Императорский двор в Петербурге. -- Производство в офицеры.
В конце октября 1318 г., с наступлением осенних дней, двор переехал в Петербург и с этим вместе кончились наши веселые недельные дежурства. По приказанию великого князя камер-пажи великой княгини являлись в Аничковский дворец без пудры. Там их служба ограничивалась только во время выхода в церковь по воскресеньям и на балах, которые иногда давал великий князь. Главная служба была в Зимнем дворце. Два раза в неделю у императрицы Марии Федоровны был семейный обед, в прочие дни обед с гостями, к которому иногда только приезжал великий князь и великая княгиня. Каждое воскресенье были спектакли в Эрмитаже, давали оперы, водевили и балеты. В операх партию тенора пел Самойлов, отец нынешнего даровитого актера; первой певицей была Сандунова. Об итальянцах не было и помину. Как нравились тогда оперы, о которых теперь все забыли и которые едва ли когда и появятся вновь на сцене: "Водовоз", "Швейцарское семейство", "Прекрасная мельничиха", особенно Сандрильона Штейбельта, которую переводчик или сочинитель либретто окрестил Пепелиною. Смысл этого названия объясняла сама Сандрильона, русифицированная в Пепелину, в своем романсе, которым все тогда восхищались, напевая:
Я скромна и молчалива,
Редко видит свет меня,
Но ведь это и не диво,
Все сижу здесь у огня.
Сие место не завидно,
Но мое все счастье тут.
Вот зачем меня, как видно.
Пепелиною зовут.
Не намного, кажется, отстали тогдашние составители либретт от нынешних. Балеты ставил Дидло. Сюжет их большею частию он брал из мифологии: "Венера и Адонис", "Пирам и Тизба", "Амур и Психея" и проч. Впоследствии он превращал в балет целые романы, как "Рауль-де-Креки", "Клеопатра в Египте" и пр.
В театре Эрмитажа нет лож, кроме небольших под амфитеатром, поэтому вся императорская фамилия, равно высшие сановники и иностранные послы всегда занимали кресла на пространстве между оркестром и скамьями, возвышающимися в виде амфитеатра; камер-пажи стояли по ступеням лестницы, разделяющей амфитеатр и ведущей к вышесказанному пространству.
Вечером, в день нового года, 1 января 1819 г., для ужина императорской фамилии, в этой театральной зале разбивали стеклянную палатку, которой потолок и бока представляли разнообразные узоры из плотно связанных стеклышек. Сквозь эту стеклянную ткань освещалась она снаружи, а внутри -- от канделябр императорского стола. На сцене, за палаткой, играла роговая музыка обер-егермейстера Нарышкина. Эта невидимая и необыкновенная музыка, этот стеклянный шатер, который при освещении казался сотканным из бриллиантов и драгоценных камней, невольно переносили в волшебный, сказочный мир.
Маскарад, который давался во дворце в первый день нового года, походил на маскарад 22 июля в Петергофе. Точно так же публика теснилась и в просторных залах Зимнего дворца, с трудом раздвигаясь при прохождении польского.
Доступ в чертоги царские был открыт для каждого прилично одетого. Билет давали каждому желающему. У дверей их отбирали только для счета числа посетителей и записывали только имена первого пошедшего и последнего вышедшего. Случилось в этом году, что первый и последний был одно и тоже лицо, что очень забавляло государя.
Между тем приближался наш экзамен в офицеры. Великий князь Николай Павлович пожелал, чтобы я поступил к нему в Измайловский полк. Но я, пленившись белым султаном и шпорами, доложил ему, что желаю выйти в конную артиллерию. Выпускных камер-пажей и пажей прикомандировали тогда огульно к Преображенскому полку для обучении пешей фронтовой службе. В один вечер неожиданно мне говорят, что великий князь требует меня к себе в Аничковский дворец. Там полковник Перовский, адъютант великого князя, приглашает меня к нему в кабинет. За письменным столом сидел великий князь в северском конно-егерском сюртуке. При входе моем он встал и, подойдя ко мне, сказал:
-- Ну, любезный, теперь нет для тебя более отговорки. Сегодня государь утвердил сформирование конных пионер. Я оставил для тебя вакансию и завтра же доложу государю, чтобы тебя произвели и прикомандировали к гусарам, как прочих офицеров, которые переходят из сапер.
В нерешимости я молчал.
-- Ты не опасайся, -- продолжал он, -- я тебе ручаюсь, что ты по службе ничего не потеряешь.
Натурально, я бросился к его плечу и благодарил его. Так решился мой первый шаг в военной службе. Но меня не произвели. Государь нашел, что произвести меня одного будет несправедливо, но что точно воспитанники пажеского корпуса, избравшие для себя кавалерийскую службу, должны обучаться ей в кавалерийском полку, а не в пехотном, и нас всех, готовящихся в кавалерию, прикомандировали к кавалергардам. С тех пор и началось разделение выпускных пажей на кавалеристов и пехотинцев.
В светлое воскресение, 16 апреля 1810 года, высочайшим приказом я был произведен прапорщиком в лейб-гвардии конно-пионерный эскадрон, который тогда только что сформировался, а теперь уже не существует.
На этом месте я оканчиваю теперь мои записки. С производством в офицеры предо мною открылся "широкой жизни путь" -- тогда блестящий и заманчивый. Насколько эта роскошная обстановка нашей первой юности подготовляла нас к предстоящей нам трудовой жизни с ее лишениями и превратностями и сколько приходилось потом переживать тяжелых минут отрезвления, -- это вопрос другой, -- но я в продолжение моей жизни, как и теперь, всегда с любовью обращался к этим воспоминаниям золотых дней моей весны, воскресавших предо мною... величественные и священные образы давно усопших, которые озаряли ее своею чарующею ласкою.
Angedenken an das Gute,
Hält uns immer frisch bei Mute! (Göthe)
П. М. Дараган.
Источник текста: П. М. Дараган Воспоминания первого камер-пажа великой княгини Александры Федоровны. 1817 -- 1819.. -- СПб., 1875.