Предметъ изученія любящаго сердца.
Сэръ Барнетъ и лэди Скеттльсъ, очень-добрые люди, жили на хорошенькой дачѣ около Фулэма, на берегахъ Темзы. Мѣсто ихъ жительства было выгоднѣе всѣхъ прочихъ въ то время, когда шлюпки гонялись на греблѣ по рѣкѣ; но зато оно имѣло въ другія поры свои маленькія неудобства, въ числѣ которыхъ можно назвать случайное появленіе рѣки въ гостиной и современныя этому исчезновенія луговъ и кустарниковъ".
Сэръ Барнетъ Скеттльсъ обыкновенно выражалъ свою личную значительность древнею золотою табакеркой и неизмѣримымъ шелковымъ носовымъ платкомъ, который вынималъ всегда съ особенною торжественностью, развертывалъ какъ знамя и употреблялъ, держа въ обѣихъ рукахъ. Цѣлью жизни сэра Барнета было постоянное расширеніе круга его знакомства. Сэръ Барнетъ любилъ также знакомить людей другъ съ другомъ. На-примѣръ, если ему удавалось залучить на свою гостепріимную дачу какого-нибудь сельскаго джентльмена или новаго знакомца, онъ говаривалъ на другой же день его посѣщенія: "А что, мой почтенный сэръ, есть ли здѣсь кто-нибудь, съ кѣмъ бы вы желали сойдтись? Какого разбора людеи предпочитаете вы: писателей, живописцевъ, скульпторовъ, актёровъ, или что-нибудь въ этомъ родъ?" Гость, по всей вѣроятности, отвѣчалъ "да" и называлъ кого-нибудь, принадлежащаго къ одному изъ исчисленныхъ разрядовъ. Хотя сэръ Барнетъ имѣлъ съ этимъ писателемъ, артистомъ или ученымъ столько же личныхъ сношеній, сколько съ Птоломеемъ-Великимъ, но онъ увѣрялъ, что знакомъ съ нимъ очень-хорошо и непремѣнно-пригласитъ къ себѣ.
Въ тотъ же день онъ отправлялся къ нему съ визитомъ, оставлялъ свою карточку и писалъ лаконическую записку: "Почтенный сэръ, неизбѣжное зло при вашемъ высокомъ значеніи въ области наукъ (или искусствъ, какъ приходилось)... одинъ изъ друзей моего дома питаетъ весьма естественное желаніе, раздѣляемое мною и лаяли Скеттльсъ... увѣренъ, что геній выше свѣтскихъ церемоній... "вы окажете намъ особенное отличіе, доставя намъ удовольствіе вашего общества, и прочая, и прочая". И такимъ образомъ онъ убивалъ двухъ птицъ однимъ камнемъ.
Вооружившись, по обыкновенію, табакеркой и носовымъ платкомъ, сэръ Барнетъ Скеттльсъ предложилъ свой неизбѣжный вопросъ Флоренсѣ, въ первый же день ея пріѣзда. Флоренса, поблагодаривъ сто и увѣряя, что у нея нѣтъ особенныхъ друзей, вспомнила съ болью въ сердцѣ о пропавшемъ безъ вѣсти Валтерѣ. Когда сэръ Барнетъ повторилъ свое радушное предложеніе, говоря: "Моя милая миссъ Домби, точно ли вы помните, что пѣть никого, съ кѣмъ бы вашъ почтенный папа -- которому прошу передать лучшіе наши комплименты -- желалъ видѣть васъ болѣе близкою?" -- она невольно потупила глаза, и голосъ ея трепеталъ при кроткомъ отрицательномъ отвѣтѣ.
Скеттльсъ-Младшій, въ туго-накрахмаленномъ галстухѣ и съ значительно-укрощеннымъ духомъ, проводилъ каникулы дома. Его не очень радовали убѣжденія почтенной матери, чтобъ онъ какъ можно былъ внимательнѣе къ Флоренсѣ. Другимъ горемъ юноши было общество доктора Блимбера и мистриссъ Блимберъ, приглашенныхъ гостить подъ его родительскимъ кровомъ; молодой джентльменъ часто отзывался о нихъ, что желаетъ имъ проводить время капикулъ въ Іерихонѣ.
