Флоренса въ одиночествѣ. Таинственность деревяннаго мичмана.
Флоренса жила одна въ огромномъ опустѣломъ домѣ. Никакое волшебное жилище волшебныхъ сказокъ, скрытое въ глубинѣ густаго лѣса, не было уединеннѣе и пустыннѣе дома ея отца, въ угрюмой его существенности.
Входъ этого жилища не охранялся двумя стражами-драконами, которые обыкновенно стоятъ на часахъ у мѣста заколдованнаго заточенія невинныхъ красавицъ; однако странствующій оркестръ роговой музыки ни раза не рискнулъ остановиться противъ угрюмаго дома и не извлекъ ни одной ноты изъ своихъ раздутыхъ инструментовъ.Шарманки съ вальсирующими маріонетками, и пляшущіе савояры, какъ-будто уговорившись между-собою, спѣшили мимо, избѣгая безнадежнаго сосѣдства унылаго зданія.
Чары, тяготѣвшія надъ этимъ домомъ, были не изъ тѣхъ, о которыхъ повѣствуютъ волшебныя сказки и старинныя баллады: въ тѣхъ чарахъ, хотя замки и погружены въ сонъ, свѣжесть остается неприкосновенною, тогда какъ здѣсь безжизненная пустота напечатлѣвала слѣды свои на всемъ. Чехлы, занавѣсы и драпировки тяжело обвисли; зеркала потускнѣли, какъ-будто отъ дыханія на нихъ времени; ковры линяли, и ключи ржавѣли въ замкахъ; сырость начинала выступать на стѣнахъ; плѣсень въ чуланахъ и корридорахъ; половицы коробились и трескались отъ непривычныхъ шаговъ, если кому-нибудь нечаянно случалось проходить по заламъ. Пыль скоплялась, никто не зналъ откуда; пауки, моль и черви разводились безъ помѣхи; любознательные жуки останавливались иногда на ступеняхъ или въ верхнихъ покояхъ, оглядываясь вокругъ себя и удивляясь, какъ они тутъ очутились. Крысы начали взвизгивать и возиться по ночамъ за панелями и въ темныхъ корридорахъ.
Флоренса жила тутъ одна. День проходилъ за днемъ, а она все продолжала жить въ одиночествѣ, и холодныя стѣны зѣвали на нее, какъ-будто собираясь превратить въ камень ея молодость и красоту.
Трава начала пробиваться на крышѣ, въ трещинахъ фундамента и вокругъ подоконниковъ. Известь обваливалась въ каминахъ. Два дерева съ закоптѣлыми стеблями, чахшія на дворѣ, вяли, и мертвые сучья ихъ возвышались далеко надъ листьями. Во всемъ строеніи бѣлая краска пожелтѣла, а желтая стала почти черною; со времени смерти бѣдной хозяйки, строеніе это мало-по-малу сдѣлалось въ родѣ темнаго провала на длинной и скучной улицѣ.
Но Флоренса расцвѣтала тутъ, какъ прекрасная принцесса волшебныхъ сказокъ. Книги, музыка и ежедневные учителя были единственными товарищами ея одиночества, да сверхъ того Сузанна Нипперъ и Діогенъ. Первая, присутствуя ежедневно при урокахъ своей госпожи, сдѣлалась сама почти ученою; а Діогенъ, укрощенный, вѣроятно, тѣмъ же ученымъ вліяніемъ, клалъ голову на подоконникъ и мирно открывалъ и закрывалъ глаза на улицу въпродолженіе цѣлаго лѣтняго утра; иногда онъ павостривалъ уши и выглядывалъ со вниманіемъ на какого-нибудь шумнаго собрата, облаивавшаго проѣзжавшую телегу; иногда, вспомнивъ нечаянно о своемъ невидимомъ непріятелѣ, бросался къ дверямъ, поднималъ бѣшеный лай и потомъ снова возвращался на прежнее мѣсто и клалъ морду на косякъ, съ физіономіею пса, оказавшаго важную общественную услугу.
Такъ жила Флоренса дома, не выходя изъ круга своихъ невинныхъ занятій и мыслей, и ничто ея не тревожило. Теперь она могла спускаться въ комнаты отца, думать о немъ и приближаться къ нему любящимъ сердцемъ, не боясь быть отверженною; могла смотрѣть на предметы, окружавшіе его въ горести, садиться около его креселъ и не опасаться взгляда, который такъ глубоко оставался въ ея памяти; могла оказывать ему знаки своей привязанности, приводя все въ порядокъ своими руками, оставляя на столѣ букеты цвѣтовъ и перемѣняя завянувшіе, приготовляя ему что-нибудь каждый день и оставляя какое-нибудь робкое напоминаніе своего присутствія около того мѣста, гдѣ онъ обыкновенно садился. Сегодня, на-примѣръ, она оставляла разрисованный футляръ для часовъ; но завтра, испугавшись, что эта вещь будетъ слишкомъ замѣтна, снимала ее и замѣняла какою-нибудь другою бездѣлкой своего произведенія, которая бы не столько бросалась въ глаза. Иногда просыпаясь ночью, она трепетала отъ мысли, что, можетъ-быть, онъ возвратится домой, отброситъ ея подарокъ съ досадой, и она поспѣшно сбѣгала въ отцовскій кабинетъ и убирала свою работу. Иногда она прикладывала лицо къ его письменному столу и оставляла на немъ поцалуй и слезу.
Но никто не зналъ объ этомъ. Всѣ домашніе со страхомъ обѣгали комнатъ мистера Домби, и всѣ ея заботы оставались тайною, которую она никому не открывала. Флоренса спускалась въ отцовскія комнаты въ сумерки, или рано утромъ, или въ то время, когда домашняя прислуга обѣдала или завтракала.
