Плавание в Oxomcк u возвращение наше в Санктпетербург.
Два раза при задувавших ветерках снимались мы с якоря, и оба раза принуждены были ложиться снова на оный, по причине наступавшего потом безветрия.
В 5 часов утра при задувшем от севера легком ветерке снялись мы с якоря и помощью буксира вышли за островки. Ветер сделался ZZO, и мы легли на О, потом при восточном ветре лежали ZZO; обошед же Чиньяцкий мыс и Угак спустились на Z. Зыбь шла от ZO.
При пасмурной погоде с дождем и прежнем ветре, шли на юг. Топорки и глупыши показывались около судна.
Ветер NO, путь ZZW. К вечеру должны были взять у марселей по два рифа. Топорки, глупыши и старички летали около судна.
1803 год. Июль.
Ветер W, несколько переменный. После полудня погода сделалась ясная.
Ветер ZW, погода довольно ясная, и 9 полдень по наблюдению широта места 53R, 45', долгота 199R, 45'.
Ветре ZW с малыми переменами.
Ветер О, путь ZW, погода пасмурная. Топорки и глупыши видны были, свинки морские ныряли около судна.
До 6 часов пополудни лежали к ZW при свежем ONO ветре с сильным дождем, после того заштилело и сделался туман.
Когда туман прочистился увидели Уналашку, и при южном ветре легли в пролив между помянутым островом и Уналгою, дабы выдши по северную сторону гряды Алеутских островов; но как заштилело, a потом сделался ветерок от по, то мы спустились по южную сторону Уналашки. Около земли видели китов и сивучей.
Во все сутки штиль или переменные тихие ветерки, от чего не могли обойти мыса Уналашки. Видели кота Морского.
При маловетрии меж Z и O плыли весьма тихо близ двух небольших островков, лежащих по южную сторону Умнака. Видели сивучей и птиц, обыкновенно около берегов водящихся. В полночь кит вынырнул столь близко судна и с таким шумом, что многие сочли то за бурун ударяющийся о подводный камень.
Приливом и отливом моря, то приближало нас к покинутым двум островкам, то относило от оных. Около полудня приехали с Умнака две байдарки и привезли от находящегося там промышленного Крюкова несколько свежей рыбы. Байдарки их сделаны отменным образом от Кадьякских, особливо однолючная; она длиною с Кадьякскую двулючную, но так узка и мелка что удивительно как могут они плавать на ней в крепкую погоду. Нос не имеет рожков загнутых вверх, но также раздвоившись и к обеим оконечностям привязана палочка, думаю для того, чтоб морская трава тут не вязла и не способствовала через то опрокидываться байдарке. Корма тупая и потом вдруг сведена углом. Мы взяли у сих островитян четыре стрелки, и две дощечки, употребляемые для метания оных, a им дали рубаху, табаку и несколько других безделок, чего они никак не ожидали, что можно было приметить по чрезвычайному их удивлению -- Во весь сей день видели очень много сивучей и китов.
Ветер переменяющийся меж W и ZZW. Видели Ар и кита, за коим гонялись касатки. Четырех-сопочные островки скрылись от нас при наступлении темноты.
Ветер OZO, путь W, погода пасмурная с дождем. Видели китов, топорков, одну Ару, и носимую по воде морскую капусту.
Крепкий риф марсельный ветер от W. В 11 часов утра подойдя к островку Сегуаку, поворотили через фордевинд на правый галс. Погода стояла весьма холодная. В полдень Реомюров термометр показывал 5 1/2 градусов теплоты, a в шесть часов вечера только 4. Мы думали быть не посреди лета, но при конце осени. На палубе руки зябли, a при взятии рифов, оные так костенели, что для отогревания должно было опускать их в холодную воду.
К вечеру ветер стих и мы поворотив на левый галс, увидели опять Амлю и Сегуак. Топорки и чайки летали около судна, a двух старичков, севших отдыхать на паруса, поймали руками; но по приближении к земле пустили.
Штиль, a потом тихий ветер от NW. Погода довольна хорошая. Мы находились в виду острова Атхи. Видели китов, свинок, топорков, глупышей и петушков.
При западном ветре лавировали по южную сторону острова Атхи, в виду оного. Те же птицы и животные сопровождали нас.
Ясная погода и временно показывалось солнце. К вечеру при тихом ветерке от ют подошли к Ахте.