-- Не укажете ли вы на кого-нибудь, докторъ Блимберъ? сказалъ ему тогда сэръ Барнетъ.
-- Вы очень-любезны, сэръ Барнетъ. Право, я не могу припомнить никого въ особенности. Я люблю изучать своихъ собратій вообще, сэръ Барнетъ. Что говоритъ Теренцій? Каждый, у кого есть сынъ, занимателенъ для меня.
-- А не желаетъ ли мпетриссъ Блимберъ видѣть какого-нибудь знаменитаго ученаго?
Мистриссъ Блимборъ отвѣчала, что сочла бы себя особенно-счастливою, еслибъ сэръ Барнетъ могъ познакомить ее съ Цицерономъ; по какъ это неудобоисполнимо, то она довольствуется радушіемъ и дружескимъ расположеніемъ, которыми ее удостоиваютъ сэръ Барнетъ и лэди Скеттльсъ.
Такимъ-образомъ, сэръ Барнетъ увидѣлъ себя въ необходимости ограничиться собравшимися у него гостями, чему Флоренса была очень-рада, потому-что ей предстояло между ними изученіе одного предмета, весьма-близкаго сердцу и занимавшаго ее больше всѣхъ другихъ.
Въ домѣ, гдѣ она гостила, было нѣсколько дѣтей, столько же откровенныхъ и счастливыхъ съ своими отцами и матерями, какъ розовыя личики, на которыя она часто грустно засматривалась черезъ улицу изъ своего уединенія. Дѣти эти не знали принужденія и свободно обнаруживали любовь свою. Флоренса старалась постичь ихъ тайну, добиться, чего не достаетъ ей самой, узнать, какое простое искусство извѣстно имъ и неизвѣстно ей; какимъ образомъ научиться у нихъ показать отцу, что она его любитъ и пріобрѣсти себѣ любовь его.
Много дней сряду наблюдала Флоренса этихъ дѣтей. Много разъ, рано по утрамъ, вставала она съ восходомъ солнца, прохаживалась взадъ и впередъ по берегамъ рѣки прежде, чѣмъ кто-нибудь поднимался въ домѣ, заглядывала въ окна ихъ комнатъ и думала о спящихъ дѣтяхъ, которыхъ такъ лелѣятъ, о которыхъ такъ нѣжно заботятся. Флоренса чувствовала себя тогда больше одинокою, чѣмъ въ огромномъ опустѣломъ домѣ; она иногда думала, что ей тамъ лучше, чѣмъ здѣсь, и что она была спокойнѣе, скрываясь тамъ, нежели находясь здѣсь въ обществѣ дѣтей однихъ съ нею лѣтъ и видя, какъ много она отъ нихъ отличается. Но она рѣшилась постичь ихъ тайну и оставалась среди ихъ, терпѣливо надѣясь достичь своей цѣли.
Но какъ узнать это? Какъ замѣтить начало? Тутъ были дочери, встававшія утромъ и ложившіяся спать поздно вечеромъ; они уже обладали сердцами своихъ отцовъ: имъ не приходилось превозмогать отвращеніе, бояться холодности, разглаживать сердито-нахмуренныя брови. По мѣрѣ того, какъ утро подвигалось и роса высыхала на цвѣтахъ, на травѣ, отворялись окна ихъ комнатъ; онѣ бѣгали и рѣзвились по лугу, и Флоренса, глядя на ихъ юныя, веселыя лица, думала: чему ей можно научиться отъ этихъ дѣтей? Ей у нихъ уже поздно было учиться! Каждая дѣвочка могла безбоязненно подбѣгать къ отцу, протягивать губки для ожидавшаго ихъ поцалуя, обвивать рукою шею, наклонившуюся для принятія этой дѣтской ласки. Она не могла начать такою смѣлостью. О, неуже-ли ей оставалось все меньше и меньше надежды по мѣрѣ того, какъ она наблюдала!
