СЦЕНА ПЕРВАЯ
Улица в Милане.
Входят: с одной стороны -- погребальное шествие (на гробу -- княжеская корона, по сторонам его -- гербы и венки); у гроба: Гаспаро Требаци -- герцог Миланский, Кастручио, Синеци, Пиорато, Флуэло и другие; с противоположной стороны -- Ипполито и Матео, старающийся его удержать.
Герцог.
Вот; высунула голову комета!
Уже двукратно нам она навстречу
Метала зловещий взор, смутив двукратно
Родник наших очей. Вот как взбесился!
Вперед во имя бога!
Кастручио и Синеци.
Эй, вперед, вперед!
Герцог.
Родня и друга, выньте ваши шлаги.
Оружьем оттесните прочь безумца.
Да не позорит мертвую невинность.
Ипполито.
Прошу, Матео милый...
Матео.
Вы безумны!
Ипполито.
Убийца, тебя я арестую!
Ставьте, мерзавцы, этот гроб: он мой.
Я умоляю, ради моей крови.
Герцог.
Прошу вас всех за дело моей крови.
Отриньте кротость и позвольте гневу
Согласоваться с острием оружья
Если ж он оскорбит нас вновь -- мечам
Ножны ищите в нем: не до речей.
Кастручмо и Синеци.
Вон шпаги!
Ипполито.
Наземь тело!
Матео
Господин мой!
Напрасно! Здесь? Вы видите -- мертва.
Ипполито.
Жива -- я знаю!
Герцог.
Молодой безумец,
Поверишь ли хоть бы ему? Скажи мне,
Ты, обманувший дочь и оскорбивший
Надгробный плач по ней: если ты видишь
Увядшими цветы ее ланит,
А звезды, освещавшие ей тело,
Навек затмсиными, и все потоки,
Что в жилах ей несли тепло и краску,
Иссякли и замерзли; если это
Знак смерти,-- так мертва. Тебе, безбожник,
Не стыдно отлучать от наших глаз
Надгробья слезы, ту же дань почившей,
Как радости -- живой? Тебе не стыдно,
Что смотрят на тебя? Внемли: ты проклят
В лицо и теми, кто едва лепечут.
Ипполито.
Герцог!
Герцог.
Чего тебе? Разве жива?
Ипполито.
О, вы ее жестокостью убили!
Герцог.
Допустим. Ты б ее сейчас убил,
И варварского мавра ты свирепей.
Ипполито.
Дай целовать бескровные уста.
Герцог.
Фу! Фу! Фу!
Ипполито.
Если нельзя коснуться -- дай увидеть.
Матео.
Если рассудите о чести...
Ипполито.
Честь? Дым!
Матео.
Или живой любили -- позабудьте.
Герцог.
Отлично! Разыграли благородство!
Верите? Славно сделано! Прочь! Я
Подам вам помощь в удержаньи бури.
Прочь!
Уходят все с гробом, кроме герцога, Ипполито и Матео.
Ипполито.
Вы мне ран прибавили, Матео.
Матео.
Мой друг, я вас не раню, а лечу.
Герцог.
Вот славно сказано и по-дворянски!
Увы! Я знаю: море скорбной страсти
Валит таким приливом, что скрывает,
Смывает все почтенье к жизни, к чести,
К друзьям, к врагам! Забудь ее, красавец.
Ипполито.
Забыть ее?
Герцог.
Нет, нет, но потерпи.
Развод рукою смерти строг и груб
Для вас: что сталось с красотою?-- труп.
Прекрасный лик не стал песком степей?
Тела цариц не падаль для червей?
Матео.
Не изрекайте дальнейших сентенций, добрый государь мой, а ускользните отсюда: видите, они уже справились, а с ним, уверяю вас, я и сам управлюсь.
Герцог уходит.
Вот, чорт возьми, будет штука, если он набьет себе на лоб шишку, вырвется и, как бешеный бык, закинет в каналу мой новый черный плащ! Надо разгулять его милость. Милорд Ипполито, не склонны ли вы пообедать?
Ипполито.
Где тело?
Матео.
Тело, как премудро изволил оказать герщог, отправилось на прокормление червей.
Ипполито.
Нет сил стоять -- на перекрестке встречу.
Как выгладит любимая моя?
(Хочет итти. Матео его удерживает)
Матео.
Как?-- Хуже пугала на огороде. Да не вздумайте бороться со мной: высочайший приятель платит мне по дукату за каждое падение.
Ипполито.
Забылся я.
Матео.
А вот это -- сколько угодно. Оставьте себя позади себя, а сами ступайте, куда душа велит. И что это вам приспичило, ей-богу, заставить всю сволочь, которой и антонов-то огонь своих носов нечем разводить, кроме двухгрошового эля, сочинять баллады про вас? Будь в герцоге пыла хоть столько, сколько у сапожника в шиле, он бы озверел, он бы со своей свитой убрал вас со своей дороги, не отсырей их порох на трусости, и уж, ей-богу, потерять вам с три эликантских бутылки крови, если вы их догоните, и получится у вас дырка на самом неподходящем месте, чтоб тебя лекарь закатал, как младенца, свивальником.
