К сроку явился я в Ревель к адмиралу своему, и прежняя жизнь уже не возобновлялась, ибо лишена была прежней своей прелести. Я смотрел на все с новой точки зрения, и мало по малу, обратил этот безполезный быт, по крайней мере, в пользу для самаго себя.

Во все свободные часы от службы занимался я особенно изучением древней литературы, Кантовой философии, и посещал только те общества, в которых мог почерпнуть по-лезное и для науки, и для себя. Сверх того начал я при-лежно обучаться русскому языку, т. е. письменному, что весьма трудно было, ибо Ревель походил тогда более на немецкий город, нежели на русский. К счастию, некоторые из наших морских офицеров: Малеев, Рожнов и Акимов, взялись меня руководствовать, и тем облегчили мне труд. Я переводил, читал им свои переводы, и наконец собственным неутомимым прилежанием достиг до той степени, на которой теперь нахожусь.

Среди этих мирных упражнений пришла в Ревель роко-вая весть о смерти Екатерины. Все горько поражены были этим печальным известием; никто не ожидал этого несчастия; все полагали Екатерину безсмертною, чем она действительно сделалась после смерти ея, в России, может быть во всей Европе, и там -- в истинной ея отчизне. Все окружавшие импера-трицу думали, что отказ, сделанный шведским королем графу Маркову, был главною причиною последовавшаго затем удара. Но должно заметить, что это хотя крайне ее поразило, однако-же в течении шести недель, она не почувствовала ни малейшей перемены в здоровье своем. Накануне удара, она принимала, по обыкновению, общество свое в опочивальне, была весела, много

говорила о смерти короля Сардинскаго и стращала собственною своею смертию Л. А. Нарышкина. Не было-ли это предчувствием? Смерть ея разсказывается различно. Вот что я слышал позднее от г-жи Перекусихиной и камердинера покойной императрицы Захара Зотова.

По утру 7-го ноября 1796 г., проснувшись, позвонила она по обыкновению в 7 часов; вошла Марья Савишна Перекусихина. Императрица утверждала, что давно не проводила так покойно ночь, встала совершенно здоровою и в веселом расположении духа.

-- "Ныне я умру", сказала императрица. Перекусихина старалась мысль эту изгнать: но Екатерина, указав на часы, прибавила:

-- "Смотри! в первый раз они остановились''.

-- И, матушка, пошли за часовщиком и часы опять пойдут.

-- "Ты увидишь", сказала государыня, и, вручив ей 20 тысяч рубл. асс., прибавила: "это тебе".

Соображая это с шуткой накануне, все заставляет меня думать, что какое-то темное предчувствие о близкой смерти безпокоило ея душу. Но как и всегда, пока здоровы, крепки, мы пренебрегаем этими намёками, и дорожим ими менее, чем-бы следовало. Что, если бы она поверила этому предчувствию и поду-мала об оставляемом ею царстве?

Екатерина выкушала две большия чашки крепкаго кофе, шутила безпрестанно с Перекусихиной, выдавала ее замуж, и потом пошла в кабинет, где приступила к обыкновенным своим занятиям. Это было около 8 часов утра. В секретарской начали собираться докладчики и ожидали здесь ея повелений. Проходит час и никого не призывали. Это было необыкновенно. Спрашивают "Захарушку". Он полагает, что императрица пошла про-гуляться в зимний сад. Императрицы нет. Идет в каби-нет, в спальню, нет нигде, наконец отворяет дверцы в секретный кабинетик -- и владычица полвселенной лежит рас-простертою на полу и смертною бледностию покрыто лицо ея. Он вскрикивает от ужаса; подбегают Перекусихина, камердинер, поднимают, выносят и кладут на пол на сафьяном матраце. Роджерсон тотчас приехал, пустил кровь, которая потекла натурально, а к ногам приложил шпанския мухи.

Хотя доктора уверены были, что удар был в голову, и смер-тельный, но все средства употреблены были для призвания ея к жизни. Двумя ударами раскаленнаго железа по обеим плечам пытались привести ее в чувство. Она еще раз, на минуту, от-крыла глаза и потом закрыла их навсегда. Долго боролась еще материя со смертию и уже никакого моральнаго признака жизни не было. Г-жа Перекусихина и доктора ежеминутно переменяли платки, которыми обтирали текущую из уст ея сперва желтую, а потом черную материю. Безпрерывное движение живота, кото-рый судорожно то поднимался, то опускался, возвещало только о жизни. В повествовании о восшествии на престол Павла I увидим еще некоторыя подробности об ея смерти.