Она очень-хорошо помнила, что даже ограбившая ее старуха -- когда еще она была маленькимъ ребенкомъ -- старуха, которой домъ, лицо, всѣ слова и жесты остались неизгладимо въ ея памяти,-- что и эта старуха говорила съ нѣжностью о своей далекой дочери; и какъ страшно она плакала въ мученіи безнадежной разлуки съ своимъ дитятей! Но и ея Покойная мать любила нѣжно дочь свою. Тогда, по-временамъ, обращаясь мыслями къ безднѣ, отдѣлявшей ее отъ отца, Флоренса начинала трепетать, и слезы выступали у нея на глазахъ, при мысли, что еслибъ мать была жива, то, можетъ-быть, и она охладѣла бы къ ней за недостатокъ того качества, которое могло бы привязать къ ней отца. Она чувствовала, что омрачаетъ этимъ свѣтлую память матери, что это не имѣетъ никакого основанія и вовсе несправедливо; но она до такой степени усиливалась оправдать жестокосердіе отца и считать себя одну виноватою, что была не въ силахъ удержать подобнаго предположенія, промелькавшаго мимолетнымъ зловѣщимъ облакомъ въ умѣ ея.
Въ числѣ прочихъ гостей, пріѣхала, вскорѣ послѣ Флоренсы, прелестная дѣвочка, годами тремя моложе ея, также сирота, въ сопровожденіи своей тётки, почтенной сѣдой старушки, которая очень ласкала Флоренсу и очень любила (какъ и всѣ) слушать по вечерамъ ея пѣніе. Старушка тогда садилась подлѣ нея и смотрѣла на нее съ истинно-материнскимъ участіемъ. Дня черезъ два послѣ пріѣзда этихъ посѣтительницъ, Флоренса, сидя въ одно теплое утро въ садовой бесѣдкѣ, и задумчиво глядя сквозь вѣтви ея на рѣзвившихся на лугу малютокъ, услышала голоса прохаживавшихся близехонько подлѣ нея тётки и племянницы, которыя говорили о ней. Она вола въ это время цвѣточные вѣнки для одной дѣвочки, любимицы всего общества.
-- Флоренса такая же сирота, какъ и я, тётушка? спросила дитя.
-- Нѣтъ, мой ангелъ. У нея нѣтъ матери, но отецъ живъ.
-- Она въ траурѣ по своей бѣдной мама? воскликнула съ живостью дѣвочка.
-- Нѣтъ, по братѣ.
-- У нея нѣтъ другаго брата?
-- Нѣтъ.
-- А сестры?
-- Нѣтъ.
-- Ахъ, какъ мнѣ жаль ея!
Онѣ пріостановилась и молча посмотрѣли нѣсколько минутъ на гребшія мимо лодки. Флоренса, услышавъ свое имя, встала-было и собрала цвѣты, чтобъ выйдти изъ бесѣдки, но сѣла опять и снова принялась за работу, надѣясь не слышать ничего-больше. Разговоръ, однако, вскорѣ возобновился.
-- Флоренсу здѣсь всѣ любятъ, и она, право, стоитъ этого, сказала серьёзно дѣвочка.-- Гдѣ же ея папа?
Тётка послѣ краткаго молчанія отвѣчала, что не знаетъ. Выраженіе ея голоса остановило Флоренсу, которая опять хотѣла встать и показаться: она осталась прикованною на мѣстѣ, прижавъ цвѣты обѣими руками къ груди.
-- Онъ въ Англіи, тётушка, надѣюсь?
-- Я думаю такъ. Да. Я знаю, что онъ въ Англіи.
-- Былъ онъ когда-нибудь здѣсь?
-- Я полагаю, что нѣтъ... нѣтъ.
-- Пріѣдетъ онъ къ ней сюда?
-- Не думаю.
-- Развѣ онъ хромой, или слѣпой, или боленъ, тётушка?
Цвѣты, которые Флоренса прижимала къ груди, начали высыпаться на землю, когда она услышала эти слова, сказанныя съ такимъ удивленіемъ. Она сжала судорожно цвѣты и въ невыразимой тоскѣ опустила голову.
-- Кетти, возразила дама послѣ другаго промежутка молчанія:-- я скажу тебѣ всю правду о Флоренсѣ, какъ я ее слышала, и вѣрю, что это не выдумка. Только смотри, никому ни слова, моя милая; немногіе знаютъ объ этомъ и она можетъ быть очень-огорчена, если услышитъ, что истина извѣстна здѣсь всѣмъ.
