СЦЕНА ПЕРВАЯ
Зал в доме Ипполито.
Входят с одной стороны Беральдо, Кароло, Фонтинели, Астольфо в сопровождении слуг или пажей, а с другой -- Лодовико.
Лодовико.
Здорово, франты!
Все.
Здравствуй, Лодовико!
Лодовико.
Как поживаешь, Кароло?
Кароло.
Честное тебе слово, как врач на чуме: поглядеть, так все кругом больны, а сам здоровехонек.
Фонтинели.
Славное сегодня утро, господа!
Лодовико.
О, такое утро, что хоть самого Юпитера с Ганимеда оторвет, иначе говоря, способно развратить коровниц, пока они доить собираются. Что -- твой лорд уже встает?
Астольфо.
Да уж в этакий час, наверно, не скачет.
Беральдо.
Миледи клянется, что поскачет: она по двору стосковалась.
Кароло.
О, мы-то погоним в три кнута, лишь бы при нем оказаться.
Входит Брайан.
Лодовико.
Ну, что -- готов твой лорд?
Брайан.
Нет. Насколько мне говорит горничная, миледи пожелала сперва положить себе в животик кое-какую штучку.
Кароло.
О, это значит, что они завтракают.
Лодовико.
А что, скороход, милорд поедет в карете с миледи или верхом?
Брайан.
Нет, ей-богу! Вот миледи милорда всадит себе. Он будет садить в одну сторону, а она будет садить в другую.
(Уходит.)
Лодовико.
Миледи будет садить в другую! Слыхали вы еще какого-нибудь мерзавца, чтоб нес такую безбожную чепуху? Диву даешься, что этакий парень вот уж столько лет торчит в Италии, а такое про христиан откалывает.
Входит Антонио с книгой.
Астольфо.
Ирландец в Италии! Удивительно! Впрочем, у этого народа головы на месте не стоят. (Прохаживаются.)
Лодовико.
Нет, Кароло, вот что еще удивительней. Бывал я во Франции: там их немного, а вот Англию все они считают тепленьким запечным уголком и кишмя в ней кишат, как сверчки в пивных за прислугу. Но вот что, сэр: в Англии-то я и поглядел одну вещь.
Астольфо, Беральди и пр.
Что, что там, в Англии?
Лодовико.
Вот... Это кто же?
Беральдо.
Бедняк. Желает с графом говорить.
Лодовико.
В Англии, господа... ей-богу, вспомню -- и смех разбирает! Представьте только себе, что целая нация как будто одним клеймом по лбу отмечена, с позволения сказать. Да, да, господа! Там что ни фруктовщик, обязательно ирландец.
Кароло.
Ах, это в доказательство древности своего рода, восходящего до самой Евы, которая была яблочницей. Они, значит, прямо в прамать пошли.
Астольфо, Беральдо и пр.
Здорово, здорово... ха-ха!
Лодовико.
А почему же в таком случае все трубочисты тоже ирландцы? Ответьте-ка, покажите свое остроумие!
Кароло.
Ну, на это легко ответить. Вы, конечно, знаете, что их святой Патрик лазил в чистилище. Он развел топку, а его землякам уж ничего больше не остается, как трубы чистить.
Астольфо, Беральдо и пр.
И это ловко!
Лодовико.
По всем этим причинам, господа, вам и доводится видеть многих, подобных этому парню, преимущественно его же масти, в должности скороходов при знатных и иных людях, да они, сволочи, страх как верны тем, к кому привяжутся. Клянусь честью, между нами очень способные попадаются, а уж резвость... как тучи: дррр-ха!
Астольфо, Беральдо и пр.
В самом деле?
Лодовико.
А уж упрямы! Исключительно упрямы. Да вот ручаюсь, что если б этого дражайшего негодяя запрячь в подходящее дело, он бы дрался отчаяннее шестнадцати дюнкирхенцев.
Астольфо.
Там женщины -- красотки.
Лодовико.
Нет, нет! Вот наши отечественные шлюшки... о! вот они -- это самые вкусные, самые сладкие канашки!
Астольфо.
Ого! Погляди-ка, как его на них потянуло.
