Когда Вендэль вышел на следующее утро в свою контору, то скучная коммерческая рутина Угла Увечных показалась ему изменившей свою физиономию. Теперь и Маргарита была заинтересована в деле! Вся эта деловая машина, которую привела в ход смерть Уайльдинга, так как надо было определить обороты фирмы: подвести баланс по книгам, подсчитать долги, составить инвентарь и тому подобное — превратились теперь в машину, которая указывала шансы за и против скорого брака. Пробежав итоги, представленные ему счетоводом, и проверив сложения и вычитания, сделанные клерками, Вендэль обратил далее внимание на инвентарную ведомость и послал в погреба за отчетом, желая просмотреть его.
Наружность погребщика, когда он просунул голову в дверь кабинета своего хозяина, заставляла подозревать, что в это утро должно быть произошло что-то очень необыкновенное. В движениях Джоэ Лэдля было что-то напоминавшее живость! В лице Джоэ Лэдля было что-то положительно похожее на хорошее расположение духа!
— В чем дело? — спросил Вендэль. — Не случилось ли чего?
— Я хотел бы упомянуть об одном, — отвечал Джоэ. — Молодой мастер Вендэль, я никогда не выдавал себя за пророка.
— Кто же так говорил?
— Ни один пророк, насколько я слыхал об этой профессии, — продолжал Джоэ, — никогда не проводил большей части своей жизни под землей. Ни один пророк, чего бы они там ни принимали в себя через поры тела, никогда не пропитывался вином с утра до ночи в течение целого ряда лет. Когда я говорил молодому мастеру Уайльдингу относительно перемены им названия фирмы, что в один прекрасный день он увидит, что счастье фирмы изменилось — выставлял ли я себя пророком? Нет, не выставлял. Но произошло ли то, что я ему предсказывал? Да, произошло. Во времена Пеббельсона Племянника, молодой м-р Вендэль, никогда и не слыхали о такой вещи, как ошибка в товаре, доставленном в нашу фирму. А теперь такая ошибка случилась. Пожалуйста, заметьте, что она произошла раньше, чем мисс Маргарита пришла к нам. Вот почему это не противоречит тому, что я говорил относительно влияния мисс Маргариты на счастье. И прочтите-ка это, сэр, — заключил свою речь Джоэ и обратил его внимание на одно место в отчете, ткнув в него своим указательным перстом, который, казалось, не принимал в себя сквозь поры ничего замечательнее грязи.
— Не таков мой характер, чтобы каркать над тем домом, где я служу, но я чувствую некоторую печальную обязанность просить вас прочесть это.
Вендэль прочел нижеследующее:
— «Замечание касательно швейцарского шампанского. В последней партии, полученной от фирмы Дефренье и К о, была обнаружена неправильность». Вендэль остановился и справился в записной книжке, лежавшей около него. — Это было еще при м-ре Уайльдинге, — сказал он. — Сбор винограда был чрезвычайно хорош, и он приобрел целиком всю партию вина. Швейцарское шампанское расходится очень хорошо, не так ли?
— Я не говорю, что оно расходится плохо, — отвечал погребщик. — Оно может портиться у наших покупателей, оно может рвать бутылки в их руках. Но я не могу сказать, что оно плохо расходится у нас.
Вендэль стал продолжать чтение записки: «Мы нашли число ящиков совершенно соответствующим тому, которое было занесено в книги. Но шесть ящиков, очень незаметно отличавшихся от остальных но клейму, были вскрыты и оказалось, что в них прислано красное вино вместо шампанского. Мы предполагаем, что при отправке вина из Невшателя ошибка произошла вследствие сходства в клеймах. Было найдено, что ошибка не распространилась на другие ящики, кроме этих шести».
— Это все! — воскликнул Вендэль, отбросив от себя записку.
Взор Джоэ Лэдля угрюмо следил за летящим клочком бумаги.
