Въ 1775 году, у Эппингэмскаго Лѣса, въ разстояніи двѣнадцати миль отъ Лондона -- т. е., отъ Коргильскаго штандардта, или лучше отъ того мѣста, на которомъ когда-то стоялъ штандардтъ,-- была большая гостиница, называвшаяся гостиницею "Майскаго-Дерева". На этотъ фактъ указывала всѣмъ путешественникамъ, неумѣвшимъ ни читать, ни писать (а 67 лѣтъ тому назадъ, на такой степени образованія стояло большое число путешественниковъ домосѣдовъ), эмблема, поставленная на дорогѣ, насупротивъ дома. Если эта эмблема и не отличалась той вышиною, которою могли хвалиться встарину другія "майскія-деревья", она все-таки была ни болѣе, ни менѣе, какъ красивый молодой ясень въ тридцать футовъ вышины, и притомъ прямой, ровный, какъ самая лучшая стрѣла, когда-либо спущенная съ тетивы англійскаго фермера.
"Майское-Дерево" -- впередъ мы будемъ разумѣть подъ этимъ именемъ не эмблему, а самую гостиницу -- было старое строеніе съ такимъ множествомъ фронтоновъ, что ихъ едва ли бы счелъ лѣнивый человѣкъ въ теплый лѣтній день,-- съ такими неизмѣримыми, угловатыми трубами въ видѣ зигзаговъ, что изъ нихъ, казалось, и дымъ не могъ выходить иначе, какъ въ неестественныхъ, фантастическихъ формахъ,-- строеніе съ большими пустыми конюшнями и сараями, имѣвшими видъ мрачныхъ развалинъ. Домъ этотъ, какъ гласило преданіе, построенъ во времена Генриха VIII, и въ народѣ сохранилось сказаніе, что сама королева Елизавета, однажды, запоздавъ на охотѣ, не только переночевала въ немъ, и именно въ небольшой, выложенной дубомъ комнаткѣ съ полукруглымъ окномъ,-- но что эта дѣва-королева на другое утро, стоя одной ногой въ стремени, а другою на колодѣ, помогавшей путешественникамъ садиться на лошадь, выдрала одного бѣднаго пажа за уши и надавала ему нѣсколько полновѣсныхъ пощечинъ за какой-то маловажный промахъ. Правда, скептическіе, мнительные умы, какихъ, къ сожалѣнію, много въ каждомъ небольшомъ приходѣ, и какихъ было довольно между посѣтителями "Майскаго-Дерева", старались опровергать справедливость этого сказанія; по какъ скоро хозяинъ старой гостиницы призывалъ въ свидѣтели саму-то колоду и, торжественно указывая на нее пальцемъ, говорилъ, что она и теперь лежитъ на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ лежала во время Елизаветы,-- скептики были заглушаемы большинствомъ голосовъ, и всѣ вѣрующіе торжествовали, какъ будто одержали знаменитую побѣду.
Справедливы или ложны были эти и многія другія подобныя имъ исторіи, несомнѣнно только то, что "Майское-Дерево" дѣйствительно было старое, очень старое зданіе, вѣроятно столь же старое, какъ о немъ говорили, а можетъ быть и еще старѣе:-- это иногда случается съ домами неизвѣстныхъ лѣтъ, какъ и съ женщинами извѣстныхъ лѣтъ. Мелкія стекла въ окнахъ были вставлены въ свинцовые переплеты; полы вездѣ опустились и покоробились; потолки почернѣли отъ времени и кряхтѣли подъ натискомъ огромныхъ балокъ. Надъ подъѣздомъ высилась старомодная бесѣдка, украшенная разными рѣзными фигурами; здѣсь въ лѣтніе вечера сидѣли почетные посѣтители "Майскаго-Дерева", такъ называемые "коренные гости", курили и пили, а подчасъ и пѣли пѣсни, покоясь на двухъ креслахъ съ высокими спинками, украшенныхъ какими-то страшилищами; кресла эти, подобно двумъ драконамъ въ волшебной сказкѣ, казалось, стерегли входъ въ гостиницу.
Въ каминахъ многочисленныхъ необитаемыхъ комнатъ ласточки давно уже вили свои гнѣзда, а въ сточныхъ трубахъ съ первыхъ весеннихъ дней до поздней осени чирикали и пищали цѣлыя колоніи воробьинаго племени. Въ опустѣлыхъ конюшняхъ и вокругъ прочихъ пристроекъ жило столько голубей, что врядъ-ли кто-нибудь, исключая хозяина гостиницы, могъ сосчитать ихъ. Стаи веселыхъ голубей, летавшихъ цѣлый день вокругъ дома, можетъ быть не совсѣмъ соотвѣтствовали важному и торжественному характеру зданія, но за то однозвучные крики индѣекъ, неумолкавшихъ съ утра до вечера, совершенно сообразовались съ нимъ, и казалось, хотѣли усыпить всѣхъ находящихся въ немъ. Въ самомъ дѣлѣ, домъ этотъ, съ выдававшимися впередъ верхними этажами, съ сонными, крошечными стеклами въ окнахъ, съ брюхомъ, высунувшимся далеко за тропинку, которая тянулась вдоль дороги, казался погруженнымъ въ полную дремоту. Не нужно было имѣть сильное воображеніе, чтобъ замѣтить въ немъ и другія сходства съ дремлющимъ человѣкомъ. Кирпичи, изъ которыхъ онъ былъ сложенъ, первоначально были темнокрасны, но пожелтѣли и сдѣлались безцвѣтны, какъ кожа старика; толстыя балки изгрызаны и изъѣдены подобно дряхлымъ зубамъ; а дерево, плотно обвивавшееся своими зелеными листьями около сѣрыхъ стѣнъ, походило на теплое платье, защищающее старика отъ холода.
