Не смотря на мое страстное желаніе снова побывать въ домѣ, въ который я попалъ при такихъ странныхъ обстоятельствахъ, я всю недѣлю крѣпился, но подъ конецъ таки не выдержалъ, Мнѣ хотѣлось посмотрѣть на нихъ днемъ, поэтому я пораньше отправился въ знакомую мнѣ улицу.
Я нѣсколько разъ прошелъ мимо дома, не рѣшаясь войти, изъ боязни, что мое неожиданное посѣщеніе можетъ быть некстати. Но такъ какъ дверь была заперта, и я не имѣлъ никакого основанія предполагать, что хозяева святымъ духомъ узнаютъ, что я тутъ, я пересилилъ себя и вошелъ въ Лавку Древностей.
Когда я отворилъ дверь, громкій споръ, доносившійся изъ глубины комнаты, сразу умолкъ. Старикъ поспѣшилъ ко мнѣ на встрѣчу и проговорилъ дрожащимъ голосомъ, что онъ очень радъ меня видѣть.
— Вы застали насъ въ самомъ разгарѣ спора, добавилъ онъ, указывая на какого-то человѣка, стоявшаго у противоположной двери. — Этотъ молодецъ, навѣрно меня убьетъ. Онъ давно убилъ бы меня, если бы у него хватило смѣлости.
— Ба! ужъ скорѣе вы, если бы могли, отдѣлались бы отъ меня, выдали бы меня головой, даже способны были бы ради этого совершить клятвопреступленіе, проговорилъ молодой человѣкъ, пристально взглянувъ на меня и насупивъ брови. — Это ни для кого не новость.
— Да, дѣйствительно, если бы можно было словами, молитвами или клятвами избавиться отъ тебя, я бы, кажется, ни передъ чѣмъ не остановился, промолвилъ старикъ, поворачиваясь къ нему.
— Это-то мы знаемъ. Я вамъ только что это самое говорилъ. Но такъ какъ меня ни тѣмъ, ни другимъ убить нельзя, я, какъ видите, живъ и еще долго буду жить.
— A вотъ мать его умерла! вскричалъ старикъ, въ отчаяніи всплеснувъ руками и поднимая глаза къ небу. — Гдѣ же тутъ правосудіе.
Молодой человѣкъ стоялъ, раскачивая стулъ ногой и съ презрительной усмѣшкой глядѣлъ на старика. Это былъ статный, и даже, если хотите, красивый молодой человѣкъ, лѣтъ двадцати; но было что-то дерзкое, отталкивающее въ его лицѣ и жестахъ, носившихъ, такъ же какъ и весь его костюмъ, слѣды распутной жизни.
— Мнѣ нѣтъ дѣла до вашего правосудія. Я не уйду отсюда до тѣхъ поръ, пока не захочу, развѣ что вы велите вытолкать меня въ шею; но я знаю, что вы этого не сдѣлаете. Еще разъ повторяю вамъ; я хочу видѣть сестру.
— Сестру, съ горечью произнесъ старикъ.
— Да, сестру, подхватилъ тотъ. — Вы не въ состояніи уничтожить это родство, какъ бы вы этого ни желали. Я хочу видѣть мою сестру. Вы губите ея душу своими мерзкими тайнами; вы держите ее взаперти, увѣряя всѣхъ и каждаго, что любите ее, а между тѣмъ заставляете ее день и ночь работать на васъ, чтобы прикладывать лишніе гроши къ своимъ капиталамъ, которымъ вы сами не знаете счета. Словомъ, я сказалъ, что увижу ее и добьюсь своего.
— Вотъ нашелся заступникъ, ратующій о загубленныхъ душахъ! воскликнулъ старикъ, обращаясь ко мнѣ. — И онъ еще смѣетъ съ презрѣніемъ говорить о грошахъ, сколоченныхъ тяжелымъ трудомъ! Негодяй, который не только оттолкнулъ отъ себя всѣхъ, имѣющихъ несчастіе считаться его родственниками, но, благодаря своей порочной жизни, потерялъ даже право называться членомъ общества. Да еще и лгунъ, вдобавокъ, старикъ понизилъ нѣсколько голосъ и приблизился ко мнѣ,- онъ знаетъ, какъ я люблю мою Нелли и старается при постороннихъ уколоть меня въ самое больное мѣсто.
