ПЕРЕВОЗКА ВЕЩЕЙ С КОРАБЛЯ

Робинзон проснулся, когда солнце уже было высоко. Он почувствовал, что хорошо отдохнул и силы вернулись к нему. Сойдя с дерева, он прежде всего побежал к утесу и взобрался на него, чтобы взглянуть на корабль. Что за чудо! За ночь тот оказался несравненно ближе, чем раньше. Очевидно, приливом он был снят с мели и подтащен к берегу. Медлить было нечего, сильный голод мучил Робинзона, а на корабле, он знал, хранился большой запас различной провизии. И нельзя было ручаться ни за один следующий час, что поврежденное судно не будет поглощено волнами.

Был отлив, берег обнажился на далекое расстояние, б о льшую часть пути до своей цели можно было пройти посуху. Робинзон поспешил этим воспользоваться, но шел в глубоком горе: его терзала мысль, что стоило им переждать шторм, как все, вероятно, остались бы живы и благополучно перебрались бы на берег. Теперь же все погибли, и он один остался, обреченный на одинокое, печальное существование. Дойдя до воды, он разделся и бросился в воду. Доплыть до корабля — ничего не стоило, другое дело — взобраться на него.

Он три раза оплыл его вокруг и наконец заметил свешивающийся с одного борта конец веревки. Ему удалось схватиться за нее и с некоторым трудом взобраться на корабль. Грусть охватила его с новой силой при взгляде на знакомые, теперь опустевшие места, но голод не давал задумываться, и он поспешно бросился в столовую корабля, где знал, что хранятся в шкафу запасы морских сухарей. Жадно схватился он за еду, тут же, в другом отделении, нашлась фляга, наполовину полная рома. Несколько глотков сильно подбодрили его. Вдруг он вздрогнул, до слуха его донесся какой-то звук. Неужели он не один? Неужели осталось еще живое существо? Он бросился к закрытой двери, откуда слышались неясные стоны, и с силой распахнул ее. Большая черная собака, визжа, кинулась к нему, но вид у нее был такой измученный, что Робинзон сразу понял, что бедное животное изнемогает от голода и жажды. Он бросил ей пару сухарей и поспешно ушел искать воды. Так вот какого товарища посылает ему судьба! Это был Дружок, собака капитана, на которую он мало обращал внимания до сих пор, занятый другими делами. Теперь собаке суждено стать его единственным другом, надолго ли? Но нельзя было терять времени на размышления, надо было использовать приближающийся прилив для возвращения на берег.

Дав собаке пищи и воды, Робинзон стал быстро соображать, что важнее всего сделать сейчас. Его окружало множество предметов, имеющих для него огромную ценность, полноправным владельцем которых он стал теперь, но надо было выбрать, что предпочесть, а главное, придумать, как переправить на берег. На корабле не оставалось ни одной шлюпки, только плот мог выручить его, надо было скорей браться за работу. На палубе остались запасные мачты, посчастливилось найти пилу, ею распилил он мачты на равные части, обвязал каждую веревкой, чтоб их не унесло волнами, и с большим усилием столкнул в воду. Потом спустился сам туда же и крепко связал все бревна между собой, скрепив еще крест-накрест положенными дощечками. Он увязывал все до тех пор, пока плот не приобрел достаточную прочность. Теперь можно было подумать о том, какой груз выдержит он и что нужно прежде всего взять.

Найдя несколько сундуков, в которых обыкновенно матросы держат свои вещи, Робинзон принялся складывать в них сначала все съестные припасы, которые мог найти: сухари, рис, три круга сыра, пять больших кусков вяленого мяса, остаток ячменя, который брали с собой для кур, и несколько бутылок рома.

В одной из кают Робинзону попался на глаза ящик корабельного плотника, содержащий полный набор плотничьих инструментов. Можно себе представить, как драгоценна ему была эта находка и с какой жадностью накинулся он на нее. Теперь была очередь за оружием. Кто знает, что ожидает его? Дикари, дикие звери… Необходимо было забрать все возможное.

Рис. 4. С этим грузом Робинзон отчалил от корабля.

Робинзон взял два хороших ружья, два пистолета, два бочонка пороха и ящичек пуль. Как хотелось ему взять еще многое, многое, но он боялся, что его жадность будет наказана и плот не выдержит тяжести.

Медленно, с большим трудом, переправил он все вещи на свой плот. Некому было помочь ему, некому дать хороший совет, даже вдвоем эта работа была бы легка. Только Дружок следовал за ним по пятам.

Пора было отплывать, начинался прилив. Робинзон увидел, как подступившая вода вдруг смыла с берега и унесла брошенную им на берегу одежду. Он поспешно захватил пару матросского платья, большой кусок парусины и спустился последний раз на свой плот. Он подобрал два сломанных весла от шлюпки, дул легкий ветерок, который, вместе с приливом, понес его послушно к берегу.