Однакожъ, домъ пользовался здоровою, веселою старостью. Въ лѣтніе и осенніе вечера, когда пурпуровые лучи заходящаго солнца падали на дубовыя и каштановыя деревья близлежащаго лѣса, старый домъ, получая на свои долю также часть этого блеска и роскоши, казался ихъ товарищемъ, который въ состояніи прожить съ ними еще не одинъ годъ.
Тотъ вечеръ, о которомъ мы намѣрены вести теперь рѣчь, былъ ни лѣтній, ни осенній, а какой-то средній -- мартовскій. Вѣтеръ страшно вылъ въ сухихъ вѣтвяхъ деревьевъ, гудѣлъ въ обширныхъ каминахъ и гналъ дождевыя капли въ окна "Майскаго-Дерева", такъ что посѣтители, бывшіе тамъ въ это самое время, имѣли самую основательную причину просидѣть еще долѣе въ гостиницѣ. Хозяинъ предсказывалъ, что погода непремѣнно прояснится ровно въ одиннадцать часовъ ночи,-- а въ это время, по странному стеченію обстоятельствъ, онъ всегда запиралъ свою гостиницу.
Человѣкъ, на котораго такимъ образомъ сошелъ, духъ прорицанія, назывался Джономъ Уиллитомъ. Неуклюжее тѣло, толстая голова и жирное лицо его выражали глубокое, основательное упрямство, весьма явную способность воспринимать впечатлѣнія, и притомъ сильную, закоренѣлую увѣренность въ собственныхъ достоинствахъ. Будучи въ миролюбивомъ расположеніи духа, Джонъ Уиллитъ хвалился обыкновенно, что идетъ впередъ хоть медленно, но вѣрно,-- истина, которую, въ нѣкоторомъ отношеніи, никакъ нельзя было оспаривать, потому что онъ во всемъ безспорно былъ прямо противоположенъ скорости и отличался упорствомъ и задорливостью необычайными. Онъ былъ увѣренъ въ правотѣ своей, что бы ни думалъ, ни говорилъ, ни дѣлалъ, и считалъ неоспоримымъ, основаннымъ на законахъ природы и Провидѣнія фактомъ, что всякій, кто думалъ, говорилъ или дѣйствовалъ не такъ, какъ онъ -- думалъ, говорилъ или дѣйствовалъ ложно, неправильно.
Мистеръ Уиллитъ медленно подошелъ къ окошку и приплюснулъ свой жирный носъ къ холодному стеклу; потомъ обернулся назадъ и, заслонивъ глаза рукою, чтобъ не бытъ ослѣплену краснымъ заревомъ огня, пошелъ на свое прежнее мѣсто въ углу камина и расположился привольно, какъ будто желая еще увеличить удовольствіе, доставляемое тепломъ. Наконецъ, взглянувъ на своихъ гостей, онъ сказалъ:
-- Въ одиннадцать часовъ прояснится,-- ни раньше, ни позже,-- ни прежде, ни послѣ.
-- Почему же вы это знаете?-- спросилъ маленькій человѣчекъ, сидѣвшій въ противоположномъ углу комнаты.-- Полнолуніе прошло; мѣсяцъ всходитъ теперь въ девять часовъ.
Джонъ съ важнымъ и торжественнымъ видомъ смотрѣлъ на спрашивавшаго до тѣхъ поръ, пока понялъ всю силу его возраженія; потомъ отвѣчалъ тономъ, которымъ, казалось, хотѣлъ выразить, что наблюденіе за мѣсяцемъ есть исключительное его занятіе или должность и ни до кого болѣе касаться не можетъ:
-- Пожалуйста, ужъ не заботьтесь о мѣсяцѣ. Пусть онъ идетъ себѣ своимъ путемъ; вѣдь я предоставляю вамъ идти своимъ!
-- Надѣюсь, вы не обидѣлись?-- спросилъ маленькій человѣчекъ.
Джонъ опять подождалъ, пока этотъ вопросъ совершенно проникъ въ его голову; потомъ отвѣчалъ: "это еще не обида" -- закурилъ трубку и сталъ выпускать изъ нея дымъ тучами; иногда онъ поглядывалъ искоса на одного изъ посѣтителей, который, закутавшись въ широкій сюртукъ съ огромными отворотами, съ истертыми серебряными галунами и металлическими пуговицами, сидѣлъ поодаль отъ обыкновенныхъ "коренныхъ гостей" "Майскаго-Дерева". Нахлобучивъ шляпу на лицо, онъ, сверхъ того, закрывалъ его рукою, на которую опиралъ голову, и потому казался довольно подозрительнымъ.
Былъ тутъ еще и другой гость въ сапогахъ со шпорами. Онъ сидѣлъ также, нѣсколько поодаль отъ огня; мысли его, судя по скрещеннымъ на груди рукамъ, наморщенному лбу и непочатому стакану вина, стоявшему передъ нимъ на столѣ, заняты были совсѣмъ другими предметами,-- не тѣмъ, о чемъ сейчасъ расуждали хозяинъ и маленькій человѣчекъ.
Этотъ второй гость былъ молодой человѣкъ лѣтъ двадцати восьми, нѣсколько выше средняго роста, и, хоть довольно тщедушный съ виду, но сильный и красивый. Голова его была покрыта не напудренными темнаго цвѣта волосами; платье, подобно сапогамъ (походившимъ на ботфорты нынѣшнихъ кирасировъ), носило на себѣ неоспоримые слѣды дурного состоянія дорогъ. Однакожъ, несмотря на грязь, покрывавшую его платье, оно было щеголевато, даже богато, и обнаруживало въ носившемъ его человѣка не безъ достатка.
Подлѣ него на столѣ лежали увѣсистый хлыстъ и шляпа съ широкими полями; эту шляпу носилъ онъ, безъ сомнѣнія, какъ лучшую защиту отъ немилосердой погоды. Сверхъ того, на столѣ, же лежала пара пистолетовъ въ чушкахъ и короткій плащъ. Лица его почти вовсе не было видно; замѣтны были только длинныя, темныя рѣсницы, которыми оттѣнялись его опущенные глаза; но ловкость пріемовъ и природный вкусъ, замѣтный даже въ платьѣ и пистолетахъ отличной работы, свидѣтельствовали о благородномъ происхожденіи молчаливаго гостя.
