Трогательный разсказъ Нелли, отозвавшійся въ самомъ сердцѣ ея горемыки-собесѣдницы, давалъ лишь слабое понятіе о мученіяхъ, испытанныхъ ею въ послѣднее время. Не говоря уже о томъ, что она не могла быть вполнѣ откровенна съ еле знакомой женщиной, не могла разсказать ей всего о своей одинокой, безотрадной жизни, о своихъ тревогахъ и опасеніяхъ, о томъ, какой ужасъ наполнялъ ея душу при видѣ грозной тучи, нависшей надъ головой ея милаго дѣдушки, она еще, кромѣ того, боялась какъ нибудь проговориться и повредить старику, и этотъ страхъ останавливалъ ее посреди самыхъ сердечныхъ изліяній. Вотъ почему въ разсказѣ своемъ она лишь слегка коснулась главнаго горя, главной причины, заставлявшей ее страдать.
Вѣдь плакала-то она не потому, что ей жалко было самое себя, не потому, что ей такъ скучно жилось, безъ подругъ, безъ удовольствій, на которыя такъ падки дѣти ея лѣтъ, не потому, что ей приходилось проводить всѣ вечера и ночи одной: она видѣла, что старика гнететъ какое-то тайное горе, что онъ съ каждымъ днемъ слабѣетъ, иной разъ заговаривается, и невыразимо терзалась, слѣдя за нимъ шагъ за шагомъ и все болѣе и болѣе убѣждалась въ томъ, что это тайное горе сводить его съ ума. Къ тому же она знала, что во всемъ мірѣ нѣтъ ни одной души, кто принялъ бы въ нихъ участіе, помогъ бы добрымъ совѣтомъ. Подобныя мученія были бы не подъ силу и взрослому человѣку, какимъ же тяжкимъ бременемъ они ложились на душу ребенка, жившаго, какъ мы видимъ, среди самой неприглядной обстановки.
А старикъ и не подозрѣвалъ того, какъ страдала его внучка. При немъ она такая же заботливая, любящая, такая же веселая, какъ и всегда: смотритъ на него и улыбается, придетъ онъ домой, она бѣжитъ къ нему на встрѣчу, да такая довольная, такая радостная. Онъ и думаетъ: «слава Богу, по крайней мѣрѣ внучка счастлива». Онъ воображаетъ, что читаетъ въ ея сердцѣ, какъ въ открытой книгѣ, а тамъ, въ глубинѣ этого любящаго сердечка, таится великая скорбь, только она прячетъ ее отъ глазъ дѣдушки.
Было время, когда она счастливая, беззаботная, весело, какъ птичка, щебетала въ этихъ угрюмыхъ комнатахъ, казавшихся еще угрюмѣе въ сравненіи съ ея молодой, еле распускающейся жизнью. Но это время прошло. Давно уже не слышно ея звонкаго голоска: цѣлыми часами сидитъ она такая же молчаливая, такая же неподвижная, какъ и окружающія ее древности.
Одна изъ комнатъ ихъ дома выходила окномъ на улицу. Вотъ у этого-то окна она обыкновенно садится въ сумерки и думаетъ свою горькую думу. Нѣтъ ничего утомительнѣе, какъ не спать по ночамъ ожидая кого нибудь. Стараясь развлечься, она поглядываетъ на прихожихъ, на противоположныя окна, гдѣ иной разъ появляются какіе-то лица, и воображеніе ея начинаетъ разыгрываться. Ей хочется знать, какія тамъ комнаты; неужели такія же скучныя, какъ и та, въ которой она сидитъ; кто и какъ тамъ живетъ; видятъ ли ее жильцы того дома и радуются ли ея появленію у окна, какъ она радуется, глядя на нихъ и чувствуя себя, какъ будто не совсѣмъ одинокой. Она такъ долго смотритъ на какую-то кривую трубу, что ей наконецъ представляется, что это не труба, а какая-то страшная рожа; рожа хмурится на нее и старается заглянуть въ комнату. Дѣвочка немного успокаивается, когда наступившая темнота скрываетъ это пугало отъ ея глазъ. Однако, когда фонарщикъ зажигаетъ фонарь и этимъ напоминаетъ ей, что уже поздно, ей становится еще грустнѣй и