Лодовико.
Да нет же, право. Есть, знаете, такая поговорка о народах. Славятся: ирландец -- рукой, уэльсец -- ногой, англичанин -- щекой, голландец -- бородой...
Фонтинели.
Честное мое слово, они могут ею полы мести.
Лодовико.
Испанец, дай бог память... маленькой ступней... вспомнил! Француз... да каким он там сифилисом славится? Ну, да в том же роде и о всех прочих.. Так они, значит, уже сели завтракать? Знаете что? Давайте гулять.
Астольфо.
А здоров болтать этот Лодовико.
Фонтинели.
Складно говорит.
Беральдо.
И очень почтенный джентльмен.
Астольфо.
О! Граф его очень ценит.
Входит Белафрон с прошением в руках.
Фонтинели.
Что, что? Кто это?
Беральдо.
Дайте подойти.
Белафрон.
Сэр, долго ли ждать выхода милорда?
Лодовико.
Ну, что тут у вас? Прошение об алиментах? Кто-то из здешних наградил тебя младенцем, а теперь, поди, содержать его отказался?
Белафрон.
Нет, сэр, имею дело до милорда.
Лодовико.
В данное время он занят делом собственной супруги, и вряд ли он справится с двумя такими делами за одно утро.
Астольфо.
Прекрасная дама, не обращайте внимания на его речи: он -- рыцарь, поэтому с его словами считаться не приходится.
Фонтинели.
Милорд сейчас здесь пройдет.
Беральдо.
Славная, пухленькая канашка!
Астольфо.
Горяченькая, смелая потаскушка!
Беральдо.
Вы с ней знакомы?
Лодовико.
А, язви ее, уверен, что ее имя стояло когда-то в моей записной книжке. Какого сорта ее теперешний чекан -- не знаю, а раньше она была расхожее табака: та самая, кого прозвали "добродетельная шлюха".
Астольфо, Беральдо и пр.
Так это она?
Лодовико.
Тот самый арап, которого отстирали добела; наново начищенная привада, та самая, которая, поскольку вообще ее единоверцы поддаются спасению, была спасена графом Ипполито.
Астольфо.
Славное создание была;
Лодовико.
Была! Вот она, эпитафия всякой девки! Я хорошо знаком с бедным джентльменом, ее мужем. Господи! Какую карьеру упустил этот человек! Она меня не узнала, а я бывал в ее компании. Да и я ее еле узнал оттого, что красота лица ее, по примеру луны, претерпела великие затмения со времен моего наблюдения. Да ведь женщины -- как кизил: чуть созрели, тут же и сгнили.
Жен создали поздней, а тратят раньше.
Да часто муж отменнее обманщик.
Входят Ипполито, Инфеличе и двое прислужниц.
Ипполито.
Сегодня мы уже успели потерять половину утра. Доброго утра, Лодовико!
Лодовико.
С добрым утром, сударыня.
Ипполито.
Давайте ехать.
Лодовико, Астольфо и пр.
Да, да, на коней! на коней!
Белафрон.
Умоляю вашу милость дозволить вашим очам пробежать эту злополучную бумагу.
Ипполито.
Спешу. Прошу тебя, добрая женщина, выбери время поудобней.
Инфеличе.
Пожалуйста, милая.
Белафрон.
Увы! Дело идет о жизни бедняка.
Ипполито.
О жизни! Дорогая, идите, усаживайтесь: я только прочту это и сейчас же приду.
Лодовико.
Вы какие сегодня изволили надеть чулки, сударыня? Если не желтые -- перемените. Бумага-то, небось, супругу вашему письмецо от какой-нибудь девки.
Инфеличе.
О, сэр! Этому не заставить меня ревновать.
Уходят все, кроме Ипполито, Белафрон и Антонию.
Ипполито.
В чем дело, сэр? Ко мне?
Антонио.
Да, добрый граф.
Ипполито.
Сейчас, сэр. Это вы жена Матео?
Белафрон.
Да. Самая несчастная из женщин.
Ипполито.
Жаль, что стряслась гроза. Люблю Матео
И для него готов на все. Мы с ним
Связали узел дружбы, и он крепнет
Во мне, пока судьба другого треплет.