-- О, никому, тётушка!
-- Знаю, знаю. На тебя можно положиться. Я боюсь, Кетти, что отецъ Флоренсы мало думаетъ о ней, видитъ ее очень-рѣдко, никогда въ жизни не былъ съ нею ласковъ, а теперь просто избѣгаетъ ея. Она бы нѣжно любила его, еслибъ онъ могъ ее терпѣть, но онъ не хочетъ -- хоть тутъ она нисколько не виновата; ее должны любить всѣ добрые и жалѣть о ней.
Еще нѣсколько цвѣтовъ выпало изъ рукъ Флоренсы; оставшіеся были влажны, но не отъ росы.
-- Бѣдная Флоренса! милая, добрая Флоренса! кричала дѣвочка.
-- Знаешь ли, зачѣмъ я тебѣ объ этомъ разсказала, Кетти?
-- Чтобъ я была съ нею очень-ласкова и старалась угождать ей. Такъ, тётушка?
-- Отчасти, но не совсѣмъ. Хоть мы и видимъ ее веселою, съ милою улыбкой для всѣхъ, готовую угождать всѣмъ намъ; хоть намъ кажется, что она здѣсь веселится, а ей не можетъ быть весело и радостно. Какъ ты думаешь, Кетти?
-- Я боюсь, что нѣтъ.
-- И ты можешь понять отъ чего, когда она видитъ дѣтей, которыхъ любятъ и ласкаютъ родители, которыми гордятся родители -- какъ многими здѣсь -- отъ-чего ей въ тайнѣ можетъ быть оченьгрустно?
-- Да, милая тётушка, очень-хорошо понимаю. Бѣдная Флоренса!
Еще нѣсколько цвѣтовъ выпало на землю, а оставшіеся въ рукахъ дрожали, какъ отъ дуновенія осенняго вѣтра.
-- Кетти, сказала дама серьёзнымъ, но кроткимъ и спокойнымъ голосомъ, произведшимъ на Флоренсу съ самаго начала такое впечатлѣніе:-- изъ всѣхъ дѣтей, которыя здѣсь, ты одна можешь быть ея естественнымъ и безвреднымъ другомъ; у тебя нѣтъ тѣхъ невинныхъ средствъ, какія у болѣе-счастливыхъ дѣтей...
-- О, тётушка, нигъ дѣтей счастливѣе меня! воскликнула дѣвочка, прижимаясь къ тёткѣ.
-- Какія у другихъ дѣтей, чтобъ напоминать ей о ея несчастій. Вотъ почему я хочу, чтобы ты старалась всячески подружиться съ нею.. Ты лишилась родителей, когда, благодаря Бога, не могла еще понимать всей тяжести этой потери -- вотъ почему ты больше другихъ имѣешь правъ на дружбу бѣдной Флоренсы,
-- Но вы меня любите, тётушка, и всегда любили...
-- Какъ бы то ни было, мой дружокъ, но твое несчастіе легче, чѣмъ несчастіе Флоренсы: нѣтъ на свѣтѣ сироты больше покинутой, какъ дитя, котораго не хочетъ любить живой отецъ.
Цвѣты разсыпались на землю, какъ пыль; осиротѣлая Флоренса закрыла себѣ лицо руками, опустилась на траву и плакала долго и горько.
Однако, она не отказывалась отъ достиженія своей цѣли; ея господствующею мыслью было: отецъ не знаетъ, какъ она его любитъ, слѣдственно, должно употребить всѣ усилія, чтобъ рано или поздно сердце отца постигло это; а между-тѣмъ, не должно дозволить себѣ ни одного необдуманнаго слова, взгляда, жеста, нечаяннаго увлеченія чувства, которое могло бы обвинить отца и подать поводъ къ разговорамъ, въ родѣ слышаннаго ею недавно.
Въ обращеніи своемъ съ дѣвочкою, которую она очень полюбила и которую имѣла столько причины помнить, Флоренса не забывала объ отцѣ. Если она будетъ показывать ей свою привязанность слишкомъ-явно, этимъ утвердится въ мысляхъ, по-крайней-мѣрѣ, одной особы мысль, что отецъ ея жестокъ и безчувственъ.Слышанный изъ бесѣдки разговоръ заставилъ ее воздерживать свою собственную склонность къ ребенку, чтобъ охранить репутацію отца.
