Приготовления к походу. Отплытие от Охотска. Судно Елизавета загорается близ Курильских островов. Мы заходим в губу острова Танага. Проплываем между Уналги и Уналашки. Бурное время и сильная течь судна. Приходим на остров Кадьяк, где остаемся зимовать.
Мы очень скоро познакомились с живущими в Охотске и с управляющим делами компании Г-м Полевым, человеком очень умным и любезным. Судно Елисавета, на коем должно было нам отправиться в Америку, вооружалось; но столь дурно, что надлежало все переделывать. Работа не могла быть успешна, ибо экипаж состоял, из одного только хорошего Боцмана Семчина, a впрочем все были промышленные; то есть люди, нанятые ныне в разных местах Сибири для отправления в Америку, и которые не видали еще моря. К сему должно прибавит, что судно построено из лесу зимою срубленного, весь такелаж отменно худ, блоки и: другие механические пособия казалось сделаны были не для облегчения, но для затруднения работ. Я истинно не мог себе представить, что бы в нынешнем состоянии мореплавания, могли где либо существовать столь худые суда, как в Охотске.
Здесь нашел я Барона Штейнгейля, моего приятеля, которого в последний раз видел в Портсмуте. С ним во все пребывание в Охотске, мы были неразлучны.
Я не останавливаюсь на описании Охотска, довольно известного из разных путешествий. Скажу только, что город сей построен на оконечности длинной косы, состоящей из мелкого и круглого камешника. Сия коса, называемая кошкою, инде не шире 25 сажень. Она одною стороною прилежит к Охотскому морю, a другою к реке Охоте, которая беспрестанно ее подмывает, так что жители нередко принуждены бывают ломать свои дома и переносить оные на другие места; от его, и от некоторых иных причин, в несколько лет число домов уменьшилось конечно до половины. При крепком морском ветре волнение, во время прилива переливается через косу, тогда город бывает в воде и подвергается опасности быть снесенным до основания.
Здесь чрезвычайно много собак, а особливо летом, потому что на них ездят только зимою.
Около полуночи одна собака завыла, к ней стали другие подтягивать и на конец собаки целого города разными голосами все вместе завыли, составив такой чудной и громкой концерт, от которого желал бы на это время лишен быть слуха.
Известно, что здешние и Камчатские собаки не лают, но только воют. Они чрезвычайно смирны и никогда не бросаются на людей, в противном случае трудно бы было от них уберечься. Когда две собаки дерутся, то на шум собираются другие и обступив вокруг смотрят со вниманием чем дело кончится. Собаки одного хозяина свыклись между собою, живут всегда вместе и если им попадется одна незнакомая, то подвергается опасности быть больно от них изъеденной, когда не уйдет. Уши здешних собак и Камчатских, стоячие; повислые же очень редки.
Ныне собаки весьма жирны и прихотливы; ибо по берегу реки везде много выкинутой рыбы, то они как и медведи, разгрызая голову, съедают только мозг. В сие время они линяют и иные очень смешны; ибо у многих шерсть с головы и туловища слезла; но как оная плотно свалялась, то держится на хвосте и всюду таскается за собакою. Зимою их держат на привязи, ездят на них и притом очень мало кормят сушеною рыбою, известною под названием Юколы, как здесь, так в Камчатке и Америке. В исходе осени когда реки замерзнут и начнет снег выпадать, всякий ловит собак своих, a многие и сами прибегают, не находя нигде пищи.
Жители восточных берегов Сибири, всей Камчатки и Северо-- западной Америки, не могли бы ни как обитать в сих местах, при дикости и бедности оных, когда бы природа не послала им особенных способов пропитания.
В летнее время, во все реки впадающие в море, входит из оного чрезвычайное множество рыбы, по большей части роду лососей, которую жители ловят и запасают к зиме различны, ми способами. В Охотске оную солят но как соли бывает мало, то большую часть рыбы сушат. Наперед распластывают ее на двое до хвоста, вычищают внутренность, отделяют кости и вешают на жерди, где она высыхает и, называется Юколою. Сею кормят только собак, но по нужде и люди питаются. Иногда зимою цена одной юколы возвышается до пятидесяти копеек. Осенью, когда время не столь жарко и исчезнут мухи, портящие просушивающуюся рыбу, начинают вешать оную, вычистив и не отрезывая костей, что называется Качемасом. Качемас не может быть так сух как Юкола и заготовляется для пищи людей.
Потом когда начнутся морозы, a рыба еще ловится, то оную замораживают и зарывают в снег; где оная на всю зиму остается свежею, если только не случится больших оттепелей.
Летом простой народ носит здесь по большей части рогдужные камлейки. Рогдугою называют всякую оленью кожу выделанную без шерсти. Камлейка походит на рубашку, но только с капюшоном сзади. Камлейки делаются и из китайки. Зимою одеваются в парки и куплянки. Последнее платье походит на парку, только с капюшоном, надевающимся во время метелей на голову, и с пришитым спереди к воротнику лоскутом, который приподняв можно закрыть себе лицо. -- Куклянки обыкновеннее делаются двойные, то есть мехом вниз и вверх. Небогатые люди носят более собачьи парки, кои несравненно теплее других. Оленьи платья и кожи, получаются из Гижигинска и Тигиля, от Чукч и Коряк, через посредство Русских; a в помянутые города (также и в Камчатку) купцы возят водку, табак, чай, сахар, свинец, дабы, фанзы (шелковая Китайская материя), и другие, необходимые для общежития вещи. Все сии товары отправляются из Охотска на казенных судах, отвозящих туда провиант, потребный на содержание малого числа находящихся там войск за перевозку платят в казну полтину с пуда, но на месте продают чрезвычайно дорогими ценами.
Охотск есть средоточие торговли между Сибирью и восточными областями России, как то: Америкою, Камчаткою и Гижигинским. Но о сем пространнее говорено будет в другом месте.