Фантастическіе призраки сопутствовали Флоренсѣ, когда она проходила по пустыннымъ комнатамъ, и сидѣли подлѣ нея, когда она останавливалась наединѣ съ самой собою; жизнь ея дѣлалась невещественнымъ видѣніемъ отъ мыслей, порождавшихся въ одиночествѣ. Она такъ часто воображала себѣ, какова была бы ея жизнь, еслибъ отецъ могъ любить ее и она была бы любимымъ дитятей, что по-временамъ даже вѣрила въ дѣйствительность этихъ мечтаніи. Тогда, увлекаясь сладостною фантазіей, она припоминала, какъ часто сиживала вмѣстѣ съ отцомъ у смертнаго одра больнаго брата; какъ сердце Поля принадлежало имъ обоимъ; какъ соединяло ихъ воспоминаніе объ умершемъ малюткѣ; ей казалось даже, что она говорила о немъ съ отцомъ, и отецъ въ это время смотрѣлъ на нее кротко и ласково, увѣщевалъ не отчаяваться и возлагать надежду на Бога. То ей представлялось, что мать жива, и она съ блаженствомъ бросается ей на шею, прижимается къ ея нѣжному сердцу съ пламенною любовью и довѣрчиво открываетъ ей всю свою душу! Какъ горько чувствовала она снова всю тяжесть своего одиночества, когда уносились эти очаровательныя грезы!
Была одна мысль, едва образовавшаяся, но подкрѣплявшая юное сердце Флоренсы: въ душѣ ея зародилась мысль о странахъ, находящихся внѣ настоящей жизни, странахъ, гдѣ ея мать и братъ. Она была твердо убѣждена въ ихъ замогильномъ участіи, въ ихъ любви и состраданіи, въ томъ, что они знаютъ, какъ она идетъ по жизненному пути, и бодрствуютъ надъ нею. Флоренса утѣшалась этою мыслью и лелѣяла ее; но вдругъ, вскорѣ послѣ того, какъ она видѣлась съ отцомъ въ кабинетѣ, ей вообразилось, что, оплакивая отвергавшее ее сердце отца, она можетъ возбудить противъ него милые призраки умершихъ. Какъ ни странна, какъ ни причудлива была подобная мысль, приводившая ее въ отчаяніе, но источникомъ ея была безграничная дѣтская привязанность къ отцу, о которомъ Флоренса старалась съ той поры думать не иначе, какъ съ надеждою.
Отецъ ея не зналъ,-- въ этомъ она по-временамъ усиливалась увѣрить себя, -- какъ нѣжно онъ любимъ ею. Она очень-молода, давно лишилась матери и никогда не умѣла выразить ему свою любовь: кто могъ научить ее, какъ это сдѣлать? Но она вооружится терпѣніемъ, приложитъ всѣ усилія, чтобъ современемъ пріобрѣсти это искусство и внушить отцу желаніе узнать покороче свое единственное дитя.
Вотъ что сдѣлалось цѣлью ея жизни. Вотъ что одушевляло ее во время всѣхъ дневныхъ занятій. Она воображала себѣ, какъ онъ будетъ доволенъ ея успѣхами въ наукахъ, музыкѣ, рисованьи; придумывала, нѣтъ ли для изученія какого-нибудь предмета, которымъ бы можно было доставить ему больше удовольствія, чѣмъ другими. Всегда, за книгами, за музыкой или рукодѣліемъ, въ утреннихъ прогулкахъ или при вечернихъ молитвахъ, она имѣла въ виду одну неизмѣнную цѣль -- пріобрѣсти себѣ любовь отца. Странное упражненіе для дитяти -- наука, какъ найдти путь къ жестокому сердцу родителя!
Такъ жила Флоренса въ огромномъ пустынномъ домѣ. День проходилъ за днемъ, а она все оставалась въ одиночествѣ, и холодныя стѣны зѣвали на нее, какъ-будто собираясь превратить въ камень ея молодость и красоту.
Однажды утромъ, Сузанна Нипперъ стояла противъ нея и смотрѣла одобрительнымъ взоромъ на свою госпожу, которая запечатывала сейчасъ только написанную записочку.
-- Лучше поздно, чѣмъ никогда, миссъ Флой,сказала Сузанна.-- Увѣряю васъ, что поѣздка даже къ этимъ старымъ Скеттльсамъ будетъ для васъ преполезнымъ развлеченіемъ.
-- Я очень благодарна сэру Барнету и лэди Скеттльсъ, отвѣчала Флоренса, кротко поправляя Фамильярное выраженіе Сузанны.-- Они такъ любезны, что повторяютъ свое приглашеніе.
-- О, этотъ народъ себѣ-на-умѣ! Вѣрьте вы этимъ Скеттльсамъ!
--" Признаюсь, мнѣ не очень бы хотѣлось ѣхать туда; но надобно ѣхать. Не хорошо отказаться, сказала задумчиво Флоренса.
-- Конечно, не хорошо, миссъ Флой.
-- Вотъ почему я обѣщала пріѣхать, хотя и предпочла бы побывать у нихъ не во время каникулъ, когда тамъ вѣрно будетъ много молодыхъ людей.
-- О, вамъ нужно развлеченіе! Развеселитесь, миссъ Флой!
-- Какъ давно мы не имѣемъ никакихъ извѣстій о Валтерѣ! замѣтила Флоренса послѣ краткаго молчанія.
-- Да, миссъ Флой, давно. Перчъ сказывалъ, когда заходилъ сюда за письмами... да что его слушать! Этому жалкому человѣку слѣдовало бы родиться старой бабой, а не мужчиной. Онъ отъ всего приходитъ въ отчаяніе!
Флоренса вспыхнула и съ живостію подняла глаза.
-- Отъ-чего же въ отчаяніе?
-- Да нѣтъ, это пустяки, миссъ Флой!
-- Но въ чемъ же дѣло? Развѣ корабль въ опасности?
-- Нѣтъ, миссъ! Но эта мокрая папильйотка Перчъ ходитъ и ворчитъ, что имбирное варенье, котораго онъ ждалъ отъ Валтера для мистриссъ Перчъ, прійдетъ, можетъ-быть, не во-время, и ему надобно ждать другой оказіи...
-- Что онъ еще говорилъ?
-- Да все вздоръ, миссъ Флой! Онъ разсказываетъ, что о кораблѣ Давно нѣтъ извѣстій, и что жена капитана приходила вчера въ контору и очень безпокоится...