Век Екатерины кончен. Она сошла в гроб, а с нею и волшебный мир, ею созданный. Блеску много, ибо век ея ныне, в 1860 году, почитается баснословным. Россия была счастлива, богата и во все продолжение царствования ея не было ни одного новаго налога (?!). Она говаривала, что была преемницею Великаго Петра. Но Петр действовал с строгостию; непреклонная его воля все решала, он вводил свое нововведение принужденно. Екатерина милостиво владела сердцами, возвеличила все начатое Петром, сделалась тоже преобразовательницею России, и пове-левала как земной Бог. Чем? Уважая тех, которые ей по-виновались; этим средством облагородила она повиновение, сделав его нравственным. Она прославила Россию победами, за-конами, и заставила иностранцев не только любить, но и уважать Россию. Уничтожив (?) Тайную канцелярию, она оттолкнула от себя подозрение, истребила его в нас и тем возвысила дух наш. Громко стали осуждать дурное, хвалить хорошее, и Екатерина вслушивалась в глас народный, не пренебрегая им. Не страхом, не казнию, не пыткою, а милосердием владычествовала она. На мелочи взирала она с высоты своей с препебрежением и во всех важных случаях твердою рукою правила кормилом государства. Двор ея, гвардия, армия, флот, гражданские чины, все дышало благородством, честно, непритворною любовью к отечеству -- и все это внушала Екатерина. Страшились только одного -- подвергнуться гневу ея. Один французский писатель, живший долгое время в России, сказал про нее: "Catherine a constamment remplacé par le sentiment actifde l'honneur le sterile

et bas sentiment de la crainte servile". И как умела она вы-бирать и воспитывать людей для обширных планов своих!

Утаить нельзя, подле благодеяний, излиянных Екатериною на Россию, есть и зло. Солнце не без пятен. Наказ ея истинно либеральный, ибо за свободу мышления публично сожжен был в Париже. Однако безсмертный этот наказ в исполнение приведен не был. Зачем преждевременно знакомить народ с такими предметами, которые пустить в обращение опасно? Это труд недовершенный. Вообще заметить должно, что Екате-рина, желая быть единственно душею всех государственных действий, явила в своих учреждениях более блеску, нежели основательности. Владычествуя сильною рукою, была душею всех. И не это ли было причиною, что когда души этой не стало, то почти все ея нововведения вскоре пошатнулись?

Упрекают ее в слабостях, имевших вредное влияние на нравственность. В высшем классе развратились нравы любострастием, которому самый двор служил примером; в низшем питейные дома умножили пьянство, а с ним размножи-лись и пороки. Но чтобы судить об Екатерине, должно ее разсматривать, как владычицу полвселенной, а не как женщину в приватной ея жизни. Сидя на престоле, взвешивала она судьбу как своих, так и других народов с удивительным искуством, твердо управляла кормилом государства, умела всегда во-время поддерживать и расторгать связи с другими державами. Довольство, счастие подданных было единственною ея целью, хотя иногда в способах к достижению сего могла ошибаться. Как женщина, в домашнем кругу своем, она была снисхо-дительна, любезна, и телом и душей предана любви.

Владычествовать и любить -- были две необходимости для ея души.

Раскроем историю: чем выше, чем благороднее человек, тем более подвержен он слабостям, и часто ведшие его подвиги бывают следствием этих же слабостей. Екатерина не упускала из виду императрицы. Любимцов своих употребляла она испол-нителями высоких своих предприятий. Если ошибалась в вы-боре, немедленно их сменяла, и долгое время придерживалась достойных. Упрекают императрицу в щедростях, распространяемых ею на своих фаворитов. Правда -- каждому фавориту давалось по 14 тысяч душ крестьян, но этим пользовались

не одни фавориты. Пример тому -- князь Репнин и проч. И не присоединялся-ли к этому высший взгляд? Казенные крестьяне платили малый оброк, незначительныя подушныя; земли лежали не обделанныя и всегда были недоимки. Крестьяне утопали в невежестве; за раздачею крестьян водворялась владельцами экономия (?!). Они заводили хлебопашество, хутора, фабрики, отстраи-вали себе жилища и тем распространяли в народе новыя идеи, а государство обогащалось (!) изобилием произведений. Что эта мысль была в голове Екатерины, доказать может следующее: она неоднократно желала освободить крестьян от рабства. Но как к этому приступить? С одной стороны, удерживало ее неве-жество самих крестьян, которым эта свобода могла послу-жить более во вред, нежели в пользу. Не имея никакого по-нятия о благоразумной, законами ограниченной, свободе, крестьяне могли перейти к своеволию, и чем удержать их тогда в пределах повиновения? С другой стороны, владельцы были, как и теперь, натуральными полицеймейстерами в своих имениях, ограждающими себя, а с тем и все государство от безпорядков. Кем могли они быть заменены на этом огромном про-странстве?