Наконец судно было готово, по обыкновению отпели на оном молебне, после чего давали завтрак. Думаю, что никто не станет жалеть, когда пропущу описание сего великолепного пира.
Реки Охота и Кухтуй впадают в море одним устьем, в котором глубина воды вовремя отливу не более как 4 1/2 или 5 фут; почему для выхода судов ожидают приливу, который входит в устье рек с чрезвычайною быстротою. Когда вода возвысится, то оной бывает в устье, в различные времена года, от 10 до 15 фут и более. Обыкновеннее же от 9 до 11.
По сему выбирают начало отлива, или как говорят, когда вода дрогнет, для выходу в море, через устье наполненное мелями и через бар речной, или перебор; притом что бы не было свежего с моря ветру, который всегда производите на баре великое и крутое волнение; делающее выход в море совершенно невозможным. Многие суда разбились от того, что почитали ни во что сию опасность, и между прочими судно называемое Доброе намерение, построенное для экспедиции Капитана Виллингса.
Пополудни подтянулись мы к устью Охоты; но вдруг задул свежий ветер от SO и принудил дожидаться другой полной воды.
С полуночи начали верьповаться, но Лоцман наш не знал хорошо маниихи (возвышение моря в необыкновенное время, которое не подчинено никаким вычислениям); течение переменилось гораздо скорее нежели мы ожидали; верьпы, коими тянулись, ползли, судно от сего прижало к мели, и зыбью довольно сильно ударяло. Однако вода скоро сбыла, судно обмелело лежало покойно, ибо воды под оным осталось только 1 1/2 фута. С приливом, при помощи парусов стянулись с мели и остановились на глубине четырех сажень. Я пошел в сие время на ют, сорвался в рулевую дыру и больно убился о крючья; почему принужден был сойти в каюту отдохнуть. Но оная полна была дыму и никто не ведал от чего сие происходит. Знав что под каютою лежит более пятидесяти пуд пороху, я вышел на палубу дабы доискаться откуда дым, о котором коль скоро узнали, то произошло превеликое смятение. На верху много было приехавших из городу и все кричали: дым, огонь, пожар, погибаем! и тому подобное. стоявшие на берегу саженьях в пятидесяти от нас, побежали далее, опасаясь конечно быть убитыми если бы взорвало порох. Но оный скоро вытащили и положили на гребные суда, потом нашли два пока теплой стреньги, коей сначала и приписали причину дыма; однако после узнали, что дым из кухни пробирался сквозь палубу в каюту, где находя отверстие, выходил через двери; ибо коль скоро погасили на кухне огонь, то весь дым из под палубы вышел и более не появился.
После сего происшествия мы ошвартовались, но течением от 6 до 7 узлов нас подрейфовало и прижало к банке, от которой оттянувшись с великим трудом, остановились на глубине четырех сажень.
Когда течение начало переменяться, то якорь и верьпы подрейфовало и Кухтуйским течением прибило нас к банке на левой стороне Охоты находящейся.
Все усилия употребленные нами стянуться были тщетны и мы принужденными нашлись дожидаться другой полной воды. Нам привезли верьп, который иначе не становился как стоймя и штоком вверх.
В 5-м часу утра была полная вода, но маниха случилась так велика, что возвышение и понижение воды не превосходило 4 1/2 фут. С вечерним приливом Снялись с мели, положили сверх якоря три верьпа с носу и кормы.
Ha судне Елисавете всего было 49 человек: Лейтенант Хвостов начальник оного, Я, Штурман, подштурман, боцман, трое матросов, 34 промышленных, два Алеута с Лисьих островов один Американец с полуострова Аляксы, приказчик, помощник его и два наших человека. К ночи сделался крепкий ветер со шквалами от NNO поутру ветер стих. Вечером видел я одного из старых мореходцев кампании. Он едва знал, что такое компас и карты; но ходил по морю, хотя медленно, однако довольно счастливо. Тут вспомнил я пословицу: счастье лучше богатырства. Казенный галлиот вышел из устья реки; но для нашего судна воды было мало.
В 7 часов вечера начали тянутся из устья реки, когда вода еще прибывала. В 9 часов подошли к перебору, ширина коего до 200 сажень, и как ветер дул тихий благополучный, то поставили марсели, брамсели, кливер, стаксели и с помощью буксира вышли за перебор, где за сделавшимся безветрием остановились на якоре, на глубине 5 сажень, грунт мелкий песок.
В 4-м часу утра снялись с якоря при легком попутном ветре, а в 10 часов легли на дрейф и подняли байдары, которые обыкновенно бывают на судах компании вместо шлюпок. Байдары суть гребные суда, употребляемые в тех местах Америки, где нет лесу для строения шлюпок, или где не умеют делать оных. Русские переняли таковые гребные суда от диких. Для построения Байдары с начала обделывается корпус, состоящий из весьма легкого и редкого набору, по верх коего обтягивается плотно сшитая кожа, служащая байдаре вместо обшивки. Большею частью употребляются для сего выделанные кожи морских львов; по нужде же в Охотске и бычачьи кладут. Байдара чаще правится веслом, нежели рулем, корма отвесная и несколько закругленная, форштевень же очень длинен и отлог, дабы байдара легче поднималась на волнение. Можно посудить сколь таковые гребные суда неудобны.
Работа на судне отправлялась чрезвычайно дурно, да и нельзя было ожидать иного; когда ни один из промышленных и матросов ничего не знал.
Пополудни ветер стал свежее, развело довольно великое волнение; большая часть людей чувствовали тошноту и другие признаки морской болезни.
1802 год. Сентябрь.
Ночью ветер стих, но поутру опять скрепчал и принудил спустить брам-реи и брам-стеньги. Около полудня прилетал на судно ястреб и скоро опять скрылся.
До полудня день был хорош, но после того пошел дождь и ветер задул от N. Около судна летало несколько маленьких птичек, кои не могут далеко от земли отлучаться, и конечно занесены были ветром. Одна из них от усталости села на палубу, легко далась в руки, и хотя ее тот же час отнесли в каюту и насыпали крупы, но она скоро умерла.