Пишет, что осужден он. Верно?
Белафрон.
Слишком верно.
Ипполито.
Кого же он убил? Ах, вижу имя:
Так, старший Джакомо, сын флорентинца
Джакомо, пес, в погоне за процентом
Готовый по уши стоять в крови
Собственных деток. Передай, Матео,
Что герцог, мой отец, вряд ли откажет
В прошеньи. Это славная дуэль,
Поскольку верить слухам. Так и пишет.
Завтра, поутру, буду от двора:
Прошу вас быть здесь. Конечно, сэр, Живо!
Но, в самом деле, вы жена Матео?
Меня забыли вы.
Белафрон.
Нет, граф.
Ипполито.
Ваш кормчий,
Склонивший вас на благородный курс.
Вы были милы в дни, когда вам душу
Рвали противоречья. Теперь гладко?
Белафрон.
Гм! Когда я потеряла дорогу к раю, вы мне ее показали.
В тот день я заново родилась.
Входит Лодовико.
Лодовико.
Прости господи, милорд! Супруга ваша спрашивает, не изволили ли вы освободиться от своей девки? Вам ведь лиха беда начало, а там уж никак не разделаетесь. Пожалуйте! пожалуйте! пожалуйте! Оплачивайте старый запас и сдавайте его в упаковку. Пожалуйте!
Ипполито.
Отправьтесь полегоньку: догоню вас.
Лодовико.
Супруга ваша поклялась, что без вас не двинется.
Ипполито.
Лодовико, прошу!
Лодовико.
Милорд!
Ипполито.
Иду.
Лодовико уходит.
Позвольте ждать вас завтра. До свиданья!
Поклон Матео. Только одно слово:
Отец ваш не живет ли при дворе?
Белафрон.
Да, но таким позором я покрыта,
Что, верно, даже имя позабыто.
Ипполито.
Он не Орландо Фрискобальдо?
Белафрон.
Да.
Ипполито.
Что он сделал для вас?
Белафрон.
Что должен был.
Забывших долг родитель позабыл.
Он ничего не сделал -- поделом мне!
Ипполито.
Можно мне будет помирить вас и восстановить вас в желаемой милости?
Белафрон.
Немыслимо.
Ипполито.
Проверим. До свиданья!
Белафрон уходит.
Тогда я не смотрел! А хороша
Была, если сейчас, в беде, прекрасна.
Ну, сэр, что вам угодно?
Антонио.
Я осмелюсь
Вам преданность с любовью доказать
В этих листках.
Ипполито.
Книга?
Антонио.
Она, милорд.
Ипполито.
Так вы -- ученый?
Антонио.
Да, милорд. И бедный.
Ипполито.
Сэр, вы оказываете мне честь:
Царь горд помочь ученым. Но скажите:
Из скольких рук клевала эта птичка
И много ль мне партнеров?
Антонио.
Никого.
Клянусь, что вами ограничен список.
Я, государь мой, не настолько низок.
Ипполито.
Имя, пожалуйста.
Антонио.
Антонио Джорджио.
Ипполито.
Миланец?
Антонио.
Да.
Ипполито.
Позвольте прочитать
Все, и тогда поговорим. Покуда ж
Пропейте это. Разум любит лозы.
Вот знак любви в задаток вашей прозы. (Дает ему денег.)
Входит Брайан.
Ну, что? Где ваша леди? Еще здесь?
Брайан.
Твоя жена от тебя убегала и уже много земли отошла, как послал ее пред твоя ясные очи. Пожалуйста, пожалуйста, милорд, отсюда! Поехать ты наконец?
Ипполито.
Уже уехала? Седлай гнедого.
Брайан.
Чуму ему в храп, подлецу! Вшивая он сволочь, эта мальчик! Как я ему подпруга по живот тянул, он в свой проклятый кишки бурчал, и мне стервец вдруг в самую рожу пук! А твой, знаешь, мы, ирландцы, этого не стерпеть. Седлал уже деревянную лошадка, шотландка готова. Пожалуйста, прошу, милый, дорогой милорд! Поедет ты наконец? Я б от тебя вперед к чорту сбежал.