— Я рад, сэр, видеть, что вы относитесь к этому легко, — сказал он. — Что бы ни случилось, для вас будет всегда утешением вспоминать, что вы сначала отнеслись к этому легко. Иногда одна случайность ведет за собой другую. Один случайно роняет на мостовую апельсинную корку, другой случайно наступает на нее, и вот работа для госпиталя, и человек, изувеченный на всю жизнь. Я рад, что вы относитесь к этому легко. Во времена Пеббльсона Племянника мы не отнеслись бы легко к этому, пока не увидали бы конца. Не желая каркать над домом, я все же хотел бы, чтобы все это окончилось для вас удачно. Не в обиду будь это сказано, сэр, — сказал погребщик, открывая дверь, чтобы уйти, но снова обернулся и, прежде чем закрыть ее за собой, бросил на Вендэля взгляд, полный предостережения, — я пьяница и меланхолик, согласен с вами. Но я старый слуга Пеббльсона Племянника, и я желаю, чтобы для вас окончилось удачно это недоразумение с шестью ящиками красного вина.
Оставшись один, Вендэль разсмеялся и взялся за перо. «Чтобы не забыть об этом, я хорошо сделаю, если напишу несколько строк Дефренье и К о », — подумал он. Он тут же и написал это письмо в таких выражениях:
«Милостивые Государи. Мы составляли инвентарь и заметили маловажную ошибку в последней партии шампанского, отправленного нам вашим домом. В шести ящиках прислано красное вино, которое мы возвращаем вам при сем. Дело можно легко исправить, если вы пошлете нам шесть ящиков шампанского, буде его можно достать, или в противном случае, если вы кредитуете нас стоимостью шести ящиков по последнему счету (пятьсот фунтов), уплаченному нами вашему дому. Ваши покорные слуги Уайльдинг и К о ».
Это письмо было отослано на почту, и мысль о нем тотчас же улетучилась из головы Вендэля. У него были другие и гораздо более интересные мысли. В этот же день немного позднее он сделал визит Обенрейцеру, как это было между ними условлено. Тогда же ими было выбрано несколько вечеров в неделю, которые он мог проводить с Маргаритой, впрочем, всегда в присутствии третьего лица. Обенрейцер вежливо, но решительно настаивал на этом условии. Он сделал единственную уступку, предоставив Вендэлю самому выбрать, кто будет этим третьим лицом. Положившись на прошлый опыт, Вендэль без малейшего колебания выбрал ту превосходную женщину, которая штопала Обенрейцеру носки. Когда мадам Дор услышала о возлагаемой на нее, ответственности, то ее умственные способности проявились внезапно в новой фазе своего развития. Она подождала, пока Обенрейцер не отвел от нее своего взора, а затем взглянула на Вендэля и неловко подмигнула ему.
Протекало время — счастливые вечера с Маргаритой наступали и проходили. На десятое утро с того момента, как Вендэль написал письмо швейцарской фирме, на его конторке появился от нее ответ вместе с другими только что полученными письмами:
«Милостивые Государи. Мы просим принять наши извинения за происшедшее небольшое недоразумение. В то же время, мы должны прибавить, с сожалением, что рассмотрение нашей ошибки, о которой вы благосклонно уведомили нас, повело к совершенно неожиданному открытию. Дело чрезвычайно важно как для вас, так и для нас. Подробности его таковы. Не имея более того шампанского последнего сбора, которое было послано вам, мы сделали распоряжение о кредитовании вашей фирмы стоимостью шести ящиков, как это было указано вами. Для этого нужно было соблюсти некоторые формальности, принятые у нас при ведении дел, которые потребовали справки в книге наших банкиров, а также и в нашей счетной книге В результате справок явилась моральная уверенность в том, что наш дом не мог получить такого перевода, о каком вы упоминаете, и фактическая уверенность, что подобный перевод не был уплачен нашему счету в банке. Едва ли нужно при таком положении дел беспокоить вас сообщением подробностей. Деньги были бесспорно украдены во время их пересылки от вас к нам. Некоторые особенности, замеченные нами, касающиеся того способа, которым было совершено мошенничество, заставили нас сделать тот вывод, что вор вероятно рассчитал, что ему удастся выплатить нашим банкирам недостающую сумму раньше, чем будет сделано неизбежное открытие при подведении нами баланса в конце года. Это произошло бы, при обычном ходе вещей, приблизительно через три месяца. В течение этого периода мы могли бы положительно ничего не знать о совершенной краже, если бы не ваше письмо. Мы упоминаем об этом последнем обстоятельстве для того, чтобы оно могло яснее показать вам, что здесь мы имеем дело не с обыкновенным вором. Мало того, мы даже не можем подозревать, кто этот вор. Но мы надеемся, что вы поможете нам предпринять расследование, рассмотрев расписку (конечно, поддельную), которая без сомнения должна была прийти к вам от нашего дома. Будьте любезны взглянуть на нее и посмотрите, написана ли она целиком от руки или же она печатного и занумерованного образца, так что для заполнения требуется только проставить сумму. Выяснение этого по-видимому весьма обыкновенного вопроса есть дело чрезвычайной важности, уверяем вас. С большим беспокойством ожидая вашего ответа, остаемся с величайшим почтением и предупредительностью Дефренье и К о ».