какъ-то жутко оставаться одной въ темной комнатѣ. Она со страхомъ оглядывается назадъ и, убѣдившись, что все благополучно, никто не стоить за ея спиной, снова принимается смотрѣть на улицу. Вотъ кто-то несетъ гробъ; за нимъ молча слѣдуютъ нѣсколько человѣкъ: они спѣшатъ къ тому дому, гдѣ лежитъ покойникъ. Дѣвочка вздрагиваетъ, мысли ея принимаютъ еще болѣе грустное направленіе; ей живо представляется осунувшееся лицо дѣдушки, его дряхлая походка, мутный взглядъ; сердце замираетъ отъ ужаса. Что, если онъ умретъ, что, если онъ внезапно заболѣетъ и его привезутъ мертваго, или, что еще хуже, возвратясь какъ нибудь домой, онъ благословитъ ее и поцѣлуетъ, какъ и всегда и въ то время, какъ она, ничего не подозрѣвая, будетъ спать и видѣть веселые сны, онъ лишить себя жизни и кровь его заструится по полу и потечетъ до самой ея двери. Нѣтъ, это невыносимо! Она старается отогнать назойливыя мысли и опять глядитъ въ окно: теперь и тутъ ей нечѣмъ развлечься: уличная жизнь мало-по-малу стихаетъ. Лавки закрываются, сосѣди ложатся спать, судя по огонькамъ, мелькающимъ то тамъ, то сямъ въ верхнихъ этажахъ. Изъ одной только лавки пріятный красноватый свѣтъ падаетъ на мостовую, но и онъ вскорѣ исчезаетъ и на улицѣ становится темно, тихо и безлюдно, развѣ послышатся торопливые шаги одинокаго прохожаго, да запоздавшій сосѣдъ безцеремонно забарабанитъ въ свою дверь, требуя, чтобы его впустили домой.
Поздно ночью Нелли запираетъ окно и ощупью пробирается внизъ. Ей страшно, ей кажется, что она непремѣнно встрѣтить на лѣстницѣ одного изъ тѣхъ уродовъ, которые стоятъ внизу, въ лавкѣ, и часто тревожатъ ее во снѣ. Но вотъ она входитъ въ свою хорошенькую комнатку, освѣщенную изящной лампой, и нервы ея успокаиваются. Она становится на колѣни и долго и горячо молится Богу, она просить Его успокоить дѣдушку, возвратить имъ прежнее счастье, да такъ въ слезахъ и засыпаетъ, а чуть-свѣтъ уже вскакиваетъ съ постели; ей чудится, что дѣдушка звонить и ждетъ, чтобы она отворила дверь.
Дня три спустя послѣ свиданія Нелли съ женой Квильпа, старикъ — ему совсѣмъ нездоровилось — сказалъ внучкѣ, что онъ въ эту ночь не выйдетъ изъ дома. При этомъ извѣстіи Нелли вспыхнула отъ радости, но лишь только она взглянула на дѣда, на его страдальческое лицо, глаза ея отуманились грустью.
— Два дня, цѣлыхъ два дня прошло съ тѣхъ поръ, а онъ и глазъ не кажетъ! молвилъ старюсь подавленнымъ голосомъ. — Что онъ тебѣ говорилъ, дитятко?
— Да то самое, что я вамъ передавала, дѣдушка.
— Такъ, такъ! А ты все-таки повтори, Нелли, что онъ тогда тебѣ сказалъ, память начинаетъ мнѣ измѣнять. Неужто онъ такъ-таки ничего не велѣлъ передать, кромѣ того, что придетъ повидаться со мной дня черезъ два или три?
— Ни одного слова, дѣдушка. Да, если хотите, я могу завтра опять къ нему сходить. Я живо сбѣгаю, къ завтраку вернусь домой.
— Напрасно, говоритъ старикъ. — Это ни къ чему не поведетъ. Онъ тяжело вздохнулъ и обнялъ дѣвочку. — Если онъ броситъ меня теперь, когда я могъ бы, съ его помощью, вернуть все, что потерялъ, могъ бы вознаградить себя за пережитыя муки — онѣ-то и довели меня до такого ужаснаго состоянія — я совсѣмъ пропаду, а главное, вмѣсто того, чтобы сдѣлать тебя богатой, о чемъ я только и хлопоталъ, я оставлю тебя нищей. Господи! неужели намъ придется идти по міру.
— Что за бѣда! весело воскликнула дѣвочка. — Лучше быть нищими, да счастливыми!