Ипполито.
Так, сэр... Прошу не забывать, ученый.
Брайан.
Уходим, пожалуйста, светлость, уходим.
Уходят.
СЦЕНА ВТОРАЯ
Покой во дворце герцога.
Входят Лодовико, Кароло, Астольфо и Беральдо.
Лодовико.
Боже! Мы позабыли, господа!
Кароло, Астольфо и Беральдо.
Что?
Лодовико.
Да ведь мы разве не приглашены -- четверг же сегодня? Да именно в этот день. Обедать у холщевника?
Кароло.
Синьор Каидило многотерпеливый.
Астольфо.
Клянусь богами, женится сегодня.
Беральдо.
Удивительно, как это он, искусанный одной осой до такой степени, снова отваживается поднимать крышку над роем.
Лодовико.
О, самоотверженное высасывание сладкого медового сота! Дай бог только, чтоб его покойницу зарыли достаточно глубоко и она не явилась требовать себе очереди в танцах! Инструменты бедных скрипачей полопаются, чуть она их пощекочет. Дайте, во всяком случае, поглядеть, что там за огонь пылает в его новой невесте, а буде в ней такого не окажется, мы его в нее вдунем. Это, в самом деле, очень благородный гражданин. Только мне жаль, что он опять женится. Потащусь к нему -- он славный приятель!
Кароло.
Ручаюсь, что миланские жены рады отсыпать тысяч двадцать дукатов тому, кто отважится выпросить у герцога всем миланским гражданам соблюдать такое же спокойствие и терпение, как этот холщевник.
Лодовико.
Какая гадость! Да это погубит всех нас, придворных. Мы не сможем шикнуть на девок тогда!
Входит Ипполито.
Кароло, Астольфо и Беральдо.
Вот граф.
Ипполито.
Ничего нового нет?
Прочие.
Нет.
Лодовико.
Супруга ваша с герцогом-отцом.
Ипполито.
Мы к ним немедля присоединимся*
Входит Орландо Фрискобальдо.
А это кто же?
Кароло, Астольфо и Беральдо.
Синьор Фрискобальдо.
Ипполито.
Фрискобальдо? О, позовите его пожалуйста, и оставьте нас: у меня с ним дело.
Уходят все, кроме Ипполито и Фрискобальдо.
Кароло.
Эй, синьор! Синьор Фрискобальдо! Граф Ипполито!
Орландо.
Благородный мой граф! Граф Ипполито, сын герцога, его прекрасной дочери прекрасный супруг! Неужели ваше сиятельство благоволит помнить такого бедного джентльмена, как синьор Орландо Фрискобальдо? Старого дурака Орландо?
Ипполито.
О сэр, вам известно, что такое друзья! Они -- наша драгоценность и дороги нам (под спудом так же, как и наши пальцы. Вижу я, Фрискобальдо, что годы не укротили вашей крови, ни один из серпов времени нас не коснулся и вы все прежний Орландо.
Орландо.
Что ж, милорд, разве луга не топчут, не косят, не обдирают наголо -- и нс одеваются они наново в пестрый свой плащ? Пусть голова моя бела, как порейная луковица, -- почему бы сердцу, как стрелка его, не зеленеть?
Ипполито.
Не прочитать на вашем лбу рассказ,
Написанный годами. Вид ваш молод.
Орландо.
Глотаю змей, граф, да, глотаю змей.
Не будет ни одной морщицы в сердце,
Пока сумею громко крикнуть: гей!
Ипполито.
Сэр, вы счастливец.
Орландо.
Это я счастливец?
Я вам сейчас предъявлю точный портрет счастливого человека. Сегодня я стал перелистывать книгу и напал на него -- нарисован он великим итальянским художником. Если я вспомню его настоящие краски, поднесу вашей милости.
Ипполито.
Настаиваю на этом.
Орландо.