Вендэль положил письмо на конторку и с минуту не мог придти в себя от того удара, который на него обрушился. Как раз в то время, когда для него чрезвычайно важно увеличить обороты своего дела, ему грозит потеря в пятьсот фунтов. Достав из кармана ключ и открывая железный шкап в стене, в котором хранились книги и бумаги торгового дома, Вендэль подумал о Маргарите.
Он еще был в кладовой, разыскивая поддельную расписку, как вдруг голос, раздавшийся совсем сзади него, заставил его вздрогнуть.
— Тысячу извинений, — сказал голос, — боюсь, что я вам помешал.
Он обернулся и очутился лицом в лицу с опекуном Маргариты.
— Я зашел, — продолжал Обенрейцер, — чтобы узнать, но могу ли я быть вам полезным. Мне приходится съездить на несколько дней по своим делам в Манчестер и Ливерпуль. Может быть вы дадите мне какие-нибудь поручения в связи с моей поездкой? Я вполне к вашим услугам в качестве коммивояжера торгового дома Уайльдинг и К о.
— Извините меня на минуту, — сказал Вендэль. — Я сейчас буду беседовать с вами. — Он снова повернулся и продолжал рыться в бумагах. — Вы приходите как раз в тот момент, когда дружеские советы более чем когда либо драгоценны для меня, — снова заговорил он. — сегодня утром я получил очень дурные известия из Невшателя.
— Дурные известия! — воскликнул Обенрейцер. — От Дефренье и К о?
— Да. Перевод, посланный нами им, украден. Мне угрожает потеря пятисот фунтов. Что это?
Резко повернувшись и взглянув в комнату вторично, Вендэль увидел свой ящичек с конвертами опрокинутым на пол и Обенрейцера, стоявшего за коленях и собиравшего содержимое.
— Всему виной моя неловкость, — сказал Обенрейцер. — Неприятное известие, полученное вами, ошеломило меня; я сделал шаг назад… — Он слишком сильно заинтересовался собиранием рассыпавшихся конвертов, чтобы докончить свою фразу.
— Не беспокойтесь, — сказал Вендэль. — Клерк поднимет все это с полу.
— Это неприятное известие! — повторял Обенрейцер, настойчиво продолжая собирать конверты. — Это неприятное известие!
— Если вы прочтете письмо, — сказал Вендэль, — то вы найдете, что я ничего не преувеличил. Оно лежит вскрытое там на моей конторке.
Он снова принялся за поиски и через минуту нашел поддельную расписку. Она была занумерованного и печатного образца, как это было описано швейцарской фирмой. Вендэль записал нумер и число. Положив расписку на место и замкнув железную кладовую, он имел время заметить, что Обенрейцер читает письмо в амбразуре окна в самом дальнем конце комнаты.
— Подойдите к камину, — сказал Вендэль. — Вы, по-видимому, совсем закоченели там от холода. Я позвоню, чтобы принесли еще угля.