Когда собирались въ кружокъ для чтенія вслухъ, и въ повѣсти упоминалось о нечадолюбивомъ отцѣ, она страдала, боясь, чтобъ кто-нибудь не примѣнилъ этого мысленно къ ея отцу. Всякое обстоятельство подобнаго рода тревожило ее, и она часто помышляла о возвращеніи въ старый, опустѣлый домъ, подъ угрюмою тѣнью котораго душа ея нашла бы себѣ отдыхъ и спокойствіе.
Флоренса продолжала изучать свою пауку съ терпѣніемъ и постоянствомъ. Она часто выходила рано утромъ, чтобъ наблюдать дѣтей бѣдныхъ и научиться хоть отъ нихъ тому искусству, котораго она никакъ не могла постичь, глядя на собравшееся въ домѣ сэра Барнета юное общество. Но и дѣти бѣдныхъ людей ушли для нея слишкомъ-далеко впередъ: ихъ давно уже любили, и передъ ними не было желѣзнаго затвора у входа въ родительское сердце.
Былъ одинъ работникъ, котораго она часто замѣчала трудящимся рано утромъ, и подлѣ него дѣвочку, почти однихъ лѣтъ съ нею. Онъ былъ очень-бѣденъ и не имѣлъ, по-видимому, никакого постояннаго промысла: въ малую воду онъ скитался по обмелѣвшимъ берегамъ рѣки и отьискивалъ въ илу и тинѣ обрывки тряпья и кусочки желѣза; то обработывалъ жалкій клочокъ неблагодарной почвы передъ своею хижиной; то починивалъ или замазывалъ дрянную, старую лодку, ему принадлежавшую, или дѣлалъ что-нибудь въ томъ же родѣ для сосѣда, какъ приходилось. Но надъ чѣмъ бы онъ ни трудился, дѣвочка оставалась всегда праздною и сидѣла подлѣ него въ дремотномъ, полубезчувственномъ состояніи.
Флоренсѣ часто хотѣлось заговорить съ этимъ бѣднякомъ, но у нея не доставало духу, тѣмъ болѣе, что онъ не дѣлалъ ни шага ей на встрѣчу. Однажды утромъ, случилось ей, однако, очутиться близехонько подлѣ него, когда онъ разогрѣвалъ смолу, чтобъ залить проконопаченную лодку, лежавшую вверхъ килемъ подлѣ разведеннаго огня. Услыша шорохъ ея платья, онъ поднялъ голову и пожелалъ ей добраго утра.
-- Добраго утра, отвѣчала Флоренса, подходя къ нему еще ближе.-- Вы рано за работой.
-- Я бы радъ былъ начинать еще раньше, миссъ, еслибъ только была работа.
-- Развѣ ее такъ трудно найдти?
-- Мнѣ трудно.
Флоренса взглянула на его дочь, которая сидѣла неподвижно, съ поджатыми ногами, съ локтями на колѣняхъ и подперши подбородокъ обѣими руками.
-- Это ваша дочь?
Онъ съ живостью поднялъ голову, посмотрѣлъ съ прояснившимся лицомъ на дѣвочку, кивнулъ ей и отвѣчалъ: "Да". Флоренса также обратилась къ ней съ ласковымъ привѣтствіемъ, но та проворчала ей что-то въ отвѣтъ сердито, съ недовольнымъ жестомъ.
-- И ей также не достаетъ работы?
Онъ покачалъ головою: -- Нѣтъ, миссъ, я работаю за двоихъ.
-- Развѣ васъ только двое?
-- Да, миссъ. Мать ея умерла десять лѣтъ назадъ. Э-гой! Марта!-- онъ свиснулъ ей:-- скажи-ка что-нибудь этой хорошенькой барышнѣ!
Дѣвочка повела съ нетерпѣніемъ своими сгорбленными плечами и отвернула голову. Дурна, безобразна, капризна, оборвана, грязна -- но любима! О, да! Флоренса видѣла, какъ бѣднякъ взглянулъ на свою дочь: она знала человѣка, во взглядѣ котораго ей никогда не счастливилось прочитать то же выраженіе.
