
Въ томъ мѣстѣ, гдѣ съ плечемъ слилася шея.
100. Не пишется такъ скоро I иль О,
Какъ вспыхнулъ онъ я такъ горѣлъ жестоко,
Что пепломъ весь разсыпался на дно.
103. И, по землѣ развѣянный далеко,
Собрался пепелъ самъ собой и вновь
Свой прежній видъ пріялъ въ мгновенье ока.
106. Такъ, по словамъ великихъ мудрецовъ,
Кончается я вновь изъ пепелища
Родится Фениксъ, жившій пять вѣковъ.
109. Не злакъ полей, ему цвѣтъ нарда пища;
А слезы мирры и аммомъ ему
Даютъ костеръ послѣдняго жилища.
112. И какъ больной, Богъ знаетъ, почему,
Вдругъ падаетъ, иль бѣсомъ сокрушенный,
Иль омракомъ, въ очахъ разлившимъ тьму;
115. Потомъ встаетъ, бросаетъ взоръ, смущенный
Злой немощью, отъ коей такъ страдалъ,
И переводитъ вздохъ въ груди стѣсненной:
118. Такъ грѣшникъ сей въ смятеній возсталъ. --
О Господи! какъ строго Твой правдивый,
Предвѣчный судъ злодѣя покаралъ!
121. Мой вождь спросилъ: кто былъ онъ нечестивыя?
И духъ: "Недавно, волею судебъ,
Въ сей лютый зѣвъ я палъ съ тосканской нивы.
124. Какъ звѣрь я былъ между людьми свирѣпъ;
А Ванни Фуччи, мулъ и скотъ! Пистойя
Была межъ васъ достойный мой вертепъ.
127. И я: "О вождь! пусть онъ, предъ нами стоя,
Повѣдаеть, за что онъ палъ сюда,
Живъ на земли средь крови и разбоя?"
130. Услышавъ то, не скрылся онъ тогда;
Но взоръ пытливый на меня уставилъ
И покраснѣлъ отъ горькаго стыда.
133. "О томъ грущу," онъ рѣчь ко мнѣ направилъ:
"Что въ этомъ срамъ ты меня узрѣлъ;
А не о томъ, что я твой міръ оставилъ.
136. Такъ вѣдай же, о чемъ ты знать хотѣлъ;
Я здѣсь за то, что съ алтаря святаго
Прекрасную похитить утварь смѣлъ
139. И обвинилъ коварно въ томъ другаго.
А чтобъ не въ радость былъ тебѣ мой стыдъ,
Когда придешь изъ мрачныхъ странъ ты снова,
142. То эта вѣсть пусть слухъ твой изумитъ:
Сперва Пистойя Черныхъ всѣхъ разгонитъ,
Потомъ гражданъ твой городъ обновитъ.
145. Изъ Вальдимагры, что въ туманахъ тонетъ,
Подниметъ Марсъ грозы кровавый паръ
И на полѣ Пичено вновь застонетъ
148. Бурь яростныхъ неистовый разгаръ
И весь туманъ съ полей разсѣетъ вскорѣ
И Бѣлымъ страшный нанесетъ ударъ.
151. Такъ говорю, чтобъ ты извѣдалъ горе!" --
1--15. Въ послѣдней трети Января солнце вступаетъ въ созвѣздіе Водолея, въ которомъ оно и остается въ первыя двѣ трети слѣдующаго мѣсяца. И тамъ время, о которомъ здѣсь говорится, есть половина февраля, когда ночи, за исключеніемъ утреннихъ и вечернихъ сумерокъ, длятся почти 12 часовъ. Въ эту пору солнце въ Италіи пригрѣваетъ уже такъ сильно, что снѣгъ составляетъ большую рѣдкость: потому-то такъ и удивился бѣдный пастухъ, глядя на нивы, побѣлѣвшія отъ утренняго инея; но удивленіе его быстро проходитъ, ибо съ восхожденіемъ солнца исчезаетъ иней. Эта прелестная картина изъ сельской жизни отлично выражаетъ состояніе души поэта. Привыкнувъ видѣть Виргилій всегда невозмутимо-спокойнымъ, Данте вдругъ замѣчаетъ смущеніе въ его лицѣ (Ада XXIII, 146), и, полагая, что оно происходитъ отъ невозможности взойдти на страшный обвалъ горы, приходитъ въ состояніе того пастуха, который, ожидая съ нетерпѣніемъ возврата весны, вдругъ видѣть побѣлѣвшія отъ инея, какъ отъ снѣга, нивы. Но смущеніе Виргилія не продолжительнѣе существованія инея, и вскорѣ свѣтлыя ликъ его успокоиваетъ тревогу Данта. Штрекфуссъ.