Ипполито.
Какой у нас сегодня день?
Матео.
Вот, ей-богу, легкий вопрос! Ну да, ведь сегодня... дай-те-ка сообразить!.. четверг.
Ипполито.
Четверг!
Матео.
Вот шум из-за мертвого товара! Лопни мои глаза, женщина и при жизни своей -- мертвый товар, потому что каждая женщина обязательно побывает в руках у многих мужчин.
Ипполито.
А в понеделыннк умерла.
Матео.
Для смерти это -- самый поганый день в неделе. А ведь чувствовала себя отменено и даже тарелку каши скушала в понедельник утром.
Ипполито.
Возможно ль?
Так быстро догорел столь яркий факел.
Матео.
Именно так, милорд. Быстро? Да я сам видал таких, которые садились за обед в таком добром здоровьи, что хоть отбавляй, а к трем часам уже валялись мертвецки... пьяными.
Ипполито.
Несут в четверг! Скончалась в понедельник!
Вот спешка, батюшки! Наверно, саван
Был выложен заране, а червей,
Которым ею пировать, наняли
И чествовали, как гостей заезжих.
Матео.
Странные они, в самом деле, едоки, милорд, и, как шут или молодые придворные, являются без приглашения к каждому лакомке.
Ипполито.
Будь проклят день, отнявший у ней дух,
А у меня -- блаженство! Пусть он будет
Отмечен указательным перстом
По полю всех календарей, на выбор
Грабителям, мошенникам, убийцам,
Как день, удачливый для их трудов.
И если наш прелюбодейный мир
Беременен изменою, кощунством,
Безбожьем, ложной дружбою, обманом,
Бранью (грех нищих), ложью (грех безумцев)
Или иным нечестием проклятым,--
Пусть разродится ими в понедельник!
Душой своей клянусь тебе, Матео,
Еженедельно склеивать в тот день
Веки, чтобы не глядели мои очи
На лица женские. И, запершись
В закрытой комнате, я стану думать
Только о смерти милой Инфеличе
Или свой череп узнавать в чужом.
Матео.
Итак, отныне вы будете совершать эти благочестивые дела по понедельникам, так как день-то он уж такой поганый. Но надеюсь, что утром по четвергам я буду заставать вас с девкой.
Ипполито.
Если, пока во мне струится кровь,
Я нежность обращу на женский вздох
В обход умершей или устремлюсь
В предел иных сверкающих очей,--
Не дай мне счастья, бог! Я буду верен
Ей в пепле и во прахе. Пусть гробница
Ее стоит, пока я жив, чтоб сгнить
Всей тленности, а памяти пребыть.
Матео.
Если у вас в животе завелся такой удивительный уродец, как добродетель, куда ни шло: песенникам и летописцам будет чем поживиться. Но если я не пронюхаю, как вы деньков через десять отправитесь в веселый дом, пусть мой нос станет английским пудингом. Следую за вашей милостью, хотя бы и в вышеупомянутое место.
Уходят.
СЦЕНА ВТОРАЯ
Другая улица.
Входит Фустиго, в фантастическом матросском костюме, и встречается с привратником.
Фустиго.
Ну что, привратник, -- явится она?
Привратник.
Поскольку верить женщинам -- придет.
Фустиго.
Вот тебе за труды. (Дает ему денег.) Клянусь богом, если мне когда-нибудь понадобится баба, ты можешь рассчитывать на мои деньги вернее любого миланского вельможи, а сейчас -- боже упаси! Дело идет о моей родной сестре, в духе и плоти. Верно, как то, что я христианский дворянин. Прощай! Я здесь пастою, поразмыслю, пока не придет. Посылая мне эту женщину, ты не был сводником, -- уверяю тебя.
Привратник.
А и был бы, сэр, не велика важность: и почище нас, привратников, люди в сводниках побывали.
Фустиго.
Батюшки! Многие этим назначения добились! Однако слушай: ты действительно попал в тот дом, какой следует?
Привратник.
Дом, полагаю, как следует -- воров в нем не видал.
Фустиго.
Да нет же! Ты уверен, что это был дом моей сестры Виолы?
Привратник.
По всем описаниям, он сходится с вашими вычислениями.
Фустиго.
Не слишком высока?
Привратник.
И не слишком мала. Среднячок.
Фустиго.
Она, она самая, клянусь богом! Славные, пухлые щечки, вроде моих.
Привратник.
За малой разницей на способность краснеть -- очень похожи на ваши.
Фустиго.
Дай бог! За целый дукат не хотел бы услышать, что она брыкается, а то в пути я уйму денег спустил -- ехать-то пришлось все с моряками да дворянами. Вот тебе еще малость -- за то, что задержал. (Дает ему денег.) Прощай, честный привратник!
Привратник.
Я у вас в долгу, сэр. Храни вас бог!
Фустиго.
Не ст о ит, не стоит, дорогой привратник!
Привратник уходит.
Тело христово! Никак она сама жалует?
Входит Виола.
Сестрица Виола, рад видеть, как вы функционируете. Не ожидали встретить меня здесь? Правда, сестра?