Мистеръ Уиллитъ только одинъ разъ взглянулъ на этого молодого человѣка и то какъ-бы съ нѣмымъ вопросомъ, замѣтилъ ли онъ своего молчаливаго сосѣда. Видно было, что Джонъ и молодой гость давно знакомы. Когда Джонъ убѣдился, что человѣкъ, на котораго взглянулъ онъ, не отвѣчалъ на этотъ взглядъ или, лучше сказать, вовсе не замѣтилъ его, тогда мало-по-малу собралъ всю силу глазъ своихъ въ одну точку и прицѣлился ими въ человѣка съ нахлобученною шляпой; потомъ сталъ такъ энергически и упорно глядѣть на него, что гости, сидѣвшіе у камина, пораженные этимъ, всѣ, какъ будто по командѣ, вынули трубки изо ртовъ и также вперили глаза въ пріѣзжаго.
У жирнаго хозяина гостиницы была пара большихъ, глупыхъ, рыбьихъ глазъ, а у маленькаго человѣчка, осмѣлившагося сдѣлать замѣчаніе о мѣсяцѣ (и бывшаго церковно-служителемъ и звонаремъ въ Чигуэллѣ, сосѣдней деревенькѣ) были маленькіе круглые глазки, черные и блестящіе, какъ зерна въ четкахъ; сверхъ того, у него же на колѣнкахъ черныхъ какъ сажа панталонъ, на сюртукѣ такого же цвѣта, и вдоль всего жиллета виднѣлись маленькія странныя пуговки, которыхъ ни съ чѣмъ нельзя сравнить, кромѣ его глазъ, такъ что, когда онѣ блестѣли при свѣтѣ огня, что, впрочемъ, случалось и съ его свѣтлыми пряжками на башмакахъ, то маленькій человѣчекъ казался составленнымъ отъ маковки до оконечностей ногъ изъ однихъ глазъ и теперь каждымъ изъ нихъ смотрѣлъ на незнакомаго гостя. Немудрено, что человѣкъ, подъ вліяніемъ такого вниманія, долженъ былъ сдѣлаться безпокойнымъ, не говоря уже о дѣйствіи глазъ коротенькаго Тома Кобба, торговца съѣстными припасами и содержателя почтоваго дьора, да долговязаго Филь Паркеса, объѣздчика: оба они, зараженные примѣромъ своихъ товарищей, также внимательно осматривали гостя, сидѣвшаго съ нахлобученною на головѣ шляпою.
Незнакомецъ встревожился, можетъ быть, отъ того, что подвергался такому перекрестному огню взглядовъ, можетъ быть и отъ свойства предшествовавшихъ этому думъ своихъ -- и гораздо вѣроятнѣе отъ послѣдней причины, потому что, перемѣнивъ положеніе, обернувшись, онъ удивился, видя, что за нимъ наблюдаютъ такъ пристально. Онъ бросилъ сердитый и подозрительный взглядъ на группу, бывшую у камина. Непосредственнымъ слѣдствіемъ этого было то, что глаза всѣхъ отвернулись отъ него и обратились снова на каминъ, исключая глазъ Джоя Уиллита, такъ сказать захваченнаго врасплохъ и, при упомянутой уже нами медленности его природы, продолжавшаго чрезвычайно неловко глазѣть на пріѣзжаго.
-- Ну?-- сказалъ незнакомецъ.
Ну! Этимъ немного было сказано.
-- Я думалъ, вы приказали что-нибудь,-- сказалъ хозяинъ, промолчавъ минуты двѣ или три, чтобъ собраться съ духомъ.
Незнакомецъ снялъ шляпу, и зрителямъ представились жесткія, временемъ разрушенныя черты мужчины лѣтъ около шестидесяти; отъ природы строгое выраженіе его физіономіи нисколько не смягчалось чернымъ платкомъ, который обернутъ былъ около головы и служилъ вмѣсто парика, закрывая въ то же время почти совершенно лобъ и брови. Если гость хотѣлъ скрыть этимъ платкомъ глубокую рану, проходившую первоначально до самой кости верхней челюсти, и теперь зажившую и оставившую только непріятнаго вида рубецъ, то онъ достигалъ своей цѣли весьма неполно, потому что рану можно было замѣтить съ перваго взгляда. Лицо его совершенно походило цвѣтомъ на лицо мертвеца, а щетинистый съ просѣдью подбородокъ не былъ бритъ по крайней мѣрѣ три недѣли.
Вотъ какова была эта очень просто и бѣдно одѣтая фигура, которая, вдругъ вставъ съ своего мѣста и перешедъ поперекъ комнаты, присѣла у камина на стулѣ, который весьма охотно уступленъ былъ ей маленькимъ церковнослужителемъ изъ страха, или изъ вѣжливости, Богъ знаетъ.
-- Разбойникъ съ большой дороги!-- шепнулъ Томъ Коббъ объѣздчику Паркесу.
-- Развѣ вы думаете, что разбойники одѣты не лучше этого?-- возразилъ Паркесъ.-- Это промыслъ болѣе выгодный, нежели вы воображаете себѣ, Томъ; разбойники большой дороги не имѣютъ надобности, да и не привыкли одѣваться такъ скаредно,-- честное слово.
Между тѣмъ, незнакомецъ принесъ свою дань гостиницѣ, приказавъ подать себѣ что-нибудь выпить. Ему тотчасъ услужиль сынъ хозяина, Джой, широкоплечій, высокій, сильный молодой человѣкъ двадцати лѣтъ, котораго отецъ, однакожъ, по особенной какой-то прихоти, все еще считалъ ребенкомъ и съ которымъ поступалъ, какъ слѣдовало поступать по этому понятію. Незнакомецъ протянулъ руки, чтобъ погрѣться у огня, и между тѣмъ, какъ, обратясь къ обществу, разсматривалъ его проницательнымъ взглядомъ, спросилъ голосомъ, соотвѣтствовавшимъ его наружности:
-- Что это за домъ въ полмилѣ отсюда?