Кто дорожит не девкой, а женой,
Кто вышел из тюрьмы в полдневный зной,
Кто солнцу не сучок и не бревно,
Кто юбке перестал служить давно,
Кто беднякам на помощь притти слаб,
Кто ни вельмож, ни адвокатов раб,
Кто волен и в морях и в берегу,
Кто стал богаче, как лежит в гробу,
Кто юность в меч, а старость в посох взял,
Кто сам себе надгробие вписал,
Кто, умирая, лебедем поет,
А мертв -- не ворон, -- счастливо живет.
Ипполито.
Прекрасно. Благодарен за портрет вам.
Орландо.
Имея подобный портрет, милорд, стоит ли мне беспокоиться об изготовлении собственного? Ведь я не скуп, не в долгах, не лезу сесть рядом с герцогом и не ползаю у его ног, с бабничеством мы в разводе, никого не обижаю, никого не боюсь, никого не подкупаю, размеряю, докуда мне дойти, зная, где у меня дом, не хотелось бы умереть, как богач, который уносит с собой только саван, а умереть, как хороший человек, оставив по себе Орландо. Сеял я в молодости страницы, теперь пожинаю книги. Этой рукой беру, а этой -- даю, и, когда по мне ударят в колокол, если я покажу себя лебедем и с песней полечу на свое гнездо, лучшего мне и не надо. А окажусь вороной -- выкиньте меня на падаль да выдерите мне глаза. Милорд, имеет ли старый Фрискобальдо право шутить сейчас? А?
Ипполито.
Да. Я б и сам хотел вам быть под пару.
Орландо.
Малым я располагаю: все у меня есть. Ничего у меня нет: ни жены, ни детей, ни потомства. Так кто же отнимет у меня веселость?
Ипполито.
Разве ваша жена скончалась?
Орландо.
Она -- старожил тех горних краев, которые еще не про меня. Там она, там, но меня обогнала. Когда женится прохвост на шлюхе, они обычно гуляют гуськом, как полиция, а порядочные пары разлучаются редко.
Ипполито.
Сэр, ведь у вас и дочь была, не так ли?
Орландо.
О милорд! У этого старого дерева была одна ветка, только одна из него и выросла. Молода была, хороша была, крепка была. Я ее подчищал ежедневно, кутал усердно, от ветра берег, солнцу подставлял, да несмотря на все мое садовое искусство, выросла она вкривь, дичком поросла, я ее и срубил, а что с ней потом сталось -- не знаю и не любопытствую.
Ипполито.
Тогда могу сказать вам, что с ней сталось:
Ветка засохла.
Орландо.
Давние дела.
Ипполито.
Кажется, звали -- Белафрон? Скончалась,
Орландо.
А? Умерла?
Ипполито.
Да. Недостойные ее останки
У меня на глазах снесли в могилу.
Орландо.
Умерла! Да будет с ней мое лучшее и последнее пожелание мира! Смерть, вижу, лихой обжора: глотает грубую дрянь, как самые тонкие кушанья.
Ипполито.
Как, Фрискобальдо, грубой ли была?
Орландо.
О милорд! Шлюха одна из бесовских лоз: все грехи, как адские жерди, кругом понатыканы на подпорки, чтоб могла об них оплетаться. А когда созреет, всякая сволочь может ее дергать и мять. Слюнки текут у чувственности на молодой, прекрасный виноград, да отведать этого сладкого винца -- значит выпить собственное проклятие. Так она умерла.
Ипполито.
Вернулась в землю.
Орландо.
Лучше бы на небо!
Гм! Так она умерла? Очень рад, что свет лишился одного из своих кумиров. Ни один распутник уже не постучится в полночь у ее двери. В ее гробу уснул весь мой срам, да и ее заодно, и все мои скорби, и все ее грехи.
Ипполито.
Рад, что вы -- воск, не камень. У вас характер
Из лучших у людей, и есть надежда,
Что эти глетчеры на вашем сердце,
Морозившие отчую любовь,
Растают в нежном ливне ваших глаз:
Вы ангел, обуздавший страсти и нас.
Она не умерла, но жизнь ей в тягость:
Кажется, бедствует, а в довершенье
Бед муж ее сейчас сидит в тюрьме
За убийство. Чтоб сохранить в нем кровь
Соединимте силы. В той борьбе
Помочь ему -- вам помогать себе.
Орландо.