Обенрейцер поднялся и медленно подошел к конторке.
— Маргарита будет огорчена этим известием не меньше меня, — сказал он любезно. — Что же вы думаете предпринять?
— Я в руках Дефренье и К о,- отвечал Вендэль. — Так как я совершенно не знаком с обстоятельствами дела, то могу делать только то, что они мне посоветуют. Расписка, которую я только что нашел, оказывается, занумерованного и печатного образца. Кажется, они считают чрезвычайно важным, чтобы она была найдена. Вы познакомились с их способами ведения дел, когда служили у них в Швейцарии. Можете ли догадаться, что они имеют в виду?
Обенрейцер рискнул попробовать.
— Давайте я посмотрю расписку, — сказал он.
— Вы больны? — спросил Вендэль, испуганный переменой в его лице, которое только сейчас впервые можно было ясно разглядеть. — Пожалуйста, подойдите к камину. Мне кажется, вы дрожите — надеюсь, вы не больны?
— Нет! — сказал Обенрейцер. — Вероятно, я простудился. Ваш английский климат мог бы пощадить человека, восхищающегося вашими английскими обычаями. Позвольте мне взглянуть на расписку.
Вендэль отворил железную кладовую. Обенрейцер взял кресло и пододвинул его прямо к камину. Он протянул обе руки над огнем.
— Позвольте мне взглянуть на расписку, — повторил он нетерпеливо, когда Вендэль снова появился с бумагой в руке. В это время в комнату вошел слуга со свежим запасом угля. Вендэль приказал ему развести побольше огня. Тот поспешил исполнить приказание с гибельной расторопностью. Когда он шагнул вперед и поднял ящик с углем, то зацепил ногой за складку ковра и высыпал весь свой груз на решетку камина. От этого пламя мгновенно потухло и показалась струя желтого дыма, в котором нельзя было заметить ни малейшего признака огня.
— Дубина! — прошептал Обенрейцер, бросив на слугу такой взгляд, который тот помнил долго еще спустя.
— Может, вы перейдете в комнату клерков? — спросил Вендэль. — У них там есть печка.
— Нет, нет. Пустяки!
Вендэль протянул ему расписку. Казалось, что желание Обенрейцера исследовать ее потухло так же внезапно и так же окончательно, как и огонь в камине. Он только взглянул на документ и сказал:
— Нет, я не понимаю ее! Я сожалею, что не могу вам помочь.
— Я напишу в Невшатель с вечерней почтой, — сказал Вендэль, спрятав расписку вторично. — Нам следует подождать и посмотреть, что из этого выйдет.
— С вечерней почтой, — повторил Обенрейцер. — Постойте-ка. Вы получите ответ через восемь или девять дней. Я вернусь назад раньше. Если я могу быть вам полезным, в качестве коммивояжера, то, может быть, вы пожелаете уведомить меня до этого времени. Вы пошлете мне письменные инструкции. Я буду с большим интересом ожидать, когда вы получите ответ из Невшателя. Кто знает? В конце концов, мой дорогой друг, это может оказаться ошибкой. Мужайтесь! мужайтесь! мужайтесь! — Он вошел в комнату, как человек, который не дорожит временем. Теперь же он схватил свою шляпу и попрощался с видом человека, который не может терять ни одной минуты.
Оставшись один, Вендэль прошелся задумчиво по комнате.
Прежнее впечатление, которое производил на него Обенрейцер, совершенно не согласовалось с тем, что он слышал и видел во время только что происходившего разговора. Он готов был впервые предаться сомнению, не слишком ли поспешно и строго составил он в этом случае свое мнение о другом человеке. Удивление и сожаление Обенрейцера, когда он услышал об известии, полученном из Невшателя, носили на себе очевиднейшие признаки искреннего чувства, а не вежливого участия, выраженного по этому поводу. Озабоченный своими собственными тревогами, которые ему приходилось переживать, страдая, по всей очевидности, от первых коварных приступов серьезной болезни, он был похож на человека, да и говорил, как человек, который действительно огорчен тем несчастьем, которое произошло с его другом. До сих пор Вендэль тщетно пытался изменить свое первоначальное мнение об опекуне Маргариты ради нее самой. Все благородные инстинкты его натуры соединились теперь воедино и восставали против очевидности, казавшейся неопровержимой до сего времени. «Кто знает? — думал он. — Ведь я мог в конце концов неверно прочесть физиономию этого человека».