-- Я боюсь, что моей бѣдняжкѣ сегодня утромъ хуже! сказалъ работникъ, оставя свое дѣло и разсматривая дочь съ состраданіемъ, еще болѣе выразительнымъ на его суровомъ лицѣ.
-- Она больна?
Отецъ глубоко вздохнулъ.-- Не думаю, чтобъ у моей Марты набралось и пяти дней здоровыхъ въ пять лѣтъ.
-- Эй, эй, Джонъ! даже и больше, чѣмъ въ пять лѣтъ, сказалъ сосѣдъ, подошедшій помочь ему съ лодкой.
-- Правда. Очень можетъ быть. Она такъ давно, давно больна!
-- А ты все баловалъ и нѣжилъ ее, Джонъ, такъ-по она стала въ тягость и тебѣ и всѣмъ.
-- Не мнѣ, нѣтъ, не мнѣ! отвѣчалъ отецъ, снова принимаясь за свое дѣло.
Флоренса понимала -- кто могъ понять это лучше ея?-- какъ искренни были слова отца. Она придвинулась къ нему и съ радостью готова была пожать его грубую руку, поблагодарить его за нѣжность къ жалкому предмету, на который всѣ смотрѣли совершенно иначе, нежели онъ.
-- Кто бы сталъ баловать мою бѣдняжку -- если называть это баловствомъ -- когда бы я ее бросилъ?
-- Да, да, Джонъ. Ты грабишь себя, чтобъ угодить ей. А она объ этомъ и не думаетъ!
Отецъ снова поднялъ голову и свиснулъ дочери. Марта отвѣтила тѣмъ же сердитымъ движеніемъ, и онъ былъ счастливъ.
-- За одно это, миссъ, сказалъ сосѣдъ съ улыбкою тайнаго участія: -- чтобъ добиться отъ нея только этого, онъ никогда не выпускаетъ ее изъ вида.
-- Потому-что пріидетъ когда-нибудь день, когда и половина этого отъ моего несчастнаго дитяти будетъ то же самое, что поднять мертвеца!
Флоренса осторожно положила нѣсколько монетъ на старую лодку и ушла.
Послѣ разговора съ бѣднымъ работникомъ, Флоренса начала думать, что бы почувствовалъ ея отецъ, еслибъ она вдругъ занемогла и стала гаснуть, какъ ея покойный братъ? Пойметъ ли онъ тогда, какъ она его любила? Сдѣлается ли она ему тогда милѣе? Пріидетъ ли онъ къ ея постели, когда зрѣніе ея отуманится? обниметъ ли ее, пойметъ ли, зачѣмъ она въ позднюю ночь приходила въ кабинетъ его?
Да, она была увѣрена, что онъ смягчится, когда она будетъ при смерти, будетъ тронутъ, вспомнивъ послѣднія минуты жизни маленькаго Поля, и скажетъ: "Милая Флоренса, живи для меня, и мы будемъ любить другъ друга, будемъ счастливы, какъ могли бы быть счастливы многіе годы назадъ!"
Золотистыя струйки, игравшія на стѣнѣ спальни маленькаго Поля, представились ея воображенію частицами потока, мирно текшаго къ мѣсту отдохновенія, гдѣ ее ждутъ, держа другъ друга за руку, нѣжно-любящія ее существа. Она помышляла съ благоговѣйнымъ трепетомъ, но безъ ужаса, о той самой рѣкѣ, о которой такъ часто говорилъ ея братъ, что она уноситъ его.
Отецъ и умирающая дочь еще живо представлялись Флоренсѣ, когда, меньше, чѣмъ черезъ недѣлю, сэръ Барнетъ и лэди Скеттльсъ предложили ей прогуляться вмѣстѣ съ ними по большой дорогѣ. Флоренса охотно согласилась, и лэди Скеттльсъ велѣла сыну своему немедленно приготовиться къ прогулкѣ. Ничто не восхищало лэди Скеттльсъ столько, какъ ея первенецъ рука-объ-руку съ Флоренсой.