— Очень мнѣ нужны ваши посторонніе! Пускай они заботятся о своихъ дѣлахъ, а до меня имъ дѣла нѣтъ.
— Однако, я вижу, что этимъ разговорамъ не будетъ конца, а меня на улицѣ ждетъ пріятель. Съ вашего позволенія, я приведу его сюда.
Съ этими словами онъ подошелъ къ двери и, высунувъ голову на улицу, сталъ знаками подзывать кого-то. Судя по его нетерпѣливымъ жестамъ, тотъ не соглашался подойти, но минуту спустя, на противоположномъ тротуарѣ, какъ будто случайно, появился какой-то молодой человѣкъ въ грязномъ, растрепанномъ костюмѣ, хотя и сшитомъ по послѣдней модѣ. Онъ помоталъ нѣсколько разъ головой, поводилъ бровями, какъ бы желая показать, что не рѣшается принять приглашеніе, но въ концѣ концовъ перешагнулъ черезъ улицу и вошелъ въ лавку.
— Ну, или же, и молодой человѣкъ, приглашавшій его войти, втолкнулъ его въ комнату. — Рекомендую, Дикъ Сунвеллеръ, мой пріятель. Садись, Дикъ.
— Да пріятно ли это будетъ старику? спросилъ тотъ вполголоса.
— Садись, говорятъ тебѣ, повторилъ товарищъ.
Сунвеллеръ сѣлъ и, благосклонно улыбнувшись всѣмъ присутствующимъ, замѣтилъ, что прошедшая недѣля была очень благопріятна для утокъ, а нынѣшняя также благопріятна для пыли, и что онъ, стоя на улицѣ, увидѣлъ свинью, выбѣжавшую изъ табачной лавки съ соломенкой въ зубахъ, изъ чего онъ заключаетъ, что и будущая недѣля будетъ хороша для утокъ, то есть, навѣрное будетъ дождь. Потомъ онъ извинился, что туалетъ его нѣсколько небреженъ, объясняя это тѣмъ, что прошлой ночью «солнце очень ярко свѣтило ему въ глаза». Онъ хотѣлъ самымъ деликатнымъ образомъ датъ понять окружающимъ, что наканунѣ былъ мертвецки-пьянъ.
— Но это не бѣда, прибавилъ онъ, вздохнувъ, — коль скоро душевный огонь поддерживается общимъ братскимъ весельемъ и крыло дружбы не теряетъ ни единаго пера, коль скоро умъ расцвѣтаетъ пышнымъ цвѣтомъ въ потокахъ розоваго вина и мы въ ту минуту чувствуемъ себя счастливѣе, чѣмъ когда-либо.
— Здѣсь совсѣмъ не мѣсто говорить рѣчи, остановилъ его пріятель вполголоса.
— Фредъ! воскликнулъ Сунвеллеръ, ударивъ себя пальцемъ по носу. — Умный человѣкъ пойметъ съ одного слова. Можно быть честнымъ и счастливымъ, и не обладая богатствомъ. Постой, Фредъ, не говори. Я самъ знаю: слово — серебро, а молчаніе — золото. Позволь мнѣ только спросить тебя на ухо: старикъ не сердится?
— Это до тебя не касается.
— Тебѣ легко говорить, а по-моему осторожность не мѣшаетъ, и въ словахъ, и на дѣлѣ, и онъ подмигнулъ глазомъ, какъ бы намекая на какую-то великую тайну, скрестилъ руки на груди, откинулся на спинку кресла и съ напускной важностью сталъ смотрѣть въ потолокъ.
Слушая эту галиматью, можно было почти безошибочно сказать, что «солнце и до сихъ поръ не переставало свѣтить Сунвеллеру въ глаза». Кромѣ того, его выдавали и мутные глаза, и всклокоченная голова, и блѣдное лицо, и весь его костюмъ. Платье его было измято и въ такомъ безпорядкѣ, какъ будто онъ спалъ, не раздѣваясь. На немъ былъ коричневый фракъ со множествомъ пуговицъ впереди и одной единственной сзади; яркій клѣтчатый галстухъ, пестрый жилетъ, бѣлыя совершенно испачканныя панталоны и старая-престарая шляпа, которую онъ носилъ задомъ напередъ, такъ какъ переднія поля были въ дырахъ; изъ наружнаго кармана, украшавшаго грудь фрака, торчалъ кончикъ — что былъ почище — сквернѣйшаго носового платка почтенныхъ размѣровъ; грязные обшлага сорочки были вытянуты елико возможно и нарочно отвернуты на рукава фрака; перчатокъ не было и въ поминѣ. Въ рукахъ онъ держалъ трость съ бѣлымъ костянымъ набалдашникомъ, изображавшимъ ручку съ кольцомъ на мизинцѣ — ручка обхватывала черный деревянный шарикъ. Для полной характеристики Дика, слѣдуетъ прибавитъ, что отъ него сильно разило табакомъ и вообще весь онъ имѣлъ грязноватый видъ. Развалившись въ креслѣ и устремивъ глаза въ потолокъ, онъ, повременамъ, угощалъ присутствующихъ какою-то меланхолической аріей, которую вдругъ обрывалъ посрединѣ и снова погружался въ молчаливое созерцаніе потолка.