Дождь продолжался до 4-х часов пополудни. Около судна плавали и летали утки малого рода. Имея довольно свободного времени, мы читали о бедственном состоянии Английского корабля Центавра под командою Капитана Энгельфильда, который спасся с 13-ю или 15-ю только человеками, изо всего бывшего с ними военного и купеческого флота. Хотя подобное несчастье легко могло и с нами случиться, однако же описание сие нас не потревожило. Может быть от того, что мы не охотно вдаемся в размышления о бедствиях другого, когда сами к тому близки.
День был прекрасный и ветер тихий. В 5-м часу пополудни увидели с палубы остров Алаит, кругловатая вершина которого покрыта была снегом. Матрос сидевший на саленге для смотрения берет говорил, что давно уже видел оный, но боялся сказать о том. Отчего боялся? -- Нас прежде за сие секали, был его ответ. Наконец узнали истолкование сей загадки. Когда долго случалось им не видать земли, то они по справедливости приписывая то неискусству начальника судна, или мореходу (как оного обыкновенно здесь называют), в насмешку кричали иногда, что видят берег, были биты за то и молчали уже если и в самом деле увидят землю.
Может быть не бесполезно будет упомянуть здесь о мореплавании Русских промышленников по восточному Океану. Оно и по ныне в весьма худом состоянии, a прежде было еще и того в худшем: чрезвычайная отдаленность доставать искусных в морском звании людей, дороговизны припасов и всякого рода снарядов, корыстолюбие частных правителей, закоренелые привычки, вредное правило вместо поправления скрывать худое, и другие подобные тому причины, не позволяют иначе, как весьма тихими и медленными шагами восходить оному на степень желаемого изрядства. Таить сии обстоятельства есть тоже, что хотеть, дабы оные не приходили никогда в лучшее состояние. И так опишем сие мореплавание в настоящем оного виде. Суда по сие время строились в Охотске самым худым образом; ибо делалось сие или одним из промышленных, не имеющим ни какого понятия о строении морских судов, или каким-нибудь корабельным учеником, тоже совершенно ничего не знающим. Построенное таким образом судно грузится и вооружается точно таковым порядком, то есть без всякого знания нужных для сего правил потом надобно для управления судна сыскать Шкипера или Морехода. Начальник Охотского порта дает, за несколько сот рублей, какого-нибудь нетрезвого и незнающего Штурманского ученика; но обыкновеннее выбирали для сего одного из бывших несколько раз на островах, промышленных, которых людей называют Старовояжными так как вновь отправляющихся Казарами. Искусство сего Морехода состоит в том, что он знает компас, затвердил курсы, коими должен идти от берет до другого, и по привычке помнить виды многих мест. Из Охотска пускается он вперед к Камчатскому полуострову, вдоль которого, если судно не разобьется на берегу, пробирается до первого Курильского пролива. Увидеть какое-нибудь приметное место называется перехватить берег. От Курильских островов далее, ищут перехватить какой-нибудь из Алеутских островов, идут вдоль гряды оных и стараются не терять из виду берегов, до Уналашки или Кадьяка, куда судно назначено. Идти вдоль Алеутских островов, называются пробираться по за огороду; ибо острова сии лежат столь близко одни от других до самой Америки, что держась вдоль, нельзя почти потерять оных из виду.
Судно отправившееся из Охотска, не доходит никогда в тот же год до Кадьяка. Мореход боится оставаться в море долее начала Сентября. Как скоро наступит сей месяц, он увидев берег, приваливает к оному в заливе, или в не много закрытой губе, выбирает где берег песчаный, то есть мягкое место, вытаскивает на оное судно свое, строит для людей землянки, кормит их ловимыми зверями и рыбою до Июля месяца; ибо с сего только времени по его счету начинается безопасное плавание; тогда стаскивает судно, и отправляется далее. Вооружение галиота у коего бизань-мачта без стеньги, не может требовать большего времени. Бывали примеры, что суда из Охотска на Кадьяк приходили в четвертый только год; потому что плавают самое короткое время, идут с благополучными только ветрами, a при противном лежат на дрейфе, хотя бы он был самый тихий, ибо не имеют понятия о лавировании. Если в сие время течением, или крепким ветром, отнесет судно от берега, то стараются опять перехватить оный, где бы то ни было, дабы оттуда взять выученный курс; в противном случае подвергаются величайшим бедствиям. Случалось, что суда были носимы по месяцу и по два, не зная в которой стороне у них берег. Люди тогда доходили до крайности от недостатка пищи, a еще более воды, съедали даже сапоги свои и кожи, коими обвертывался такелаж. Суда от того или вовсе пропадали, или теряли множество людей, или доходили поздно до назначенного места, истратив весь везомый ими груз. Несчастье сии, происходившие от невежества, приписывались судьбе, и никто не помышлял об отвращении оных. Известно, что одно судно пустившись от Камчатки и не могши перехватить Алеутских островов, зашло столь далеко к югу, полагая оные острова все еще в той стороне, что в Ноябре месяце смола стала уже таять. Я видел многих людей с сего судна, которые сказывали мне, что не зная наконец что делать и куда идти, мучась притом нестерпимо от неимения воды, решились они положиться на волю божию. Вынесли на палубу образ Богоматери, помолились ему и сказали, что откуда бы ветер ни задул, то и пойдут с оным -- через час после полился дождь, принесший им величайшую отраду -- и задул южный крепкий ветер, продолжавшийся сряду 18 суток. Они идучи во все время на форде-винд, прошли мимо какой-то земли и наконец в 18-е сутки увидели другую. Люди так обрадовались оной, что перекрестясь под всеми парусами взошли на берег. To был остров Афогнак, что севернее Кадьяка, и на последнем было уже тогда заведение Шелихова, под начальством Баранова. Путешествие сих промышленников подтверждает о земле, находящейся около параллели 40 градусов.