Виола.
Да, правда. Я диву далась: у кого нахальства хватило за мной посылать? Добро пожаловать, милый братец!
Фустиго.
Вот сдохнуть мне сейчас, сестра! Я прослышал, что вы замужем за пребогатым сморчком, и очень огорчился, что у меня нет лучшего платья. Вот потому и послал за вами. Вам ведь известно, как мы, миланцы, любим почваниться испанскими перчатками. А как поживают все наши друзья?
Виола.
Отлично. Сдается мне, что вы достаточно путешествовали, чтоб посеять все свои дикие ругательства.
Фустиго.
А, проказа их возьми! Ругательства? У меня их на клячу не хватит. Ей-богу, сестрица, я посеял все свои ругательства и пожал сотни две дукатов, если бы они были при мне. Пусть у меня кишки вылезут, а только я вынужден просить вас одолжить три-четыре десятка, покуда корабль не пристал. Руку на отсечение -- сегодня же рассчитаюсь! Руку!
Виола.
Все это ваши старые клятвы!
Фустиго.
Как, сестра? Вы допускаете, что я способен прозакладывать свою руку?
Виола.
Ну да, да -- получите: оденьтесь получше, потому что у меня для вас есть преважное дело.
Фустиго.
Вспотею за ним, как конь, если оно мне понравится.
Виола.
Не распростились ли вы с прежним хвастовством-нахальством?
Фустиго.
И мили еще не отъехал по этому здоровенному живорыбному садку -- морю так называемому, как готов был распроститься со всею желчью.
Виола.
Мне это тем прискорбней, что мне нужен сущий нахал-забияка.
Фустиго.
Ну, так клянусь этим железом, что окажусь и порохом и затравкой. Сунься кто меня подпалить!
Виола.
В таком случае одолжите мне ваши уши.
Фустиго.
Уши мои принадлежат вам, сестрица.
Виола.
Замужем я за человеком, у которого и богатства и ума довольно.
Фустиго.
Сказывали мне, что у него лавка красного товару.
Виола.
Совершенно верно. Я за важным горожанином, все у меня есть, чего только жене от мужа требовать. Одна беда: нет у него вовсе той штуки, которая каждому мужчине полагается.
Фустиго.
В бога и в жизнь! Да он сущая мадрагора, "ли... прости господи!.. идиот какой-то, что еще хуже. А еще значит -- все детки, которых он законно произведет в вашем теле, сестрица, по всем статутам окажутся пащенками?
Виола.
Ах, вы меня поняли слишком буквально, братец! Я наслышана, что кто не сердится, тот не мужчина. Я ручаюсь, что муж мой -- мужчина, как на картинке, во всем прочем, кроме этого, а тут уж не раскачать его никакой бурей.
Фустиго.
Чорта с два! Побывал бы с нами на море! Тут бы его и раскачало и выкачало, потому что, вот пусть с меня кожа слезет, наш пропойный корабль валялся, как буй голландский.
Виола.
Никаким убытком его не раздосадовать, никаким ехидством из себя не вывести, никакой наглостью прислуги не возмутить. Желчи в нем не больше, чем у голубя, жала -- чем у муравья. Музыканта из него не будет, а ладу в нем сколько угодно, только никак не расстраивается, и так далек он от злости, что я часто готова себе язык отгрызть за отсутствие в нем первой способности всякого женского языка -- мужей злить. А мой моего, братец, никакими громами извести неспособен.
Фустиго.
Он, полагаю, сестрица, в нем уже всю кровь рассусолить успел.
Виола.
Уверяю тебя, Фустиго, что я его люблю самым нежным образом, а только сама не знаю -- вот что-то у меня внутри так и подкатывает, так вот и томит; именно -- томит.
Фустиго.
Так ты просто беременна, сестра, по всем данным и признакам. Да, я отчасти лекарь, а отчасти и кое-что еще. Я читал Альберта Великого и задачи Аристотеля.
Виола.
Опять, братец, промазали: не со страсти томлюсь, от злости -- до смерти мне приспичило, чтоб мой терпеливец-муж забил себе в рот целого дикобраза, так, чтобы колючки у него из губ выехали, как ус голландский, и ими бы в меня так и стрелял. Исчахну я совсем, если за эту четверть месяца не взбешу его.
Фустиго.
Архангела в пятку! И четверти часа хватит: насадите ему рога.
Виола.
Фа! Это он не сочтет нелюбезностью.
Фустиго.
Да он, оказывается, на редкость почтенный человек! Так накачай его пьяным и бороду остриги.
Виола.
Фу, фу! Чепуха, чепуха! Не француз же он, чтоб по волосам плакать. Нет, братец, надо будет вот что... только не выдавать!
Фустиго.
Как повитуха, клянусь вам, сестра, или как цырюльник!
Виола.
Засядьте в "Черепаху", на Христофоровской. Я вам денег пришлю. Преобразитесь во франта; пусть у вас не руки вашей возлюбленной, а шпага и военная перевязь на шее висят.
Фустиго.
Нужно еще будет большое перо на шляпу, как у французских наездников.