5. Сѣдому брату, т. е. снѣгу. Въ подлин.: sua sorella bianca: снѣгъ, въ италіан. женскаго рода, какъ и иней (brioa).
6. Въ подлин: Ма росо dura alla aua peona tempra -- слово въ слово: но мало длится раскепъ его пера.
9. Естественное движеніе человѣка въ отчаяніи. Портирелли.
18. Т. е. цѣлительнымъ бальзамомъ своего привѣтнаго взора.
21. У подошвы холма въ темномъ лѣсу (Ада I, 64).
31--33. Путь этотъ до того былъ труденъ, что не только лицемѣры, одѣтые въ свинцовыя рясы, не могли бы идти по немъ; но даже мы -- Виргилиій, легкая тѣнь, и я, имъ влекомый и поддерживаемый -- едва могли по немъ двигаться.
37--40. Осьмой кругъ (Злые-Рвы) идетъ наклоненною плоскостію къ окраинѣ колодезя; потому внѣшняя ограда каждаго рва всегда ниже, нежели ограда внутренняя (Ада XVIII, 1 и прим.). Такое устройство Злыхъ-Рвовъ имѣетъ значеніе и нравственное: путь къ худшему всегда легче, нежели путь къ лучшему (Ада I, 26--30 и прим.) Копишъ.
51. "Quoniam spes impii tamquam lanugo est, quae а vento tollitur; et tamquam spuma gracilis, quae а procella dispergitur; et tamquam fumus, quia vento diffusus est; et tamquam memoria hospitis unius diei praeterountis." Vulg. Sapient. Cap. V, 15.
55--57. Намекъ на будущее восхожденіе Данта отъ Люцифера (Ада ХХXIV, 82) на вершину горы чистилища (Чист. XXVII 124).
51. Поэты восходятъ на утесъ, который образуя мостъ, ведетъ черезъ седьмой ровъ и коего продолженіе разрушено надъ шестымъ рвомъ (Ада XXIII. 136).
82. "Въ седьмомъ рвѣ казнятся тати: одни изъ нихъ превращены въ змѣи, другіе еще носятъ человѣческій образъ; отъ взаимнаго столкновенія они подвергаются безконечно-разнообразнымъ превращеніямъ, переходятъ изъ однаго вида въ другой, сливаются въ необыкновенные образы, спутываютъ, ненавидятъ и губятъ одъ другаго. Читая эту и слѣдующую пѣсни, съ одной стороны, изумляешься необыкновенной ясности, съ которою выражено одно изъ причудливѣйшихъ созданій воображенія; съ другой, при разсматриваніи болѣе внимательномъ, убѣждаешься, что и эта картина, дивная и вмѣстѣ ужасная, не есть пустая игра фантазіи, но что, напротивъ того, изображаетъ съ поразительною вѣрностію природу здѣсь наказуемаго порока и людей, ему преданныхъ. Кому не извѣстно, какое сильное вліяніе имѣютъ одинъ на другаго воры, дѣйствующіе за одно шайками? какъ ловко передаютъ они другъ другу свой языкъ, свои пріемы и хитрости, перемѣняютъ свои роли и, такъ сказать, превращаются одинъ въ другаго? какъ въ самыхъ тѣсныхъ взаимныхъ связяхъ, необходимыхъ для своего преступленія, презираютъ, не завидятъ и даже, въ случаѣ нужды, выдаютъ, губятъ одинъ другаго? Хитрыя змѣиныя извилины пути, на которомъ дѣйствуютъ тати, ихъ внезапное исчезаніе и потомъ столько же неожиданное появленіе, ихъ безпрестанный страхъ быть открытыми -- однимъ словомъ, все, чѣмъ отличается это ремесло постыдное, представлено съ неподражаемымъ искусствомъ въ этой и въ особенности въ слѣдующей пѣсняхъ. Не менѣе глубокій смыслъ имѣетъ и то, что осужденные въ этомъ рвѣ взаимно служатъ орудіемъ своей собственной казни." Штрекфуссъ.
86--87. Исчисленныя здѣсь породы змѣй заимствованы у Лукана и большею частію принадлежатъ баснословію: хелидры -- водяныя змѣи ; кеньры (cenchris) -- испещренныя змѣи; якули -- змѣи, бросающіяся на добычу въ видѣ стрѣлъ или дротиковъ; амфисбены. (отъ άμφί и βαίνω) -- змѣи одинаково толстья къ головѣ и хвосту, почему и думали въ древности, что онѣ могутъ ползать и впередъ и назадъ. Въ подлинникѣ упомянуты еще фареи: вѣроятно, такъ-наз. очковыя змѣи, пріучаемыя нынѣшними Индусами къ пляскѣ.