Случавшееся с сими мореходцами восточного Океана совершенно не вероятно. Один из них три раза в лето ходил с Уналашки на Котовые острова, лежащие в 160-ти милях от первого острова, и никогда не мог отыскать оных.
Другой мореход, в крепкий ветер взошел на Камчатский берег и столь счастливо, что после редкий вал доходил до судна. Разбудив начальника сказали ему, что судно на земле. Тогда недоумение состояло в узнании места где находились: в Японии, или Америке; но пришедший поутру солдат сказал, что они близ Большерецка.
Третий, когда в бурное время стало приближать судно к берегу, то он положив два якоря, съехал со всеми людьми на землю. После ветер переменился, судно унесло в море; но провидение, умудряющее слепцов, принесло судно сие через несколько суток опять к тому же месту, и люди снова сели на оное.
Камчатский берег, который тогдашние мореходцы обыкновенно старались перехватывать, был часть свидетелем невежества их. Когда одно судно взошло на него подо всеми парусами, то для стягивания оного на воду изыскивали различные средства. Некоторые хотели завозить верьпы, иные думали сойти под парусами, но прилив снял их с мели и вывел из хлопот.
Судно Орел, шедшее из Черингова залива на Кадьяк, положило шквалом на бок. Мореход был в каюте, из которой не могли его вызвать; ибо он читая молитвы отвечал теперь уже власть Божия. Наконец один промышленный посмелее других, видя что ни мореход и никто, не хотят избавить их от погибели, отдал шкоты у парусов, и судно поднялось.
Подобные сему примеры бывали не редки Сии новые Аргонавты, плававшие также за звериными кожами в Америку, достойны гораздо более удивления, нежели бывшие под предводительством Язона; ибо при равном невежестве и недостатках в способах должны переплывать несравненно обширнейшие и ни мало им неизвестные моря. К совершенному незнанию мореплавания должно еще прибавить безначальство; ибо промышленные не имели ни какова уважения к мореходам своим, коих они часто бивали или заколачивали в каюту. Когда долго не видят берега, то до совету между собою сменяют морехода, запрут его, выберут другого и кидаются на берег, если только найдут оный. Я говорю кидаются; ибо нельзя иного названия дать вытаскиванию судов на каждом берегу. Объявленный бывшим Министром Мордвиновым. Указ ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА, по которому позволяется морским чиновникам не оставляя службы с половинным жалованием вступать в учрежденные для торговли общества, Может подать средство к приведению мореплавания по восточному Океану в лучшее прежнего состояние. Хвостов и я были первые морские Офицеры вступившие в Американскую компанию: по сему всяк удобно себе представить может, какие трудности преодолевать, какие недостатки во всем претерпевать, какие закоренелые предрассудки истреблять, каких привычных к буйству людей усмирять, и наконец с каким невежеством должны мы были беспрестанно бороться.
Погода была туманная. В полдень увидели берег, который сочли за остров Порамушир; но как пасмурность не позволяла в том удостовериться, то поворотили от оного.
Во весь день был густой туман и по большей части штиль, так что мы на малое только время усматривали берег.
Когда рассвело и туман несколько прочистился, тогда мы увидели себя между островом Алаитом, Курильскою лопаткою (так называется южная оконечность Камчатки и первыми Курильскими островами. Нас сюда конечно занесло ночью течением, ибо вчера от сего места мы находились далее двух немецких миль. Когда ветер задул от Камчатского берега, то мы удалясь от оного прошли мимо спящего Кита. Скоро нашел шквал, a потом опять заштилело.
Вид земли сей самый дикий и во многих местах виден был снег. Туман покрывал вершины некоторых гор а на иных лежал по середине. Вдали показывалась гора Опальская, превышающая может быть высотою Пик Тенерифский. Вообще весь берег казался состоящим из высоких остроконечных гор. К дополнению сего нового для меня зрелища, киты играя вокруг судна пускали водометы.
По утру 5 1/2 градусов теплоты по Реомюрову термометру, который один только был с нами, и служил всегда к узнанию теплоты и стужи. Безветрие и туман продолжались до полудня, a тогда вдруг сделался крепкий ветер от востока. Ночь была претемная, с валами на палубу выбрасывало множество светящихся насекомых, от которых и все море казалось покрыто огненными искрами.
С полудня задул легкий попутный ветерок, небо прочистилось, мы увидели берет и пошли в третий Курильский пролив.
Ветер дул самый тихий от SW, и мы шли помалу вперед. Пройдяшим ветром отнесло нас около восьмидесяти мил: так судно хорошо ходило! Дельфины, или касатки, играли во множестве вокруг судна. В 11-м часу утра в камбузе открылся пожар. Дым выходил из под печи, почему велели вырубить бимс под оною; тогда показался огонь, который скоро затушили и> увидели, что половина бимса уже выгорела. через час появился опять огонь, почему принуждены были изломать печь для погашения оного. Кто не удивится, узнав от какой безделицы могли мы погибнуть Сидор Шелихов, Правитель Охотской Компанийской Конторы, по достохвальной своей привычке копить всякими средствами деньги, не доплатил 1 руб. 70 коп. печнику, за что сей с досады обещался сделать на судне такую печь, в которой более одного разу варить не станут. Промышленники слышали сии угрозы его и не сказали о том ни кому. Печник, злодей, сдержал слово свое и сею глупою местью едва не погубил столько людей никакого зла ему не причинивших.
В 9-м часу вечера, когда проходили уже проливом между Порамушира и Оннекотана, услышали в левой стороне человеческий голос и увидели небольшую байдару, которая помощью брошенной веревки пристала к судну. Один Курилец взошел на палубу, a трое и одна женщина остались в байдаре. Все говорили по Русски, взошедший на судно дарил нам лисицу и просил, что бы им продали пороху и свинцу; но ему сказали, что здесь ничего не продают, a дадут и без лисицы; после чего подарили им три фунта пороху, два фунта табаку, несколько сухарей и дали всем по рюмке водки. Тогда Курилец спросил: не дадут ли ему оной на десять рублей и показывал ассигнацию. Нам хотелось знать, откуда имеют они наши деньги, и получили в ответ, что к ним приезжают всякий год Русские из Камчатки, для сбору ясака и для мены кож звериных. Мы хотели дать Курильцу несколько водки, но трудность, состояла в том, во что налить оной, ибо у нас со всем почти не было стеклянной посуды; тогда островитянин принес с байдары завязанный пузырь с тюленьим жиром, вылил оный, выворотил пузырь, и налил водки.