-- Я должна непремѣнно увидѣться съ дядею Валтера, прервала торопливо Флоренса:-- прежде, чѣмъ уѣду отсюда. Я пойду къ нему сегодня же утромъ. Пойдемъ туда сейчасъ же, Сузанна.
Такъ-какъ миссъ Нипперъ не находила противъ этого никакихъ возраженій, то обѣ онѣ очень-скоро одѣлись и направились къ деревянному мичману.
Флоренса шла по улицамъ въ самомъ тревожномъ расположеніи духа. Въ глазахъ ея, опасность и неизвѣстность были напечатлѣны на всемъ. Флюгера на колокольняхъ и старинныхъ домахъ казались ей зловѣщими и таинственными указателями на бури, волновавшія дальнія моря, гдѣ носились обломки погибшихъ кораблей, на которыхъ доживали послѣднія минуты своей жизни несчастные плаватели; встрѣчая толковавшихъ между собою джентльменовъ, она боялась, не разсуждаютъ ли они о крушеніи "Сына и Наслѣдника"; выставленныя у оконъ гравюры, на которыхъ изображались боровшіяся съ волнами суда, наводили на нее ужасъ; дымъ и облака двигались для нея слишкомъ-быстро и заставляли воображать, что теперь въ океанѣ свирѣпствуютъ ураганы.
Пришедъ къ деревянному мичману и остановившись на противоположной сторонѣ улицы, въ ожиданіи удобнаго случая переправиться, обѣ онѣ удивились значительно, увидѣвъ у дверей лавки инструментальнаго мастера кругловатаго малаго, который, обратя жирное лицо свое къ небесамъ, вложилъ себѣ въ широкій ротъ по два пальца каждой руки и принялся свистать необычайно-рѣзко нѣсколькимъ голубямъ, поднявшимся высоко въ воздухѣ.
-- Это старшій сынъ мистриссъ Ричардсъ, миссъ! сказала Сузанна:-- и горе ея жизни!
Такъ-какъ Полли сказывала Флоренсѣ о надеждахъ своихъ насчетъ Роба, у котораго явился неожиданно спаситель и благодѣтель, то она знала, что найдетъ его у дяди Солля. А потому, выждавъ время, онѣ перешли черезъ улицу вмѣстѣ съ Сузанной, тогда-какъ любитель голубей, не видя кромѣ ихъ никого и ничего, свисталъ съ самымъ неистовымъ энтузіазмомъ. Его, однако, скоро обратилъ къ земнымъ предметамъ добрый толчокъ Миссъ Нипперъ.
-- Такъ-то ты показываешь свое раскаяніе, когда мистриссъ Ричардсъ горевала о тебѣ цѣлые мѣсяцы сряду! сказала Сузанна, вталкивая его въ лавку и слѣдуя туда за нимъ.-- Гдѣ мистеръ Джилльсъ?
-- Его нѣтъ дома.
-- Пошелъ отъищи его и скажи, что моя барышня очень желаетъ его видѣть и пришла къ нему.
-- Я не знаю, куда онъ ушелъ.
-- Такъ-то ты исправляешься? закричала ему рѣзко Сузанна.
-- Да какъ же мнѣ привести его сюда, когда я не знаю, куда онъ ушелъ? возразилъ удивленный Робъ.
-- Сказалъ ли мистеръ Джилльсъ, когда онъ пріидетъ домой? спросила Флоренса.
-- Да, миссъ. Онъ хотѣлъ быть дома вскорѣ послѣ полудня, часа черезъ два, миссъ.
-- Онъ очень безпокоится о племянникѣ?
-- Да, миссъ, очень. Ему не сидится и четверти часа дома. Онъ не можетъ просидѣть на мѣстѣ и пяти минутъ...
-- Не знаешь ли ты одного пріятеля мистера Джилльса, капитана Коттля?
-- Который съ крючкомъ? Знаю, миссъ. Онъ былъ здѣсь третьяго дня.
-- А послѣ не былъ?
-- Нѣтъ, миссъ.
-- Можетъ-быть, дядя Валтера пошелъ туда, Сузанна?
-- Къ капитану Коттлю, миссъ? возразилъ Робъ.-- Нѣтъ. Онъ велѣлъ мнѣ сказать капитану, если онъ зайдетъ, что удивляется, почему онъ не былъ здѣсь вчера, и попросить его подождать.
-- Ты знаешь, гдѣ живетъ капитанъ Коттль?
Робъ отвѣчалъ утвердительно, взялъ со стола переплетенную въ пергаментъ книгу и прочиталъ адресъ въ-слухъ.
Флоренса обратилась тогда къ своей горничной и совѣтовалась съ нею въ-полголоса. Робъ, помня тайныя наставленія своего покровителя, слушалъ съ напряженнымъ вниманіемъ. Флоренса предлагала идти тотчасъ же къ капитану Коттлю, узнать его мнѣніе о безъизвѣстности на-счетъ "Сына и Наслѣдника" и привести его къ дядѣ Соллю. Сузанна сначала противилась, говоря, что это слишкомъ-далеко, но когда Флоренса предложила ѣхать въ наемной каретѣ, она согласилась. Кругловатый Робъ выпучивалъ глаза поперемѣнно то на Флоренсу, то на Сузанну, и старался не потерять ни одного слова изъ ихъ разговора.
Наконецъ, Роба послали за извощичьей каретой, и онѣ сѣли въ нее, велѣвъ передать дядѣ Соллю, что непремѣнно заѣдутъ къ нему на обратномъ пути. Робъ проводилъ ихъ глазами, пока онѣ не скрылись изъ вида, и сѣлъ за письменный столъ, за которымъ очень-прилежно началъ дѣлать іероглифическія замѣтки на лоскуткахъ бумаги.
Карета между-тѣмъ продолжала ѣхать и наконецъ, послѣ частыхъ задержекъ на разводныхъ мостахъ отъ встрѣчъ съ обозами и непроницаемаго столпленія пѣшеходовъ, остановилась на углу Бриг-Плэса. Тамъ Флоренса и Сузанна вышли на улицу и начали искать жилища капитана Коттля.