Протекало время — счастливые вечера с Маргаритой наступали и проходили. Опят наступило десятое утро с того момента, как Вендэль написал письмо швейцарской фирме, и опять на его конторке появился от нее ответ вместе с другими только что полученными письмами.
«Дорогой сэр. Мой старший компаньон, monsieur Дефренье, вызван по неотложным делам в Милан. За его отсутствием (и с его полного согласия и разрешения) я снова пишу вам теперь по поводу пропавших пятисот фунтов. Ваше открытие, что поддельная расписка сделана по образцу наших занумерованных и печатных бланков, причинило неизъяснимое огорчение и удивило моего компаньона и меня самого. В то время, когда был украден ваш перевод, существовало всего три ключа, которыми открывался денежный сундук, где неизменно хранились бланки наших расписок. Один ключ был у моего компаньона, другой у меня. Третий был в распоряжении джентльмена, который в это время занимал доверенное место в нашем торговом доме. Мы могли бы с одинаковым основанием заподозрить одного из нас, как и это лицо. Тем не менее, теперь подозрение падает на него. Я не могу решиться сообщить вам, кто это лицо, пока есть хоть небольшая надежда, что оно может оказаться невинным после того расследования, которое мы должны теперь произвести. Простите мое молчание, причина его уважительна. Форма, которую должны теперь принять наши розыски, довольно проста. Почерк вашей расписки должен быть сравнен компетентными лицами, находящимися в нашем распоряжении, с некоторыми образчиками почерка, имеющимся у нас. Я не могу послать вам этих образчиков по деловым причинам, которые вы, наверное, одобрите, когда о них узнаете. Я должен просить вас послать мне расписку в Невшатель, но, обращаясь с этой просьбой, я должен сопровождать ее следующим необходимым предостережением. Если то лицо, на которое падает сейчас подозрение, действительно окажется лицом, совершившим это мошенничество и воровство, то я имею основание опасаться, что некоторые обстоятельства могли уже заставит его держаться начеку. Против него существует только одна единственная улика, и эта улика в ваших руках, поэтому он перероет небо и землю, чтобы найти и уничтожить ее. Я самым усиленным образом советую вам не доверять почте пересылку расписки. Пошлите мне ее с кем-нибудь, не теряя ни минуты, но для своего поручения выбирайте только такого человека, который долго прослужил в вашем учреждении, привык путешествовать, умеет говорить по-французски; храброго и честного человека и сверх того, такого человека, которому можно доверять, что он не позволит никому искать с ним в пути знакомства. Не говорите никому, абсолютно никому, кроме вашего посланного, о том обороте, который приняло теперь это дело. Благополучная пересылка расписки может зависеть от вашего буквального исполнения совета, который я даю вам в конце этого письма. Мне остается только прибавить, что всякий возможный выигрыш во времени является в данный момент чрезвычайно важным. У нас пропал не один бланк расписок, и невозможно сказать, какие еще могут быть совершены новые мошенничества, если мы упустим время и не наложим своих рук на вора. Ваш покорный слуга Ролланд. (подписывающийся за Дефренье и К о )».
Кто был этот заподозренный человек? В положении Вендэля казалось бесполезным задавать себе подобный вопрос.
Кого надо послать в Невшатель с распиской? Храбрые и честные люди были в Углу Увечных, стоило только позвать. Но где человек, привыкший путешествовать за границей, умеющий говорить по-французски и на которого можно было бы безусловно положиться, что он не позволит никому завязать с собою по дороге знакомство. Под рукой был всего один человек, который отвечал всем этим требованиям, и этот человек был сам Вендэль.