Приезжавшие к нам Курильцы, жили на Порамушире. Рост их небольшой, лице маленькое круглое, совсем почти заросшее недлинною но курчавою бородою, на которой волосы, как и на голове, черные. Первый взошедший на судно сказывал, что их на острову осталось не более 40 человек, a остальные разъехались за промыслом зверей. Прежде около Порамушира водились морские выдры, называемые здесь вообще морскими бобрами, но ныне ловят только тюленей (по здешнему Нерпы,) и лисиц, между которыми род, именуемый Огневками, почитается лучшим. Курильцы имеют ружья, но часто терпят недостаток в порохе и свинце. Одно из обыкновений их достойно замечания когда Курилец позовет кого в гости, то надевает на него все свои платья, так что гостю и пошевелиться нельзя. Потом кормит его и беспрестанно поит жиром, хотя бы с гостя пот лился ручьями, и хотя бы он являл самые сильные доказательства не возможности своей есть и пить более.
Поутру штиль, a с полудня ветер от OtS, который к вечеру так скрепчал, что взяли у марселей по рифу. К полуночи ветер сделался крепкий риф марсельный от SO, но мы не брали другого рифа, опасаясь быть прибитыми к находящемуся под ветром Камчатскому берегу, ибо тогда судно еще бы хуже пошло, к тому же оно не имело совсем остойчивости и было подвержено пребеспокойной боковой качке; с наветренной стороны беспрестанно поддавало, a подветренною черпало воду.
В 1-м часу ночи поворотили чрез фордевинд на левый галс. Поутру ветер очень скоро отошел к SSW почему поворотя пошли на О; день сделался теплый и прекрасный. Пополудни год ветер очень скрепчал, судно имело беспокойную качку, но шло довольно хорошо.
После штиля, ветер задул от S, мы легли на ONO. В сей день видели несколько глупышей (petrel's) и морских разбойников.
Чайки опять, показались и летали вокруг стадами.
По сие время ветер был более легкий переменный; но с полуночи задул довольно свежий от NNW, и мы пошли на ONO. Видели много носимых по морю растений морских, или фукусов, называемых промышленными морскою капустою, которая показывалась и в дальнейшем расстоянии от земли, только в меньшем количестве. В 3-ми часу пополудни увидели остров Агату, около которого чайки и глупыши летали во множестве. Подойдя к островам Атту и Агатту, ночь пролежали в дрейфе; ибо слышали от многих, что в проливе между сими островами находится каменная мель, едва покрытая водою.
На рассвете, снялись с дрейфа и пошли меж Атту и Агатту, оставив потом в правой руке еще два острова. Ветер дул от NW очень свежий, погода во все время стояла пасмурная с туманом и слякотью.
В 2 часа ночи закричали, что видят берег перед носом в левой руке. Мы сего не ожидали, и для того легли на дрейф до рассвету. Полагали, что нас унесло течением, или было большое восточное склонение компаса, которого мы за давно стоявшею пасмурною погодою не могли поверить. С наступившем днем снялись с дрейфа и направили курс к N, дабы удалиться от гряды Алеутских островов; потом пошли на NNO, но в 9 часов опять увидели пред собою остров. Тогда спустились на OSO и на О, и кажется плыли в пролив между двумя небольшими островами, но когда туман несколько прочистился, то увидели, что взошли в большую губу острова Танага, открытую с западной стороны. хотели лавировать из оной, но на столь худом судне всякий поворот приближал нас больше к берегу, почему положили якорь, a потом и другой, на глубине 24 саженей, грунт мелкий камень с крупным песком. После сего выпалили из двух пушек, дабы дать знать о приходи нашем жителям сего острова, если оный населен.
Ветер продолжал дуть от W, но туман поутру несколько прочистился и мы могли рассмотреть окружающие нас берет. Северный состоял из высоких гор, между коими три отменно возвышались, особливо средняя, оканчивающаяся острою коническою вершиною, восточная же огнедышащая, испускала дым. Вершины всех трех покрыты были новым снегом, который белизною своею отличался от старого, имеющего синеватый цвет. В лощинах также лежало много снегу Южный берег сей губы несравненно ниже и оканчивался низменным каменистым мысом. В 6 часов утра послали байдару на северный берег; в 4 часа пополудни она возвратилась, привезши восемь диких гусей, которых на острове великое множество. В северо-восточной: части нашли небольшую бухту, удобную для пристани гребных судов. Глубина в оной девять фут. Немного западнее есть другая и в обеих находятся ручьи с хорошею пресною водою. После его я отправился на остров в той же байдаре. Глубина шла почти ровная и не далеко от берет начала уменьшаться; грунт же был горелый или черный мелкий песок. Когда стали подъезжать к острову, то увидели нечто чернеющее на воде. Иные говорили тюлень, другие кусок дерева; но вышло морской бобр, который спал на спине и услышав шум весел, перевернулся и ушел в воду. Мы вытащили байдару на берег и под оною ночевали.
Встав с зарею я отправился внутрь острова. С начала тол по низким пригоркам покрытым слабым мхом и поросшим по большей части осокою. Оная по пояс, от чего по топкому месту ходить чрезвычайно трудно. Между сими пригорками много покрытых осокою озер и не больших ручьев. Гусей, уток и куропаток попадалось довольно; я застрелил одну только утку. Пройдя сии болотные места поднялся на высокий хребет, но за туманом и окружавшими со всех сторон еще и того высшими горами не мог ничего рассмотреть. Возвращаясь к берегу видел в ущелине горы оставленный, приезжающими сюда по время нам для промыслу зверей Алеутами, шалаш. Налив бочки с водою возвратились мы на судно.