Къ-несчастью, это случилось въ одинъ изъ тѣхъ дней, когда мистриссъ Мэк-Стинджеръ предавалась съ особеннымъ жаромъ страсти своей къ мытью. Въ такіе дни она всегда была сердитѣе обыкновеннаго и надѣляла дѣтей своихъ сверх-комплектными щелчками и толчками.
Въ то мгновеніе, когда Флоренса приближалась вмѣстѣ съ Сузанной къ дому этой достойной, но грозной хозяйки, она влекла сына своего Александра за одну руку, въ сидячемъ положеніи, черезъ сѣни на мостовую. Дѣтищу этому было два года и три мѣсяца, и оно почернѣло отъ страха и физическихъ болѣзненныхъ ощущеній. Чувства мистриссъ Мэк-Стинджеръ, какъ женщины и матери, были оскорблены взглядомъ состраданія къ Александру, который она подмѣтила на лицѣ Флоренсы; въ-слѣдствіе чего она тряхнула его еще разъ и обернулась спиною къ подходившимъ незнакомкамъ.
-- Извините, сударыня, сказала Флоренса, когда ребенокъ нѣсколько пришелъ въ себя:-- здѣсь домъ капитана Коттля?
-- Нѣтъ.
-- Развѣ это не девятый нумеръ?
-- Кто вамъ сказалъ, что не девятый нумеръ?
Сузанна Нипперъ немедленно вмѣшалась въ разговоръ и спросила мистриссъ Мэк-Стинджеръ, что она подъ этимъ разумѣетъ, и знаетъ ли, съ кѣмъ говоритъ.
Мистриссъ Мэк-Стинджеръ оглядѣла ее съ ногъ до головы: "А я бы желала знать, какая вамъ нужда до капитана Коттля?"
-- Желаете знать? возразила рѣзко Сузанна.-- Ну, такъ мнѣ жаль, что желаніе ваше не исполнится.
-- Перестань, Сузанна, прошу тебя! сказала Флоренса.-- Можетъ-быть, вы будете такъ добры, сударыня, что скажете намъ, гдѣ живетъ капитанъ Коттль, такъ-какъ квартира его не здѣсь.
-- Кто вамъ сказалъ, что онъ живетъ не здѣсь? возразила неумолимая мистриссъ Мэк-Стинджеръ.-- Я сказала, что это не домъ капитана Коттля -- и это не его домъ и никогда не будетъ его домомъ... кэптенъ Коттль не умѣетъ держать дома и не стоитъ того, чтобъ имѣть домъ. Это мой домъ; а если я отдаю верхній этажъ капитану Коттлю, такъ дѣлаю вещь неблагодарную: это все равно, что сыпать жемчугъ передъ свиньями!
Мистриссъ Мэк-Стинджеръ нарочно возвышала голосъ, дѣлая эти замѣчанія въ пользу верхнихъ оконъ. Обитатель ихъ протестовалъ изъ своей комнаты только слабымъ возраженіемъ: "Легче, внизу! "
-- А если вамъ нуженъ кэптенъ Котлль, такъ вотъ гдѣ онъ! заключила она, сердито махнувъ рукою. Флоренса и Сузанна вошли и начали подниматься по лѣстницѣ, а мистриссъ Мэк-Стинджеръ обратилась снова къ прерванному ихъ приходомъ дѣлу.
Капитанъ сидѣлъ въ своей комнатѣ, засунувъ руки въ карманы и подобравъ ноги подъ стуломъ, на весьма-маленькомъ одинокомъ островку, омываемомъ цѣлымъ океаномъ мыльной воды. Окна капитана были вымыты, стѣны вымыты, каминъ вычищенъ, и все, за исключеніемъ камина, было мокро и сіяло мыломъ и пескомъ, запахъ которыхъ пропитывалъ воздухъ. Среди такой печальной сцены, капитанъ, спасавшійся на своемъ островку, глядѣлъ съ прискорбіемъ вокругъ себя и по-видимому ожидалъ появленія на горизонтѣ какого-нибудь спасителя-паруса.
Но, обративъ взоры на дверь и увидѣвъ входящую Флоренсу съ ея горничною, капитанъ онѣмѣлъ отъ изумленія. Голосъ мистриссъ Мэк-Стинджеръ заглушалъ всѣ остальные звуки, а потому онъ не могъ ожидать другихъ посѣтителей, кромѣ развѣ молочника или горшечника; по тутъ, когда Флоренса приблизилась къ прибрежью острова и дружески протянула капитану руку, онъ вскочилъ какъ шальной и вообразилъ ее въ то мгновеніе которымъ-нибудь изъ младшихъ членовъ семейства Летучаго-Голландца.
Пришедъ немедленно въ себя, капитанъ прежде всего озаботился перемѣщеніемъ Флоренсы на сухое мѣсто, что ему удалось благополучно; потомъ, перебравшись снова на материкъ, капитанъ взялъ миссъ Нипперъ за талію и перенесъ ее также на островъ. Послѣ этого, приложивъ съ благоговѣйнымъ восторгомъ руку Флоренсы къ своимъ губамъ, онъ отступилъ нѣсколько назадъ (островокъ былъ слишкомъ-тѣсенъ для троихъ) и разглядывалъ ее изъ моря мыльной воды, какъ новаго сорта тритонъ.
-- Вы удивляетесь, что мы здѣсь, капитанъ? сказала Флоренса съ улыбкою.
Капитанъ, вмѣсто отвѣта, поцаловалъ свой желѣзный крючокъ.
-- Но я не могла успокоиться, не узнавъ вашего мнѣнія на счетъ нашего милаго Валтера, который теперь мой братъ; мнѣ хотѣлось знать, должно ли чего-нибудь опасаться, и не будете ли вы навѣшать его старика-дядю каждый день, пока мы не получимъ о немъ удовлетворительныхъ извѣстій?
При этихъ словахъ, капитанъ Коттль машинально ударилъ себя но головѣ, на которой не было всегдашней жосткой лакированной шляпы, и смотрѣлъ очень-жалостно.