В лице дочери? Это разумели?
Так она, значит, жива? Жаль, что тратил слезы на потаскушку, но, по счастью, у меня имеется платок, чтобы их вытереть, а мыло их и вовсе отмоет. Она бедна?
Ипполито.
Поверьте, думаю, что так и есть.
Орландо.
Ну, так, значит, она самая доподлинная шлюха. В жизни своей не видал ни одной из ее цеха, чтоб ей богатой хоть два года кряду быть. В решете вода, в курве деньги -- не держатся. Слишком у них для этого много щелей и каналов: таверны, портные, сводни, посредники, музыканты, шуты и сволочи -- вое так и тянутся на стервячий корм; они -- аптечная банка, на которую все эти трутни слетаются не любви ради к посудине, а к сластям, которые в ней хранятся: деньги ее, деньги.
Ипполито.
Даю вам слово, грудь ее не греет
Подобных змей. Когда ее видали?
Орландо.
Лет под семнадцать.
Ипполито.
Так стара вражда?
Орландо.
Старше: у нее голова седая
И не умрет, пока не похоронят.
Я сплю и буду спать с ее грехами.
Ипполито.
Спасите ему жизнь -- в нем честь ее.
Орландо.
Нет, пусть его повесят, и половина ее бесчестья уйдет со света. Ненавижу его за нее: он первый научил ее пить отраву. Ненавижу ее за нее саму: она отказалась от моего противоядия.
Ипполито.
Но, Фрискобальдо!
Орландо.
Ненавижу ее! Отрекаюсь от обеих! Она не моя, она...
Ипполито.
Хоть ее услышьте.
Орландо.
Не люблю русалок. Меня на перепелиную дудку не поймать.
Ипполито.
Вы недоступны разуму.
Орландо.
Тем лучше.
Предпочитаю, сэр, быть животным и не позорить своей природы, чем быть отцом, который бредит от старости, чем стать подобием Времени -- губителя собственных выводков.
Ипполито.
Бред -- в бедности дитя вам поддержать?
Орландо.
Прилично ль старику шлюшек держать?
Ипполито.
Здесь милосердье.
Орландо.
Дурь здесь! Помогать ей!
Лежи она холодная в гробу,
Я из-под ногтя грязи пожалел бы
Отдать за час дыханья ей, я б волос
Не дал, разве чтоб задавить совсем.
Ипполито.
Прощайте! Больше вас не беспокою.
Орландо.
Прощайте и вы, сэр.
Ипполито уходит.
Иди своей дорогой; у нас мало лордов твоей породы, которые любят девок за их честность. Ах, моя девочка! Так ты в бедности? Бедность живет дверь в дверь с отчаяньем, они только стенкой разгорожены, а отчаянье -- один из разведчиков ада, и пока сатана ее еще не арестовал, я к ней направлюсь. Но она не должна меня узнать. Пусть пьет мое богатство, как нищие проточную воду, не зная, из чьего родника бежит. Одной, что ли, птице себе грудь расклевывать птенцам на прокорм, а отцу смотреть, как его дитя с голоду помирает? Это жестокость: пеликану можно, а мне нельзя? Да уж доставлю я ради нее провиант в лагерь, только обходным маневром. Боюсь, повесят этого мерзавца, ее мужа. Постараюсь выручить его шею из петли, если смогу, да только не узнать ему -- как.
Входят двое слуг.
Какого черта надо?
1-й слуга.
Вашу милость.
Орландо.
Стой! У кого из вас мой кошелек? Сколько на вас денег?
2-й слуга.
Каких-нибудь пятнадцать-шестнадцать фунтов, сэр.
Орландо.
Давай сюда. (Берет кошелек.) Кажется, и на мне найдется несколько золотых. Ну, ладно. Бросьте мою придворную квартиру и ступайте домой. Пожалуйте-ка сюда, сэр. Мне хоть еще и не доводилось раздевать прохожих на улице, а сейчас позволю себе смелость стащить с вас вашу куртку. (Орландо снимает куртку с 1-го слуги, отдавая ему взамен свой плащ.)
1-й слуга.
Что вам угодно делать с этим, сэр?