Старикъ тоже опустился на стулъ и, сложивъ руки на колѣняхъ, поглядывалъ то на своего внука, то на его страннаго пріятеля: онъ сознавалъ, что не въ силахъ помѣшать имъ дѣлать все, что имъ угодно.
Внукъ хозяина сидѣлъ нѣсколько поодаль отъ своего друга, наклонившись надъ столомъ и, повидимому, безучастно относился ко всему. Я считалъ неумѣстнымъ вмѣшиваться въ ихъ семейныя дѣла, хотя старикъ неоднократно бросалъ на меня умоляющіе взгляды: я притворился, будто весь поглощенъ разсматриваніемъ картинъ и другихъ вещей, выставленныхъ на продажу, и потому ничего не слышу.
Однако, нашъ герой недолго виталъ въ облакахъ. Оповѣстивъ насъ, въ своихъ мелодическихъ куплетахъ, о томъ, что онъ обрѣтается въ горахъ и что ему недостаетъ только арабскаго коня для совершенія великихъ подвиговъ, онъ отвелъ глаза отъ потолка и перешелъ къ прозѣ.
— Фредъ, что, старикъ не сердится? какъ бы опомнясь шепнулъ онъ пріятелю, словно эта мысль внезапно озарила его.
— A тебѣ какое дѣло? угрюмо отвѣчалъ тотъ.
— Нѣтъ, скажи, не сердится? приставалъ Дикъ.
— Конечно, нѣтъ! Во всякомъ случаѣ, меня очень мало интересуетъ, сердится онъ или нѣтъ.
Этотъ отвѣть придалъ Дику еще больше храбрости, и онъ всѣми силами старался завязать общій разговоръ.
Онъ началъ доказывать, что хотя, по теоріи, содовая вода очень полезна, но ею очень легко простудить желудокъ, если не прибавлять немного инбиря или водки; послѣднюю онъ, во всѣхъ отношеніяхъ, предпочиталъ содовой водѣ — жаль только, что она дорога. Никто не счелъ нужнымъ оспаривать его мнѣніе, и онъ продолжалъ разглагольствовать: онъ говорилъ, что волосы дольше всего удерживаютъ табачный дымъ и поэтому, какъ ни стараются студенты Вестминстерской и Итонской школъ отбивать отъ себя этотъ запахъ, — они курятъ тайкомъ отъ своихъ воспитателей — наѣдаясь постоянно яблоками, ихъ всегда выдаетъ голова, въ значительной степени обладающая способностью удерживать дымъ. По его мнѣнію, Королевское общество наукъ оказало бы неоцѣненную услугу всему человѣчеству, если бы обратило вниманіе на это обстоятельство и изобрѣло средство для уничтоженія всякихъ слѣдовъ табачнаго дыма. Такъ какъ и противъ этого мнѣнія никто ничего не возразилъ, м-ръ Сунвеллеръ сталъ просвѣщать насъ насчетъ ямайскаго рома: по его словамъ, это очень пріятный и вкусный напитокъ, но и у него есть свой недостатокъ — послѣ него на цѣлые сутки остается непріятный вкусъ на языкѣ. И чѣмъ дальше, тѣмъ разговорчивѣе и развязнѣе онъ становился.
— Чортъ знаетъ, на что это похоже, господа, когда родные начинаютъ ссориться! воскликнулъ онъ. — Если крыло дружбы не должно терять ни одного пера, то о крылѣ родства и говорить нечего: оно должно не только оставаться въ цѣлости, но расти и развиваться.
— Удержи свой языкъ, посовѣтовалъ ему пріятель.