После полудня нашел шквал от О, мы подняли остальной якорь (один ночью был поднят) и поставив паруса направили путь из губы; когда ветер стих, стали буксироваться обеими байдарами, но не подаваясь ничего вперед, принуждены были положить якорь. Погода с прибытия к острову Танага, стояла довольно теплая и хорошая. Около полудня при задувшем от востока ветре, снялись с якоря, но за наступившим противным, скоро опять должны были положить оный. В 3-м часу поехали на берег и пристали в бухте, западнее той, в которой я прежде был. Тут впадала в море не большая речка, из которой очень удобно наливаться водою. He много западнее сего места, находится на берегу горе четвероугольная пещера, около десяти сажень длины, трех ширины и такой же высоты. Она имеет вид правильной и будто нарочно обработанной. Отсюда оправились мы в разные стороны: я пустился внутрь острова, перелезая через множество хребтов, из которых каждый находящийся далее от берегу, становился выше. Когда дошел до большей дымящейся горы, то сделалось уже темно, почему опасаясь сбиться с дороги, возвратился к своим спутникам.
Земля около сей бухты менее болотиста, но так же поросла высокою жесткою травой; берег крутой и состоит из черного горелого песку, беспрестанно осыпающегося, и делающего всход весьма трудным; ибо очень легко катится вниз вместе с песком, не имея за что держаться. Никто из нас ничего не застрелил, ибо гуси сделались крайне осторожны и садились на самых высоких только и видных местах; а утки редко к берегу подплывали. Я позабыл сказать, что когда мы подъезжали к острову, тона отделенных от оного камнях, сидели во множестве Урилы. (Cormorans роду Бакланов). Мы подстрелили несколько из них, но не могли ни одного поймать; ибо птица сия весьма крепка и раненая долго ныряет.
По берегу залива видели несколько выкинутого лесу, единственный здесь для употребления, ибо на всех Алеутских островах не растет ни какого, a на многих даже нет ни сланцу, ни кустарнику. Следов земных зверей не приметили, a из водоземных видели тюленей и одну морскую выдру. По берегу находили черепы морских круглых раков и шримсов, конечно съеденных Алеутами. Находящиеся на судне Американцы, рыли здесь желтый корень, вкусом похожий на бобы и стебель которого производил стручья, да еще другой, имеющий вид редьки, белый корень, из коего они пищу себе приготовляют. С судна поймали несколько трески удами.
1802 год. Октябрь.
В 9 часов ночи услышали пушечный выстрел означавший, что ветер сделался благополучный; почему стали готовиться к отъезду ожидая еще двух выстрелов, долженствующих показать, что судно поднимает якорь, но как оных не последовало, то мы остались почевать, некоторые из нас под покровом неба, a другие под байдарою.
Поутру приехали на корабль. После полудня ветер задул от SO, мы снялись с якоря и пройдя около двух Английских миль, положили опять оный на глубине 22-х сажень; ибо ветер стал противный и не было возможности обойти западный мыс Танага. Вечером ветер сделался О, при помощи которого вышли в море.
Около судна морские свинки (Marsouins) в великом числе плавали и выныривая производили небольшой шум. Ветер во все почти время дул от О и SO.
Поутру чайки летали во множестве и морские свинки плавали около судна. Ветер дул NW, мы лежали к О-ту,
В 3 часа пополудни увидели остров, находящийся к северо-западу от Уналашки, и названный Столбом, по причине вида оного. Сей остров вышел вдруг из моря, конечно от сильного потрясения дна морского. Другой такой же остров появился вдруг к северу от Унимака, и сей по словам Алеут и промышленных, беспрестанно растет. Сначала помянутый остров так был горяч, что люди подъезжавшие к оному не могли выходить на берег, который однако год от году становится холоднее. Взглянув на Алеутские острова, из коих каждый составляет громаду гор по большей части остроконечных, очевидным образом подтверждается вероятность, что сия сторона света была подвержена величайшим потрясениям и переменам, и что Алеутские острова суть продолжение гор северо-западной Америки, идущих через полуостров Аляксу, и оставшихся после поглощения всех земель, лежавших между ими и Беринговым проливом. Следующие причины побуждают меня так думать: 1-e, от Уналашки до Берингова пролива везде достают глубину моря и нигде, кажется нет более 65 или 70 сажень, 2-е, на Котовых островах при открытии оных не было никаких растений, ниже травы, которая после стала вырастать помалу: знак, что сия земля есть новая, конечно появившаяся со дна моря. 3-е, берег Америки, особливо между Бристольским заливом и мысом Аляскою находящийся, весь мелководен; почему можно заключать, что некогда тут земля была, 4-е, множество погасших огнедышащих гор, и появление даже и ныне островов, выходящих со дна моря, ясно показывает, что и теперь еще страна сия подвержена сильному действию подземного огня, a прежде Может быть и несравненно более. 5-е, сходство языков и обычаев между Алеут и Гренландцев удостоверяет, что народы сии происходят от одного племени. и может быть имели некогда между собою сообщение. 6-е, находимая медь кусками на медном острове, ясно показывает действие подземного огня в тех местах. Сверх сих может быть если еще и другие не известные мне причины.
На рассвете увидели мы остров Уналашку, состоящий из множества остроконечных гор, из которых иные покрыты были снегом. Мы прошли проливом отделяющим Уналашку от островка Уналги.