— Нищими, да счастливыми! Ты сама не знаешь, что говоришь, голубка моя!
— Нѣтъ, я знаю, что говорю, милый дѣдушка. Въ тысячу разъ лучше побираться, или въ потѣ лица добывать себѣ насущный кусокъ хлѣба, чѣмъ жить такъ, какъ мы теперь живемъ.
Дѣвочка совсѣмъ преобразилась. Слова ея дышатъ энергіей, личико раскраснѣлось, голосъ дрожитъ.
— Что съ тобой, что ты говоришь? удивился старикъ.
— Да, да, въ тысячу разъ лучше, чѣмъ такъ жить, какъ мы живемъ, настойчиво повторяетъ Нелли. — Если у васъ есть какое нибудь горе, подѣлитесь имъ со мной, я буду васъ утѣшать, буду, какъ сидѣлка, за вами ухаживать. Если мы обѣднѣли, мы будемъ вмѣстѣ ходить изъ дома въ домъ, будемъ жить Христовымъ именемъ, лишь бы мнѣ не разставаться съ вами, лишь бы мнѣ всегда быть около васъ. Я вижу, что вы становитесь все слабѣе и слабѣе, и не знаю отчего это, что съ вами. Силъ моихъ нѣтъ выносить эту неизвѣстность. Я умру съ горя. Милый дѣдушка, уйдемъ поскорѣе изъ этого гадкаго дома.
Старикъ закрылъ лицо руками и зарылся головой въ подушку.
— Уйдемъ завтра рано утромъ и никогда, никогда ужъ сюда не вернемся, продолжаетъ дѣвочка, обнявъ его за шею. — Чтобы намъ больше не видать этихъ скучныхъ, противныхъ домовъ! Забудемъ о деньгахъ, обо всемъ, что васъ тревожитъ теперь. Мы пойдемъ въ поле, въ лѣсъ, въ одной деревнѣ отдохнемъ, въ другой поѣдимъ, будемъ спать подъ открытымъ небомъ, въ тѣни деревьевъ, когда солнышко такъ весело свѣтитъ, вѣтерокъ такъ пріятно дуетъ въ лицо. Много ли намъ нужно! А когда вы устанете, мы поищемъ для васъ укромный уголокъ: вы будете отдыхать, а я въ это время буду собирать за двоихъ.
И Нелли залилась слезами, еще крѣпче прижимаясь къ милому дѣдушкѣ. Старикъ плакалъ вмѣстѣ съ ней.
Изливая другъ передъ другомъ всю свою душу, они и не подозрѣвали, что кто нибудь можетъ быть свидѣтелемъ ихъ горькихъ слезъ, ихъ сѣтованій на судьбу. А между тѣмъ, это чисто семейная сцена разыгралась передъ глазами совершенно посторонняго человѣка и этотъ непрошенный наблюдатель былъ никто иной, какъ уродъ Квильпъ. Онъ вошелъ въ комнату въ ту самую минуту когда Нелли побѣжала къ дѣдушкѣ и сѣла, прижавшись къ нему, на кушеткѣ, такъ что она не могла его видѣть. Не желая, вѣроятно изъ деликатности, прерывать ихъ разговоръ, онъ остановился въ нѣкоторомъ разстояніи, скаля на нихъ зубы. Но такъ какъ онъ уже порядочно усталъ отъ ходьбы и не хотѣлъ еще больше утомлять свою особу долгимъ стояніемъ, онъ безъ всякой церемоніи, — по своему обыкновенію вездѣ распоряжаться, какъ у себя дома, — прыгнулъ въ заранѣе намѣченное имъ кресло съ свойственными ему обезьяньими ужимками, влѣзъ на его спинку, перебросилъ одну ногу на другую, уперся подбородкомъ въ ладонь, склонилъ голову немного на сторону, скорчилъ безобразную гримасу и сталъ внимательно прислушиваться. И вотъ въ этой-то позѣ, къ величайшему своему изумленію и даже испугу, нечаянно замѣтилъ его старикъ.
Дѣвочка вскрикнула, увидѣвъ это милое лицо. Оба съ ужасомъ смотрѣли на карлика; они не хотѣли вѣрить своимъ глазамъ. Но это нисколько не смутило Квильпа. Онъ преспокойно оставался на своемъ мѣстѣ, только раза два снисходительно кивнулъ имъ головой. Наконецъ старикъ очнулся и спросилъ его, какимъ образомъ онъ къ нимъ попалъ.