-- "Раздача имений, говорила императрица собранному на сей случай совету, а в другой раз графу Салтыкову, Панину, князю Репнину, особенно генерал-прокурору князю Вяземскому, будет приготовлением к будущему освобождению крестьян".

Упрекают ее в кровопролитии невинных жертв. В сих случаях судить трудно, но сознаться должно, что она не боя-лась преступления, если оно казалось ей необходимым. Затруднительныя обстоятельства, угрожающия каким-то бедствием в будущем, хотя и воображаемым, заставляют сильных земли сей, забыв кротость, даже человеколюбие, действовать с энергией и твердостью железной воли. Раскроем опять историю, и сколько великих людей запятнали страницы ея пролитием невинной человеческой крови! Вспомним герцога Ангиенскаго, сию не-винную жертву Наполеона!.. Справедливо делают Екатерине упрек в разделении Польши. Она излила на нее всю чашу бедствия на долгия времена и лишила свое государство оплота против других держав. Оно тем непростительнее, что она

всегда могла иметь сильное влияние на эту незаконно и не поли-тически разделенную Польшу.

Впрочем человеческия деяния бывают слишком сложны и не всегда можно их подвесть под математические разсчеты. Несколько часов после смерти, Екатерина была забыта. "Она состарелась, говорили многие, не было в ней уже прежней энергии, здание, ею воздвигнутое, распадалось еще при жизни ея". Но они не видели, что хотя-бы это отчасти было и справедливо, однако же выдержалось жизнию ея. Теперь помышляли только о том, что могло помрачить славу ея. Россия дорого заплатила за эту неблагодарность, ибо невзирая на все недостатки, должно согла-ситься, что век Екатерины едва ли не был счастливейшим для всех сословий в России. Чтобы наслаждаться спокойствием, уважением, приличною свободою, нужно было только не быть преступником. Екатерина была и литератор. Она переписы-валась со всеми так называемыми философами XVIII века и ласкала их, но не слушалась. И посланника (?) новой школы Дидерота обратила скорее к сообщникам своим Вольтеру и д'Аламберту. Она писала сама комедии, выбирая предметы из русских сказок, и по крайней мере, надобно отдать ей ту справедливость, что приехав в Россию, она пренебрегла языком своего отечества (т. е. языком немецким). Управляя обширнейшим государством в мире, находила время учиться, и сделавшись сама писательницею, возбудила в русских желание подражать ей. Явились: Херасков, Княжнин, Муравьев, фон-Визин, Державин, Капнист, Богданович, и проч. Ученье сде-лалось при ней необходимостью. Не будь Екатерины и ученика ея Александра, был-ли бы у нас Карамзин?

Многие полагают, что Екатерина управляла царством хо-рошо, потому что соображалась с тем веком, в котором она жила. Это -- обида, наносимая великим талантам, в которых ей отказать нельзя. Ум, кротость, милосердие, во все вре-мена, приносить будут равную пользу; когда все громкие отго-лоски о бывшей ея славе прозвучат во времени, даже история не упомянет о царствовании ея, и все памятники того века стерты будут с лица земли, останется еще Наказ. Он будет сви-детельствовать о величии духа ея и послужит руководством для позднейшаго потомства. Не лесть сказал Державин, говоря о ней:

Екатерина в низкой доле

И не на царском-бы престоле

Была-б великою женой.

Но увы! кажется самое счастие, дарованное Екатериною своим подданным, сделалось позже причиною их бедствий. Бо-гатство вельмож, их сила, лестное их отношение к престолу, благоразумная свобода, которою пользовались особенно дворяне, любовь к службе, благородная амбиция, произвели какой-то дух рыцарства, который имел корень не во внутреннем убеждении своего достоинства, а в одной наружности. Все пышное государственное здание Екатерины было потрясено, когда с мундиров сорвали золото, потребовали трудолюбивой службы, унизили барство, словом сорвали с глаз мишуру; куда давалось это мнимое рыцарство? Et presque tons les grands devinrent d'illustres nullitИs. Россия живет в возвышенности и достоинстве своих царей -- Екатерина то доказала!