Орландо.
Прикуси язык, сволочь, да забирай себе мой плащ. Надеюсь, я тебя не обжулил на этой операции. Скажи дворецкому, чтоб спал, глаз не закрыв, в мое отсутствие да за всем присматривал. Что бы я вам письменно ни велел делать -- делайте. Ну, как? Ничего сидит?
2-й слуга.
Как будто скроено на вашу милость.
Орландо.
Вы, спесивые холуи, вам теперь синей ливреи не стыдиться стать, раз собственный барин стал ваш товарищ.
Прочь! Вы меня не видели.
Слуги.
Прекрасно.
Слуги уходят.
Орландо.
Мне и похуже костюм надеть бы надо, да, может быть, и придется. Маска надета, теперь и в маскарад. А вот эту честь старца, пожалуй, понадобится сбрить или подвязать покороче.
Ну, что ж, испортим благолепный вид.
С кем будет сходство, бритый? С облинявшей
Совой или с кукушкой? Вот печаль!
За душу мне и бороды не жаль. (Уходит.)
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Комната в доме Кандило.
На сцене -- Кандило, невеста и гости за обедом, и приказчики им прислуживают. Входят Лодовико, Кароло и Астольфо.
Кандило.
О, джентльмены, наконец-то! От всей души добро пожаловать. Садитесь, пожалуйста.
Лодовико.
Кароло, где видал такие гнезда шапок?
Астольфо.
По-моему, вполне изящный вид.
Лодовико.
А как он выглядит, тот, посередке?
Астольфо.
Поистине, как шпиц на деревенской колокольне над кучей соломенных крыш.
Лодовико.
Вернее, как длинное древко копья против кучи щитов без бивня. Они все расселись напоказ, как органный комплект, а он в нем, как длиннейшая ревун-труба в середине.
Астольфо.
Ха-ха-ха!
Кандило.
Синьор, о чем смеетесь?
Лодовико.
Ей-богу, говорить, так все скажу:
Смеялись не в укор и не в обиду
Высокой шапки между низких виду.
1-й гость.
У меня самый высокий фетр во всем Милане, за что я его люблю, потому что и болванку ему по моей голове сделали и подходит он мне с точностью до волоска.
Кандило.
Вы точный наблюдатель: вид престранный.
Но, господа, прошу вас с этих пор
Не смейтесь, видя горожан убор:
Так можно превознесть наш круглый шлык,
Что вылезет из крыши сквозь тростник.
Лодовико.
Милый жених, превознеси: мы просим.
Кандило.
Простите, гости: я исполню просьбу.
Гости.
От всей души.
Кандило.
Итак, начну в честь наших круглых шляп.
Сословью, полу время и природа,
Закон страны и климатов погода
Дают одежды разные: придворный
В шелку гуляет, а боец задорный
Марширует в буфах, в сером мнется шут
И также с головным убором тут,
Матросы носят шляпы без полей,
Франт -- в перьях голову (пристало ей!),
Солдат при шишаке, чепец у дам,
Зверь прячет череп, прятать его нам.
Лодовико.
Продолжайте.
Кандило.
У каждой степени есть свой фасон,
Так и для горожан быть должен он.
Вот этот. Не высок его размер,
Он кашей скромности пример.
Он признак граждан и возник сперва
В Риме, где если делали раба
Вольным, то говорили, что он зван
К шляпе, то есть, что ему дан
Гражданский титул, а как был он брит,
Обычай стричься гражданам велит.
Лодовико.
Короткой стрижкой создан цех цирюльный,
Теперь ей следуют все горожане.
Кандило.
Фигур в геометрии видим ряд:
Прекрасней всех -- окружность и квадрат.
Сити и школа строили себя
По ним, пропорциональность возлюбя.
Шлык Сити -- кругл, ученого -- квадрат:
Правленье и ученость суть уклад
Всех членов государства, и без них
Вся соразмерность в нем исчезнет вмиг.
Презритель круглой шапки пусть запомнит,
Что ее носит чтимейший законник.
Легка при зное, в холоде сидит
Вплотную к черепу и ум хранит.