— Самымъ обыкновеннымъ путемъ, сосѣдъ, отвѣчалъ карликъ, указывая черезъ плечо на дверь.
«Я, говорить, къ сожалѣнію не такъ малъ, чтобы пролѣзать сквозь замочную дыру.
Я, говоритъ, пришелъ къ вамъ по дѣлу, сосѣдъ, мнѣ надо сказать вамъ кое-что наединѣ, безъ свидѣтелей. До свиданія, милая Нелли», и онъ мотнулъ по направленію къ ней головой.
Нелли взглянула на дѣда. Тотъ поцѣловалъ ее въ щеку и сдѣлалъ знакъ, чтобы она вышла.
— Фу ты, какой сладкій поцѣлуй! Да вѣдь какъ угодилъ, прямо въ румяную щечку.
И карликъ зачмокалъ губами.
Нелли поспѣшила уйти. Тотъ искоса поглядывалъ на нее, любуясь ея граціозной походкой, а когда дверь за ней затворилась, сталъ передъ дѣдомъ восхищаться ея красотой.
— Ну, да и внучка у васъ, сосѣдъ, просто прелесть! розовенькая, хорошенькая, настоящій бутончикъ! говорилъ онъ, а самъ, отъ удовольствія, поглаживалъ колѣни и прищуривалъ глазки.
Старикъ силился улыбнуться. Онъ съ трудомъ сдерживаетъ гнѣвъ, а тому это и на руку: для него нѣтъ большаго наслажденія, какъ мучитъ кого нибудь.
— Тоненькая, миніатюрная, продолжаетъ Квильпъ, какъ будто и въ самомъ дѣлѣ его серьезно занимаетъ этотъ вопросъ. — Писаная красавица: носикъ точно выточенный, губки алыя, кожа тонкая, прозрачная, всѣ жилки видны, ножка маленькая… Что съ вами дѣлается, сосѣдъ, вы то блѣднѣете, то краснѣете.
Карликъ медленно спустилъ ноги съ кресла.
— Никакъ не воображалъ, чтобы въ ваши лѣта можно было такъ горячиться. Вы вѣрно нездоровы?
— Да, у меня голова горитъ, застоналъ старикъ:- со мной повременамъ творится что-то недоброе, даже страшно становится.
Карликъ не спускалъ глазъ съ старика. Тотъ нѣсколько разъ прошелся въ сильномъ волненіи по комнатѣ, потомъ сѣлъ на прежнее мѣсто, опустилъ голову и задумался.
Вдругъ онъ встрепенулся.
— Говорите прямо, принесли вы мнѣ деньга или нѣтъ? спрашиваетъ онъ Квильпа.
— Нѣтъ, не принесъ.
— Ну, значитъ, мы пропали!
И онъ въ отчаяніи сталъ ломать руки
— Сосѣдъ, заговорилъ Квильпъ, онъ сурово глядѣлъ на старика и барабанилъ по столу, чтобы привлечь его вниманіе. — Сосѣдъ, хоть вы и прятали отъ меня свои карты, но я не стану платить вамъ той же монетой, я буду откровененъ съ вами. Сосѣдъ, я узналъ вашу тайну.
Старикъ съ испугомъ посмотрѣлъ на него.
— Васъ это удивляетъ. Оно и понятно. Повторяю, я узналъ вашу тайну. Всѣ деньги, которыя я вамъ давалъ взаймы, шли… сказать куда?
— Говорите, если хотите.
— Въ игорный домъ, гдѣ вы проводили всѣ ночи, прошипѣлъ карликъ. — Такъ вотъ онъ, тотъ знаменитый планъ, на который вы возлагали такія великія надежды, ради котораго готовы были выманить у меня всѣ деньги: (какъ-же, нашли дурака!), ваша золотая руда, вашъ Эльдорадо!
— Да, это правда, я жилъ, живу и до послѣдняго моего часа буду житѣ этой надеждой, вскричалъ старикъ воодушевляясь.
— И я позволилъ себя одурачить ничтожному игроку! проговорилъ карликъ, съ презрѣніемъ глядя на старика.