Виола.
О, разумеется, чтобы показать, какая у вас отчаянная башка, не то вашу шляпу примут за дурацкий колпак. Короче говоря, вы во всем должны выглядеть, как отчаянный, горластый нахал.
Фустиго.
Ну, насчет нахальства вы уж разрешите мне самому справиться.
Виола.
Оттуда направляйтесь в нашу лавку и в присутствии моего мужа целуйте меня, срывайте с меня кольца, драгоценности, что попало... Только потом отдадите, братец, по секрету.
Фустиго.
Руку на отсечение, сестра!
Виола.
Загибайте и в то, и в се, будто вас только что возвели в дворяне.
Фустиго.
Нет, будто дали четыреста фунтов в год.
Виола.
Хамите злей, чем лейтенант среди моряков-новобранцев, зовите меня своей милой, наперсницей, кузиной или еще чем, только уж не сестрой.
Фустиго.
Нет, нет! Вы у меня будете кузиной, или того лучше -- кузькой. Это такое франтовское словцо у горожанок и их компаньонок, когда провожают их к мужчине в сад. А вот назвать вас, сестра, кузькиной матерью, все равно, как прямо девкой обозвать. Нет, нет! Я уж вас в лучшем виде откузиню.
Виола.
Он слыхал, что у меня есть брат, да в глаза его не видал. Так вы уж примите приличный вид.
Фустиго.
Лучший во всем Милане, будьте благонадежны!
Виола.
Забирайте товары, да не платите, оберите мой корсаж, выворачивайте карманы, кошелек, играйте в кости копилками. Только, братец, вы это все потом должны будете возвратить... по секрету.
Фустиго.
Клянусь громами этого лазурного неба, что так и сделаю, или пусть мне никогда не узнать, что такое секрет. Уж не воображаете ли вы, сестрица, что я вас обжулю, когда вы станете моей кузиной? Бог моей жизни! Вот-то буду ослом! А уж если не растрясу ему кишки, так предавай меня в идиоты.
Виола.
Рассчитайте все и действуйте соответственно. Прощайте!
Фустиго.
"Черепаха", сестрица! Жду там сорок дукатов.
Виола.
Туда и пришлю.
Фустиго уходит.
Закон опровергай:
Жена захочет -- ляг да помирай. (Уходит.)
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Комната во дворце герцога.
Входят герцог, доктор Бенедикт и двое слуг.
Герцог (на ходу).
Всем воспретите вход; заприте двери...
А вы достигшее вам глаз и уха,
Под страхом смерти, ветру-побродяге
И частью не вверяйте. Дать часы!
Доктор подает песочные часы.
Доктор.
Вот государь.
Герцог.
А! Склянка на исходе!
Но, доктор Бенедикт, не лжет наука?
И сможет ли отлив сапериферный,
Спадая с тела отмели кристальной,
Его оставить прежним и сейчас?
Доктор.
Вот именно, сейчас.
Герцог.
Ее откройте!
Отдергивают занавес ложа и обнаруживают лежащую Инфеличе.
Взгляните, доктор, как прохладный пот
На теле показался.
Доктор.
Началось.
Жизненный дух, который сонным зельем
Был скован под наружной коркой льда.
Отныне пробивается наружу.
Не беспокойте!
Герцог.
Стульев!
Слуги подают стулья
Вы послали
За музыкой? Ого! Заговорило,
Музыка.
Пошло! Следить за сном и за часами.
Сядь, доктор! Герцогство вдвойне тяжеле
Моего на единой из чаш весов,
А полоумный мальчик Ипполито
В противовесе, у меня не смогут
Ее купить, будь она знаньем легче
Невесты с милостынею в приданом.
Мне легче смерть ее на Апеннинах,
Чем выдать за него. Я признаюсь,
Что знатен Ипполито и таков он
(Не будь он крови родовых врагов),
Что сам бы я ловил его в зятья,
Но в князя прихоть льется с эмпирея,
И мудрено найти ей параллели.
Слуги.
Проснулась!
Герцог.
Живо, доктор Бенедикт!
А вы -- хотите жить, так подтверждайте
Все то, что доктор или я объявим.
Потом вы с ней отправитесь в Бергамо
Инфеличе (пробуждаясь).
Какой ужасный сон!
Доктор.
Леди!
Инфеличе.
А?
Герцог.
Детка!
Ну, Инфеличе, что с тобой? Скажи!
Инфеличе.
Отлично! Доктор-то зачем? Здорова
Герцог.
Не совсем. Бледная рука болезни
Похитила тебя от торжества:
Едва губами ты коснулась чаши,
Целованной любимым, как холодной
Росой покрылись щеки, точно смерть
Рыдала над гибелью такой красы.
Инфеличе.
Я помню
Наш пир, но я не помню нездоровья.
Герцог.
Не помнишь, значит, как ворвался вестник
И огласил нерадостную новость,
Что умер он?
Инфеличе.
Как, вестник? Кто же умер?
Герцог.
Ипполито. Ах, не ломай ты рук!
Инфеличе.
Гонец не видан, вести не слыхала.
Доктор.