-- Не тревожетесь ли вы на счетъ его безопасности? спросила Флоренса, глядя пристально на капитана, который въ восторгѣ не могъ свести глазъ съ лица ея.
-- О, нѣтъ! Я не опасаюсь ничего. Вал'ръ такой малый, который пройдетъ цѣлъ черезъ самыя бурныя и скверныя погоды. Вал'ръ такой малый, что принесетъ удачу любому брику, на палубу котораго ступитъ ногою. Правда, въ тѣхъ широтахъ была самая гадкая погода и ихъ все дрейфовало и сбило, можетъ-быть, къ другому концу свѣта. Но брикъ славный брикъ, а малый славный малый. Вотъ вамъ и все, моя удивительная миссъ; я до-сихъ-поръ еще ничего не боюсь!
-- До-сихъ-поръ?
-- Да. А прежде, чѣмъ я начну опасаться, моя необычайная миссъ,-- и онъ снова поцаловалъ свой желѣзный крючокъ,-- Вал'ръ напишетъ домой съ острова или изъ какого-нибудь порта, и все будетъ какъ слѣдуетъ, туго вытянуто и до мѣста. А что до Солля Джилльса (тутъ капитанъ принялъ торжественный видъ), за котораго я буду стоять до страшнаго суда, хоть тутъ тресни щеки у самаго жестокаго норд-веста, я приведу къ нему въ кабинетъ моряка, который скажетъ ему такое мнѣніе, что ошеломитъ его! Этого моряка зовутъ Бонсби, и онъ такъ уменъ и опытенъ, что старый Солль почувствуетъ себя какъ-будто онъ стукнулся лбомъ объ двери!
-- Возьмемъ съ собою этого джентльмена къ мистеру Джилльсу; у насъ есть карета! воскликнула Флоренса.-- Поѣдемте съ нами за нимъ, капитанъ!
Капитанъ снова ударилъ себя рукою по головѣ, на которой не было обычной жосткой лакированной шляпы, и опять сконфузился. Но въ это самое время произошло замѣчательное явленіе: дверь отворилась сама собою, и къ ногамъ капитана подлетѣла, какъ птица, его жосткая лакированная шляпа. Дверь заперлась такъ же, какъ и отворилась, невидимою силой, и ничего не воспослѣдовало для объясненія дивнаго феномена.
Капитанъ Коттль поднялъ шляпу, повернулъ ее нѣсколько разъ съ большимъ радушіемъ и принялся полировать рукавомъ. Потомъ онъ пристально посмотрѣлъ на посѣтительницъ и сказалъ имъ въполголоса:
-- Видите, я спустился бы къ Соллю Джилльсу еще вчера или сегодня утромъ, по она... она унесла шляпу и спрятала ее. Вотъ вамъ и все.
-- Кто, ради Бога? спросила Сузанна.
-- Хозяйка этого дома, моя прекрасная, возразилъ капитанъ хриплымъ шопотомъ, дѣлая таинственные сигналы.-- Мы поспорили на счетъ мытья этой палубы, а она -- прибавилъ капитанъ, взглянувъ безпокойно на дверь:-- она застопорила мою свободу.
-- О! я бы желала, чтобъ ей пришлось имѣть дѣло со мною! вскричала Сузанна, вспыхнувъ.-- Я бы ее застопорила!
-- Право, вы такъ думаете, моя прекрасная? сказалъ капитанъ, сомнительно качая головою, но удивляясь энергіи своей гостьи.-- Не знаю. Тутъ трудная навигація. Съ нею не легко управиться! Вы никогда не знаете, какъ она лежитъ, вотъ что. Она идетъ, кажется, полно, а потомъ вдругъ, чортъ-знаетъ какимъ образомъ, мигомъ приведетъ на васъ. А когда сатана заберется къ ней въ голову... тутъ капитанъ заключилъ свою рѣчь трепетнымъ свистомъ, не находя лучшаго выраженія.-- Не знаю, а вы такъ думаете?
Сузанна отвѣтила только отважною улыбкой, и капитанъ долго бы не пересталъ восхищаться ея храбростью, еслибъ Флоренса не повторила своего приглашенія ѣхать немедленно къ оракулу -- Бонсби. Капитанъ, вспомнивъ свое обѣщаніе, надѣлъ лакированную шляпу, взялъ узловатую палку, которую добылъ себѣ вмѣсто подаренной Валтеру, и, предложивъ локоть Флоренсѣ, приготовился пробиться сквозь непріятеля.
Случилось, однако, что мистриссъ Мэк-Стинджеръ перемѣнила курсъ и привела къ вѣтру на другой галсъ: она выколачивала въ это время маты на крыльцѣ и погрузилась въ свое занятіе такъ глубокомысленно, что не помѣшала ни словомъ, ни жестомъ капитану и его посѣтительницамъ. Капитанъ Коттль былъ очень-доволенъ этимъ обстоятельствомъ, хотя и зачихался отъ пыли; однако, идучи отъ дверей къ каретѣ, онъ оглядывался нѣсколько разъ черезъ плечо, не вполнѣ довѣряя своему счастью.
Какъ бы то ни было, они добрались благополучно до угла Бриг-Плэса, и капитанъ, усѣвшись на козлахъ -- вѣжливость заставила его отказаться отъ приглашенія помѣститься вмѣстѣ съ дамами, хотя онѣ его и уговаривали -- повелъ кучера какъ лоцманъ къ судну капитана Бонсби, называвшемуся "Осторожною Кларой" и находившемуся около самаго Рэтклиффа.
Подъѣхавъ къ пристани, гдѣ "Осторожная Клара" была втиснута въ числѣ пятисотъ другихъ судовъ, которыхъ обвисшій такелажъ походилъ на чудовищную, до половины сметенную паутину, капитанъ Коттль предложилъ дамамъ выйдти; онъ замѣтилъ имъ, что Бонсби имѣетъ нѣжное сердце, очень уважаетъ дамъ и почувствуетъ себя вдвое мудрѣе отъ ихъ присутствія на палубѣ "Осторожной Клары".