— Я вовсе не игрокъ, кричалъ старикъ, задѣтый за живое. — Видитъ Богъ, что я никогда не игралъ ни ради наживы, ни изъ любви къ картамъ… Прежде чѣмъ ставить ставку, я каждый разъ мысленно произносилъ имя моей сиротки и молилъ Бога, чтобы онъ благословилъ мою игру. Но Онъ не внялъ моимъ молитвамъ и я ни разу не выигралъ, прибавилъ онъ упавшимъ голосомъ. — Кому же шли на пользу мои деньги? Негодяямъ, грабителямъ, развращающимъ, растлѣвающимъ людей съ помощью денегъ, тогда какъ, если бы счастье было на моей сторонѣ, выигранныя деньги ушли бы всѣ до послѣдней копѣйки на обезпеченіе невиннаго ребенка и скрасили бы ему жизнь. Скажите, кто на моемъ мѣстѣ устоялъ бы противъ такого соблазна!
— А съ которыхъ поръ вы начали вести эту безумную игру? спросилъ Квильпъ.
Насмѣшливая улыбка на минуту сбѣжала съ его лица, даже и его проняло горе старика.
— Съ которыхъ поръ я началъ?
Старикъ провелъ рукой по лбу, какъ будто соображалъ что-то.
— Когда, въ самомъ дѣлѣ, я началъ играть? Да, помню, помню. Мнѣ какъ-то вздумалось подвести итогъ моему имуществу, всему, что я съ такимъ трудомъ накопилъ въ продолженіе многихъ лѣтъ. Когда я увидѣлъ, что сбереженія мои ничтожны, ихъ не хватило бы даже на то, чтобы обезпечить сиротку отъ нищеты, а я между тѣмъ становлюсь старъ, я и рѣшился попытать счастье въ картахъ.
— Это было послѣ того, какъ вы приходили ко мнѣ въ первый разъ просить устроить вашего драгоцѣннаго внука на какомъ нибудь кораблѣ?
— Да, вскорѣ послѣ того. Я долго еще не могъ освоиться съ этой печалью, она даже во снѣ не оставляла меня въ покоѣ, но наконецъ забота о внучкѣ взяла верхъ, и я пошелъ въ игорный домъ. Игра не доставляла мнѣ ни малѣйшаго удовольствія. Да и что хорошаго — проводить ночи безъ сна, постепенно терять душевное спокойствіе, разстраивать здоровье и все проигрывать, проигрывать безъ конца.
— Стало быть вы пришли ко мнѣ просить денегъ взаймы тогда, какъ уже спустили въ карты все, что у васъ было. Вы увѣряли меня, что скоро разбогатѣете, а на самомъ дѣлѣ были уже на пути къ нищетѣ! Хорошо еще, что я вовремя взялъ у васъ закладную на все ваше имущество. Карликъ всталъ съ своего кресла и оглядѣлъ лавку: все ли, молъ, на мѣстѣ, не унесли ли чего послѣ описи. — Да неужели-жъ вы ни разу не выиграли? спросилъ онъ, удовлетворившись осмотромъ.
— Ни единаго раза, простоналъ старикъ.
— Странно, а я думалъ, что если постоянно играешь въ карты, то въ концѣ концовъ непремѣнно выиграешь, и ужъ во всякомъ случаѣ не останешься въ проигрышѣ, насмѣхался карликъ.
— Да оно такъ и есть, я это зналъ съ самаго начала, какъ только сѣлъ играть, и теперь больше чѣмъ когда либо въ этомъ увѣренъ, вскричалъ старикъ, сбросивъ съ себя прежнюю апатію и внезапно оживляясь. — Послушайте, Квильпъ, вотъ уже три ночи кряду я вижу во снѣ, что выигрываю большую сумму. Я никогда еще не видѣлъ такого сна. Это недаромъ. Дайте же мнѣ возможность выиграть ее на самомъ дѣлѣ. Мнѣ не къ кому обратиться, кромѣ васъ. Не покидайте меня въ такую минуту, когда счастье готово мнѣ улыбнуться.
Карликъ качалъ головой, пожималъ плечами.
— Взгляните сюда, добрѣйшій Квильпъ, говорилъ старикъ, дрожащей рукой вытаскивая изъ кармана какія-то бумажонки. — Эти цифры — плодъ долгихъ вычисленій и горькаго, тяжелаго опыта. Видите, я непремѣнно долженъ выиграть; мнѣ только нужна небольшая сумма, нѣсколько фунтовъ стерлинговъ, какихъ нибудь 40 фунтовъ, не больше.