Ветер Z. Мы лежали правым галсом, a потом левым, в параллель островов Атхи и Амли. Течением моря приметным образом приближало нас к берегу. С полудня ветер стал свежеть и мы видя, что нет возможности обойти ни Атхи ниже Амли, решились в час пополудни спуститься на по tN, в узкой и неизвестный пролив, отделяющий Атху от Амли. В самой узкости показалась пена и мы не знали что заключить: спорное ли то течение, или бурун на мели? но виденная в левой стороне той пены морская трава, растущая на банках, наводила нам страх, что мы идем прямо на каменный риф. Мы имели под марселями и кливером, ходу 5 1/2 миль в час; да течением несло нас, конечно столько же, если еще не более, почему весьма быстро приближались к, узкости. Скоро увидели что помянутые пенистые всплески, простирались поперек всего пролива; но в трех кабельтовых (360 саж.) от оных не могли дна достать, конечно по причине быстроты течения. Наконец глубина моря оказалась 17 сажень, потом 12; тогда же сделался -- штиль и мы приметив, что судно валило к Атхинскому берегу, от которого протянулась банка, бросили якорь плехт и отдали до семидесяти сажень канату. Судно сделало весьма скорый оборот; но когда пришло на якорь, то его подернуло и понесло в самую пену. He успели можно сказать, мигнуть, как уже в ней очутились и тогда увидели, что бурун происходил не от ударения волнения на мели, но от сильного спорного течения, или сулоя, как то обыкновенно промышленные называют. В ту самую минуту нашел от ют жестокий шквал, чего ради, дабы не быть выброшенными на Атхинский берег отрубили мы якорь, поставили паруса и пошли на по. Ходу по лагу было 8 1/4 миль, если прибавить к сему скорость несущего нас течения от 6 до 8 миль, то можно посудить, с какою быстротою мы неслись. Действительно берет Атчи и Амли, каждый не далее одной версты от нас, мелькали только в глазах. Пройдя опасность закрепили брамсели и стали брать рифы у марселей; ветер сделался свежий со шквалами, но к полуночи несколько стих.
При свежем риф-марсельном ветре от ZtW, Z и ZtO держали к W. В 4 часа пополудни, пошел небольшой дождь.
Мы весьма обрадованы были, что выбрались на северную сторону Алеутских островов; ибо продолжающийся еще крепкий от юга ветер мог бы привести нас в крайне худое состояние. Когда мы с плохим судном нашим даже и в умеренный ветер не могли обойти ни Атхи, идя вперед, ни Амги поворотя назад, то что бы случилось с вами в сей крепкий ветер на той стороне гряды? без сомнения прижало бы нас к берегу. Тогда какая надежда в открытом море при сильном ветре на худом грунте (ибо хорошего нигде почти нет) отстояться на якоре? Потеряв судно мы бы принуждены были переправляться с Алеутских островов на кожаных байдарках в Камчатку. Тогда Американская компания лишилась бы грузу, стоящего конечно около двух миллионов рублей.
Сие обстоятельство принуждает меня сказать о невыгоде купеческих весьма полнотрюмых судов; ибо оные никак не могут посредством лавирования отходить от берегу и погибают у оного, между тем как порядочно построенное судно, но не столь много помещающее в себя груза, приближается к оному со всякою уверенностью и отходит прочь, при ветре прямо на землю дующем. Граждане Соединенных Штатов Америки скорее всех почувствовали сию истину: они начали лучше строить купеческие суда свои и теряют оных менее, нежели другие народы Европейские.
Пасмурная погода с туманом и мокротою. Мы лежали на WtZ, при свежем от юга риф-марсельном ветре, который к полуночи стих. В полдень считали себя в широте 53R, 05', на меридиане острова Канят.
При пасмурной погоде с туманом и мокротою штиль, a потом тихий переменный ветер, установившийся к полуночи от WZW. В полдень считали себя на меридиане западной оконечности острова Танага.
Лежали тем же курсом. С полуночи ветер дул от N, a потом от NO; зыбь же довольно большая, шла целые сутки от NNW.
Погода была прекрасная и теплая; до двух часов пополудни продолжался штиль, во время которого оправляли мы такелаж и спустили байдарку, на которой ездил я вокруг судна а застрелил восемь глупышей, в том числе одного белого. Мясо сих птиц пахнет китовым жиром, которым по видимому они питаются; ибо подстреленные выпускали куски оного изо рту. Может быть по близости носило мертвого кита. Усмотренная широта показала, что течением много склонило нас к по. Тоже замечено и во время плавания нашего из Охотска в Америку. В два часа ветер задул от ZZW.
Ветер тот же, тихий, а потом штиль. Вечером около судна показалось много глупышей, из которых я застрелил нескольких. Сверх того видели топорков и морских ласточек (Нугопdelles de mer), называемых здесь петушками.
До полудня штиль, во время которого спустили байдарку и я застрелил глупыша да морского разбойника. Птица сия похожа несколько на Ару, хотя быстрым полетом своим совершенно от оной отличается. Нос у нее острый, брюхо и ошейник белые; спина, крылья и голова темно-серые, a ноги черные с перепонками. Морской разбойник имеет весьма быстрое зрение, летает высоко и увидев что либо, бросается стремглав в море. Назван промышленниками сим именем потому, что гоняется за чайками и глупышами до тех пор, покуда они не выкинут из себя недавно съеденного ими корму.
После полудня задул тихий ветерок от юга, a в 7 часов вечера сделался туман с мокротою.
При ветре ZWtZ шли WNW. Погода во все сутки пасмурная с мокротою, так что солнце в полдень показалось только на минуту в тумане. Вчера и сегодня видели обыкновенных птиц и много морской капусты.
При пасмурной погоде с дождем ветер переменный, a наконец оный установился от NOtO и сделался довольно свеж. Мы легли на ZW.