Было жертвой оставить свои дела, еще большей жертвой было оставить Маргариту. Но вопрос о пятистах фунтах зависел от этого еще не законченного расследования, а monsieur Роллан настаивал на буквальном исполнении своего совета в таких выражениях, с которыми нечего было шутить. Чем больше Вендэль думал об этом, тем яснее вырисовывалась перед ним необходимость, и он решил: «Еду!»
Когда он запирал письмо вместе с распиской, то вспомнил по ассоциации идей об Обенрейцере. Ему теперь показалось более возможным разрешить вопрос о личности подозреваемого. Обейрейцер мог знать.
Едва эта мысль промелькнула в его голове, как дверь отворилась, и в комнату вошел Обенрейцер.
— Мне говорили в Сого-сквэре, что вас ждали домой вчера вечером, — сказал Вендэль, идя к нему на встречу. — Хорошо покончили в провинции с делами? Чувствуете себя лучше?
Тысячу благодарностей. Обенрейцер покончил с делами чудесно. Обенрейцеру бесконечно лучше. Ну, а теперь, какие новости? Есть письмо из Невшателя?
— Очень странное письмо, — отвечал Вендэль. — Дело приняло новый оборот, и письмо настаивает — без всяких исключений для кого-либо — чтобы наш ближайший образ действий был сохранен мною в глубочайшем секрете.
— Без всяких исключений для кого-либо? — повторил Обенрейцер. Произнося эти слова, он отошел снова задумчиво в противоположный угол комнаты к окну, на минуту заглянул в него и порывисто вернулся к Вендэлю. — Безусловно они должно быть позабыли обо мне, — снова начал он, — в противном случае они не сделали бы такого исключения.
— Мне пишет monsieur Роллан, — сказал Вендэль. — И, как вы говорите, он, должно быть, действительно, позабыл про вас. Это обстоятельство совершенно ускользнуло от моего внимания. Я только что хотел посоветоваться с вами, когда вы вошли в комнату. И вот я связан формальным запрещением, которое не может, вероятно, распространяться на вас. Как это досадно!
Затянутые пеленой глаза Обенрейцера внимательно устремились на Вендэля.
— Быть может, это более чем досадно! — сказал он. — Я зашел к вам сегодня не только, чтобы узнать, нет ли новостей, но и чтобы предложить вам свои услуги в качестве посланца, посредника — кого вам угодно. Доверитесь ли вы мне? Я получил письма, которые заставляют меня немедленно ехать в Швейцарию. Посылки, документы, все, что угодно — я мог бы все это отвезти от вас Дефренье и Роллану.
— Вы как раз такой человек, какой мне нужен, — ответил Вендэль. — Не более пяти минут тому назад я решил, с большой неохотой, что придется ехать в Невшатель самому, так как я не мог найти здесь никого, кто был бы в состоянии заменить меня. Позвольте, я еще раз просмотрю письмо.
Он отворил кладовую, чтобы достать письмо. Обенрейцер, бросив прежде всего взгляд вокруг себя, чтоб убедиться, что они одни, сделал один, два шага и остановился в ожидании, измеряя Вендэля взглядом. Вендэль был выше ростом и, — несомненно, также более сильный из них двоих. Обенрейцер отошел от него в сторону и стал греться у камина.
Тем временем Вендэль в третий раз перечел последнюю часть письма. В ней заключалось ясное предостережение — в нем была вполне определенная фраза, которая настаивала на буквальном исполнении совета. Рука, ведшая Вендэля в потемках, руководила им только при этом условии. На карту была поставлена большая сумма; нужно было подтвердить страшное подозрение. Если он будет действовать на свой страх и если случится что-нибудь, что может расстроить все планы, то кто тогда будет виноват? Как деловому человеку, Вендэлю оставался только один выход. Он снова запер письмо.