Флоренса охотно согласилась, и капитанъ, взявъ ея маленькую ручку въ свою ручищу, съ восторженно-гордымъ видомъ покровителя и вмѣстѣ съ тѣмъ съ отеческою нѣжностью, смѣшанною съ неловкою церемонностью, повелъ ее черезъ грязныя палубы нѣсколькихъ судовъ. Дойдя до "Клары", они нашли, что на этомъ осторожномъ суднѣ сходня была снята, и оно отдѣлялось отъ своего сосѣда футами шестью рѣки. По объясненію капитана Коттля оказалось, что великій Бонсби, подобно ему-самому, страждетъ отъ жестокаго обращенія своей хозяйки, а потому находитъ за лучшее избавляться отъ ея нашествій водяною преградой.
-- Клара э-гой! заревѣлъ капитанъ, приложивъ руку къ одной сторонѣ рта.
-- Э-гой! отозвался какъ эхо засмоленый юнга, выскочившій изъ люка.
-- Бонсби дома? провозгласилъ капитанъ такъ же громко, какъ-будто перекрикиваясь на полумилѣ разстоянія.
-- Эй, эй! отвѣчалъ юнга тѣмъ же тономъ.
Послѣ этого юнга выдвинулъ капитану доску, которую тотъ положилъ осторожно между обоими судами и провелъ черезъ нее Флоренсу; потомъ онъ воротился за миссъ Нипперъ и привелъ ее также на палубу "Осторожной Клары".
Вскорѣ показалась медленно изъ-за каютной переборки огромная голова съ однимъ неподвижнымъ глазомъ и однимъ глазамъ вращающимся, на основныхъ началахъ вертящихся маяковъ. Лицо подходило цвѣтомъ и жосткостью подъ красное дерево, а голова была украшена густыми косматыми волосами, подобными щипаной смоленой пенькѣ, не имѣвшими никакого преобладающаго направленія къ сѣверу, востоку, югу или западу, но расходившимися по всѣмъ румбамъ компаса. За головою слѣдовалъ страшный небритой подбородокъ, широкіе рубашечные воротники, непромокаемый лоцманскій сюртукъ и такіе же шаровары, поднятые такъ высоко, что бантъ ихъ служилъ отчасти жилетомъ. Наконецъ, за появленіемъ нижней части этихъ шароваръ, обнаружилась вся персона Бонсби, съ руками въ широчайшихъ карманахъ и взглядомъ, устремившимся не на капитана Коттля или дамъ, но на вершину мачты.
Глубокомысленный видъ этого философа, дюжаго и плотнаго, на темнокрасномъ лицѣ котораго молчаніе избрало себѣ постоянный тронъ, почти привелъ въ робость самого капитана Коттля, хотя онъ и былъ съ нимъ въ большихъ ладахъ. Шепнувъ Флоренсѣ, что Бонсби никогда въ жизни ничему не удивлялся и не знаетъ чувства удивленія даже по наслышкѣ, Коттль слѣдилъ за нимъ взоромъ, пока онъ глядѣлъ на верхъ и потомъ осматривалъ горизонтъ; наконецъ, когда вращающійся глазъ направился повидимому на него, онъ сказалъ:
-- Бонсби, пріятель, каково живешь?
Басистый, суровый, хриплый отголосокъ, неимѣвшій, по-видимому, никакого сношенія съ особою Бонсби и конечно неоставившій на лицѣ его никакого слѣда, отвѣчалъ:
-- Эй, эй, товарищъ! каково живешь?
Въ это же время правая рука Бонсби выдвинулась изъ кармана, протянулась къ рукѣ капитана Коттля, пожала ее и снова скрылась въ карманѣ.
Капитанъ Коттль приступилъ къ дѣлу безъ предисловій:
-- Бонсби, вотъ ты здѣсь, человѣкъ съ разсудкомъ и такой, что можешь датъ свое мнѣніе. Вотъ молодая миссъ, которой нужно это мнѣніе на-счетъ моего пріятеля, молодаго Вал'ра, а также для другаго пріятеля, стараго Солля Джилльса, человѣка ученаго, на видъ котораго ты можешь придержаться... знаешь, ученость вещь великая и не вѣдаетъ закона. Бонсби, не спустишься ли съ нами? ты бы меня очень обязалъ!
Великій мореходецъ, выраженіе лица котораго показывало, что онъ привыкъ разглядывать только предметы на самомъ отдаленномъ горизонтѣ, не замѣчая ничего, происходящаго въ разстояніи десяти миль около него, не далъ никакого отвѣта.
-- Вотъ человѣкъ, сказалъ капитанъ, обращаясь къ дамамъ и указывая на великаго философа своимъ желѣзнымъ крючкомъ: -- вотъ человѣкъ, который сваливался сверху чаще чѣмъ кто-нибудь на свѣтѣ; съ которымъ было больше бѣдъ, чѣмъ со всѣми инвалидами морскаго госпиталя; котораго стукало но головѣ столько мачтовыхъ и стеньговыхъ деревьевъ и желѣзныхъ болтовъ, что изъ нихъ можно бы заказать себѣ въ Чатамѣ пребольшую яхту -- а между-тѣмъ у него такія мнѣнія, что я не знаю ничего умнѣе ни на берегу, ни на морѣ.
Едва-замѣтное движеніе локтей мудреца обнаружило нѣкоторое удовольствіе отъ такихъ похвалъ, но лицо его оставалось неподвижно по-прежнему, и никто не взялся бы прочитать на немъ его мыслей.
-- Товарищъ, сказалъ Бонсби внезапно, наклонившись, чтобъ выглянугь за бортъ изъ-подъ гика: -- а чего хотятъ выпить твои дамы?