89--90. Здѣсь приведены три пустыни, окружающія Египетъ: Ливійская на лѣво отъ Нила; Аравійская за Чермнымъ моремъ(гдѣ, по словамъ Геродота, водились летучія змѣи) и къ югу Эѳіопская. Филалетесъ.
93. Геліотропъ, камень изъ породы ясписовъ, темно-зеленаго цвѣта, имѣвшія, согласно съ вѣрованіемъ простаго народа въ средніе вѣка, свойство дѣлать обладателя имъ невидимымъ. Тати не надѣются уже найти какого-нибудь потаеннаго мѣста, или другаго средства, чтобы скрыться отъ змѣй.
100. Буквы самыя легкія для написанія.
106--111. Подражаніе Овидію, Metam. XV, 393--400.
Non fruge, neque herbis,
Sed turis lacrimis, et aueco vivit amomi.
Haec ubi quinque suae complevit saeeula vitae,
Ilicis in ramis, tremulaeve cacumine palmae,
Unguibus et aando nidum sibi construit ore,
Quo simul ac casias, et nardi lenis ariatas,
Quassaque cum fulva substravit cinnama myrrha;
Se super iroponit, finitque in oduribus aevum.
109--111. Нардъ (andropagon nardus) -- ароматное растеніе; аммомъ -- эѳіопскій тминъ; мирра -- смолистый сокъ душистаго дерева.
119--115. Сравненіе съ больнымъ, страждущимъ падучею болѣзнію, которую въ древности и въ средніе вѣка приписывали силѣ демона.
118. Мы неоднократно говорили, что у Данта всѣ грѣшники, согрѣшившіе непосредственно передъ Богомъ, наказуются проявленіемъ Его божественнаго свѣта. Мысли этихъ грѣшниковъ невольно обращаются къ Богу, и вмѣстѣ съ тѣмъ мучатъ, или внезапно уничтожаютъ ихъ. Послѣднее мы видимъ на этомъ святотатцѣ. Онъ похитилъ принадлежащее Богу; потому мысль о Богѣ отнимаетъ у него послѣднюю его собственность -- его образъ. Мысль о Богѣ мгновенно уничтожила его въ собственномъ сознаніи: онъ сгараетъ и разсыпается пепломъ; но пепелъ опять собирается (ст. 105), грѣшникъ опять получаетъ прежній образъ, какъ фениксъ, и получаетъ для того, чтобы снова богохульствовать (Ада XXV, 1--3). Копишъ.
119--120. Опять обращеніе къ правосудію Божественному, какъ при всѣхъ проявленіяхъ пламени въ аду (Ада XIX, 10 и примѣч.).
124--126. Ванни Фуччи де' Ладзери, побочный сынъ Фуччіо Ладзери изъ Пиетойи (почему Данте и называетъ его муломъ), одинъ изъ самыхъ свирѣпыхъ приверженцевъ партіи Черныхъ (о происхожденіи партіи Черныхъ и Бѣлыхъ см. Ада VI, 64, примѣч.). Согласившись съ двумя молодыми людьми, онъ вызвался убить Фоккаччіа Канчеліери изъ бѣлой линіи; но какъ этотъ скрылся, то они умертвили рыцаря Бертино, за что Фоккаччіа съ своей партіей и племянникомъ Бертино умертвилъ Детто изъ черныхъ Канчеліери. Тогда начальство Пистойи, желая положить конецъ этому душегубству, изгнало изъ города обѣ партіи, кромѣ Бертакки, отца Фоккаччіи; во Фреди, одинъ имъ Черныхъ, успѣлъ пробраться въ городъ и закололъ Бертакку, послѣ чего изгнанникамъ дозволено было возвратиться. Началась явная борьба между партіями; при малѣйшемъ поводѣ происходили кровавыя драки; каждое убійство влекло за собою рядъ новыхъ. Такъ, по случаю одной такой стычки, Ванни Фуччи отравилъ домъ Царино де' Ладзери, перешедшаго къ партіи Бѣлыхъ, и завладѣлъ его боевою лошадью. Въ другой разъ солдаты подесты города хотѣли разогнать толпу вооруженныхъ людей, собравшихся въ домъ Ладзери: узнавъ объ этомъ, Ванни Фуччи ворвался въ толпу, разогналъ солдатъ и при этомъ убилъ однаго изъ лучшихъ рыцарей подесты, который, видя невозможность обуздать неистовство партій, принужденъ былъ послѣ этого событія сложить съ себя достоинство градоначальника. Мы нарочно привели всѣ эти подробности, чтобы, съ одной стороны, показать, какими страшными смутами волновались въ то время города Италіи; а съ другой, чтобы оправдать передъ читателемъ Данта, присудившаго такую лютую казнь человѣку, причинившему столько бѣдствій Тосканѣ. Филалетесъ.