Алеутские и Курильские острова поставляют препону приливу и отливу, направление которых идет через проливы, разделяющие сии острова столь великое количество воды, стремясь сквозь узкие проливы причиняет в оных весьма быстрые течения, как во время прилива, так и во время отлива. При перемене течения, вода спирается с шумом в проливе, производит плещущие волны и стремления самые неправильные, иногда кругообразные. Сие продолжается до того времени, как новое течение осилит прежнее тогда оное делается чрезвычайно быстро, но помалу уменьшается; a волнение, или всплески, начинают также утихать. Таковые быстрины называются здесь Сулоем жители знают всегда время оного и не смеют тогда переезжать через проливы, которые от великих всплесков чрезвычайно иногда высокого и неправильного волнения кажутся кипящими. Во время крепкого ветра сулои бывают опасны даже для парусных судов, которые ворочает вокруг, качает весьма тяжело и неправильно, заливает через палубу волнением, ломает иногда и стеньги и даже мачты. Сильный сулой представляет отменное зрелище. Оный показался нам довольно великим в проливе между Уналги и Уналашки; но по словам Алеутов был весьма обыкновенный.
Поутру увидели Унимак с другими островами и вдали полуостров Аляску. Около полудня закричали, что видят судно, для приближения к которому приведи мы в бейдевинд левым галсом, при ветре дувшем от N Но прийдя на траверз увидели, вместо мнимого судна каменный столб, подобный находящемуся по северную сторону Умнака. Сей, сколько мне известно не был еще никем виден.
К утру ветер скрепчал, a после полудня должно было взять и другой риф у марселей. Ночью оный превратился в совершенную бурю и мы остались под бизанью и зарифленным грот марселем на эзельгофте. Порывы ветра были ужасны, жестокое' волнение с великою силою ударяя в судно потрясало все его члены, и течь сделалась так велика, что вода в трюме прибывала, не взирая на беспрестанное выливание оной в обе помпы. Можно легко себе представить, какое действие производило сие над людьми, не приобыкшими к морским опасностям страх принуждал их, не щадя сил своих, весьма усердно работать. Течь была в камбузе и с правой стороны около грот-люка, вероятно от худого законопачения, или от пропущенных болтов и нагелей, для которых сделанные дырья закрыты были пиком; ибо и прежде отплытия из Охотска и по прибытии в Америку, много подобного открывали к приумножению опасности груз в трюме (которого по краткости пребывания в Охотске и по многочисленности работ, не успели мы переложить) тронулся и балласт вносу двинуло на подветренную сторону. Однако около полуночи вода в трюме начала уменьшаться.
На рассвете буря казалась быть во всей своей ярости; от великой качки не можно было на палубе стоять не держась за что-нибудь. Люди от мокроты и работы у помп измучились, но не было возможности сему пособить; поутру однако начали они сменяться на две вахты.
На рассвете ветер сделался по тише, но скоро отошел к О и опять скрепчал. Мы лежали на NtO под фоком, грот-марселем и бизанью в 12 часу солнце на минуту показалось, a потом опять сделался туман с мокротою.
К ночи ветер начал стихать, и наконец заштилело. Кроме течи, не оказалось после бури ни каких больших повреждений, только гальюн и байдары изломало.
Поутру починивали все, что изломалось во время бури, исправили одну байдару, сделав оную и 1 1/2 футами короче против прежнего; a вместо изломанной около гротового юнферса оковки, положили строп. После полудня ветер задул от SO, но скоро зашел к NO.
Ночью ветер дул довольно крепкий от NO, к утру стих, a около полуночи сделался штиль У разбивной гротовой ванты лопнул талреп, который тогда же и переменили.
С полуночи ветер задул от SW. При всех трудах и заботах случались иногда свободные часы, в которые читали мы путешествие Голландцев с Гемекерком и Баренцом по Ледовитому морю. Казалось, что бедствия, претерпеваемые сими мореплавателями, ободрили нас и приводили в некоторое забвение собственное наше неприятное и опасное положение.
С полуночи ветер от NW сделался довольно крепким, так что мы остались под зарифленными фоком и грот-марселем на эзельгофте; порывы ветра с градом и снегом были весьма жестокие; течь увеличилась, но не до такой степени, что бы сделаться опасною. По утру отдали риф у фока, поставили рифленный фор -- марсель, грот и кливер. В 11 часу нашел жестокий шквал со снегом, a по прошествии оного ветер сделался WNW, потом NW. Мы лежали NOtN. День был довольно хорош, временно солнце показывалось, a иногда снег падал. Ночью ветер стих.
Во весь день продолжался тихий западный ветерок, a иногда совершенное безветрие.
Утро было прекрасно, солнце сияло, ветер дул благополучный: мы радовались и думали скоро увидеть остров Кадьяк; но вдруг в левой стороне облака стали сгущаться и море почернело: мы начали убирать паруса. В и часов день сделался не много яснее ночи. Потом от NNW набежал жестокий шквал с градом. После того пошел густой мокрый снег. Итак надежда наша быть скоро на Кадьяке рушилась. Да не подивится читатель, что я говорю о Кадьяке, как будто о прекраснейшем месте, в котором ожидают нас тысячи удовольствий. Неприятность в холодное осеннее время быть на море и беспрестанно бороться с ветрами и волнами, так напоследок наскучит, что самый пустой и дикий остров казаться будет райским жилищем в полдень снег перестал и время прояснило, но после часто находили бурные порывы ветра с густым снегом.
В 11 часу утра нашел прежестокий шквал с густым снегом, которого в короткое время выпало на палубу толще четверти аршина; весь такелаж и паруса обмокли и обледенели. По прошествии оного ветер сделался самый крепкий с порывами и мы остались под зарифленым грот-марселем на эзельгофте и бизанью. В полдень один градус теплоты. После полудня временно солнце показывалось, a временно град или снег падал.
Сухарей у нас осталось не более 15 пуд, a воды 10 бочек; от чего положение наше весьма неприятным становилось.