-- Гостиница?-- сказалъ хозяинъ съ обыкновенною своею медленностію и обдуманностью.
-- Гостиница, батюшка!-- воскликнулъ Джой.-- Гдѣ найдешь ты на милю въ окружности гостиницу, кромѣ "Майскаго-Дерева"? Онъ разумѣетъ большой домъ -- "Кроличью-Засѣку" -- вѣроятно, такъ? Старое строеніе изъ краснаго кирпича, сэръ, стоящее посреди полей, которыя ему и принадлежатъ?..
-- Разумѣется,-- отвѣчалъ незнакомецъ.
-- И которое,-- продолжалъ Джой: -- лѣтъ пятнадцать или двадцать назадъ стояло въ паркѣ впятеро обширнѣе нынѣшняго, который переходилъ вмѣстѣ съ другими богатѣйшими участками изъ рукъ въ руки и исчезъ поштучно... Жаль!
-- Все равно,-- отвѣчалъ старикъ.-- Я хотѣлъ спросить о хозяинѣ его. Чѣмъ этотъ домъ былъ когда-нибудь, мнѣ нѣтъ до того дѣла, а теперь я могу его видѣть и самъ.
Первородный будущій наслѣдникъ "Майскаго-Дерева" прижалъ палецъ къ губамъ и отвѣчалъ тише, поглядывая на описаннаго выше молодого джентльмена, при первомъ словѣ объ этомъ домѣ перемѣнившаго свое положеніе:
-- Хозяина зовутъ Гэрдалемъ, мистеромъ Джоффруа Гэрдалемъ, и (тутъ онъ опять взглянулъ на молодого джентльмена) онъ достойный, почтенный человѣкъ -- хм!
Незнакомецъ такъ же мало обратилъ вниманіе на этотъ кашель, какъ и на значительные взгляды, предшествовавшіе ему, и продолжалъ спрашивать:
-- Идучи сюда, я свернулъ съ дороги и пошелъ стороной по тропинкѣ, ведущей черезъ ноля. Кто была молодая дама, садившаяся въ карету? Дочь его?
-- А почему же мнѣ знать это, честной господинъ?-- отвѣчалъ Джой и началъ хлопотать около камина, чтобъ подойти ближе къ спрашивающему и дернуть его за рукавъ.-- Вѣдь я не видалъ этой молодой дамы... Уу! вотъ опять завыла буря... Дождь какъ изъ ведра... Что за проклятая ночь!
-- Да, погода нехороша!-- замѣтилъ незнакомецъ.
-- Вы привыкли къ ней?-- началъ опять Джой, чтобъ отклонить разговоръ отъ прежняго предмета.
-- Порядочно таки,-- отвѣчалъ тотъ.-- Да! на-счетъ молодой дамы. Есть ли дочь у мистера Гэрдаля?
-- Нѣтъ, нѣтъ,-- сказалъ молодой человѣкъ съ досадой:-- онъ холостой... онъ... Да молчите же! Развѣ вы не можете молчать? Развѣ вы не видите, что тамъ неохотно слушаютъ нашъ разговоръ?
Не обращая вниманія на это предостереженіе, сказанное вполголоса, и дѣлая видъ, будто вовсе не слыхалъ его, мучитель Джоя продолжалъ съ настойчивостью:
-- Ну, бывали примѣры, что и холостые имѣли дочерей. Moжетъ быть, она все-таки дочь его, хоть онъ и не женатъ.
-- Вотъ еще!-- сказалъ Джой и прибавилъ, подойдя опять ближе и понизивъ голосъ:-- Вы попадетесь въ тиски, говорю вамъ, попадетесь!
-- Вѣдь у меня нѣтъ ничего дурного на умѣ,-- сказалъ смѣло путешественникъ:-- и, кажется, я не сказалъ ничего дурного. Я дѣлаю тебѣ вопросы -- какіе можетъ дѣлать и всякій -- о тѣхъ, кто живетъ въ замѣчательномъ домѣ по сосѣдству, для меня совершенно незнакомомъ, а вы всѣ вдругъ такъ встревожились и испугались, какъ будто бы я клеветалъ на короля Георга. Можетъ быть, вы, сэръ, можете объяснить мнѣ причину этого, потому что (какъ я уже сказалъ) я не здѣшній, и ваши поступки для меня загадочны.
Послѣднее замѣчаніе относилось прямо къ смущенію Джоя Уиллита, который всталъ и накинулъ плащъ, чтобъ выйти съ короткимъ отвѣтомъ, что не можетъ дать отвѣта на предложенный вопросъ. Молодой джентльменъ подозвалъ Джоя, далъ ему монету для расплаты за то, что выпилъ, и неспѣшно вышелъ въ сопровожденіи молодого Уиллита, свѣтившаго ему до самаго подъѣзда.
Между тѣмъ, какъ Джой былъ на дворѣ, старый Уиллитъ и три товарища его курили трубки, важно, торжественно, въ глубочайшемъ молчаніи; но глаза каждаго изъ нихъ были устремлены на огромный мѣдный котелъ, висѣвшій надъ огнемъ. Спустя нѣсколько времени, Джонъ Уиллитъ медленно потрясъ головой; затѣмъ и пріятели его медленно потрясли головами; но ни одинъ не отвратилъ взглядовъ отъ котла и нисколько не измѣнилъ торжествующаго выраженія своей физіономіи.
Наконецъ возвратился Джой въ весьма разговорчивомъ и миролюбивомъ расположеніи духа, какъ будто сильно предчувствовалъ, что его побранятъ скоро.