Верьте мне: это так, княжна.
Герцог.
Ну, вы?
1-й слуга.
Действительно, сударыня.
Герцог.
Ну то-то!
Инфеличе.
Убили вы его, теперь -- меня.
Герцог.
О Инфеличе, не терзай себя!
И раньше злая весть тебя сразила,
Как громом в сердце, так что быстрый ток
Жизни замерзнул.
Инфеличе.
Это все неправда.
Неправда! О, безжалостный отец!
Герцог.
И нам пришлось всей хитростью науки
Жизнь возвращать в тебя.
Доктор.
Так было, леди
Герцог.
Эх, ну! Вы все не верите? Друзья,
Клянемся, что ли? Мало мы возились?
Слуги.
И как еще, великий государь!
Герцог.
Смерть так переменила весь твой облик,
Что, будь еще в живых твой Ипполито,
Я на коленях бы его молил
Взять тебя замуж. И сейчас я каюсь
В своей жестокости к нему и роду.
А ты о нем не плачь: ведь все мы смертны.
Доктор, что место, где она так часто
Видала его в жизни, ей не вредно?
Доктор.
Да, несомненно, вредно.
Герцог.
Вредно, вредно.
Итак, дитя, ты поезжай в Бергамо.
Инфеличе.
Куда угодно вам -- везде тоска
Герцог.
Карета подана. Вокруг Бергамо
Прекрасный воздух, тропки, кабаны...
Да! Ты охоться; присылай нам дичь,
Сраженную как бы в Киприйских рощах
Твоей рукой прекрасной. Покажите,
Где стать и как стрелять, и пусть, охотясь,
Убьет тоску. Ступай, дитя, обирайся
Сегодня ночью уезжать в Бергамо.
Инфеличе.
О я, несчастная! (Уходит.)
Герцог.
Следить за нею
Ни слова, что ее похоронили
Или что это призрак ей посмертный:
Повешу всех за слово "погребенье"!
1-й слуга.
Уж скорей по-гречески заговорю, государь, чем такое смертное слово вымолвить.
2-й слуга.
А я так по-уэльсски, что еще труднее греческого.
Герцог.
За нею! Прочь!
Слуги уходят.
Ну, доктор Бенедикт,
Заметили вы, как в лице менялась
При имени его и смерти? Вот бы -- вправду!
Доктор.
Возможно.
Герцог.
Как? Ему желаю смерти.
Доктор.
Желание осуществимо. Слово --
И вот вам яд, готовящий могилу.
Я недурной знакомый Ипполито,
Считаюсь другом, припаду на грудь
И до смерти ужалю. Яд все может.
Герцог.
Исполни -- полнаследства отдаю.
Доктор.
Да будет так. Хоть грех горит в огне...
Герцог;
Престол -- покров грехам: твой грех на мне.
Уходят.
СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
Улица.
Входят Кастручио, Пиорато и Флуэло.
Кастручио.
Синьор Пиорато, синьор Флуэло! Станем мы забавляться? Ударимся об заклад?
Флуэло.
Все, что угодно, лишь бы смеху потомство зародить.
Кастручио.
А у меня в мозгу, действительно, зашевелилась сейчас преигривенькая затея. Она способна доставить нам отменную потеху.
Пиорато.
Давай, давай! А где место действия потехи-то?
Кастручио.
В доме синьора Каадило, терпеливого человека, нет -- чудовищно терпеливого мужчины. Говорят, что кровь в нем невозмутима и что он вытянул из всех мужчин терпенье, а из женщин -- постоянство.
Флуэло.
Вот оно, почему теперь столько девок развелось!
Кастручио.
И столько сволочей.
Пиорато.
Правильно!
Кастручио.
Короче говоря, ходит слух, что он так кроток, так приветлив, так вынослив, что его действительно ничто не раздражает. Теперь давайте придумаем, какой должна быть шутка, чтобы сделать это зерцало терпенья таким же бешеным, таким же свирепым, таким же полоумным, как английский рогоносец.
Флуэло.
Вот была бы потеха! Только как же этого добиться?
Кастручио.
Предоставьте мне: у меня есть штука, план, мечта, замысел, который его ужалит, ей-богу, даже будь у него в пузе с наперсток крови, а печень не больше кабацкого жетона.
Пиорато.
Ты-то его уколешь? Ты-то его раздразнишь? Ты его разозлишь? Ах, знаю я его испытанный нрав! Ты его уязвишь? Да ведь терпенье-то у него превыше всех обид человеческих: ты скорей заведешь желчь в ангеле, чем грубое настроение в нем. Да вот приведу вам пример. Невероятно сдержанный синьор Кандило пригласил как-то к себе одного неаполитанского вельможу, человека удивительных вкусов и не менее удивительного гастронома, заклиная свою жену именем всей взаимной любви приготовить угощение, достойное столь почтенного лакомки. Она, верная истинно-женской природе, жадной не упустить возможности самого крайнего оскорбления, и полагая, что ей наконец подвернулся случай потешить свой норов, умышленно пренебрегла приготовлениями и оказалась не только без замечательных, но и вообще без всяких кушаний. Он же, согласно кротости своего духа, занимал господ и учтивой беседой заполнял время настолько, насколько это возможно горожанину. В конце концов вельможи превратились в голодающих, потому что обед так-таки и не был подан; желудки их оказались обманутыми, а зубы -- в дураках, и если уж злоба способна охватить человека, так здесь имелся достаточный предмет к раздраженью любого гражданина на свете, не будь он окончательно доведен супругой до сумасшествия.