Молодой Барнетъ, правду сказать, вовсе не чувствовалъ себя отъ этого въ восторгѣ; но кротость Флоренсы обыкновенно примиряла молодаго джентльмена съ его участью, и потомъ они шли въ весьма-дружественномъ расположеніи духа, сопровождаемые до крайности довольными сэромъ Барнетомъ и лэди Скеттльсъ.
То же случилось и въ этотъ разъ. Флоренса почти успѣла успокоить и развеселить юнаго Барнета, какъ проѣхадъ мимо ихъ верхомъ какой-то джентльменъ, взглянулъ на все общество съ большимъ вниманіемъ, осадилъ лошадь и воротился, держа въ рукѣ шляпу.
Джентльменъ этотъ особенно пристально смотрѣлъ на Флоренсу. Когда маленькое общество пріостановилось, чтобъ пропустить его впередъ, онъ сперва поклонился Флоренсѣ, а потомъ сэру Барнету и его супругѣ. Флоренса не помнила, чтобъ когда-нибудь видѣла его прежде, но невольно вздрогнула отъ его приближенія и отступила назадъ.
-- Лошадь моя совершенно смирна, миссъ, увѣряю васъ, сказалъ джентльменъ.
Но не лошадь, а что-то въ самомъ джентльменѣ -- чего она сама не могла опредѣлить -- заставило ее отшатнуться, какъ-будто почувствовала себя ужаленною.
-- Я имѣю честь говорить съ миссъ Домби? сказалъ онъ съ самою плѣнительною улыбкой. Флоренса кивнула утвердительно.-- Мое имя Каркеръ. Я едва могу надѣяться, чтобъ Домби могла меня помнить иначе, какъ по имени -- Каркеръ.
Флоренса, чувствуя странную наклонность къ ознобу, хотя день былъ и жаркій, представила Каркера сэру Барнету и лэди Скеттльсъ, которыми онъ былъ принятъ весьма-благосклонно.
-- Тысячу разъ прошу извиненія! сказалъ мистеръ Каркеръ.-- Но я завтра ѣду въ Лимингтонъ, къ мистеру Домби: считаю лишнимъ говорить, какъ счастливъ я буду, если миссъ Домби удостоитъ меня какимъ-нибудь порученіемъ.
Сэръ Барнетъ угадалъ немедленно, что Флоренса желала бы написать письмо къ отцу, и потому предложилъ воротиться, приглашая мистера Каркера отобѣдать запросто, въ верховомъ туалетѣ. Мистеръ Каркеръ былъ уже, къ-несчастію, отозванъ; но если миссъ Домби угодно писать, онъ готовъ проводить ее и ждать сколько бы ни было времени. Говоря это съ самою любезною изъ своихъ улыбокъ, онъ наклонился къ Флоренсѣ довольно-близко, чтобъ погладить шею лошади; глаза ихъ встрѣтились и ей казалось, будто его взоры высказали ясно: "О "Сынѣ и Наслѣдникѣ" нѣтъ извѣстій!"
Испуганная, сконфуженная, отступившая отъ него по инстинктивному побужденію, Флоренса ароизнесла едва внятнымъ голосомъ, что она ему очень-благодарна, но писать не будетъ; ей нечего писать.
-- И ничего не пошлете, миссъ Домби?
-- Ничего... Скажите ему только, что я его очень, очень люблю!
Не смотря на свое смущеніе, Флоренса подняла голову и обратила къ Каркеру выразительный, умоляющій взглядъ, показывавшій ясно -- въ чемъ мистеръ Каркеръ былъ и безъ того убѣжденъ -- что между ею и отцомъ нѣтъ никакихъ сношеній. Мистеръ Каркеръ улыбнулся, раскланялся съ величайшею почтительностью и уѣхалъ, произведя на сора Барнета и лэди Скеттльсъ весьма-выгодное для себя впечатлѣніе. Флоренсу бросило тогда въ такую дрожь, что сэръ Барнетъ невольно припомнилъ ей народный предразсудокъ, предполагающій, будто въ такихъ случаяхъ кто-нибудь переходитъ черезъ могилу, гдѣ ей суждено покоиться. Мистеръ Каркеръ, заворачивая за уголъ, оглянулся назадъ, поклонился и исчезъ, какъ-будто онъ ѣдетъ прямо на кладбище съ этою цѣлію.