С пасмурною весьма погодою и умеренным от по и NNO ветром шли на ZW. Видели глупышей, топорков, ласточек морских, беловатых держащихся около берегов чаек и множество растений носимых по морю. В 1 часу пополудни усмотрели остров Атту и легли на WtZ, дабы обойти оный по западную его сторону. Ныне опять приметили, что течением моря отнесло нас к по. В 4 часа пополудни погода прояснилась. Вода имеющая обыкновенно синеватый цвет, показалась нам гораздо зеленоватее: может быть солнце было тому причиною. Склонение компаса через взятый Амплитуд найдено 7R восточное. На горах острова Атту видно много было снегу, который даже и в низу при подошвах оных местами белелся; горизонт при захождении солнца был совершенно чист и над всем островом большими грядами висели густые, серые облака, из под коих выказывались покрытые снегом дикие вершины гор; небо от ударения последних солнечных лучей приняло весьма яркий цвет: все сие вместе, представляло прекрасное зрелище.
При довольно свежем ветре переменяющемся меж NtW и NW, или к WZW и ZW. В полдень по наблюденной широте усмотрели, что остров Атту на карте Капитана Сарычева, положен около двадцати минут севернее, нежели должно. Топорки в немалом числе сопровождали судно до самого вечера, сверх того видели несколько глупышей, ласточек морских и одну Ару.
При довольно хорошей погоде и ветре, переменяющемся меж NOtO и О, шли на WZW. Склонение компаса по Амплитуду 7R, W восточное. Вечером множество свинок морских провожали судно, обгоняя его и выныривая перед носом; но все ушли, как скоро одну из них поранили острогою.
При ветре, переменяющемся меж О и ZO, лежали WZW. Днем погода была ясная, a ночью в первый еще раз нынешнего плавания, видели чистое небо усеянное звездами. Те же птицы изредка показывались.
1803 год. Август.
Ветер и курс тот же, к концу дня стихший. В полдень считали себя посредине меж Атту и третьего Курильского пролива.
При тихом по ветре, до шести часов пополудни шли WZW; a после того сделалось маловетрие меж N и W.
В сей день видели двух китов, много глупышей, несколько петушков или морских ласточек и одного Альбатроса.
До двух часов пополудни безветрие, a потом тихий ветер от NWtN, с которым мы легли WZW. Во время безветрия застрелил я 8 глупышей и одного Альбатроса, мясо которого не имело запаху китового жиру и показалось нам очень вкусным. Здесь приметили другого рода глупышей. они поменьше первых, темнее пером, нос острее, и лету проворнее.
В шестом часу пополудни, когда мы лежали WtZ при ветре NOtO, услышали вдруг, что судно наше задрожало, как будто слегка дотронувшись мели. Через несколько секунд почувствовали вторично такой же удар, и некий подобный самому отдаленному грому звук. Мы полагали, что это произошло от землетрясение, однако точно не уверены, могут ли удары оного быть чувствительны на такой великой глубине, и притом не произвести ни бури, ниже иной какой перемены в состоянии Атмосферы.
При тихом переменном ветре меж NOtN и NNW, лежали WtZ. Поутру видели носимое по морю морское растение, растущее по мелям, очень свежее, что всегда служить довольно верным признаком близости земли. В шестом часу пополудни увидели камчатский берег, прежде с саленгу, a потом и с палубы Ночью море казалось более обыкновенного светящимся, что мне кажется всегда бывает, когда приближается к берегам.
При тихом ветре от NNW, легли на W, в пролив, разделяющий остров Парамушир от острова Анникутана, и называемый обыкновенно третьим Курильским проливом. В 11 часу утра сделался штиль и берет закрылись облаками. Во время тишины стреляли глупышей, которых мы гораздо предпочитали плохим нашим съестным припасом.
Штилевали весь день. Вечером сделался тихий переменный ветерок меж по и O: мы стали держать NW и WNW.
До шести часов утра был туман, но потом скоро прояснило, и мы взошли в третий Курильский пролив при тихом OZO ветре, который после сделался довольно свеж. He может быть удобнее пролива для прохода между Курильскими островами: оный всюду чист, шириною близ пяти немецких миль, и около лежащие берет весьма приметны. На юго-западной оконечности Парамушира находится высокая гора; неподалеку от оной островок Ширинка, имеющий вид скирда или весьма высокого гребня. Далее открывается остров Алаит, который показывается прежде всех, когда идет с западной стороны; a иногда видна только вершина оного по верх облаков. На Анникутане две горы наподобие сахарных голов, a к западу от оного островок Макаронши. Вообще все берет отменно высоки и местами всегда покрыты снегом. В проливе видели видели множество касаток, a ночью небольшой кит весьма долго играл около судна.
При свежем марсельном ветре, дующем иногда крепче, иногда тише, и переменяющемся меж OtZ и NOtO, мы лежали на NWtN под марселями зарифлеными одним рифом, фоком, гротом, кливером и брамселями, которые по временам крепили.
Пять дней продолжалось безветрие, или тихие переменные ветерки, во время которых мы держали NWtN. Всякий день видели обыкновенно бывающих в сих морях птиц, иногда морских свинок, a однажды кита.
Ветер довольно свежий, переменяющийся меж ZWtW и WtZ, мы держали NWtN и NNW. Около полудня в правой стороне на горизонте, показалось нечто светлое, похожее на то, как солнце восходит. Светлость сия в одну минуту приблизилась к судну и скоро опять ушла по прежнему направлению; вода в то время имела цвет бледного огня. Уверяют, что здесь нередко случаются такие явления, называемые промышленниками сполоха.