Флуэло.
Да не сойти мне с этого места, случись такое со мной, я бы учинил зверскую расправу над супругой и всеми ее присными! Во-первых, всех мужчин насадил бы на вертел, зажарил бы всех девок, испек бы хозяйку, да и подал бы гостям на стол.
Пиорато.
Да, это б всякий сделал, но не он.
И ты его рассердишь? Ты расстроишь
Какой-нибудь дрянной, безмозглой шуткой?
Кастручио.
А вот вам христова кровь, синьор Пиорато, что я ставлю против вас, который порочит мою затею, сотню дукатов за то, что я его раздразню, что я его рассержу, что я его взбеленю.
Пиорато.
Есть! Лапу! Вы -- свидетелем, Флуэло!
Кастручио.
Свидетель есть. Мы бьемся об заклад.
За мной! Туда отсюда недалеко.
Я живо разозлю его, дитя,
И сто дукатов загребу шутя.
Уходят.
СЦЕНА ПЯТАЯ
Лавка Кандило.
Джордж и двое приказчиков. Входит Виола.
Виола.
Подите вы! Уж и знаменито вы свои товары разложили! Небось в самом деле так думаете, а? Одна штука здесь, другая там! Вам действительно нужен отменно терпеливый хозяин.
Джордж (в сторону).
Ей-богу, ведь у нас проклятая хозяйка!
Виола.
Заворчал уже, а? Заворчал? Хотелось бы мне, чтоб хозяин ваш или я были чуточку посердитей! А то терпеливая пара перепортит в доме всю прислугу, чуть под крышу войдет.
1-й приказчик (в сторону).
Это вы-то терпеливы? Как же! Таким только чорт бывает, да и то только, когда озвереет.
Входят Кастручио, Флуэло и Пиорато.
Джордж.
Что надо господам?
1-й приказчик.
Купить изволят?
2-й приказчик.
Голландское, батист, лино-батист.
Кастручио.
А где синьор Кандило, твой хозяин?
Джордж.
Ей-богу, синьор, он там с кем-то торгуется. Сейчас придет.
Кастручио.
Чорт! Дай взглянуть лино-батист, да лучший.
Джордж.
Лучшего во всем Милане не сыщете, сударь. Вот кусок. Могу предъявить господам и великолепный миткаль на рубашку. Это сейчас исключительно изящная мода, самая деликатная и придворная. Мягкая благородная набойка, сквозь прорези двух кусков ласковой тафты. Ах, как отчетливо, красиво и даже довольно великолепно!
Флуэло.
Как лихо языком вертит, мерзавец!
Пиорато.
Ручаюсь, что его мастерили, здорово похваляясь.
Кастручио.
Она и есть, про что ты говорил?
Джордж.
Материя-то? Она самая! Она самая непорочная изо всех, кого вы изволили щупать, с тех пор как стали барином. Вы только посмотрите, какая она гладкая да чистая... во! Гладкая, как чело Цинтии, и чистая, как какие-нибудь сыновья и наследники, когда промотаются дочиста.
Кастручио.
Лихорадка болтовне твоей! Груба.
Джордж.
Что вы? Это она-то груба? Ну, так уж если вы на нее лихорадку накличете, так из нее всякая грубость вылезет, мигнуть не успеете.
Флуэло.
А что? Отбил французскую забранку?
Джордж.
Извольте взглянуть, господа! Вот вам другая. Милости прошу сравнить -- сравните деву со шлюхой.
Кастручио.
Фу! Из тех, кого вы назвали, я и получше видал: поглаже, да и почище.
Джордж.
По вкусу вам, может, и больше подходили, а уж чтоб были больше к лицу -- не найдете.
Входит Кандило.
Кастручио.
Вот он! Подайте вид, что мы уходим.
Идем, идем -- поищем у других!
Кандило.
Что? Что? В чем дело?
Джордж.
Господин нашел изъян в лино-батисте да рассердился безо всякой к тому причины.
Кандило.
Вовсе без причины?
И потому вы дали им уйти?
Ах, можно задержать вас на два слова?
Флуэло.
Зовет нас.
Кастручио.
Тем удачней будет шутка.
Кандило.
Привет мой франтам! Просим вас поближе.
Простите грубости людей -- боюсь,
Он по-приказчичьи вам наболтал. Лино!
(Разворачивая.)
Взгляните, господа, вот... нет... да -- этот!
Даю вам слово честного торговца,
Тканье -- как раз: ни слабо, ни жестко,
Как черноты подделки далеко.
Кастручио.
Так. А почем расцениваете?
Кандило.
Пятнадцать шиллингов за ярд. По чести.
Кастручио.
Это слишком дорого. А как по-вашему: сколько ярдов в куске?