Лицо открыто: можно увидать,
Что им друг друга не хотят пугать;
Товар линючий просит плотных штор,
Кто скрыл лицо -- не гражданин, а вор.
Пристали шляпы круглые плащам,
Как шлемы панцырю, венцы царям.
Презренье к шляпе да молчит с тех пор,
Как стала царственной главы убор.
Кто круглой шляпе ждет еще похвал,
Смотри, как острый шлык плащу пристал.
(Надевает шляпу 1-го гостя.)
Все.
Ха-ха-ха! Очень скверно! Безобразно!
Кандило.
Синьор, прошу простить: я пошутил.
Невеста.
Дайте кубок кларета!
1-й приказчик.
Вина? Конечно! Дать вина невесте.
Кароло.
Вы славно надели шляпу, сэр.
Лодовико.
Да, мягко!
Кандило.
Тост!
Лодовико.
О круглом -- кругом. Колпаки долой!
Объединяйтесь шапочной хвалой!
Все снимают шапки и пьют. 1-й приказчик подает невесте стакан.
Она отдергивает его от губ и разбивает.
Невеста с боем.
Кандило.
О, успокойтесь: я, хоть вышел в круг,
Не проглядел ошибки наших слуг:
Кларета просит, а дают стакан
Мадеры. Передай нам, старикам,
Не ей. Ошибка, только и всего --
Спроси.
Гости.
Ошибка, только и всего.
1-й приказчик.
Нет, ведь она взаправду рассердилась.
Кандило.
Лука, дайте ей тот стакан кларета.
Ну, госпожа невеста, пьем!
Невеста.
Не стану. (Уходит.)
Кандило.
В чем дело?
Лодовико.
Посмотрите, что сердило?
1-й приказчик.
Ничего особенного, сэр. Только посуда с трещиной. Скверная шутка, сэр!
Кандило.
Прошу сдержать язык. Сказали слуги,
Что нездоровится ей.
Гости.
К ней иди, иди к ней.
Лодовико.
Слушайте, на два слова! Эта девка, ваша невеста, втопчет вас в самые ваши свадебные башмаки, если вы не повесите ее на ее свадебных подвязках.
Кандило.
Как это -- повесить ее на ее свадебных подвязках?
Лодовико.
Вы и впредь намерены оставаться ручным голубем? Намерены превратить свою спину в щит черепахи, чтоб по ней телеги ездили, а ей бы не лопнуть? В этой кошечке жизней побольше, чем в вашей прежней киске: станет больней царапаться и злей с вами в мышку играть... посмотрите!
Кандило.
Что же мне, по-вашему, делать, сэр?
Лодовико.
Что вам, по-моему, делать? Ругаться, нахальничать, орать, рвать и метать! А драться не стоит: драчливых кисок мы достаточно насмотрелись. Известно вам, что женщин создана из ребра мужчины и что ребро это было кривое. Мораль отсюда та, что всякий муж с самого начала должен кривить жене. Будьте для нее апельсином и не давайте разрезаться, хоть бы в вас одна уксусная кислота была. Угодно вам подчиниться моему руководству?
Кандило.
Во всем пристойном, честном, справедливом.
Лодовико.
Найти по мне приказчичью ливрею?
Кандило.
Ту самую, что я тогда надел.
Лодовико.
Через полчаса присылаю за ней моего человека, а через два часа становлюсь вашим приказчиком. Курице петухом не командовать: я заострю вам шпоры.
Кандило.
Но это будет только шутка, сэр?
Лодовико.
Только. Прощайте же. Идем, Кароло.
Уходят Лодовико, Кароло и Астольфо.
Гости.
Прощаемся!
Кандило.
Прошу не думать дурно
О выходке жены. Вот этот рыцарь,
Сэр Лодовико, сведущ в медицине
И говорит, что недуг истерии
Постиг жену. Это -- отягощенье
И судороги в желудке. Эти схватки
Болезненно ей сократили руки,
И был разбит стакан. Пустые шутки!
Пустые шутки!
Гости.
Это пустяки!
Кандило.
Случайно лучшая стрела даст промах.
Закончим шум наш пляскою в хоромах.
Уходят.