-- Странная вещь любовь!-- сказалъ онъ, придвинувъ къ огню стулъ, и оглянулся кругомъ, ища себѣ слушателей.-- Теперь онъ ушелъ въ Лондонъ; всю длинную дорогу въ Лондонъ хочетъ онъ пройти пѣшкомъ. Лошадь его, захромавшая отъ ѣзды въ это проклятое послѣ-обѣда, еще о сю пору лежитъ очень спокойно на соломѣ въ конюшнѣ, и онъ отказывается отъ хорошаго, теплаго ужина и превосходной постели нашей, потому что миссъ Гэрдаль отправилась въ городъ на балъ, а онъ рѣшился непремѣнно видѣть се! Думаю, я не былъ бы способенъ на это, какъ она ни будь тамъ хороша -- да и что жъ мнѣ? Вѣдь я не влюбленъ,-- по крайней мѣрѣ не думаю, чтобъ былъ влюбленъ...
-- А онъ влюбленъ?-- Спросилъ незнакомецъ.
-- Да на порядкахъ!-- отвѣчалъ Джой.-- Онъ никогда не будетъ болѣе, а могъ бы быть гораздо менѣе влюбленъ.
-- Молчи!-- закричалъ отецъ Джою.
-- Какой вы чудакъ, Джой!-- сказалъ долговязый Паркесъ.
-- Такой безразсудный мальчишка!-- проворчалъ Томъ Коббь.
-- Можно ли соваться впередъ и выворачивать родному отцу носъ изъ лица!-- воскликнулъ метафорически звонарь.
-- Что жъ я такое сдѣлалъ?-- началъ разсуждать бѣдный Джой.
-- Смирно, сэръ!-- отвѣчалъ отецъ его.-- Какъ ты смѣешь начинать говорить, когда видишь, что люди вдвое и втрое старше тебя сидятъ молча, и имъ не приходитъ въ голову вымолвить ни одного слова?
-- Если вы молчите, это значитъ, что я могу говорить, значитъ, что это настоящее для меня время говорить,-- сказалъ непокорный Джой.
-- Настоящее время, сэръ!-- замѣтилъ отецъ его.-- Настоящаго времени никогда не бываетъ.
-- А, разумѣется!-- проворчалъ Паркесъ и торжественно кивнулъ прочимъ, которые кивнули также и ворча про себя замѣтили, что хозяинъ былъ совершенно правъ.
-- Настоящаго времени никогда не бываетъ, сэръ,-- повторилъ Джонъ Уиллитъ:-- будучи въ твоихъ лѣтахъ, я никогда не говорилъ, никогда не имѣлъ позыва къ разговору; я только слушалъ и учился; вотъ что я дѣлалъ.
-- И вы узнали бы, Джой, что вашъ отецъ ужасный спорщик настоящій пѣтухъ, еслибъ кто-нибудь захотѣлъ связаться и заспорить съ нимъ,-- сказалъ Паркесъ.
-- Ну, что касается до этого, Филь,-- замѣтилъ мистеръ Уиллитъ, выпуская изъ рта длинное, тонкое, спиральное облако дыма и смотря задумчиво вслѣдъ за его полетомъ:-- что касается до этого, такъ способность спорить -- даръ природы. Если кого природа надѣлила ею, тотъ имѣетъ право ею пользоваться по своимъ силамъ, а ты не имѣешь нрава, изъ ложной скромности, утверждать, чтобъ не былъ одаренъ этой способностью; иначе, ты повернулся бы задомъ къ природѣ, надругался бы надъ нею, презрѣлъ ея драгоцѣнныя сокровища.-- Да, это значило бы доказывать, что ты свинья, недостойная того, чтобъ природа метала передо тобой бисеръ.
Такъ какъ хозяинъ сдѣлалъ послѣ этихъ словъ большую паузу, то мистеръ Паркесъ подумалъ, что онъ кончилъ рѣчь свою, и потому, обратившись съ строгимъ видомъ къ молодому человѣку, воскликнулъ:
-- Слышите ли, что говоритъ вашъ отецъ, Джой? У васъ, я думаю, нѣтъ теперь большой охоты связываться съ нимъ?
-- Если...-- сказалъ Джонъ Уиллитъ, отвративъ глаза отъ потолка, чтобъ заглянуть въ лицо прервавшему его Паркесу. Онъ произнесъ слово "если", какъ будто все оно состояло изъ однѣхъ прописныхъ буквъ или было изображено лапидарнымъ шрифтомъ,-- чтобъ показать дерзкому, осмѣлившемуся прервать его, что онъ раскрылъ глотку съ неприличною и непочтительною поспѣшностью:-- если природа, сэръ, одарила меня способностью спорить, то почему жъ бы мнѣ не признаться въ этомъ, почему бы даже не гордиться тѣмъ? Да, сэръ, я ужасный пѣтухъ въ дѣлахъ такого рода. Вы правы, сэръ. Моя сила испытана была, сэръ, въ этой комнатѣ не одинъ разъ; вы, я думаю, знаете это; а если вы еще не знаете,-- прибавилъ Джонъ, вкладывая трубку опять въ ротъ:-- тѣмъ лучше, потому что я не гордъ и не стану вамъ пересказывать этого.
Бормотанье трехъ пріятелей и киванье головъ ихъ въ направленіи къ мѣдному котлу удостовѣрили Джона Уиллита, что они достаточно испытали его силу и не нуждаются въ дальнѣйшихъ доказательствахъ его преимуществъ. Джонъ сталъ курить съ большимъ достоинствомъ и осматривалъ ихъ торжествующими взорами.
-- Все это прекрасно сказано,-- ворчалъ Джой, вертѣвшійся съ разными безпокойными движеніями на стулѣ:-- но если вы думаете, что я не долженъ никогда раскрывать рта...