Ветер переменный меж Z и W, a потом маловетрие с той же стороны: мы шли на NWtN. Поутру между множеством обыкновенных птиц видели одного Урила, из чего и заключили (как и счисление наше показывало), что мы находимся не далеко от острова святого Ионы, куда и птица сия ненадолго от берегов удаляющаяся, вскоре отлетела. Временем из моря выскакивала рыба, конечно принадлежащая к станицам, идущим в реки, впадающие в Охотское море.
Тихие ветерки и маловетрие меж ZO и NO. В полдень считали себя в 155 Английских милях от Охотска, на румб от него ZOtZO. Видели много топорков, глупышей и несколько альбатросов или семи-саженных чаек.
В 8 часов утра увидели меж N и по берег, прилежащий к высокому мысу Шилкап. Ночь была такова, что можно оную почесть редкостью в здешнем климате. При полной луне, совершенно безоблачном небе и чистом горизонте, видны были весьма ясно все берет простирающиеся от Охотска к Шилкапу.
При тихом ветре от ZW и WZW, шли к NW, будучи сопровождаемые течением, обыкновенно бывающим здесь, от по вдоль берет. Около полуночи ветер сделался NW.
При тихом, несколько переменном, но всегда противном ветре, ходили около Шилкапа. Последние два дни видели множество особого роду моллюсков, называемых здесь жирками. Пополудни около судна тюлени во множестве играли.
Ветер, дувший поутру от N, отошел к по, a потом сделалось маловетрие меж Z и О, которым подвигало нас к устью реки Охоты. В десятом часу вечера приехала к нам из Охотска байдарка Американской компании, на оной привезли свежей говядины и других съестных припасов. Около полуночи начался отлив, почему легли на якорь.
8 часов утра снялись с якоря и буксиром пошли к устью реки Охоты. Вскоре сделалось маловетерие меж Z и О, мы поставили паруса и прошли уже через бар или перебор, как вода дрогнула на убыль. В нескольких саженях от южного мыса, поставило судно наше поперек весьма крутых валов и столь жестоко качало, что оное черпало воду обоими бортами. Мы положили якорь и хотели завозить верьпы, думая еще против течения втянуться в реку; но приметив, что воды много уже было, снялись, перешли назад за перебор и в 2 1/2 верстах от Охотска остановились на якоре.
Желая узнать, нет ли к нам в Охотске писем, я отправился в байдарке, но как до устья реки было далеко, то надлежало мне пристать прямо против судна к берегу, где с отменною силою ходил высокий и крутой бурун. Мы должны были выждать самый большой вал, который донес нас один к берегу, куда я с передним гребцом тотчас выскочили и байдарку за собою выдернули на берег, так что другим пришедшим валом только заднего гребца с ног до головы облило.
Охотский берег весьма отмел: в четырех верстах от оного, глубина не более четырех сажень. По сей причине около Охотска всегда слышится шум буруна, который во время отливу бывает более, особливо же при ветре с открытого моря делается весьма высок, приходит крутыми белыми всплесками и с чрезвычайным шумом разбивается. Один сей шум, делает уже положение Охотска весьма неприятным, ибо наводит уныние и скуку. В тихое время жители сего города узнают всегда, какова будет погода, ибо если бурун сильно разбивается на косе от северного берет Охоты идущей, или иначе: когда Тунгусская кошка шумит (как говорят городские жители), то будет ясная погода, если же шумит Урацкая кошка, то есть коса идущая от южного берега, в которой стороне река Урак находится, то будет ненастье.
Пробыв часа два у господина Полеваго и взяв от него ко мне и Хвостову письма, пошел я к своей байдарке. Тогда уже был отлив, ветер довольно свежий дул с мора и престрашный бурун о берег разбивался. Около байдарки собралось много людей, все говорили о невозможности ехать, с чем и гребцы мои были согласны. Некто бывший тут же Передовщик (начальник над промышленниками) сказал: что уже 33 года, как он ездил в байдарке, a потому смело уверяет, что нет возможности отъехать от берегу. Я хотел доказать ему, что это можно; для того уговорил гребцов пуститься к судну, несмотря на представления окружающего нас собрания. Итак мы сели, в байдарку на сухой земле, надели камлейки, обтяжки, зашнуровались, дождались, как пришел самый большой бурун: тогда велели себя столкнуть и погребли изо всей силы. Первый встретившийся нам вал окатил только переднего гребца, второй закрыл его с головою, меня по шею, и прорвал мою обтяжку. Ворочаться было поздно, исправить обтяжку невозможно; a потому не оставалось нам иного, как всеми силами грести, дабы скорее удалиться от берет. Еще один вал накрыл нас, но потом мы выбрались из буруна и увидели столько воды в байдарки, что оная едва держалась на поверхности мора. С берегу во все время, покуда мы были между высокими валами, не видали нашей байдарки и считали нас погибшими; но увидев наконец спасшимися, начали махать шляпами в знак их о том радости. Должно признаться, что упрямство составляет немаловажную часть моего нрава, и несколько раз оное весьма мне дорого стоило. Я не оправдываю сего моего поступка: он заслуживает больше имя предосудительной дерзости, нежели похвальной смелости. Таковым я сам его находил, но после, a не в то время, как предпринимал оный. Могу сказать, что в сем случае одно чрезвычайное счастье спасло меня от крайнего моего неблагоразумия.