— Чрезвычайно досадно, — сказал он Обенрейцеру, — что забывчивость со стороны monsieur Роллана влечет за собой серьезные неудобства для меня и ставит меня в нелепое и ложное положение по отношению к вам. Но что же я могу сделать? Я принимаю участие в очень серьезном деле и действую совершенно впотьмах. У меня нет иного выбора и мне остается только руководиться не своим собственным пониманием, но письмом, в котором даются мне инструкции. Вы меня понимаете, не правда ли? Вы, ведь, знаете, что не будь я связан этим письмом по рукам и по ногам, я бы с величайшей радостью принял ваши условия?
— Ни слова больше! — ответил Обенрейцер. — На вашем месте я сделал бы то же самое. Мой добрый друг, я ничуть не обижаюсь. Благодарю вас за вашу любезность. Но как бы то ни было, мы отправимся в путь вместе, — прибавил Обенрейцер. — Вы так же, как и я, уезжаете немедленно?
— Немедленно. Но сперва я должен, конечно, повидаться с Маргаритой!
— Ну, несомненно, несомненно! Повидайтесь с ней сегодня вечером. Заходите и захватите меня с собой по дороге на вокзал. Ведь, мы вместе едем сегодня вечером с почтовым?
— Сегодня вечером с почтовым.
Вендэль подъехал к дому в Сого-сквэре гораздо позднее, чем мечтал. Деловые затруднения, вызванные его неожиданным отъездом, встречались целыми десятками. Большая часть времени, которое он надеялся посвятить Маргарите, была безжалостно поглощена его делами в конторе, которыми было немыслимо пренебречь.
К его удивлению и восхищению Маргарита была одна в гостиной, когда он вошел туда.
— В вашем распоряжении всего только несколько минут, Джордж, — сказала она. — Но мадам Дор была так добра ко мне, что мы можем пробыть эти несколько минут вдвоем. — Она обвила его шею руками и шепнула ему быстро:- Не оскорбили ли вы чем-нибудь мистера Обенрейцера?
— Я? — воскликнул изумленный Вендэль.
— Тише! — произнесла она, — я хочу говорить шепотом. Вы знаете ту маленькую фотографию, которую я получила от вас. Сегодня днем она случайно оказалась на каминной доске. Он взял карточку в руки и стал ее рассматривать — и я увидела в зеркало его лицо. Я знаю, что вы оскорбили его. Он беспощаден, он мстителен, он скрытен, как могила. Не ездите с ним, Джордж, не ездите с ним!
— Моя любовь, — возразил Вендэль, — вы позволяете своему воображению рисовать вам всякие страхи! Обенрейцер и я, мы никогда не были лучшими друзьями, чем в данный момент.
Прежде, чем можно было успеть произнести хоть еще одно слово, внезапное движение какого-то тяжеловесного тела привело в сотрясение пол соседней комнаты. За сотрясением последовало появление мадам Дор.
— Обенрейцер! — воскликнула эта превосходная особа шепотом и немедленно грузно шлепнулась на свое место у печки.
Обенрейцер вошел с сумкой курьера, перекинутой через плечо.
— Вы готовы? — спросил он, обращаясь к Вендэлю. — Не могу ли взять что-нибудь от вас? У вас нет дорожной сумки? А я запасся ею. Вот здесь отделение для бумаг, готовое к вашим услугам.
— Благодарю вас, — сказал Вендэль. — У меня с собой только одна важная бумага, и об этой бумаге я обязан позаботиться сам. Вот она здесь, — прибавил он, дотронувшись до своего бокового кармана, — и здесь она должна лежать, пока мы не приедем в Невшатель.
Когда он произносил эти слова, рука Маргариты схватила его руку и многозначительно пожала ее. Она смотрела на Обенрейцера. Прежде чем Вендэль мог взглянуть на него в свою очередь, Обенрейцер круто повернулся и стал прощаться с мадам Дор.
— Adieu, моя очаровательная племянница! — сказал он, обращаясь затем к Маргарите.
— En route, мой друг, в Невшатель! — Он слегка хлопнул Вендэля по боковому карману и пошел к дверям.
Последний взгляд Вендэля был обращен на Маргариту. Последние слова Маргариты, сказанные ему, были: «Не ездите!»