Кандило
По-моему, семнадцать ярдов будет.
А сколькими дозволите служить?
Кастручио.
Дайте прикинуть. Эх! Кабы получше!
Кандило.
Ну, словом, лучшего в Милане нет.
Кастручио.
Вот что: отрежьте мне на целый пенни.
Кандило.
Ха ха! Да вы веселый господин!
Кастручио.
На пенни, говорю.
Кандило.
Лино-батисту?
Кастручио.
Лино-батисту! Да, лино-батисту на пенни. Да, в христа-бога кровь! Не слышали? На целый пенни! Оглохли?
Кандило.
Оглох? Нет, сэр. Но признаюсь, что редко
Товар таких заказчиков встречал.
Кастручио.
Ну, так если вы и ваш лино-батист нами брезгуете,-- будьте здоровы!
Кандило.
Подождите, пожалуйста! Одно слово, синьор: объясните, сделайте милость. Зачем вам столько понадобилось?
Кастручио.
Ей-богу, вам что? Захотел на пенни.
Кандило.
На пенни? Что ж, пожалуйте -- отрежем.
2-й приказчик.
Подумайте! На пенни, госпожа!
Виола.
На пенни! А назвался дворянином!
Кастручио.
Нет, нет, не так.
Кандило.
В чем дело, господин почтенный? Прикажете с этого конца отрезать?
Кастручио.
Нет, нет -- и не оттуда.
Из середины -- или не возьму.
Кандило.
Из самой середины? Вот, извольте!
Монета в пенни есть?
Кастручио.
Да, вот смотрите.
Кандило.
Позвольте ее мне.
Флуэло.
Вот-то шутка!
Виола.
Испортит весь кусок?
Кандило.
Жена, терпенье!
Виола.
Дурака ли валяете со своим терпеньем? Господа, могли бы вы во всем городе кого-нибудь другого, кроме моего мужа, выискать, да и дурачили бы.
Кандило.
Примите во внимание ее пол
И пропустите ее речь. Голубка,
Так отобьете всех моих клиентов.
Виола.
Шелудивые клиенты! Вы эту сволочь клиентами называете?
Кандило.
Терпенье, женка!
Виола.
Чорта ли в терпеньи!
Джордж.
Стопой господней клянусь вам, хозяйка, что это шайка каких-то озорников.
Кандиле.
Извольте взглянуть, господа: вот ваша покупка. Покорнейше благодарю! Деньги с вас получены. Запомните, пожалуйста, мою лавку, прошу не забывать и быть моими постоянными покупателями.
Виола.
Нечего сказать, покупатели!
Кандило.
Дайте мне возможность еще на вас заработать.
Виола.
Очень нужно!
Пиорато.
Итак, ты проиграл мне сто дукатов.
Кастручио.
Да, да, сознаюсь: может быть, что "оно"
Не женщина и не мужчина. Шутим,
А в нем волненья, гнева хоть бы след:
Наверно, голубь он -- в нем желчи нет.
Флуэло.
Сознайтесь: сердитесь, хоть ловко скрыли?
Признайтесь, что сердиты?
Кандило.
Как могли вы
Подумать, что волнуюсь и сержусь?
Он взял товар, я взял у него деньги --
Так где ж причина, чтобы мне сердиться?
Ее и лучший логик не найдет.
Флуэло.
Да не нахальство -- взять лино на пенни
И вырезать посереди куска!
Фу! По себе сужу: овца вспылит,
Торгуй она батистом, да ей-богу!
Кандило.
Тогда позвольте мне ответить вам:
Я здесь для угожденья всем, кто купит,
И их капризам; нет обид от них:
Но взявши с одного -- возьмем с других.
А, может быть, ему не больше надо?
И пенни -- деньги, взять его не бунт:
На пении плюнешь -- потеряешь фунт.
Торговец должен чорту угодить
Терпеньем, если чорт пришел купить!
Флуэло.
Вот чудо-человек: ничем не сбить!
Ах, если б женщинам такими быть!
Кандило.
А чтоб вам подтвердить, что я доволен
Всем происшедшим: Джордж, неси братину.
Я выпью за здоровье господина,
Что только что дал денег мне.
Виола.
Тьфу, пропасть!
Всю нашу прибыль станем пропивать
Во извинение лино на пенни.
Входит Джордж с братиной.
Кандило.
Жена, пей за здоровье господина.
Виола.
Выпила, как же! (Разливает вино.)
Кандило.
Джордж, налей еще.
Вина -- моя: толкнул.
Пиорато.
Судьба -- коса:
Такому мужу да жена-оса.
Флуэло (в сторону).
Серебряная с позолотой. Ею
Я шутку разыграю и наверно
Заставлю взбелениться. Друг Кастручио!
Тебя жалеючи, я выбрал план,
Как выручить твои дукаты. Верный!
Он всякого терпения лишит.
Кастручио.
Благоприятствую таким проектам.
Флуэло.
Довольно! Хватит!
Возвращается Джордж с братиной.
Кандило.
Господа, за вас,
За ваши посещенья: рад служить вам!