— Въ послѣдній разъ я вамъ далъ семьдесятъ фунтовъ, и вы ихъ спустили въ одну ночь.
— Знаю, добрѣйшій мой, знаю. Что-жь дѣлать. Тогда я еще не былъ въ ударѣ, а теперь фортуна навѣрно будетъ ко мнѣ благосклонна. Квильпъ, сжальтесь надъ бѣдной сиротой! старикъ трясся всѣмъ тѣломъ, бумажка, точно отъ вѣтра, колыхалась въ его рукѣ. — Если бы я былъ одинъ, я бы съ радостью умеръ, я бы, можетъ быть, даже предупредилъ судьбу, несправедливую, жестокую, которая подкашиваетъ жизнь счастливыхъ и сильныхъ, а не посылаетъ смерти тому, кто въ отчаяніи рвется къ ней, ждетъ ее какъ манны небесной. Помните — все, что я дѣлалъ, я дѣлалъ для нея. Помогите же, умоляю васъ, не ради меня, а ради нея.
— Жаль, сказалъ карликъ, посмотрѣвъ на часы съ полнѣйшимъ безучастіемъ къ жалобѣ старика, — что у меня есть дѣло въ городѣ, а то я съ удовольствіемъ посидѣлъ бы съ вами, пока вы успокоитесь.
— Не уходите, Квильпъ, выслушайте меня.
Старикъ задыхался. Онъ схватилъ карлика за полу сюртука.
— Помните, я вамъ много разъ говорилъ о ея матери. Ея горькая судьба и боязнь за внучку, какъ бы и ее не постигла та же участь, толкнула меня въ игорный домъ. Примите это во вниманіе и не осуждайте меня. Вы много нажили, благодаря мнѣ, не откажите-жъ мнѣ въ послѣдній разъ!
— Право же я не могу этого сдѣлать, сказалъ Квильпъ, противъ обыкновенія, вѣжливо. — Послушайте сосѣдъ, что я вамъ скажу. Вотъ ужъ правду говорить пословица «на всякаго мудреца довольно простоты». Я такъ вдался въ обманъ, благодаря вашей скаредности, нечего сказать, славную жизнь вы ведете съ внучкой…
— Всего себя лишаемъ мы въ надеждѣ, что фортуна наконецъ улыбнется намъ, перебилъ его старикъ.
— Теперь-то я все понимаю. Я хотѣлъ только сказать, продолжалъ Квильпъ, — что я былъ такъ обмануть вами, вы меня такъ провели, наобѣщавъ цѣлую кучу золота въ видѣ процентовъ, а вы вѣдь слыли за богатаго человѣка, что я и сейчасъ далъ бы вамъ требуемую вами сумму по простой роспискѣ, если бы не узналъ случайно, что все это пуфъ, что вы просто-напросто игрокъ.
— Отъ кого вы это узнали? спросилъ въ отчаяніи старикъ. — Кто могъ, не смотря на всѣ принятыя мною предосторожности, открыть мою тайну? Назовите мнѣ этого человѣка!
Хитрый карликъ сейчасъ же сообразилъ, что если онъ выдастъ Нелли, то долженъ будетъ признаться, что подслушивалъ ее у двери. Но такъ какъ это признаніе не представляло для него никакой выгоды, то надо было придумать что нибудь иное.
— А какъ вы думаете, кто-жъ это могъ сдѣлать? спросилъ онъ въ свою очередь, чтобы выиграть время.
— Да кто-жъ, если не Китъ? больше некому. Вы, вѣроятно, его подкупили, чтобы онъ за мной подсматривалъ.
— Какъ могло это придти вамъ въ голову, молвилъ Квильпъ съ состраданіемъ. — Ну что-жъ, дѣлать нечего, придется выдать его. Да, мнѣ это передалъ Китъ. Бѣдный Китъ!
Затѣмъ онъ дружески простился съ старикомъ и вышелъ. Пройдя нѣсколько шаговъ по улицѣ, онъ остановился и на лицѣ его изобразился восторгъ.
— Бѣдный Китъ! бормоталъ онъ, посмѣиваясь. — Вѣдь это, кажется, Китъ говорилъ, что такого безобразнаго карлика, какъ я, и за деньги не увидишь. Ха, ха, ха, бѣдный Китъ! И онъ удалился, продолжая хохотать себѣ подъ носъ.