Поутру ветер начал стихать отошел к западу. Мы легли на NtO. Чайки, ары и глупыши, летали около судна в два часа ночи было 7 в четыре часа 2, a в восемь часов 1 градус мороза. В полдень ртуть возвысилась до 3 градусов теплоты. Мы воспользовавшись тихостью ветра успели натянуть стенг-ванты, сделать укрепления в помощь штагам, и поставить третью помпу. В шестом часу пополудни задул ветер от юга и скоро так скрепчал, что мы, лежав на север, шли под зарифленными марселями и фоком 8 и 9 узлов: большой ход для тяжелого нашего судна. В 7 часов нашел жестокий шквал с носу с левой стороны и обстенил паруса, не причинив однако же ни какого повреждения. Потом ветер сделался WSW.
Волнение было отменно велико; время, по причине почти беспрерывного сияния солнца, было довольно теплое, хотя находили иногда шквалы с градом и снегом. Около судна летало много глупышей и Альбатросов.
С полуночи лежали NNW, день был прекрасный и наблюдение солнца в полдень показало, что мы гораздо восточнее нежели полагали себя по счислению; почему привели на NW. В 3 часа пополудни день сделался пасмурным, стали находить сильные шквалы с градом и снегом; a в 4 часа нашел один столь жестокий, что вода на палубе была почти у самого грот люка: так судно много накренилось. Тогда мы убавив парусов остались под зарифленными фоком и грот-марселем. ветер сделался W.
В 2 часа ночи усмотрели землю в левой стороне и пошли к оной, приведя в бейдевинд левым галсом. Когда рассвело, увидели юго-восточный берег Кадьяка, покрытый сплошь снегом; восходящее солнце, позлащая верхи гор, представляло отменное зрелище. День был теплый, в 9 часу заштилело, a после полудня задул довольно свежий ветер от SSO с дождем и пасмурностью, совершенно закрывшею берет. Пройдя остров Угак, остались на ночь лавировать под малыми парусами; потому что для входа в Чиньяцкую губу, где находится гавань Св. Павла и главное заведение компании, оставалось только обогнуть Чиньяцкий мыс.
Мы не имели никакой карты сей, гавани; даже ни кто не мог рассказать нам о приметах, по которым могли бы мы отыскать оную, почему решились обозреть всю Чиньяцкую губу, начиная с южного её берет. В 8 часов утра, при восточном ветре с небольшим туманом, спустились на SW, и пройдя Чиньяцкий мыс стали держать вдоль берет губы того же имени, делая по временам пушечные выстрелы. В Чиньяцкой губе три залива. Мы опасались войти в южный, видя при устье оного множество надводных каменьев. В 10 часов показалось, что гребет к судну байдара; но по рассмотрении узнали, что то камень находящийся в средине губы. В полуверсте от оного к NO, находится другой подводный. В 12 часов вошли в небольшую бухту, открытую несколько с северной стороны, и положили якорь на глубине 12 сажень, грунт камень с ракушкою.
После полудня приехали к нам два Американца в двулючной (то есть о двух люках) байдаре. Одежда их состояла в суконных брюках, фуфайках, и в камлейках, сшитых из кишок водоземных животных: оба были босые. У одного в ушах висел бисер с шелковыми кисточками; шляпы на обоих сплетены из травы, ила кореньев, весьма искусно и красиво. Вошед на судно подняли за собой байдарку, пили водку, ели сухари и все что им давали. Знали несколько по Русски и сказывали, что живут на одном из островов не далеко от гавани. Американцы сии остались у нас ночевать.
Берег за кормою находился не далее двух миль. [ Во всех местах, где просто упомянуто о милях, разумеются итальянские мили, то есть верста и три четверти. ] Там березовый лес и ручей в виде водопада Подветренный берег усеян подводными каменьями, открывающимися во время отлива. Вид сего места летом должен быть красив; но теперь выпавший на горах снег и обнаженные от листьев деревья, представляли весьма печальное зрелище.
Ветер дул весьма крепкий с дождем и порывами, и не взирая на то, что мы от оного прикрыты были берегом, в пять часов стало нас дрейфовать; для чего положили большой якорь, и спустили брам-- стеньги и нижние реи. Судно остановилось на глубине 9 сажень, имея в одной миле за кормою каменную мель.
Погода была в том же состоянии. После полудня от силы волнения изломало пал у брашпиля.
В 10 часов утра пришли к судну две трилючные байдарки, и в одной из оных был промышленный Слободчиков, посланный Барановым в тот еще день, как увидели судно наше входящее в губу, но не могший до сего времени приехать к нам по причине крепкого ветра. В первом часу пополудни в трилючной байдарке привезли от Баранова пирог с рыбою и гуся, которому подарку мы очень были рады.
1802 год. Ноябрь.
Ночью подорвало один канат; но после того ветер начал стихать. В 7 часов утра снялись мы с якоря и помощью трех прийдяших из гавани байдарок, вышли буксиром из бухты. Приблизившись к лесному островку, оставили оный вправе, держась близ берет его; ибо от островка, в левой руке находящегося, идет гряда каменьев, которых вообще много в сей части губы Чиньяцкой. He видав столь долго никакого приятного берега, я очень любовался лесным островком. По средине оного лежит не большая долина, окруженная еловыми рощами, которых всегдашняя зелень придавала веселый вид сей части острова. С оного приплыло к нам множество двулючных и трилючных байдарок, даже с женщинами и детьми; дикари сии смотрели на судно и на все с любопытством и провожали нас до самого якорного места. Когда пришли мы на вид Российского селения, то оттуда из разных мест и весьма беспорядочно выпалили 6 или 7 раз, на что и мы отвечали из трех-фунтового единорога, нарочно на сей случай привязанного к борту веревкою взаимное поздравление, достойное той отдаленности, в которой оное происходило.
Вход в так называемую Новую гавань или Святого Павла, находящуюся между берегом Кадьяка и небольшим островком, не шире пятидесяти сажень, глубина же тут и далее, от 7 до 9 сажень. На мысу при входе есть нечто похожее на укрепление. В 3 часу пополудни положили якорь на глубине 7 сажень, грунт мелкие раковины с песком; закрепились с кормы за берег швартовами. Погода, с давнего времени пасмурная, сделалась ясная и очень теплая.