-- Смирно!-- закричалъ его отецъ.-- Да, ты никогда не долженъ раскрывать рта. Если спросятъ твоего мнѣнія -- скажи его; если заговорятъ съ тобой -- говори. Если не спросятъ твоего мнѣнія и не заговорятъ съ тобой, то тебѣ не для чего сказывать свое мнѣніе и не о чемъ говорить. Чудная перемѣна сдѣлалась съ міромъ въ мое время, право! Я думаю, теперь совсѣмъ нѣтъ больше дѣтей;-- такой вещи, какъ мальчикъ, вовсе нѣтъ въ свѣтѣ;-- теперь нѣтъ никакой разницы между ребенкомъ въ пеленкахъ и взрослымъ мужчиной. Вмѣстѣ съ его благословеннымъ величествомъ королемъ Георгомъ-Вторымъ у насъ вывелись всѣ малышки.
-- Это весьма справедливое замѣчаніе; только надо исключить молодыхъ принцевъ,--сказалъ церковнослужитель, который, какъ представитель государства и церкви въ этомъ обществѣ, почиталъ долгомъ своимъ строго держаться законности.-- Если для мальчика прилично и справедливо вести себя такъ, какъ слѣдуетъ мальчику, то молодые принцы должны быть мальчиками и не могутъ вести себя иначе.
-- Слыхали-ль вы когда-нибудь о морскихъ дѣвицахъ, сэръ?-- спросилъ мистеръ Уиллитъ.
-- Безъ сомнѣнія!-- отвѣчалъ церковнослужитель.
-- Хорошо,-- сказалъ мистеръ Уиллитъ.-- Насколько въ морской дѣвицѣ нѣтъ женскаго свойства, настолько въ ней, по самой натурѣ ея, должно быть свойства рыбьяго. По натурѣ всякаго принца, въ немъ должно быть столько свойственнаго молодому принцу, что онъ хоть не совершенный ангелъ, то, по крайней мѣрѣ, долженъ быть благочестивъ и справедливъ. Если, поэтому, молодымъ принцамъ прилично, благочестиво и справедливо быть мальчиками,-- какъ это и есть на самомъ дѣлѣ,-- то они суть и должны быть мальчиками, и имъ невозможно быть ни чѣмъ инымъ.
Это лучезарное развитіе труднаго вопроса было принято съ такими знаками одобренія, что Джонъ Уиллитъ пришелъ въ самое лучшее расположеніе духа и удовольствовался тѣмъ, что еще разъ приказалъ своему сыну молчать, хоть тотъ и не говорилъ ни слова; потомъ, повернувшись къ незнакомцу, сказалъ:
-- Еслибъ вы обратились съ вашими вопросами къ взрослому человѣку,-- ко мнѣ, или къ одному изъ этихъ джентльменовъ,-- то получили бы удовлетворительный отвѣтъ и не наговорили бы себѣ попусту чахотки. Миссъ Гэрдаль -- племянница мистера Джоффруа Гэрдаля.
-- Живъ ли отецъ ея?-- спросилъ незнакомецъ равнодушно.
-- Нѣтъ,-- отвѣчалъ хозяинъ:-- онъ не живъ, хоть и не умеръ...
-- Не умеръ!-- воскликнулъ пріѣзжій.
-- Не умеръ обыкновеннымъ образомъ,-- сказалъ хозяинъ.
Три пріятеля кивнули другъ другу головами, и мистеръ Паркесъ замѣтилъ тихо (покачивая притомъ головой, какъ будто желая сказать: "никто не противорѣчь мнѣ, потому что я не повѣрю"), что Джонъ Уиллитъ нынче вечеромъ въ своей тарелкѣ и былъ бы въ состояніи поспорить съ самимъ главнымъ судьею.
Незнакомецъ пропустилъ нѣсколько минутъ и потомъ вдругъ спросилъ:
-- Что жъ вы разумѣете подъ этимъ?
-- Болѣе, нежели вы подозрѣваете,-- отвѣчалъ Джонъ Уиллитъ.-- Можетъ быть, въ моихъ словахъ болѣе смысла, чѣмъ вы думаете.
-- Очень можетъ быть,-- сказалъ съ досадой незнакомецъ:-- да на кой же чортъ говорите вы такими обиняками и такъ цвѣтисто? Сперва вы сказали, что тотъ, о комъ я васъ спрашивалъ, не живъ и не умеръ; потомъ -- что онъ не умеръ обыкновеннымъ образомъ; потомъ еще -- что вы разумѣете больше, нежели я подозрѣваю. По правдѣ сказать, это должно быть такъ, потому что, сколько я могу понять изъ всего сказаннаго, вы сами ничего не разумѣете. А? Ну, что вы разумѣете, спрашиваю я васъ еще?
-- Это,-- отвѣчалъ хозяинъ, сбитый немного грубостью незнакомца съ прежней высоты:-- это исторія "Майскаго-Дерева", и было всегда его исторіею въ продолженіе двадцати четырехъ лѣтъ. Это исторія Соломона Дэйзи. Она принадлежитъ этому дому, и никогда никто, кромѣ Соломона Дэйзи, не разсказывалъ ея подъ этой кровлей, и никто не смѣетъ впредь гдѣ-либо разсказывать. Вотъ и все тутъ!
Онъ взглянулъ на церковнослужителя, котораго самонадѣянный и важный видъ доказывалъ ясно, что рѣчь шла о немъ, а Джонъ, замѣтивъ, что звонарь вынулъ уже изо рта трубку, потянувъ изъ нея предварительно какъ можно сильнѣе, чтобъ она не погасла, и безъ сомнѣнія былъ намѣренъ разсказывать безъ дальнѣйшей отсрочки свою исторію -- закутался въ широкій сюртукъ свой и отодвинулся еще далѣе, такъ что почти скрылся въ тѣни камина. Только изрѣдка пламя, вырываясь съ усиліемъ изъ подъ огромной вязанки хвороста, внезапно вспыхивало и на мгновеніе освѣщало его, погружая потомъ еще въ большій мракъ.