На большой полуденной воде взошли в устье реки Охоты и остановились на якоре в Кухтуе, дабы переждать как течение стихнет. Послали завести верьп в Охоту, но оный не скоро завезли; течение между тем переменилось и сделалось весьма сильное из реки, верьп же не забрал и влекся к судну когда стали подтягивать оный. Тогда, дабы противостоять течению реки, поставили марсели, брамсели и фок. Ветер был от юга свежий. Судно под сими парусами хотя конечно имело до 4 1/2 узлов ходу, однако подавалось назад. Боды между тем столько убыло, что мы опасались обмелеть на переборе и потерять судно, почему положили якорь, дабы только в реке удержаться. Но как и иногда продолжало нас дрейфовать (тащить назад), то мы с помощью парусов решились прижаться к Тунгусскому берегу и стать на мель у оного. Когда вода убыла и волнение утихло, начали разгружать судно. В два с половиною или и три часа времени, вынули весь груз, спустили ростеры, сняли весь бегучий такелаж, марсели, стеньги, брам-стеньги, брам-реи, на верху находившиеся бочки, и вылили из трюма всю пресную воду. убравшись с сими работами, завезли якорь и разные верьпы для стягивания судна. Ветер сделался от ют весьма свежий, развело немалое волнение, несколько тросов лопнуло; но наконец в десятом часу вечера сошли с мели, подтянулись к Охотскому берегу, y которого и ошвартовились.
Мореплавание наше кончилось. Судну св. Елизаветы не с чем было возвратиться в Америку; оно долженствовало остаться зимовать в Охотске. По сей причине мы с Хвостовым решились ехать в Петербург, располагая путь наш таким образом, чтоб проживать в некоторых городах Сибири, дабы получить большее понятие о сей пространной части России.
1803 год. Сентябрь.
Сего числа выпал довольно большой снег и мы ездили на собаках.
Вечером в провожании пяти человек приятелей наших выехали из Охотска и ночевали у реки Охоты, не доезжая угольных ям. Ночь была весьма холодная.
В девять часов поутру оседлали лошадей, простились с провожавшими нас, и отправились далее в путь. Ночевали на Мете.
Остановились ночевать в шестнадцати верстах за Урацким перевозом, y реки Урака, в Топольнике, которого опавший лист служит в сие время года лучшим кормом для лошадей. Когда же снег выпадает столь велик, что сии животные не могут доставать из под оного корму, то им рубят тальник и всякий мелкий кустарник, a в недостатке оного, пускают глодать кору с деревьев. Весь день снег перепадал.
Перешли вброд речку Березовку между порожным и кислым бродами на Ураке, и за последним остановились ночевать. Поутру шел снег и изморозь, потом был туман, a наконец день сделался довольно теплый. Дорогою стреляли куропаток.
Не доезжая верст 20 до плотбища, я с казаком поехал на перед. Достали себе рыбы и ягод, и проехав еще 12 верст остановились ночевать. Чем далее ехали, тем более находили снегу, весьма затруднявшего путь наш. Купеческие конвои выехавшие пред нами из Охотска, теряли от оного множество лошадей.
Ночевали не доехав 18 верст Юдомского креста. Озеро Сись-кюль совершенно стало. Снег местами был очень глубок.
Поутру долго замешкались, ибо лошади разбежались по сторонам. Однако сего дня догнали хозяина наших извозчиков, y него взяли хороших лошадей, a ему оставили своих худых. Перешли вброд реку Юдому, по которой шла большая шуга, или лед. Бывшая при нас собака не могла следовать за нами, и осталась на той стороне. Ночевали на второй гари, в снегу более полу аршина. Урочище между речкою грязнухой и первою гарью, называется Сылья-ыябыт (штаны повесил).
По сие время дни были холодные, но по большей части ясные; а сего дня шел густой снег, заслеплявший глаза, когда проезжали полянками. Перебрались через хребет Тасх-Талон (каменное поле) и два или три раза через реку Акачан, впадающую в Юдому. Реки же Огненная, Ламкова, и та где мы в прошедшем году утопили лошадей, словом вся та дорога, по которой, для избежания бродов через разлившийся Акачан, ехали мы тогда, осталась в правой руке. Миновав малый Когон итыт, на большом остановились ночевать, в снегу глубиною около аршина.
1803 год. Октябрь.
Поутру промешкали за отыскиванием разбредшихся лошадей, для которых принуждены были оставить Якута. Густой мокрый снег продолжал идти.
Проехав озера, называемые малый, средний и большой Чжергаталах, взошли в падь Мырса Сайбата (лабаз мырсы), названную так от имени Якута Мырса, который, возвращаясь в позднюю осень из Охотска, захвачен был столь глубоким снегом, что не находя способу пробраться сею ущелиною, перерезал лошадей своих, склал мясо на лабаз и прозимовал тут. За сим урочище называется Кере-бе-талон (карей кобылы поле); от того, что возвращающимися некогда позднюю осенью из Охотска якутами, была оставлена присталая каряя кобыла, найденная сверх чаяния на другой год живою.
И мы тут принуждены были бросить одну лошадь. По дороге лежало очень много падалины. Проехав Бусь-кюль о становились ночевать.
Ночь была весьма холодная, a днем стужа понуждала часто сходить с лошади и идти пешком. Реки на глубоких местах всюду покрылись плотным льдом, но по быстринам несло еще густую шугу. Ночевали на Дылга-Асылык (кормовище в Кочках), в двадцати верстах от реки Аллах-Юны.