Капитанъ Коттль, котораго деликатность поражена была такимъ вопросомъ въ-отношеніи къ Флоренсѣ, отвелъ мудреца въ-сторону и, по-видимому, пояснялъ ему что-то на ухо, а потомъ они оба спустились на низъ и выпили вмѣстѣ по гроку. Флоренса и Сузанна видѣли это, взглянувъ въ открытый люкъ каютки. Наконецъ, оба снова показались наверху, и капитанъ, радуясь удачѣ своего предпріятія, отвелъ Флоренсу назадъ къ каретѣ; за ними слѣдовалъ Бонсби, конвоировавшій Сузанну, которую онъ дорогою подталкивалъ слегка локтемъ -- къ большому ея неудовольствію -- съ игривостью медвѣдя, сохраняя, впрочемъ, ненарушимо свою наружную неподвижность.
Капитанъ усадилъ своего оракула во внутрь кареты и былъ такъ доволенъ этимъ пріобрѣтеніемъ, что часто подмигивалъ Флоренсѣ съ козелъ сквозь переднее окошечко, или постукивалъ себя слегка но лбу, желая намекнуть на необъятныя умственныя способности Бонсби. Въ это же время, Бонсби продолжалъ подталкивать локтемъ миссъ Нипперъ (капитанъ Коттль нисколько не преувеличивалъ нѣжности его сердца); но лица мудреца выражало то же выспреннее невниманіе по всему на свѣтѣ, какъ и прежде.
Дядя Солль, уже воротившійся домой, встрѣтилъ ихъ у дверей и повелъ немедленно въ свой кабинетъ, странно перемѣнившійся со времени отплытія Валтера. На столѣ и на полу были раскинуты морскія карты, на которыхъ бѣдный инструментальный мастеръ прокладывалъ путь потерявшагося брика и на которыхъ, съ раздвинутымъ циркулемъ въ рукѣ, онъ сейчасъ только отмѣривалъ разстоянія, какъ далеко его должно было сдрейфовать, чтобъ онъ попалъ въ то или другое мѣсто. Онъ старался убѣдить себя, что должно пройдти еще много времени прежде, чѣмъ можно будетъ отчаяваться съ основательностью на-счетъ участи "Сына и Наслѣдника".
Флоренса тотчасъ же увидѣла въ старикѣ странную, неизъяснимую перемѣну: хотя въ лицѣ и пріемахъ его проявлялось всегдашнее тревожное состояніе духа, но ему противоречила какая-то особенная рѣшимость, которая пугала ее. Разъ ей показалось, что онъ говоритъ безсвязно и какъ-будто наудачу; объявивъ ему о своемъ утреннемъ посѣщеніи, она сказала, что жалѣла о его отсутствіи изъ дома; онъ отвѣчалъ сначала, что заходилъ къ ней, а потомъ, по-видимому, тотчасъ же хотѣлъ взять отвѣтъ свой назадъ.
-- Вы сегодня утромъ приходили ко мнѣ?
-- Да, моя милая миссъ, возразилъ онъ съ явнымъ смущеніемъ.-- Я желалъ увидѣть васъ собственными глазами, услышать вашъ голосъ собственными ушами, прежде... Тутъ онъ вдругъ остановился.
-- Прежде чего? прежде, чѣмъ что?
-- Развѣ я сказалъ: прежде?-- Если такъ, я разумѣлъ... прежде, чѣмъ мы получимъ вѣрныя извѣстія о моемъ миломъ Валтерѣ.
-- Вы нездоровы, сказала съ нѣжностью Флоренса.-- Вы такъ много безпокоились. Я увѣрена, что вы нездоровы.
-- Я здоровъ, возразилъ старикъ, сжавъ правую руку и показывая ее Флоренсѣ: -- какъ только можетъ быть здоровъ и крѣпокъ человѣкъ моихъ лѣтъ. Посмотрите: рука тверда! Развѣ владѣтель ея не можетъ имѣть столько же твердости и рѣшительности, сколько многіе молодые люди? Не думало... Увидимъ...
Въ голосѣ и пріемахъ его было что-то особенное, выражавшее несравненно-болѣе словъ. Это произвело на Флоренсу глубокое впечатлѣніе, и она хотѣла бы сообщить свое безпокойство капитану Коттлю; но тотъ излагалъ въ это время мудрому Бонсби обстоятельства, на-счетъ которыхъ требовалось знать его глубокомысленное мнѣніе.
Бонсби, котораго подвижной глазъ старался, по-видимому, разсмотрѣть какой-то предметъ, находившійся между Лондономъ и Грэвзендомъ, выдвигалъ-было раза два или три свой косматый локоть, желая вдохновиться прикосновеніемъ къ воздушному стану Сузанны Нипперъ; но какъ она удалилась, въ досадѣ, къ противоположному концу стола, то нѣжное сердце командира "Осторожной Клары" не встрѣтило никакого отвѣта своимъ влеченіямъ. Наконецъ, послѣ нѣсколькихъ подобныхъ неудачъ, мудрецъ, не обращаясь ни къ кому въ-особенности, заговорилъ такъ, или, лучше сказать, засѣвшій внутри его голосъ произнесъ по собственному произволу и независимо отъ него-самого, какъ-будто находясь подъ вліяніемъ чаръ хриплаго духа:
-- Мое имя Джекъ Бонсби!
-- Его окрестили Джономъ! воскликнулъ восхищенный капитанъ Коттль.-- Слушайте его!
-- И что я говорю, за то стою, продолжалъ голосъ послѣ краткаго молчанія.
Капитанъ, держа подъ руку Флоренсу, значительно подмигнулъ присутствующимъ, какъ-будто говоря: "Вотъ теперь-то онъ себя покажетъ! Вотъ зачѣмъ я привелъ его сюда!"
-- Значитъ, сказалъ опять голосъ: -- почему и не такъ? Если такъ, что изъ этого? Можетъ ли кто-нибудь говорить иначе? Нѣтъ. Значитъ, стопъ такъ! Закрѣпи!
Голосъ пріостановился и пріотдохнулъ. Потомъ снова заговорилъ съ разстановкою:
-- Думаю ли я, что этотъ "Сынъ и Наслѣдникъ" пошелъ ко дну, ребята? Можетъ-быть. Утверждаю я это? Что такое? Если шкиперъ выходитъ изъ Георгіевскаго-Канала и беретъ курсъ къ Доунсамъ, что у него прямо передъ носомъ? Гудвинскіе-Пески. Его никто не заставляетъ набѣгать на нихъ, однако онъ можетъ. Румбъ этого замѣчанія ведетъ къ тому, какимъ курсомъ летѣть. А тутъ ужь не мое дѣло. Значитъ, не зѣвать на рулѣ, впередъ смотрѣть и желаю удачи!