При этомъ дрожащемъ свѣтѣ огня, отъ котораго старинная комната съ тяжелыми балками и выложенными дубомъ стѣнами казалась построенною изъ полированной слоновой кости, при ревѣ и завываніи вѣтра, то стучавшагося въ дверную ручку и потрясавшаго воротами, то ударявшаго въ окна, Соломонъ Дэйзи началъ разсказъ свой:
-- Мистеръ Реубенъ Гэрдаль, старшій братъ мистера Джоффри. Онъ вдругъ замолчалъ и сдѣлалъ такую длинную паузу, что даже самъ Джонъ Уиллитъ пришелъ въ нетерпѣніе и спросилъ, отчего онъ не продолжаетъ.
-- Коббъ,-- сказалъ Соломонъ Дэйзи таинственнымъ голосомъ содержателю почтоваго двора:-- которое число у насъ сегодня?
-- Девятнадцатое.
-- Марта?-- сказалъ церковнослужитель, нагнувшись впередъ:-- девятнадцатое марта? Это очень странно!
Всѣ тихомолкомъ согласились съ нимъ, и Соломонъ Дэйзи продолжалъ:
-- Мистеръ Реубенъ Гэрдаль, старшій братъ мистера Джоффруа Гэрдаля, былъ, двадцать два года назадъ, владѣтелемъ "Кроличьей-Засѣки", которая, какъ сказалъ Джой -- не то, чтобъ вы помнили объ этомъ, Джой: такой мальчишка, какъ вы не можетъ этого помнить, а потому что часто слышали это отъ меня -- словомъ, Засѣки, которая была тогда обширнѣйшимъ, лучшимъ строеніемъ и выгоднѣйшимъ имѣніемъ. Жена Реубена умерла недавно, оставивъ ему одного ребенка -- ту самую миссъ Гэрдаль, о которой вы спрашивали. Этому ребенку было тогда около года.
Разсказчикъ все обращался къ тому человѣку, который такъ любопытствовалъ знать исторію этого семейства, и теперь, замолчавъ, ожидалъ себѣ какого-нибудь восклицанія, выражающаго удивленіе или поощреніе съ его стороны; но незнакомецъ не сдѣлалъ ни малѣйшаго замѣчанія и вообще ничѣмъ не обнаруживалъ вниманія къ разсказу; Соломонъ опять обратился къ своимъ старымъ пріятелямъ, у которыхъ оконечности носовъ ярко освѣщались отблескомъ огня, бывшаго въ трубкахъ. Долговременная опытность удостовѣряла его въ ихъ внимательности; притомъ же, онъ рѣшился показывать, что нечувствителенъ къ такому невѣжливому поведенію незнакомца.
-- Мистеръ Гэрдаль,-- сказалъ Соломонъ и повернулся къ незнакомцу спиною:-- послѣ смерти жены своей покинулъ это жилище, потому что оно показалось ему слишкомъ уединеннымъ, и отправился въ Лондонъ, гдѣ провелъ нѣсколько мѣсяцевъ; но какъ и Лондонъ ему скоро наскучилъ,-- да я и самъ слыхалъ объ немъ невыгодные отзывы,-- то вдругъ возвратился съ своею маленькою дочерью въ "Кроличью-Засѣку" и привезъ съ собою только двухъ служанокъ, одного управляющаго и одного садовника.
Тутъ мистеръ Дэйзи замолчалъ, чтобъ покурить трубку, которая готова была погаснуть, и потомъ продолжалъ -- сначала нѣсколько въ носъ, чему были причиною довольно-сильныя затяжки изъ трубки, но потомъ съ возрастающею ясностію:
-- Да-съ; только двухъ служанокъ, одного управляющаго и одного садовника. Прочая прислуга его осталась въ Лондонѣ и должна была прибыть на другой день. Случайно, въ ту самую ночь, умеръ одинъ старый джентльменъ, жившій въ Чигуэль-Говѣ и давно уже хворавшій; мнѣ было приказано встать въ половинѣ перваго часа ночи, чтобъ идти ударить въ колоколъ по усопшемъ...
Въ маленькой группѣ слушателей произошло движеніе, обнаруживавшее какъ сильно каждый изъ трехъ пріятелей звонаря воспротивился бы приказанію отправиться изъ дому для подобнаго дѣла въ такой поздній часъ ночи. Церковнослужитель умѣлъ достойно оцѣнить это движеніе и продолжалъ:
-- Это было страшное дѣло особенно потому, что заболѣлъ могильщикъ,-- онъ, видите, долго работалъ въ сырой землѣ, потомъ сѣлъ на холодную могильную плиту, чтобъ пообѣдать, и простудился. Нечего дѣлать, я принужденъ былъ итти одинъ; въ такое позднее время нельзя уже было найти себѣ другого провожатаго. Между тѣмъ, я былъ приготовленъ къ такому приказанію, потому что старый джентльменъ нѣсколько разъ просилъ меня ударить въ колоколъ какъ можно скорѣе послѣ его смерти,-- а уже нѣсколько дней ждали съ часу на часъ, что онъ умретъ. Итакъ, не будучи пораженъ нечаянностью и хорошенько закутавшись -- тогда было чертовски холодно -- съ фонаремъ въ одной и ключомъ отъ церкви въ другой рукѣ, я приготовился отправиться въ путь.
Въ это время платье незнакомца немного зашумѣло, какъ-будто онъ обернулся, чтобъ лучше слышать разсказъ звонаря. Соломонъ украдкой указалъ пальцемъ черезъ плечо, вздернулъ брови и безмолвнымъ наклоненіемъ головы спросилъ Джоя, точно ли незнакомецъ двигался. Джой заслонилъ глаза рукою и сталъ глядѣть въ уголъ, но, не увидѣвъ ничего, потрясъ головой въ знакъ отрицанія.