Аллах-Юну перешли вброд, хотя она во многих местах покрыта была уже льдом, могущим поднимать лошадей. Мы приехали рано к станку, но остановились, дабы усталым лошадям, нашим, едва уже двигающим ноги, дать роздых и покормить; ибо снег около сих мест был мелок и под оным находилась изрядная трава. Якуты просили нас пробыть здесь еще один день, и хотели ехать другою дорогою по речке Березовке, не надеясь, чтоб снег пропустил нас по летнему пути через семь хребтов и другие высокие горы. Мы нашли станок сей пустым: лошади сведены были в иное место, потому что дорога сия оставляется, и начинают ездить через Аммякон. Мы заняли кухню Якуток. Хотя палаты наши состояли из четырех не-мшоных стен, с крышкою из коры, в которой сделано отверстие для выходу дыма, однако и оные показались нам очень хорошими, по проведении стольких ночей на морозе.
После полудня пришли к нам два Тунгуса сказывая, что верстах в двадцати по ту сторону Аллах-Юны стоят кочевые юрты их с женами, детьми и оленями; и что они зашли сюда гуляючи. Самая Тунгусская прогулка! Мы дали им табаку, a они отдарили нас двумя мешками струи от капарги.
Капарга принадлежит к роду диких коз, водящихся наиболее по горам. Шерсть их черная, или с белыми крапинами и длинная как у козлов. В шерсти капарга кажется с большую собаку. Рога маленькие стоячие, хвоста нет, ноги весьма тонкие и мясо очень вкусно. Под брюхом против пупа под кожей, находится пузырек с мускусом, который вывозят и в Россию. Якуты, Тунгусы и здешние Русские пьют сей мускус сушеный с маслом, мажутся сим составом от наружных сыпей и удачно вылечивают оным опоршивевших лошадей. Якуты и Тунгусы капаргу называют одинаковым именем Бюсан. Животные сии ходят всегда по несколько вместе.
Якуты наши отдумали ехать речкою Березовкою, ибо туда не было никакой тропы; почему весьма бы затруднились при переезде через один превысокий хребет, на котором конечно лежал уже глубокой снег. По сему мы пустились летнею дорогою, куда была пробита тропа, идущими впереди нас купеческими конвоями. В проезд наш по семи хребтам дул резкий холодный ветер, или Хиуз, как говорят жители восточной Сибири. Ветер сей сносил с великим стремлением снег с вершин гор, которые от того казались дымящимися.
На ночлеге догнал нас Полевой, и с сего времени мы уже лучше стали ночевать; ибо могли спать не в палатках, но под расставленными несколько наклонно к земле четвероугольными полотнами, близ которых держали всю ночь большой огонь, весьма приятный в столь суровом климате. Мне крайне жаль, что я не имел с собою термометра для точного определения стужи, которая конечно была на высоких местах до двадцати пяти или двадцать восьми градусов, по реомюрову термометру. Приехав на ночлег, обыкновенно разгребают снег под место, где хотят разбивать полог и разводить огонь, который иначе, растопив снег, мог бы перепортить одежду. Наблюдают притом ставить полог длиною по длине пади, находящейся меж гор, дабы ни когда не несло дыму в глаза.
С полудня небо сделалась пасмурно, стал снег перепадать, а к вечеру пошел очень густой. Отъехав версте тридцать к речке Кункуй, остановились ночевать. Кункуй значит узкое место, и имя речки произошло от того, что она течет в весьма узких ущелинах гор. Кормовища по Кункую весьма хороши, много растет травы роду хвоща, называемой Якутами См~ сибихтя, от которой лошади весьма скоро приходят в тело. Сибихтя и зимою зелена. По сей причине с начала весны и под конец осени, ездят всегда по Кункую до самого её источника; летом же потому минуют сию дорогу, что на Кункуе можно быть принуждену прожить более месяца на одном месте, если дожди захватят. Началом весны в здешнем климате я разумею то время, как реки не очистились еще ото льду.
К полудню снег перестал и сделалось ясно. Кункуй сначала переходили мы по льду, но ныне иногда и вброд.
Временем шел снег. На Белой провалились сквозь лед несколько лошадей, которых едва могли мы спасти.
Горы приметно становились ниже: знак, что мы приближались к Алдану. Погода была ясная при сильном морозе.
Время продолжало быть столь же холодно. До захождения еще солнца приехали к реке Алдану, покрытый густыми глыбами льда, который в средине только едва имел движение, от чего переправа с лошадьми через реку сделалась невозможною. По сей причине должны мы были пробыть здесь более суток. На станке съехалось много и других приезжих, отправившихся из Охотска, и все должны были поместиться в двух только казачьих юртах. В сие время Якуты нарочно приезжают к Алданскому перевозу, и с большею выгодою продают мясо, масло и иные съестные припасы. В здешних юртах, равно как и в Якутских, вместо стекол в окнах вставляют льдины.
Поутру вода в реке выступила из берегов, почему заключали, что несколько пониже сего места река стала. Вечером слышен был треск спирающихся льдин, около полуночи оный утих, и река противу станка также стала.
Снег перепадал и время было холодно. Лед противу станка не мог еще поднимать человека, почему Якуты ходили вверх и найдя место, где оный был толще, пробили его во многих местах, дабы вода выступив наверх замерзла, от чего лед делается толще.