Послѣ этого голосъ вышелъ изъ кабинета и на улицу, взявъ съ собою капитана "Осторожной-Клары" и сопроводивъ его до самой каюты, гдѣ онъ немедленно завалился въ койку и освѣжилъ свой умъ крѣпительнымъ сномъ.
Слушатели поученій мудреца, предоставленные собственному искусству приложить къ дѣлу его сказанія, изложенныя на основныхъ началахъ, составлявшихъ главную ножку треножника Бонсби, а можетъ-быть и многихъ другихъ оракуловъ, смотрѣли другъ на друга съ нѣкоторымъ недоразумѣніемъ; а Робъ-Точильщикъ, позволившій себѣ невинную вольность заглядывать сквозь люкъ сверху и слушать, спустился потихоньку внизъ въ сильномъ замѣшательствѣ. Капитанъ Коттль одинъ, котораго удивленіе къ уму Бонсби возрасло еще болѣе послѣ его теперешняго яркаго проблеска, началъ объяснять, что смысломъ словъ мудреца была надежда, что Бонсби никогда не ошибается, и что мнѣніе такого мореходца должно ободрить всѣхъ и разогнать всѣ опасенія. Флоренса старалась повѣрить словамъ капитана, но Сузанна Нипперъ рѣшительно качала головою отрицательно и полагалась на Бонсби столько же, сколько положилась бы на Перча.
Философъ оставилъ дядю Солля въ прежнемъ недоумѣніи; старикъ началъ опять разводить по картамъ раздвинутымъ циркулемъ, отмѣривать разстоянія и не открывать себѣ въ этомъ никакого успокоенія. Пока онъ погружался въ такое занятіе и Флоренса шептала ему что-то на ухо, подошелъ капитанъ Коттль и положилъ свою тяжкую руку на плечо старику.
-- Ну, каково, Солль Джилльсъ?
-- Да такъ-себѣ, Недъ. Я припоминалъ сегодня, что въ этотъ самый день мой Валтеръ вступилъ въ домъ Домби и Сына; онъ пришелъ тогда къ обѣду очень-поздно, сидѣлъ тутъ, гдѣ ты теперь стоишь, и мы толковали о штормахъ и кораблекрушеніяхъ: я едва могъ отвлечь его отъ этого предмета.
Но, встрѣтивъ взоръ Флоренсы, внимательно и съ участіемъ глядѣвшей на него, старикъ остановился и улыбнулся.
-- Не робѣй на рулѣ, старый дружище! Бодрѣе! Знаешь что, Солль Джилльсъ: когда я провожу благополучно до дому нашу удивительную миссъ (онъ поцаловалъ ей свой крючекъ), то ворочусь сюда и увезу тебя на буксирѣ на весь остатокъ нынѣшняго дня. Мы отобѣдаемъ гдѣ-нибудь вмѣстѣ, Солль, ге?
-- Не сегодня, Недъ! возразилъ съ живостію старикъ, по-видимому застигнутый въ-расплохъ этимъ приглашеніемъ.-- Не сегодня. Я сегодня не могу!
-- Это почему?
-- Я... я буду очень занятъ. У меня... сегодня такъ много дѣла; но я... я подумаю, какъ бы это устроить. Сегодня никакъ нельзя, Недъ. Мнѣ нужно выйдти изъ дома, остаться одному, и подумать о множествѣ дѣлъ.
Капитанъ взглянулъ на инструментальнаго мастера, потомъ на Флоренсу, потомъ опять на инструментальнаго мастера. "Ну, такъ завтра?" сказалъ онъ наконецъ.
-- Хорошо, хорошо, завтра. Подумай обо мнѣ завтра. Да, завтра лучше всего.
-- Я прійду сюда рано, Солль Джилльсъ.
-- Конечно, конечно, пораньше. А теперь прощай, Недъ Коттль, Богъ съ тобой!
Сжавъ обѣ руки капитана съ необыкновеннымъ жаромъ, старикъ обратился къ Флоренсѣ, сложилъ ея руки въ своихъ и прижалъ ихъ къ губамъ, потомъ вывелъ ее за двери и проводилъ до кареты съ неизъяснимою торопливостью. Вообще, онъ произвелъ на капитана такое впечатлѣніе, что тотъ нарочно промедлилъ нѣсколько минутъ и велѣлъ Робу быть съ дядею Соллемъ какъ-можно-услужливѣе и ласковѣе до утра; наставленіе это онъ подкрѣпилъ всунутымъ ему въ руку шиллингомъ и обѣщаніемъ еще полушиллинга завтра утромъ. Послѣ этого, капитанъ, считая себя естественнымъ тѣлохранителемъ Флоренсы, взмостился на козлы и проводилъ ее до дома, увѣривъ на разставаньи, что будетъ стоять за стараго Солля на жизнь и смерть.
Когда двери заколдованнаго дома заперлись за его обитательницами, мысли капитана обратились снова къ старику, инструментальному мастеру, и онъ почувствовалъ какое-то неопредѣленное безпокойство. Вмѣсто того, чтобъ идти домой, онъ прошелся нѣсколько разъ по улицѣ, отобѣдалъ въ одной тавернѣ, куда часто заглядывали лакированныя шляпы, и въ сумерки направился снова къ вывѣскѣ деревяннаго мичмана. Онъ заглянулъ въ окно и увидѣлъ старика, очень-прилежно писавшаго въ кабинетѣ; Робъ готовилъ себѣ постель подъ залавкомъ, а деревянный мичманъ, снятый на ночь съ своего пьедестала, глядѣлъ на нихъ обоихъ. Убѣдившись, что все спокойно и благополучно, капитанъ взялъ курсъ къ Бриг-Плэсу, съ твердымъ намѣреніемъ посѣтить дядю Солля завтра рано утромъ.