127--129. Данте, зная Ванни Фуччи какъ человѣка кровожаднаго и грабителя, удивляется, почему онъ помѣщенъ между татями, а не въ седьмомъ кругу между насилователями ближнихъ -- разбойниками (Ада XII).
133--135. Онъ стыдится не своихъ убійствъ, но того, что уличенъ въ унизительной кражѣ.
127--139. Вотъ разсказъ древнихъ комментаторовъ объ атомъ событіи: однажды, во время карнавала, послѣ шумной пирушки въ домѣ честнаго нотаріуса Ванни делла Моны или Новы, Ванни Фуччи, сговорившись съ двумя товарищами, пробрался въ ризницу собора Св. Іакова, похитилъ оттуда знаменитую церковную утварь и спряталъ ее въ домѣ Ванви делла Моны. Подеста города, узнавъ о покражѣ, велѣлъ схватить многихъ молодыхъ людей, имѣвшихъ худую репутацію, хотя и невинныхъ въ этомъ дѣлѣ, и для полученія сознанія подвергнулъ ихъ столь страшной пыткѣ, что одинъ изъ истязуемыхъ, Рампппо Форезе, умеръ среди истязанія. Между тѣмъ Ванни Фуччи, удалившійся въ это время изъ города, извѣстилъ письмомъ, гдѣ скрывается утварь. Ванни делла Мону схватили и безъ дальнѣйшаго суда повѣсили. Бенвенуто да Имола.
142--151. Считаемъ нужнымъ привести здѣсь краткій перечень событій, на которыя намекаетъ Данте. Когда смуты въ Пистойѣ достигли высшей степени (см. выше), одна партія, называвшаяся умѣренною (posati) и болѣе склонная къ Бѣлымъ, принудила старшинъ пистойскихъ передать управленіе городомъ Флоренціи, гдѣ въ то время перевѣсъ былъ на сторонѣ Бѣлыхъ. Присланные флорентинцами подеста и capitano дѣйствовали сначала въ духѣ умѣренныхъ; но вскорѣ передали всѣ мѣста въ городѣ Бѣлымъ и наконецъ, въ 1301, поставили Андрея Герарднви въ подесты Пистойи съ условіемъ выгнать окончательно всѣхъ Черныхъ, что и успѣлъ онъ вскорѣ исполнить при содѣйствіи народа. И такъ въ это время "Пистоія разогнала всѣхъ Черныхъ" (ст. 143). Между тѣмъ въ самой Флоренціи произошелъ переворотъ въ пользу Черныхъ (Ада VI, 64, примѣч.), на что намекаетъ слѣд. стихъ. Однакожъ Пистоія все еще оставалась во власти Бѣлыхъ; но вскорѣ принуждена была начать войну съ флорентинцами, которые, соединившись съ Луккійцами, начали отнимать у нее крѣпости одну за другою. Особенно долго защищался замокъ Серравалле противъ соединенныхъ войскъ луккскихъ и флорентинскихъ подъ предводительствомъ маркиза Мороелло Малеспины. Наконецъ, въ 1305, осаждена была и самая Пистоія; Луккійцами предводительствовалъ опять маркизъ Малеспина. Послѣ долгой обороны, голодъ наконецъ заставилъ Пистойцевъ сдаться съ условіемъ, чтобъ Бѣлымъ были оставлены два замка въ горахъ (въ такъ-наз. Montagna). Вслѣдъ за тѣмъ были изгнаны всѣ Бѣлые какъ изъ Пистойи, такъ и Флоренціи; домы ихъ разрушены, а имущество конфисковано. Филалетесъ.
145--146. Данте сравниваетъ маркиза Малеспину, коего владѣнія находились въ Вальдимагрѣ, съ паромъ, скопившимся въ этой долинѣ въ грозовыя тучи, разразившіяся наконецъ бурею въ полѣ Пичено около Фачеккіо, гдѣ Бѣлые окончательно были разбиты, и это пораженіе было причиною изгнанія этой партіи изъ Флоренціи (Villani, Iib. VIII, сар. 44). Можетъ быть, подъ кровавымъ паромъ Данте разумѣетъ Черныхъ. Замѣчательно также, что Виллани упоминаетъ о кометѣ, явившейся въ 1301 и сопровождавшейся чернымъ дымомъ, что принимали за дурное предзнаменованіе, тѣмъ болѣе, что она явилась въ томъ мѣсяцѣ, когда Марсъ и Сатурнъ сходились въ созвѣздіи Льва. Не на это ли явленіе природы намекаетъ Данте? Филалетесъ.