Вечером пришла в нашу юрту Якутка, которая увидев, что один человек сделал какое-то необыкновенное движение, сделала то же, закричала и бросилась на него. Всякого потом сделавшего что либо, она передразнивала кричала и бросалась на него с палкою или кулаками. Наконец до того взбесилась, что севши на пол начала кривляться и петь, как бы колдовала. Ее вывели вон, и она до того кричала, покуда со всем лишилась сил. Между Якутами не редко видят таких женщин, которых называют Амерячками. Утверждают, что то болезнь; но я думаю, что с начала они притворяются, a по времени получают сильную к тому привычку.
Поутру Якуты переводили по льду через Алдан по одной вьючной лошади, около полудня и мы начали таким же образом переправляться. Лед в некоторых местах был еще тонок, гнулся под нами и трещал; но мы переправились счастливо и только задняя лошадь провалилась, которую с великим трудом и опасностью могли вытащить. От Алдана мы взяли почтовых лошадей и перейдя речку Ноху, на станке сего имени остановились ночевать.
В 5 часу утра отравились в путь. Сначала шел снег, но перестал, как скоро солнце, вокруг которого видна была радуга, поднялось несколько от горизонта. На Амгинском станке нашли прекрасных карасей. Ночевали на Мельжегее.
Приехали на ночь в Чупорсу. Вечер был весьма холодный.
До полудня шел густой снег, a потом дул резкий ветер прямо в лицо; от чего меньше могли проехать, a именно только 64 версты.
С Чучигийского станка, на котором мы ночевали, поднялись рано, и в 5 часу пополудни приехали в город Якутск. Здесь должны были прожить до того времени, как установилась хорошая дорога по реке Лене, которою едут до Качугской пристани. С осени Лена становится обыкновенно весьма шероховато, для того, пока не поправят дорогу, оная крайне беспокойна, от торчащих льдин, что называют здесь Торосы.
1803 год. Ноябрь.
Под вечер оставили город и отправились вместе с Г-м Полевым, всего в трех повозках. Большая часть поселенцев живущих от Якутска до Алекминска, или еще и далее, в нынешнее время питаются почти одною только кашею из молока и сосновой коры, некоторые подбавляют не много муки, a иные ничего не имеют кроме сосновой коры и воды. Кору сдирают они осенью, сушат и толкут в муку. Следствие таковой пищи приметны на лице каждого человека, ибо ни в одном не видно краски, или иного признака силы и здоровья. В одном месте видели мы двенадцати летнюю девочку, которая показалась нам старухою. Проезжающие купцы помогают сим несчастным, уделяя им понемногу своего дорожного припасу, которым для сего нарочно с излишком запасаются. Попутчик наш Г-н Полевой, щедрый и добродетельный человек, загрузил свою и наши повозки сухарями и всякими съестными припасами, дабы раздавать то бедным жителям, которые по сему весьма его знают. Он же часто ездит из Иркутска в Охотск и всегда с одинаковым к сим несчастным расположениям. Желательно чтобы поболее Полевых проезжало по сему пути!
Кибитки, в которых путешествуют по Лене, весьма легки, малы и так плохо скреплены, что редкая останется цела ударившись обо льдину. В оную нельзя положить более 10 или 12 пуд. За не имением овса, лошадей кормят только сеном, a иногда и хворостником; потому они весьма скоро выбиваются, через месяц от начала зимней дороги едва уже ноги таскают и езда бывает весьма трудною.
Морозы день ото дня становятся жестче. Для опыту я проехал два станка на облучке и могу уверить, что это весьма трудно. Когда лицо встретит первое ударение воздуха, то бывает как будто опалено. Дунув услышит в воздухе некий торох; над лошадьми стоит пар столбом, издали видимый и животные сии не могут бежать скоро, задыхаясь от густоты воздуха. Через каждые 4 или 5 верст должно останавливать лошадей и очищать дед, совершенно затворяющий ноздри; иначе дыхание захватывает и они останавливаются сами. Жители Лены носят на лице набородники, наносники, налобники, наушники и нащечники, так что только глаза и рот остаются не закутанными. На шею поверх платья надевают ошейники из беличьих хвостов. Платье делается из заячьих или оленьих кож, сверху которого надевают обыкновенно Якутский Санаях. На ноги сверх торбасов надевают сутуры и наколенники. Описание сутуров было выше. Рукавицы делаются большие на каком-нибудь теплом меху, верх же оных состоит из другого по жестче; как например из оленей кожи, или из лисьих лап и тому подобного.
С Харабалыска (44 версты) ехали мы во все время шагом, a извозчики шли возле кибиток. Наконец верст за десять от Намины и я пошел пешком, да и гораздо еще опередил кибитки свои.
Не доезжая несколько Алекминска, изломался полоз у нашей кибитки и мы ее оставили. He много спустя другая опрокинулась и также изломалась. Я починивая оную едва не отморозил рук. Приехав в город послали за оставленною повозкою: ямщик, бывший при оной едва также не замерз, ибо мороз был жестокий.
Здесь подтверждали нам, что мы и прежде слышали о лошадях покупаемых на реке Вилюе, что они часто по прошествии двух лет, быв пущены на волю, уходят домой, хотя бы то было за тысячу верст. Причиною сему полагают хорошие тамошние травы. Река Вилюй изобилует рыбою, a особливо летом, когда она идет в нее с моря. Морская рыба никогда не проходит далее Витима, или редко, да и то разве в малом весьма количестве. Железо Вилюйское почитается одним из самых лучших. Якуты вырабатывают из оного отменно хорошо разные вещи, a ножи тамошние славятся по всем северо-восточной Сибири; ибо металл сей отменно мягок, почему ножи гнутся по надобности для разных рукоделий опять легко выпрямляются.