— Милостивый государь, не перебивайте оратора. Господа, въ чемъ заключается настоящее дѣло? Съ одной стороны мы видимъ престарѣлаго, почтеннаго дѣда, — я говорю это съ величайшимъ къ нему уваженіемъ, — съ другой молодого, расточительнаго внука. Старый, почтенный дѣдъ говорить расточительному внуку: «Я тебя воспиталъ, вывелъ въ люди; но ты сбился съ истиннаго пути, что, впрочемъ, часто бываетъ съ молодежью — и теперь ужъ не надѣйся на меня; я тебя знать не хочу». На это расточительный внукъ отвѣчаетъ: «Вы очень богаты, я это знаю; но вы не очень-то раскошеливались для меня, вы копите деньги для моей маленькой сестренки, которая живетъ у васъ въ кабалѣ, не видя свѣта Божьяго. Отчего бы вамъ не подѣлиться какой нибудь бездѣлицей съ вашимъ старшимъ внукомъ?» Почтенный дѣдъ отвѣчаетъ, что онъ не только не намѣренъ открывать для него свой кошелекъ съ той милой готовностью, которую такъ пріятно видѣть въ джентльменѣ его лѣтъ, но что, при всякой встрѣчѣ съ нимъ, онъ будетъ ему выговаривать, будетъ его бранить, на чемъ свѣтъ стоитъ. Спрашивается: не лучше ли было бы, если бы старикъ, вмѣсто того, чтобы тянуть эту канитель, отсчиталъ внуку малую толику денегъ и тѣмъ возстановилъ миръ и согласіе въ семьѣ.
Окончивъ свою рѣчь, которую онъ сопровождалъ самыми разнообразными и граціозными жестами и кивками; мистеръ Сунвеллеръ поспѣшилъ сунутъ въ ротъ набалдашникъ трости, боясь сболтнуть лишнее и тѣмъ испортить весь эфектъ.
— За что ты меня преслѣдуешь? воскликнулъ старикъ, обращаясь къ внуку. — Къ чему ты приводишь сюда своихъ безпутныхъ товарищей? Сколько разъ я тебѣ говорилъ, что у меня ничего нѣтъ, что я бѣденъ и терплю лишенія.
— A сколько разъ я уже вамъ говорилъ, что вы меня не надуете! возразилъ внукъ, обдавая его ледянымъ взглядомъ.
— Ты самъ себѣ выбралъ дорогу, ну и или по ней, а меня съ Нелли оставь въ покоѣ.
— Нелли скоро будетъ взрослой дѣвушкой; она всецѣло находится подъ вашимъ вліяніемъ и легко можетъ забыть брата, если онъ не будетъ напоминать ей о себѣ.
— Смотри, какъ бы ты не ошибся въ разсчетахъ! Какъ бы тебѣ не пришлось бѣгать босикомъ по улицамъ, когда она будетъ разъѣзжать въ каретѣ и обдавать тебя грязью.
У старика гнѣвно сверкнули глаза.
— То есть, когда она получитъ отъ васъ наслѣдство, хотите вы сказать? Слышите, господа, онъ еще прикидывается бѣднякомъ!
— A вѣдь какъ мы въ самомъ дѣлѣ бѣдны и какую неприглядную жизнь мы ведемъ! произнесъ старикъ упавшимъ голосомъ, какъ бы размышляя вслухъ. — Я забочусь не о себѣ, а только объ этомъ невинномъ ребенкѣ, который никому въ жизни не дѣлалъ зла, а между тѣмъ ничто, рѣшительно ничто мнѣ не удается. Ну, да дай Богъ терпѣнія, дождемся и мы краснаго солнышка!
Послѣднія слова онъ произнесъ такъ тихо, что пріятели не могли ихъ разслышать. Сунвеллеръ вообразилъ, что онъ своимъ краснорѣчіемъ поколебалъ старика, что тотъ бормочетъ какія-то непонятныя слова, переживая внутреннюю борьбу. Онъ толкнулъ товарища палкой въ бокъ, шепнулъ, что теперь дѣло въ шляпѣ и что онъ надѣется получить свою долю за комиссію. Но, замѣтивъ вскорѣ же свою ошибку, повѣсилъ носъ и нѣсколько разъ напоминалъ пріятелю, что пора уходить, какъ вдругъ дверь изъ слѣдующей комнаты отворилась, и вошла Нелли.