Дружок, который все время с тревогой следил за его приготовлениями и, повизгивая, бегал по краю судна, не стал дольше ждать, смело прыгнул в воду и поплыл за плотом, только его черная голова виднелась над поверхностью моря. Путешествие пошло благополучно, утлый плот подвигался куда надо, но у самого берега его начало относить в сторону. Робинзон догадался, что попал в береговое течение, которое указывает на близость какого-нибудь залива. Так и оказалось: скоро Робинзон увидал довольно глубокую бухту с ровными, пологими берегами. Видимо, тут было удобно пристать, и он принялся грести изо всех сил, чтобы направить свое неуклюжее суденышко туда. Кое-как удалось повернуть его в желаемом направлении, но в последнюю минуту чуть было не погибло все дело. Плот наехал вдруг одним концом на плоский подводный камень, другой край его опустился, и все вещи поползли в воду. Робинзон в ужасе уперся в них руками. Не ужели все пропадет? Провизия, в которой он так нуждался, а главное — порох… Сдвинуть крепко засевший плот назад в воду не хватило бы сил, оставалось ждать, чтобы прилив, который еще не поднялся до последнего предела, о чем Робинзон мог судить по полосе, оставленной водой на берегу, выпрямил плот и тем спас его сокровища. Он рассчитал верно, мало-по-малу плот снова стал прямо, поднявшись и другим концом, но чего стоило долгое время, показавшееся бесконечным поддерживать от падения тяжелые ящики! У него разболелись плечи и руки от напряжения, но до того ли было. Теперь, когда плот снова был на воде, Робинзон легко, упираясь в дно веслом, надвинул его целиком на камень, подтянул к самому берегу, и плот встал словно на столе. Так было отлично, теченье было слабое и не могло унести его, а с отливом плот должен был очутиться целиком на сухом месте.

Дружок, между тем, давно уже добрался до берега и теперь носился по нему кругами, катался по траве и всячески выражал свой восторг.

«Он радуется, как я, когда почувствовал, что спасся! — подумал про него Робинзон, — и даже больше, потому что он не думает ни о дикарях, ни о кровожадных зверях, а просто радуется, что еще жив и что кругом так прекрасно. Может быть, и мне недурно взять с него пример?»

Когда все вещи были в безопасности на берегу, закрыты тщательно парусиной, пора было подумать и о каком-нибудь жилище. Но Робинзон до сих пор не знал, где он находится.

«Быть может, — думал он, — стоит мне взобраться вон на ту гору, и я увижу дымки какого-нибудь поселка. Ничего нет невероятного в том, что я нахожусь недалеко от Бразилии, и человеческое жилье близко!»

Он кликнул Дружка и пошел в ту сторону, где возвышалась острая, скалистая вершина горы. Внимательно озираясь, несмело проник он в чащу леса, но ничего пугающего не было заметно. Дружок, видимо, тоже не чуял никакой опасности, потому что весело шнырял крутом, но только птицы подымались стаями над его головой. Особенно много было попугаев всех цветов и величин: маленьких зеленых с красным хвостом, крупных серых с красной головой, снежно-белых какаду и других, которые перелетали с ветки на ветку, словно огромные цветы. Вероятно, они никогда не видали человека, потому что не обнаруживали никакого страха и садились чуть не на голову Робинзона. Только в одном месте из густого кустарника шмыгнул небольшой зверек, похожий на кролика, и моментально скрылся.

Скоро начался подъем, но до главной вершины еще было далеко, а Робинзон уже мог убедиться, что дальше и итти не стоит, потому что совершенно ясно определилась местность, в которую он попал: под ногами пышным ковром расстилалась роскошная растительность, светлая лента узенькой речки блистала тут и там, но нигде не было видно ни малейших признаков жилья, ни шалаша, ни вьющегося дымка, ни пасущегося скота, а, главное, кругом со всех сторон плескались безграничные синие волны океана: Робинзон был на острове, сомнения никакого быть не могло. Один! Совершенно один! Как жить совсем одному? Никогда не слышать человеческого голоса, не видеть ни одного лица, ничего не знать о жизни других, не читать ни одной книги! Стоит ли жить после этого? Не лучше ли желать, чтобы дикий зверь выскочил из кустов и растерзал его?

В унынии опустился Робинзон на землю и долго, понурив голову, сидел неподвижно. Дружок подбежал к нему и с разбега лизнул прямо в лицо: глаза собаки горели оживлением, бока раздувались от быстрого бега, красный язык далеко был высунут. Весь вид его как бы говорил:

— Ах, как весело, как отлично на свете! Ну-ка, побежим со мной!

Робинзон внимательно поглядел на собаку, провел рукой по ее шелковистой голове, мысли его незаметно приняли другое направление.

«Я грущу и печалюсь, что сижу тут один, но я жив, а остальные погибли. Я молод и силен, у меня есть все необходимое для жизни, надо стараться устроить ее получше, а дальше мало ли что может случиться? Разве не может зайти какой-нибудь корабль и увезти меня на родину? А пока надо устроить себе жилище, надо завтра снова поехать на корабль, чтоб не дать погибнуть множеству нужнейших вещей. Вот скоро сядет солнце, надо успеть поужинать до темноты, покормить собаку и приготовить какой-нибудь ночлег. Будь что будет, а пока нечего вешать нос!»

И Робинзон бодро вскочил с места и быстрым шагом направился «домой», т.-е. к берегу заливчика, где были сложены вещи. Он срубил и заострил несколько кольев и при помощи их и куска парусины быстро устроил шалаш, кругом он кое-как навалил бревна от плота, чтобы несколько укрепить его на случай нападении зверя. Закусив чем попало под руку, он улегся на приготовленную постель, указал Дружку место в ногах и заснул мертвым сном.