На Дубровской заимке нашли Тунгусов, возвратившихся с Витимского соболиного промысла. Мы поднесли им водки, за что они хотели подарить нам соболя, но как мы не приняли от них сего подарка, то они думая, что оного для нас мало, прибавили еще другого соболя и несколько белок, но видя, что мы и того принять не хотим, крайне тому дивились, и едва могли поверит, что мы потчевали их водкою без всякого намерения и помысла о их соболях. Тунгусы приучены к сему Русскими купцами, которые прежде начатия торговли, обыкновенно потчуют их водкою и дарят; a те поставляют долгом отдаривать.
С Киренска лошади были повсюду хорошие. Вечером мы приехали в Иркутск, бывши в дороге от Якутска 16 суток, a с выключкою простоев 13.
1803 год. Декабрь.
В ночь выехали из Иркутска. По Ангаре шел столь густой лед, что переправа через нее сделалась невозможною. A как сказали, что верст 40 выше река уже стала, mo поехали правою стороною до того места. На Урик, то есть в 18 верстах от Иркутска, ночевали.
Поутру отправились в путь и околицею выехали на Мальте на большую дорогу.
В 5 часов утра приехали в Нижне-Удинск.
Приехали в Красноярск. Дорогу от Нижне-Удинска до сего места имели весьма неприятную, первое потому, что продолжавшаяся несколько дней сряду метель занесла оную; a второе, что ехали в праздник Рождества Христова, в которое время многие ямщики бывают пьяны, не кормят лошадей, худо запрягают, и через то делаются разные препятствия и остановки.
Вечером приехали в Томск, и долго ездили по улицам, не могши скоро найти ночлег.
Выехали из Томска, и в полночь, приехали на станок, называемый Крутые логи. Новый год встретили на Барабинской степи.
1804 год. Январь.
На рассвете приехали в Копьево, где кончится Барабинская степь; отсюда поворотили на Тобольск, оставив Ишимскую дорогу в левой руке. Того же вечера проехали город Тару. Морозы и метели продолжались и дорога была отменно дурна; или лучше сказать дороги совсем не было, a ехали целиком.
В Тобольской Губернии почти ни где не было ржаного хлеба, a всюду пшеничный; ибо рожь сего года совсем почти не родилась, и пуд оной продавался гривною дороже пшеничного.
От Тары на Тобольск ездят по другой кратчайшей дороге, поворачивая с Аевского станка на Татарские селения, где считают только 440 верст, по той же, где мы ехали, 566.
Около 300 верст по сю сторону Тобольска, в окружности на 200 верст, появилось прошлого лета великое множество гадин, которых жители называют кротами, но кои по описанию их должно быть род крыс, ибо величина их равна величине сего животного, такой же хвост, покрытый у иных пупырьями, цвет шерсти по большей части черный, но видали и серых. Гадины сии поели почти весь хлеб, даже сжатый и складенный на возвышенных столбах, и держались когда уже и снег выпал. Зимою появилось множество горностаев и жители надеются, что они. переведут помянутых гадин.
По причине узкости здешней дороги запрягали по 4 или по 5 лошадей гусем, то есть одна впереди другой. Таковая упряжка ни мало, не способна для скорой езды.
Вечеру приехали в Тобольск. На другой день обедали у Генерал Губернатора Ивана Осиповича Селифонтова, a в следующий потом день у Губернатора Ивана Федоровича Штейнгейля, и к вечеру отправились далее в путь.
Вид Тобольска, построенного на крутой горе и под горою издали весьма красив; -- летом же должен быть еще прекраснее, ибо город стоит при соединении рек Иртыша и Тоболы, извивающихся в окрестностях оного.
Проехали Пермь, остановясь в городе потребное только время для перемены лошадей.
Въехали в Казань, где прожили до 24. С сего числа по 26 шел дождь весьма испортивший дорогу, которая казалась еще скучнее от привязавшейся ко мне лихорадки.
В Москве прожили один день для поправления кибиток. Дорога становилась час от часу веселее; ибо во всяком почти городе находит знакомых, a между тем приближались к концу своего путешествия. Я не могу довольно описать радости, какую чувствовал при везде в Петербург, что случилось 5 февраля в 9 часу утра. Давно ли думал я (ибо что значат протекшие 20 месяцев?) давно ли, когда мы выезжали отселе, сердце наше обременено было страданием разлуки с родными и ближними? Давно ли воображение ваше представляло нам неизмеримые расстояния, бесчисленные опасности, иной свет, иное небо? Давно ли отчаянная мысль, что может быть мы никогда уже назад не возвратимся, снедала всю внутренность нашей души? теперь все прежние страхи кончились, мы удовольствовали наше любопытство, принесли некоторые заслуги, и с приятным воспоминанием о прошедших трудностях, летим увидеться с нашими родными, благодетелями, друзьями, знакомыми. Всяк, кто бывал в отсутствии, испытал сию радости но тот больше, в ком меньше было надежды некогда наслаждаться оною.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.