(Пьет.)
Кастручио.
Я отвечаю вам, синьор Кандило. (Пьет.)
Теперь вам, выигравшему сто дукатов!
Пиорато.
Кастручио, я вам до дна отвечу. (Пьет.)
; Синьор Флуэло!
Флуэло.
Ты меня подводишь:
Я вам последний человек.
Джордж, снова!
Джордж уходит и возвращается с полной братиной.
Флуэло.
Вот это хорошо, почтенный Джордж!
Итак, синьор Кандило, -- это ваше.
Кандило.
О, извините! Это не по мне.
Флуэло.
Вы не ответите?
Кандило.
Да, но не этим:
Любовь большая -- в малом.
Флуэло.
Без пословиц!
Клянусь -- все выпьете.
Кандило.
Да нет, не выпью.
Флуэло.
Не отвечать? Я унесу братину.
Кандило.
Братину? О, как вам угодно, сэр!
Флуэло.
Возьму, клянусь вином! (Пьет.)
Кастручио.
Ответьте -- стащит.
Флуэло.
Ну, вам за здравие я выпил все.
Что ж, станете вы отвечать мне тем же?
Кандило.
Этим не грешен.
Флуэло.
Ну, тогда прощайте!
Ей-богу, я братину унесу.
Кандило.
Если это вам нравится -- отлично.
Флуэло.
Да, она мне нравится и, как вы сами говорите, отличная. Прощайте, синьор Кандило!
Пиорато.
Прощайте, Кандило!
Кандило.
Всегда рад господам!
Кастручио.
Ничуть не тронут?
Его терпенья не перехитрить.
Кастручио, Флуэло и Пиорато уходят, унося братину.
Джордж.
Я вам, хозяйка, говорил с самого начала, что все это озорники!
Виола.
Вот так дурак! Вот так муж! Вот так сумасшедший! Надеюсь, вы не дадите им ушмыгнуть с серебряной вызолоченной братиной, лучшей во всем доме. Бегите, молодцы, учините за ними погоню!
Кандило.
Сдержись, пожалуйста! Все обойдется.
Ступай-ка, Джордж, и отыщи констэбля,
Да попроси спокойно -- их вернуть.
Шуметь не надо -- это господа,
И сделано-то больше на потеху.
Все шутка, хоть и далеко заходит.
Поэтому обставь полегче. К делу:
С констэблем по пятам.
Да поспеши.
Джордж уходит.
Виола.
Терпеливец вы, мокрая курица! Неправа я, что ли? Полюбуйтесь, до чего нас ваше терпенье доводит: всякий вас оседлал и поехал. Станете вы скоро кобылой для общественной гимнастики! И какой прок женщине от такой тряпки! Лучше бы мне такого мужа, чтоб лупил меня трижды на дню, чем чтоб его два раза в полчаса провели. Ох, так и пожгла бы я все товары со зла!
Кандило.
Пожалуйста, уймись. Будь мне женою,
То есть будь терпеливой: муж с супругой
Имеют душу общую -- так надо.
Зачем одной с другой искать разлада?
Виола.
К чорту ваши увещанья! Но если только моя братина пропала...
Возвращаются Кастручио, Флуэло, Пиорато и Джордж.
Кандило.
А вот и они!
Джордж.
Сэр, констэбль отпустил их со мною. Ничего тут особенного не выйдет, потому что он стоит за дверьми.
Кастручио.
Констэбль -- приятель Абрам.
Флуэло.
Какого чорта вы нас задержали?
Кастручио.
Нас задержать! Чорт!
Кандило.
Не ругайтесь, франты.
Вас ваша брань волнует -- не меня.
У вас жены братина: серебро.
Флуэло.
Нет, наша в позолоте.
Кандило.
Вами взята,
Да, злато в ней -- на вас тем больше зла-то.
Кастручио.
Надеюсь, вы не рассердились, сударь?
Кандило.
Сбылась надежда -- я не рассердился.
Флуэло.
Нет, а немножко-то пришли в движенье.
Кандило.
Я? Нет -- вы двигались: вас привели.
Кастручио.
Но вы от гнева и от нетерпенья
Велели взять нас.
Кандило.
Нет, вы обознались.
Я сделал это только от терпенья,
А не от гнева. Если б я сердился,
Так стал бы вас преследовать судом
И доводить до сраму. Так у знати
Вражду возводят из-за пустяков.
Весьма прискорбно. Жизнь теряют люди
За деньги, что едва ладонь покроют.
Весьма жестоко. Те уязвлены,
Кто ищет жизнь отнять. А мой закон:
Без гнева потерять и миллион.
Флуэло.
Счастливый человек! Ты судишь право,
И государству от такого -- слава.
Кандило.
Пора за стол садиться, господа.
Не уходите -- я прошу обедать.
Кастручио.
Я не видал, чтоб даже ломовой
Ответил здесь отказом. Я не (буду первым.
Пиорато.
Ни я.
Флуэло.
Ни я.
Кандило.
Попросим и констэбля.
Джордж, позови. Пусть будет в подтвержденье
Того, что не сломать во мне терпенья.
Уходят.