-- Тогда была точно такая ночь, какъ сегодня: истинный ураганъ, проливной дождь и притомъ ужаснѣйшая темнота -- я до сихъ поръ увѣренъ, что тогда была такая темень, какой мнѣ никогда не случалось видѣть ни прежде, ни послѣ. Можетъ быть, это только игра воображенія; но всѣ дома были тогда плотно заперты, люди лежали въ своихъ постеляхъ, и можетъ быть теперь есть только одинъ человѣкъ, который знаетъ, какъ тогда было темно. Я вошелъ въ церковь, притворилъ дверь такъ, что она осталась полуоткрытою -- потому что, откровенно говоря, у меня не было охоты запереться въ церкви -- и, поставивъ фонарь на каменную скамью въ томъ углу, куда спущена веревка отъ колокола, сѣлъ подлѣ, чтосъ снять со свѣчки. Снявъ же со свѣчи, я не могъ никакъ рѣшиться встать, чтобъ приняться за дѣло. Не знаю, какъ это случилось, только вдругъ я вспомнилъ всѣ исторіи о привидѣніяхъ, когда-либо мнѣ разсказанныя, и даже тѣ исторіи, которыя слышалъ еще будучи мальчикомъ въ школѣ и которыя давнымъ-давно забылъ, да притомъ еще не поодиночкѣ, а всѣ вдругъ явились онѣ въ умѣ моемъ. Я вспомнилъ преданіе, сохраняемое въ деревнѣ, какъ ежегодно въ одну опредѣленную ночь (можетъ быть, именно въ эту ночь) всѣ мертвецы выходятъ изъ земли и, сѣвъ въ головахъ своихъ могилъ, сидятъ тамъ до утра. Это навело меня на мысль, сколько людей, которыхъ я знавалъ, были похоронены между церковною дверью и кладбищенскою калиткой, и какъ было бы ужасно, еслибъ я долженъ былъ пройти между ними и узнавать старыхъ пріятелей, несмотря на ихъ искаженныя, разрушенныя физіономіи. Съ дѣтства зналъ я каждую нишу, каждую арку въ церкви; но, несмотря на это, никакъ не могъ повѣрить, чтобъ тѣни, упадавшія на церковный помостъ, естественнымъ образомъ происходили отъ этихъ нишъ и арокъ. Нѣтъ, мнѣ казалось, что за ними торчали уродливыя привидѣнія и выглядывали оттуда. Тутъ еще вспомнилъ я только что умершаго стараго джентльмена и былъ готовъ присягнуть, что, глядя на каѳедру, увидѣлъ его на обыкновенномъ его мѣстѣ, закутавшагося въ саванъ и дрожавшаго отъ холода. Все это время сидѣлъ я, присматриваясь и прислушиваясь, и едва смѣлъ переводить духъ отъ ужаса. Наконецъ, я вскочилъ и протянулъ руку къ веревкѣ. Въ ту же минуту раздался звонъ -- не этого (я не успѣлъ и тронуть веревки), а другого колокола...
Вдругъ слышу ясно звуки другого и притомъ довольно большого колокола. Звуки продолжались одно мгновеніе, вѣтеръ уносилъ ихъ; однакожъ, я ихъ слышалъ. Прислушиваюсь еще нѣсколько времени, но звуки не повторяются. Мнѣ разсказывали о колоколахъ-привидѣніяхъ, и потому я тотчасъ же убѣдился, что это былъ колоколъ-привидѣніе, самъ собою звонящій въ полночь по усопшимъ. Наконецъ, я началъ звонить;-- долго ли и какъ звонилъ я, не помню; помню только, что потомъ со всѣхъ ногъ бросился домой и забился подъ подушки.
На другое утро, послѣ ночи, проведенной безъ сна, я всталъ рано и разсказывалъ сосѣдямъ о томъ, что со мною случилось. Одни приняли мой разсказъ серьезно, другіе легко, но никто, повидимому, не вѣрилъ, чтобъ это случилось такъ на самомъ дѣлѣ. Въ то же утро мистеръ Реубенъ Гэрдаль найденъ убитымъ въ своей спальнѣ; въ рукѣ его остался еще конецъ веревки, проведенной къ набатному колоколу, привѣшенному надъ крышей; веревка висѣла въ спальнѣ покойника, но, безъ сомнѣнія, была перерѣзана убійцами, когда несчастный ухватился за нее.
Этотъ то звонъ я и слышалъ.
По осмотрѣ комнаты оказалось, что конторка разломана, а шкатулка съ деньгами, которыя въ тотъ же день мистеръ Гэрдаль привезъ съ собою и въ которой, вѣрно, были большія суммы денегъ, пропала. Не найдены ни управляющій, ни садовникъ; ихъ долго подозрѣвали въ преступленіи, но не могли нигдѣ найти, хоть и дѣлали самые строгіе розыски. И долго, и далеко искали бы они бѣднаго управляющаго, мистера Раджа, еслибъ не узнали трупа его по платью, перстню и часамъ; этотъ трупъ найденъ былъ, спустя нѣсколько мѣсяцевъ, въ небольшомъ прудѣ, на полѣ, съ глубокою раною въ груди. Онъ быль не совсѣмъ одѣтъ, и всѣ согласны, что онъ, вѣроятно, читалъ, сидя въ своей комнатѣ, гдѣ осталось много кровавыхъ пятенъ, въ то время, когда злодѣи напали на него и убили въ глазахъ господина.
Тутъ всѣ уже догадались что садовникъ одинъ совершилъ убійство, и хоть съ тѣхъ поръ до нынѣшняго дня не было о немъ ни слуху, ни духу, но, вѣрьте моему слову, вы услышите о немъ когда-нибудь. Сегодня двадцать два года минуло съ того дня; злодѣяніе совершено девятнадцатаго марта 1753 года. Девятнадцатаго марта какого-нибудь года, все равно какого бы то ни было, злодѣй будетъ пойманъ,-- я увѣренъ въ этомъ, потому что мы всегда по какому-нибудь случаю вспоминаемъ объ этой исторіи именно девятнадцатаго марта.